Погоня за тенью

В королевской усыпальнице тихо и холодно, всегда горят факелы. Не светильники, именно факелы — текучее живое пламя. Порожденные им тени тоже будто оживают... Барельеф над саркофагом Торина в бликах пламени словно дышал, колыхание теней завораживало, напрочь лишая чувства времени. Казалось, стоять там и смотреть на мираж жизни в мертвом месте можно вечность. Просто стоять, смотреть и думать. Королевский эскорт был готов выступить задолго до рассвета. Командовать Двалин вызвался сам; Балина Фили поначалу хотел тоже взять с собой, но передумал. На Дис рассчитывать не приходилось, ей самой нужна была охрана и забота. Да еще послы эти... Управится ли с ними Дальтрасир в одиночку? Нельзя было оставлять королевство только на Совет — в чем в чем, а в этом история с заговором короля убедила. Не то чтобы он совсем перестал доверять старейшинам; скорее, понял, что управлять ими куда легче, чем казалось, и для этого даже не нужно быть королем. Балин, поразмыслив, с решением оставить его в Эреборе согласился. Пообещал обо всем заботиться и попросил новости — любые, даже просто сведения о передвижении отряда — пересылать с воронами каждый день. Медлить не стоило, но уехать, не заглянув сюда, в место вечного успокоения, Фили не мог. Он стоял у саркофага, глядя то на изукрашенную рунами полированную плиту, то на барельеф. И никак не мог решить, что же хочет сказать. «Правда в том, что я очень мало чем могу тебе помочь...» — толкнулось в памяти. Он помогал. Они все помогали. Как могли, чем могли. Защищали своего короля... И что? Месяц прошел, всего месяц — и все началось снова. Так за что была заплачена такая цена? За что?.. Они решили, что заговор раскрыт, когда оказался пойманным его главарь, но что, если они ошиблись? Подземная речка, которой воспользовался для бегства Ингвар, имела выход на поверхность земли в очень тихом и уединенном месте, в тени одного из отрогов Горы, совсем рядом с кромкой леса. Но Ингвар не мог бежать в никуда. Значит, его снаружи, там, куда он устремился, кто-то ждал. И еще это значит, что нити заговора тянутся гораздо дальше, чем думалось. Может статься, и Рагнар не был в полном смысле главой дела... Хотя это странно — чтобы гном согласился играть в большие игры, подчиняясь кому-то со стороны, какому-то чужаку? Непохоже ни на любого гнома вообще, ни на Рагнара в частности. Или оттуда, из-за пределов Подгорного Королевства, заговором руководил тоже гном? Верно говорят - ищи того, кому это выгодно, но кому этот заговор мог быть нужен? Прямой претендент на трон — Даин. Допустим. Но какая ему польза менять короля Фили на короля Кили, да еще столь сложным и ненадежным способом? Ни малейшей. Возжелай он трон Эребора, ему просто надо было бы, не мудрствуя, убрать обоих братьев — и все, путь к короне открыт. Фили поднял взгляд на барельеф. Тени от факелов дрогнули, и ему показалось, что каменный Торин укоризненно качает головой. Да уж... додумался. Подозревать в такой подлости Даина по здравом размышлении было как-то даже неловко. Но тогда кто? И действительно ли случай то, что именно Кили оказался втянутым в новые приключения? Или сработал опять чей-то далеко идущий план? До тех пор, пока не удастся вернуть Кили и найти и допросить Ингвара, гадать можно будет бесконечно. Но, если Ингвар объявится сам (а если целью его побега было что-то помимо желания исчезнуть, он объявится непременно), то Кили надо вернуть домой как можно скорее. Конечно, люди будут торговаться, требовать себе выгод — затем ведь и отправили они в Эребор посольство, как же иначе. Раньше Фили возможности договоров и сделок с ними даже в планах не держал. Теперь договоры будут. Любые обещания будут иметь силу ровно до того, когда Кили окажется в безопасности, а дальше... Впрочем, загадывать так далеко было бессмысленно: и решение задачи могло оказаться намного сложнее, и люди могли оказаться намного хитрее. Но Кили надо вернуть домой. Фили зябко поежился, вспомнив отрешенный взгляд и тихую улыбку Дис. Что сказал бы Торин, узнав, в каком состоянии пребывает его сестра? Если Кили не удастся спасти... лучше ей в этом состоянии и оставаться. А правда, откуда известно, что Кили все еще жив? Да, так сказал посол людей, но он мог солгать, а мог просто быть в неведении — он же выехал несколько дней назад. Кили могли с тех пор убить, он мог погибнуть сам, пытаясь сбежать или заплутав в лесу после побега... Нет, прогнал Фили страшную мысль. Нет. — Правда в том, — тихо сказал он, осторожно проводя ладонью по ряду высеченных на камне рун, — что мне очень не хватает твоего совета и поддержки. Я не знаю, на что решиться. Помнишь, были те, кто считал, что мне еще рано надевать корону... Неужели они были правы? За входной аркой послышались шаги. Фили, не желая нарушать покой усыпальницы разговорами о делах, поспешил прочь. * * * ...