Погоня за тенью

Порой лучший королевский дар — это не заметить подданного. Во время утреннего приема Гиннар стоял за спиной Хранителя Закона, пока тот докладывал о поисках сбежавшего убийцы. Радовался, что докладывает не он. За минувшие дни они не продвинулись ни на шаг. Про себя Гиннар уже решил, что и не продвинутся. Его Величество, казалось, тоже сомневался в результатах поисков. Пустословие он принял спокойно, недовольства не выразил, не потребовал удвоить усилия. Но и новых приказов не отдал. Неужели его устроил такой отчет? Караульный зал тюремного сектора, где привычно было слышать разве что гомон стражей, встретил Гиннара разговором, в котором звучал женский голос. Ему тихо отвечал старый Грон. — ...вчера?! Как вчера? Почему же? — А что же тянуть-то? Все же ясно. Гиннар задержался в тени арки и прислушался. Голос казался знакомым. — Но мне только вчера рассказали... Я думала, успею! Пока свидетели соберутся, пока Хранитель Закона всех выслушает... — Так вчера утром и собрались, и выслушал всех почтенный советник. Или тебе сказать есть что-то важное? — Есть. — Так и скажи сейчас. — Но сейчас уже бесполезно! — И-и-и, красавица! А вчера что пользы было бы? Парнишка твой, дурная голова, в третий раз за караул по пьянке попадает! Тут хоть говори, хоть молчи, а поротым быть. — Ну... да, но… понимаешь, почтенный... Взрослому гному порка — это же стыд какой. А я что? Молодая, глупая. Говорят, если двери Зала открыть, то... Да все равно поздно уже! Гиннар едва не ахнул вслух. — Вот придумала — так придумала! — воскликнул Грон. — Порка — стыд? А невинную девчонку вместо себя к палачу отправлять — не стыд будет? Сам отведал, другой раз вовремя вспомнит, что взрослый гном! Гиннар шагнул из-под арки. Навстречу ему повернулась и присела в поклоне девушка, невысокая, пышногрудая, в серебристо-голубой накидке и платье с пышной темно-синей юбкой, по которой вился серебряный узор. — Доброго утра тебе, достойный Гиннар. — Доброго утра, — возвратил тот поклон. — Почтенный Грон? — Вот... к тебе она. По делу. Говорит, Строри ей друг. — Вот как? Девушка выпрямилась, откинула капюшон со светлых кудрявых волос, глянула и смущенно спрятала взгляд. — Раз дело, прошу. Он провел посетительницу к себе в кабинет, оставив дверь открытой (негоже с юной девицей уединяться), предложил сесть. Она опустилась на резную скамью у стены. Выглядела и держалась она иначе, чем в прошлую встречу, но память Гиннара не подвела. История четырехмесячной давности была шумной и скандальной, даже старейшин из Королевского Совета перессорила. А Хранителю Закона Рагнару добавила репутации безжалостного судьи. Двое молодых гномов оказались в Залах Целителей с серьезными ранениями. Неудачная охота? Но эти двое не ездили охотиться. Стычки на заставах? Не случалось. Значит, поединок? Лекари о раненых Хранителю Закона тут же доложили. Рагнар отправился в Залы Целителей сам, прихватив Гиннара, и расследование началось. Что бы ни говорили гномы о Рагнаре, дело свое он знал, вопросы задавать умел и правду выяснил быстро. «Глупость, конечно. Молодость», — буркнул он тогда Гиннару. Тот дивился глупости парней, пока не увидел вызванную для допроса девицу — невысокую, светловолосую, изумительно красивую особенной, беззащитной красотой расцветшего среди голых камней цветка. Глядя на нее, Гиннар горячих драчунов понял. Раненые парни отмалчивались, никого не обвиняли, разбирательства не требовали, да и друг на друга смотрели без вражды. Так бы все и закончилось, но у каждого нашлись родственники и заявились к Хранителю Закона возмущенной толпой. Историю они рассказывали одну на всех и винили девушку. Она пришла с отцом. Глядела на толпу жалобщиков большущими серо-голубыми глазами и теребила в руках вышитый платок. Голоса ее Гиннар