Дни и ночи в тюрьме неотличимы настолько, что чувство времени можно утратить и за один день, но скука Гиннару не грозила. Помощник, внезапно оставшийся за главного, даже за один этот день успел примчаться с вопросами раз пять. Гиннар знал, конечно, что Хедин не настолько беспомощен, чтобы по любому поводу бежать за советом, но был благодарен за его неловкую и немудреную заботу. Выслушивал новости, даже совсем пустяковые, кивал, подтверждая самим Хедином принятые решения... Эта суета помогала занять мысли и не думать о том, что ждет его самого. Король всегда был строг, но в несправедливом суде его никто не смог бы обвинить при всем желании. Значит, нынче случилось что-то очень серьезное... Гиннар дорого бы дал за возможность узнать, что именно, но Хедин на вопрос «Не стало ли известно еще о каких-нибудь неприятных событиях?» только покачал головой и виновато вздохнул; он пытался узнать, да ничего не вышло. Новости принес второй день. Не слишком ранним утром примчался Хедин, взъерошенный больше обычного и только что не лопающийся от нетерпения. Ворвался в камеру, ударил дверью, набрал воздуха — и выпалил разом: — Король отбыл с новым посольством. Тайно. Никто толком не говорит, куда и почему. Балина вместо себя оставил. Хранителя Закона нового назначил! Гиннар, до того полулежавший, привалившись к стене, выпрямился рывком: — Новый Хранитель Закона? Кто? — Да ты его знаешь — Драупнир. — Драупнир? Глава гильдии оружейников? — Он самый. Хедин подошел, присел рядом с Гиннаром: — Я потому и задержался... Он сегодня с утра на пару с Балином дела текущие разбирает. Меня вызвали с докладом — кто у нас тут на постое, за какие дела. Ну и прочее... Дотошный старикан этот Драупнир, скажу я тебе. — Дотошный, — согласился Гиннар. — Отец мой с ним по молодости дружил, пока не раскидала жизнь... И что с твоим докладом? — Да все в порядке. Расспросил меня, потом говорит — ладно, вот с тюрьмы и начнем, а бумаги подождут, небось, лежат, не зовут, не кричат. Приду, говорит, сам посмотреть, что там и кто там. Так что скоро появится... Ты будь наготове, наверняка ведь с тобой захочет поговорить. Ты ж не за драку по пьянке тут сидишь. — Да... наверняка захочет, — кивнул Гиннар. — Я бы на его месте захотел. Если Хедин и хотел еще что-то сказать, то не успел — в коридоре послышался бодрый топот, стук. Дверь приоткрылась, в щель просунулась физиономия стражника: — Хедин! Советник пришел! — Вот! Что я говорил?! — задрал брови Хедин, и борода его словно еще больше встопорщилась. — Эх, ну я пошел. — Удачи, — сказал Гиннар. Он проводил помощника взглядом, дотянувшись, взял с табурета кафтан — непозволительная роскошь для заключенного, но Хедин дотошно соблюдать тюремные правила не стремился — накинул его на плечи и снова привалился спиной к стене. Прикрыл глаза. Конечно, новый Хранитель Закона захочет его допросить; возможно, на это даже прямой приказ имеется. Но волноваться и пытаться сейчас к этой встрече подготовиться — только зря себя изводить. Чтобы сказать правду, много хитрости не надо. Дальше — уж как получится... * * * Прошло не так уж мало времени, прежде чем за дверью затопали, и снова возник Хедин. Сообщил, переступив порог камеры: — Я предлагал ему вызвать тебя первым. А он в ответ — главное лучше отложить напоследок, чтобы на мелочь не отвлекаться... Ну, так-то прав старик, что уж там. Идем. И не переживай, он все по чести... — С чего переживать? — усмехнулся Гиннар. Поднявшись, он бросил на нары теплый кафтан. Незачем перед советником рисоваться, да еще как бы Хедину в вину не поставили лишнюю заботу... — Не надо, — мотнул головой тот, словно услышал последнюю мысль. Прошагав через камеру, подобрал кафтан и вернул его Гиннару на