так и не услышал. Сообразив, что дело щепетильное, Рагнар отвел ее в соседний зал побеседовать наедине. Гиннар остался с ворчливыми просителями и посматривал на Рагнара в открытые двери. Ни по жестам, ни по выражению лиц невозможно было понять, о чем идет разговор, а голосов не слышно. Родственники парней гневались на девушку. Еще бы красоту в преступление вменили, в самом деле! Ну, сказала она что-то не то. Парням-то головой думать Махал не запретил! Да и не была эта девчонка похожа на злодейку-соблазнительницу... Он ждал, что поговорят-поговорят, и обиженные родственники уйдут восвояси. Но Рагнар, вернувшись, произнес краткую речь о почете, которым окружают гномы своих женщин, о женской ответственности… А потом объявил: «Уну, дочь Ульвара, препроводить в темницы и подвергнуть наказанию десятью ударами розги. Никаких иных притеснений не чинить и дело считать законченным». Гиннар слушал и понимал, что проблема из-за Уны будет еще у одного парня. У него. Женщины в бытность Гиннара порога Закрытого Зала не переступали. Пришли двое стражей. Гиннар вручил им свиток с решением Хранителя Закона; они увели растерянно озирающуюся девушку. Отец ее, мастер-ювелир Ульвар, поклонившись Рагнару и бросив злой взгляд в сторону жалобщиков, тоже удалился. Родственнички потянулись следом, стуча подкованными каблуками по каменным плитам — словно бы искры пытались высечь, чтобы фейерверком отметить победу. Вернувшись в тюремный сектор, Гиннар заглянул в маленький зал, куда помещали вновь прибывших «постояльцев». Приоткрыв окошко в двери, услышал всхлипы. Неужели обидели по дороге? Он вызвал старшего из стражей, сопровождавших Уну. — Ну что ты, Гиннар, нешто мы орки?! Споткнулась она, Стурм подхватил ее под локоть… А она как дернется, как закричит — и в слезы! Не подпускает теперь никого и не слушает, вон, даже Грона… За что ее к нам-то? — шепотом спросил стражник. — Чего натворила? Гиннар только махнул рукой. Он вернулся к «прихожей» и снова глянул в дверное окошко. Уна сидела на полу, в дальнем углу. Прижалась спиной к стене, укрыла ноги широкой темно-узорчатой юбкой, а руки — накидкой. Лица видно не было, только светлые кудрявые волосы, собранные в сложный узел, блестели искорками белого золота. Женщина неприкосновенна. Оскорбивший женщину не найдет у соплеменников ни понимания, ни сочувствия. Но закон-то для всех один, и в этих стенах нет мужчин и женщин, есть подданные Подгорного Короля, по закону заслужившие наказание. Как наказать подданного, не нанеся обиды женщине? Гиннар покусал губы, соображая. Отвлечь чем-нибудь напуганную девчонку? В хозяйственной комнатке лазарета обнаружился Хедин. Как всегда сердитый и насупленный, он шумно резал травы и бросал их в миску. На маленькой жаровне закипала в котелке вода. Заметив Гиннара, Хедин огрызнулся: — Вот не было печали, в Зал волочь девчонку! Что она страшного натворила? — Да кабы страшного, — поморщился Гиннар. — Из-за нее двое парней подрались, поранили друг друга крепко. Хедин вытаращился: — Вот так-так! А она-то в чем виновата, если это у них головы дурные? — Родичи их решили, что виновата. Наговорила да наобещала обоим… Рагнар решил так же. Нам постановил ума ей добавить. — Розгой! — ощетинился Хедин. — Ну, ну... Ты бы слышал, как Викар ругался, когда узнал! Даже я пару новых слов запомнил! Ну как она от испуга брыкаться начнет? Ей что, руки крутить, как загулявшему рудокопу?! Гиннар вздохнул, посмотрел на миску с травами: — Болотного корня положи побольше. И вообще, покрепче завари. Хедин фыркнул в усы что-то невразумительное и потянулся за склянкой. Гиннар задумчиво произнес: — Я бы решил, что Рагнар ошибся. Но... ее отец там был. Не спорил, не защищал. Обвинители родниками горными разливались, а он молчал. А ведь дочь родная. Хедин сердито брякнул крышкой склянки... — Что за дело привело тебя сюда, Уна, дочь Ульвара? — Теперь уже никакое, — прошелестела она, глядя на свои руки, сложенные на коленях. — Я... хотела помочь Строри. А почтенный Грон сказал, что приговор был вынесен еще вчера. — Да. — Гиннар подошел, присел на скамью рядом. — Чем ты хотела ему помочь? Она качнула головой, звякнули тонкие подвески серег. — Рассказать, как все было. — Разве те, кто был с ним в таверне, рассказали неправду? — Не всю правду. Из-за меня же все! — И этот раз из-за тебя? Она подняла повлажневшие глаза. — Что скажет Уна, дочь Ульвара, над чем я не посмеюсь? Она встала. Гиннар, спохватившись, тоже встал и, примирительно подняв руки, заступил ей дорогу: — Нет, нет, постой. Я подумал о другом… Ничего смешного. Извини. Продолжай, я слушаю. — Ты не знаешь, — сказала она тихо. — Те парни... Я не хотела зла. Просто не знала, как сказать, что... ну, что из них мне не нужен ни один. Пыталась не обидеть, а вышла такая глупость. Мы со Строри встречались давно, с тех пор, как наша семья сюда переехала. Он собирался пойти к моему отцу, но хотел подзаработать да обустроиться. За нищего лоботряса кто же дочь отдаст? — Но Строри просто перепил и подрался в таверне. Почему ты решила, что это из-за тебя? — Да, перепил. Слаб он на это дело. И сам знает. Но держался! А тут приятель зазвал его посидеть в таверне. Мол, уезжаю скоро, то да се... А там разговоры. — Продолжай. — Есть там один любитель подзуживать. Суртом звать. Он ляпнул, что... Как со мной свяжешься, потом дружить будешь или с лекарем, или с палачом. Строри не стерпел. Да и кто бы промолчал? А Сурту того и надо! Он любую гадость про любого скажет, лишь бы до спора и драки довести... Строри, конечно, сглупил, но этого наглеца пора к ответу призвать! Ведь не первый же раз! — Интересно. — Гиннар прошелся до стола, развернулся. — Прежде на этого Сурта не жаловались. — Хитрый он. Устроит гадость — и в сторону. Как виноватых искать начинают, так он и ни при чем. А я запомнила... Но доказать нечем, кроме моих слов. А меня же всерьез не принимают! Уна всхлипнула, достала из поясной сумочки платок и промокнула глаза. Гиннар вернулся к ней: — Молодец, что все рассказала. Разговоры с провокациями — повод для разбирательства. Но Строри-то это как должно было помочь? Или… не это? Она вспыхнула и опустила голову. — Вот же глупая! — со смесью жалости и досады прикрикнул Гиннар. — Кто он, твой Строри? Гном или пустой породы кучка? Забудь и помыслить не смей о таком! Уна совсем сжалась, всхлипнула. — Как это тебе в голову-то пришло? — спросил Гиннар мягче. — Так ведь из-за меня же. — Она уткнулась в платок и отвернулась. — Мне казалось, так будет честно. — Честно? За чужую глупость отдуваться — честно? — Но тогда… советник Рагнар говорил же… «Да будь он неладен, Рагнар этот». — Рангар говорил об осторожности в речах и ответственности за свои слова, а не за чужую придурь. И советник Драупнир, если я такое здесь допущу, голову с меня снимет. — Он подошел ближе, осторожно погладил ее по плечам. — Уна, такого самопожертвования от женщины не примет ни один гном. На будущее говорю, раз мил тебе этот обормот. Жалеешь — жалей. Но подставляться вместо него не вздумай. Погубишь и его, и себя. — Я поняла, — Уна шмыгнула носом. — Его очень сильно наказали? «Хочешь знать, на что собиралась нарваться?» — Тридцатью розгами. И в тюрьму на полмесяца. Она охнула, прикрыв ладошкой рот, распахнула глаза… Ничего, пусть пугается. Его самого ознобом продирало при мысли, что она могла действительно сотворить задуманную глупость. Успокоившись, Уна прошептала: — Ты позволишь увидеть Строри? — Куда же тебя девать? — вздохнул Гиннар. — Ненадолго только. Идем... Строри лежал на нарах, свернувшись на левом боку и уложив голову на руку. На лязг замка он вскинулся и вскочил с нар: — Уна! Она влетела в камеру, бросилась к нему, обняла, прильнула. Гиннар задержался на пороге. — Что, ну что ты натворил?! Ты же говорил, что осторожно! Ты обещал! — Прости, сердечко мое, прости дурака... — Точно дурак!.. И за что я люблю тебя, за что?! Сама бы выпорола! — Ну не сердись. Огреб уже за дурость свою, вон, сижу едва... А ты как здесь оказалась? Уна отстранилась, заглянула ему в лицо, погладила по щеке: — А как бы я могла здесь оказаться? Пришла и попросила встречи. — Вот так просто? Гиннар переступил порог камеры — как раз когда Строри, продолжая обнимать Уну, поднял голову и глянул на него поверх ее плеча. Криво усмехнулся: — Ну да, как я не догадался. Он осторожно, морщась от боли, опустился на нары. Устроился, расслабился. Выдохнул. Уна села рядом, прильнула к его плечу. Гиннар отодвинул к стене напротив табурет и тоже сел. Глянул на сидящих в обнимку влюбленных. «Так вот кто ты, сердечный избранник...» Парой они были красивой. Медно-рыжие кудри Строри рядом со светлыми локонами Уны отливали красным золотом. И обнимал он ее хорошо и правильно, как держит камень точно подогнанная оправа. «Где же ты был, парень, когда твою красавицу перед палачом раскладывали?» — Ты почему не сказал про Сурта и причину ссоры? — А что надо было сказать? — покривился Строри. — Что какой-то ушлепок болтал гадости о моей невесте? При свидетелях? Потом над ней же смеялись бы и по всем тавернам судачили! Сходу бы припомнили, что вот недавно здесь же… Он смолк и зло сузил глаза: — Хотя, кому я объясняю… Свою невесту ты бы тоже под розги уложил?! А вот это он зря. — За свою невесту я бы сам под розги лег — если бы вообще позволил ее на такое осудить. Строри вздрогнул, судорожно втянул воздух и дернулся с места. Гиннар осек его: — Не скачи, разбередишь. Парень осел на нары, прикрыв глаза и часто дыша сквозь зубы. Сидеть ему и так было скверно, а уж ерзать… Уна подалась к нему, обняла, ткнулась лбом в шею. Он притиснул ее к себе, коротким жестом владения и защиты. После недолгого молчания снова поднял голову. Гиннар, поймав его взгляд, вздохнул, усмехнулся невесело, качнул косами: — Вот же охотников мстить острым словом… Для этого знать надо, куда бить. А уж взгляды красноречивые меня давно не впечатляют. Знаю я, знаю, каково тебе сейчас и каково было ей. Легче тебе от этого? Строри посопел, кажется, виновато. Сейчас, без капли хмельной дури, глаза у него были ясные и блестящие, и речь тоже ровная. Хотя глядел он по-прежнему упрямо и сердито. Недоверчиво. Но Гиннару его доверие и не требовалось. — Да, так что там с Суртом? Прежде ты с ним сцеплялся вот так же, в тавернах за разговорами? Строри глянул на Уну. Она покивала: — Расскажи. — Ну, было… Да с ним кто только за разговорами не сцеплялся! Язва ядовитая! Втрезве я бы сообразил, как его окоротить. И ловкий, сволочь — всегда вовремя в сторонку уйти успевает! — Понятно. — Толку-то! — дернул щекой Строри. — Будто кому дело есть. — Ты сказал, я услышал. Твои слова проверю. Если кто-то вообразил, что без его помощи мы тут от безделья соскучимся, он разочаруется. Может быть, болезненно… Уна, больше тебе сюда хода не будет. Две недели поскучаешь. Прощайтесь. Пойдем. Он встал и вышел за дверь первым; Уна появилась спустя минуту, тихая и как-то светло задумчивая. Гиннар проводил ее до караульного зала. Расстались молча. Он уже отвернулся, когда она сказала: — Ты добрый. Я это поняла еще тогда. Спасибо. Набросила на голову капюшон и ушла. К Гиннару из-за дальней двери выкатился Грон: — Это ведь она, да? Ювелирова дочка? — Да. — Помнит тебя. — Еще бы не помнила. — Шептались, — понизил голос Грон, — что с ней ты против правил пошел. Пожалел ее будто. — Потому и шептались, что вслух оговорить побоялись. Ты вот что скажи лучше, почтенный Грон… Ты ведь со всеми «постояльцами» беседуешь? Приходилось ли тебе слышать о гноме по имени Сурт, который любит скандальные разговоры заводить? — Да как же! — закивал старик. — Слыхал про такого. Он разговор начнет, а как до драки доходит — его уже и след простыл! — Вот это мне и интересно. Так в какой таверне этот неуловимый провокатор любит посидеть? * * * В Пещеру Горячих Ключей Фили отправился загодя. Он помнил, что Леголас всегда отменно точен, и рассчитал так, чтобы до появления эльфа раздеться и выбрать место в купальне. Решение посетить купальни в обществе эльфа он принял накануне вечером. Не отказываться же. Отказ вызовет подозрения. Вчера к вечернему приему нежданно явился советник Барда Лучника, чьи послы вот только-только отбыли из Эребора. Говорить достойнейший Бран желал о людях племени Степной Лисицы. По такому случаю Фили пожертвовал ужином в компании брата, пригласив за трапезу Брана, а заодно и Леголаса. Бран поведал о послах лисьего племени, которые очень настойчиво набивались на союз, но не рассказали, почему не заключили союз с Эребором. Эльф в беседе не участвовал, но слушал с интересом. А потом напомнил Фили о приглашении в купальни. К приходу эльфа Фили сидел на краю горячего озерка уже раздетым. Полотенце положил рядом, чтобы, выходя из воды, сразу в него завернуться. Леголас появился вовремя. Здороваясь, глянул с чисто эльфийским древним лукавством. Разделся неторопливо, подошел к озерку, тоже сел на край и спустил в воду ноги. Потянулся с удовольствием, поднял руки, чтобы собрать и сколоть в узел длинные волосы. Фили понял, что глазеет. Конечно, по гномьим меркам эльф не считался красивым. Слишком легкое тело, слишком тонкие щиколотки и запястья. Но… — Ты ведь понял, что я здесь не с запланированным визитом. Фили, вздрогнув, очнулся. Сполз в воду и принялся ворочаться, будто искал удобную опору под спиной. — Понял. И еще я понял, что об этих лисьих пришельцах ты говорить при всех не хочешь. — Не хочу. Леголас, оттолкнувшись руками, соскользнул в озерко. Улегся на край, закинув за голову руки: — Так вот, насчет лисьих пришельцев. Отец твоим рассказом о них заинтересовался. Мы решили разведать, что там и как. — Разведка неудачная? — Один из моих спутников ранен. Рана не смертельная. Вернувшись домой, он исцелится… Но дорога к дому неблизкая. Я попросил у вас убежища. Гора — тоже место средоточия древних сил Средиземья, пусть они и иной природы, чем наши. Теперь мы спокойно доберемся до наших лесов. — Я рад, — кивнул Фили, удобнее откидываясь на каменный край озерка. — Желаю скорейшего исцеления твоему другу… Но ты ведь не об этом хотел говорить со мной. — Ничего примечательного не было в лесной крепости. Построена она целиком из дерева, недавно. Население — почти одни мужчины-воины. Но это для тебя не новость. Однако там, в лесу, я ощутил присутствие силы, темной и недоброй. Ты говорил, что у людей есть колдун. — Говорил, — напрягся Фили. — Но этот колдун не был силен. — Я помню. Присутствие силы там ощущалось… она как будто и рядом, и в то же время далека. Но что, если человечий колдун, сам весьма слабый, стал проводником иной воли и могущества… Понимаешь меня? — Понимаю. — Присутствие той силы я ощутил здесь, в Эреборе. Король застыл. Медленно выдохнул, сел прямо: — Здесь? Но твой отец сказал, что не заметил здесь чар! — Он не заметил чар на тебе и на Кили. Но что-то изменилось в Подгорном Королевстве. — Что это значит? — Например, колдун перебрался из лесной крепости в окрестности Горы. Вспомни, Фили, не случалось ли недавно в Эреборе чего-то недоброго, необъяснимого иначе, чем колдовством? Фили снова откинулся на край озерка. Прикрыл глаза. Случалось, еще как случалось! Но рассказывать ли? Об убийстве еще можно рассказать. Леголас даже посоветует что-нибудь полезное. Но будет задавать новые вопросы, выяснять детали, а там недалеко и… Как говорил Ингвар, эльфы мыслей не читают, но как-то все видят и понимают. Фили тряхнуло. Он поерзал, устраиваясь поудобнее. Леголас сполз в озерко поглубже, потом окунулся с головой, под водой плавно перетек на пару-тройку шагов левее и снова вынырнул. Плавным движением поднялся на ноги и развернулся, стоя в воде по ягодицы. Выдернул из узла волос длинную шпильку, встряхнул головой — мокрые платиново-белые пряди упали на плечи и спину. Фили оцепенел. Сердце подпрыгнуло и оборвалось. Он выпрямился, зачерпнул в ладони воды и с силой прижал к лицу. Выждал пару-тройку ударов сердца, опустил руки и выдохнул. Открыл глаза. Леголас перебрался ближе к краю озерка, развернулся и снова уселся по грудь в воде. Вид у него был довольный и беззаботный. — Если я чему и завидую в вашем королевстве, — сообщил он, блаженно прижмурившись, — то вот этой пещере. — Я порой и сам себе завидую, — хмыкнул Фили. — Иной раз так и не вылезал бы… Но дела не ждут. Мне пора. Хорошего отдыха. И спасибо за вести. — Колдун под боком — общая проблема. Если произойдет что-то, сообщи. Фили кивнул, встал и, прихватив полотенце, аккуратно выбрался из воды. Беспокойства из-за обращенного на него взгляда он больше не чувствовал. Он ушел к скамейке, вырубленной в стене пещеры, где сложил свои вещи. Обсушился полотенцем, свернул его и начал одеваться. Ощущение пронзительного взгляда ударило в спину как меч. Фили украдкой оглянулся. Леголас с блаженным видом возлежал в озерке, прикрыв глаза. Показалось. * * * Осмотр двух жилых галерей в северо-восточном секторе не принес результата. Повторяющиеся бесплодные поиски и пустые расспросы утомляли невероятно. Гиннару это надоело. Нужно что-то другое, более действенное. Но хорош он будет, если заявит Хранителю Закона: «Я устал. Все бесполезно. Давайте прекратим поиски»! Нужно предложить что-то взамен. Но что? Разозлившись и на ситуацию, и на себя самого, Гиннар приказал на сегодня поиски закончить. Помощника, стражей и писца отправил назад в тюремный сектор. Сам же пошел в одиночестве, кружным путем. Рассказ о гноме-провокаторе следовало проверить. Заговор, загадочное поведение короля, преступление, совершенное с помощью колдовства — и на фоне этого злые сплетни и скандальные разговоры. В совпадения Гиннар не верил. Только на слова Уны в таком деле он полагаться бы не стал, но Грон подтвердил, что и другие тюремные «постояльцы» говорили похоже. Таверну, в которой нарвался на драку Строри, Гиннар знал. Бывал там, правда, редко — от дома далековато. Но ради дела почему бы не сходить туда… да вот сегодня же вечером! Посидеть, послушать болтовню, присмотреться к завсегдатаям. Галерея, с одной стороны забранная резным парапетом, шла вдоль естественной стены пещеры. Узкие переходы чередовались с просторными площадками и гротами. В одном из таких весело звенел и крошечным водопадом стекал в каменную чашу родник. Гиннар присел на скальный выступ рядом с родником, достал трубку. Закурил, глядя на видимые отсюда улицы и галереи. Уна. Шумное вышло дело. Но его быстро заслонили новые серьезные заботы. Да и гномы, хоть и охочи до слухов и сплетен, не особо памятливы на болтовню. Едва ли история, бывшая на слуху четыре месяца назад, всплыла бы снова, не вытащи ее кто-то намеренно. Но кому и зачем это понадобилось? «— Уна, успокойся. Доказывать свою невиновность нужно судье, а не палачу. — Доказывать что-то Рагнару? Да ты смеешься надо мной! — Ты можешь думать как угодно, но это ничего не изменит. Ну скажи, что тебя так пугает? Наказание тебе назначено самое легкое из возможных, оно и длится меньше минуты. — Легкое?! Раздеться перед толпой мужчин — это легко?! — Махал с тобой, дитя, о чем ты? Кто тебя собрался раздевать, да еще перед толпой?..» Знакомый голос выбрался из воспоминаний, как зверь из норы, и Гиннар услышал его наяву. Торопливо убрал трубку, встал и подошел к скальному выступу, за который уходил изгиб галереи. Оттуда и слышались голоса. Женский определенно принадлежал Уне. — ...уже все сказала. Чего еще надо? — Зачем ты ходила в тюремный сектор? Я видел тебя в галерее рядом! — Куда я хожу и зачем — мое дело, Фьялар. Не твое! Фьялар? Никак ее бывший ухажер? — Уна, зачем ты так? — Видит Создатель, я пыталась по-доброму! Не задеть, не обидеть… И что я получила? Мерзкие сплетни, суд и розги! Где ты был, когда твои родственники меня грязью поливали?! — Уна, ты же знаешь, меня не спрашивали! — Да что у тебя вообще спросишь! — Так значит, это правда… — Что? — О тебе и Гиннаре. Этот черный змей околдовал тебя! Гиннар окаменел. — Что-о?! Ты что несешь, безумный? — Все об этом говорят. Ради чего еще тебе в тюрьму бегать? — Да ты рехнулся! Убирайся к балрогам!.. Еще хоть слово о Гиннаре скажешь, и я… я… — Уна! — Я к Хранителю Закона пойду! Заявлю, что ты порочишь имя доверенного слуги Его Величества! — Уна, постой! — Не смей за мной ходить. Убирайся! Быстрый топот раздался совсем рядом. Из-за изгиба скалы выскочила Уна; давясь рыданиями и размазывая по щекам слезы, она подхватила широкие юбки и кинулась бегом прочь по галерее. Гиннара, прижавшегося к скале, не заметила. Едва она исчезла за поворотом, в грот влетел посланный к балрогам парень в одежде мастерового, со знаком цеха гранильщиков на рукаве. — Уна, постой! Уна! — Куда-то торопишься? Парень замер. Оглянулся через плечо, потом медленно развернулся: — Ты?! Гиннар оттолкнулся спиной от скалы, вышел на середину грота. Точно, это один из неудачливых ухажеров Уны… Но он, похоже, не считал, что потерпел неудачу. А еще считал тюремного смотрителя соперником. Фьялар замахнулся. Воистину, Создатель, если не дал ты разума… Короткий скользящий шаг в сторону. Кулак Фьялара, нацеленный Гиннару в лицо, прошел мимо. Подножка, толчок в спину — и парень кувырком полетел наземь. Вскочил и с яростным рыком ринулся в атаку. Левой рукой Гиннар отбил нападение. Взмахнул правой, вложив в удар всю силу. Фьялар отлетел к стене грота и рухнул навзничь подле родника. Гиннар выдохнул и разжал кулаки. Подошел, ухватил слабо трепыхающегося парня за одежду. Приподнял, развернул — сгреб за каштановые вихры и макнул лицом в чашу с родниковой водой. Выпустил и отшагнул назад, глядя, как Фьялар отплевывается и трясет головой. — Ну что — оклемался? Парень кое-как сел, утерся рукавом: — Какого тролля тебе здесь надо? — Это ты спрашиваешь?! Кто в драку полез? — Дураком не прикидывайся! — бросил Фьялар, держась за челюсть. — Да куда уж мне… Некоторые гномы, видать, точно из камня рождаются, с булыжником вместо мозгов. Тебе мало, что девчонка из-за тебя в дерьмо вляпалась? Какого тролля тебе от нее надо? — Чтобы ты ее в покое оставил. Чего ходишь за ней? — Я за ней хожу?! — Как ты тут оказался? — Шел по делам. Нигде не видел надписи «Проход закрыт». И ты сейчас встанешь и тоже пойдешь своей дорогой. А не прекратишь повторять дурацкие сплетни — пеняй на себя. Фьялар, кряхтя, поднялся на ноги. Исподлобья глянул на Гиннара: — За собой последи. Он развернулся и ушел, по той же дорожке, откуда явился с Уной. Гиннар проводил его взглядом. Так вот оно что! Мишень гнусных сплетен — не Уна. Он сам! «Тебя запугаешь — при твоей-то безупречной репутации!» — услужливо подсказала память голосом Ингвара. Недолго же пришлось ждать атаки на «безупречную репутацию». Он прислушался — в галерее не раздавалось ни звука — и поспешил прочь. Теперь будет о чем доложить Хранителю Закона.