плечи. — Холодно же там, в допросном... А я из того, что тебе дозволяю больше, чем другим, тайны не делаю. — Может, зря? — Может. Мне все равно. Гиннар вздохнул про себя, но спорить не стал. Хедин не ребёнок, сам знает что делает... В допросном зале и впрямь было прохладно; в обычной одежде, слоя в три-четыре, этого можно было и не заметить, а вот только в штанах и рубахе было очень и очень неуютно. Пройдя на середину зала, Гиннар остановился, плотнее натянул на плечи кафтан. Заодно быстро огляделся. Кроме него и Драупнира, расположившегося за столиком, где обычно сидел писец, в зале не было никого. Это внушало некоторое спокойствие. Хотя, если вдуматься — с чего успокаиваться-то? — Ты хотел видеть меня, почтенный советник? Драупнир отложил в сторону свиток, который только что читал, и поднялся из-за столика. Оправил полы темно-серого, с серебряным шитьем кафтана, пригладил собранную в две косы седую бороду. Чуть опустил голову, неспешно заложил руки за спину — и тут же стал похож на присыпанный серым густым пеплом тяжелый валун. Когда-то принц Кили метко сказал про Даупнира, что он как камень у дороги: бока стихиям не сточить — крепкие, разве что пеплом присыпать и перекрасить дурное пожарище может. Где и когда это сравнение прозвучало, Гиннар не вспомнил бы ни за что, но вот сам образ... — Вижу, в роль заключенного ты еще не вжился, — неторопливо заметил Драупнир. Голос у него был тоже вполне подходящий старому валуну — низкий, глуховатый и совсем негодный для звонкой скороговорки. — А надо? — чуть более резко, чем следовало, спросил Гиннар. — Не ершись, парень. Я тебе не враг, а твоему отцу был другом. Гиннар отвел глаза: — Прости. — Ладно. Садись давай. — Но... — Садись, говорю. Гиннар подошел к скамье у стены, сел, все еще не решив, как правильнее себя повести. Драупнир сел рядом: — Теперь рассказывай. — О чем? — Обо всем. Помолчав, Гиннар в задумчивости прикусил губу. Затем проговорил тихо, глядя в пол перед собой: — А что рассказывать? Как последнего сопляка, провели... — Вот об этом и рассказывай. Он был готов к вопросам, да и рассказывать было особо не о чем, поэтому вся повесть уложилась в десяток фраз. Драупнир слушал внимательно, не перебивал. Когда Гиннар умолк, заговорил не сразу и по-прежнему медленно. Торопиться ему, похоже, было некуда. — Так ты уверен, что он ни с кем не обменивался ни словами, ни знаками? — С того момента, как я его увидел — точно, — коротко вздохнул Гиннар. — Ни словами, ни знаками, ни даже взглядами. — А до того, как ты пришел? — До того там были только стражи и Хедин. С ними тайком переглядываться незачем... Драупнир встал, махнул дернувшемуся следом Гиннару — «Сиди!» — неторопливо прошелся туда-сюда вдоль скамьи. Так спокойно двигается рука опытного оружейника, в почти бездумном жесте касающаяся лезвия, про которое уже все понял внимательный глаз. — Стражей тех я расспросил по одиночке, на лжи ни один не попался. Помощник твой волосы на себе рвет, что поддался на хитрость... Гиннар, напрягшись, поднял на Драупнира взгляд. Вот, значит, как — уже успели потрясти... А Хедин ни пол-словом не обмолвился, что его тоже допрашивали. — У тебя есть какие-то указания насчет меня, почтенный советник? — Указания я уже выполнил, — отозвался тот, останавливаясь и поворачиваясь лицом. — Расспросил и составил мнение. На большее мне права не дано. Гиннар все-таки поднялся: — Составил мнение? Ты тоже считаешь, что я устроил побег этому мерзавцу? — У меня есть для такого счета основания? — Нет! — сорвался со спокойного тона Гиннар. Рывком отвернулся, заставил себя несколько раз вдохнуть и выдохнуть, выравнивая голос. Опять развернулся к советнику: — Я знаю, что совершил промах. Догадываюсь, что более серьезный, чем мне поначалу казалось. Ни оправдываться, ни снисхождения просить не буду — все так. Но, Махал свидетель, клейма изменника я не заслужил! Драупнир кивнул: — Я верю. И тоже считаю, что судить тебя можно самое большее за неосторожность и излишнюю самонадеянность. Я обязательно сообщу свое мнение Его Величеству. Но... ты должен понимать: будет ли оно услышано — большой вопрос. — Я понимаю, — тоскливо хмыкнул Гиннар, успокаиваясь как было возможно. — А что с... ним? Может, он из Эребора и не выбрался. — Выбрался, — качнул седой головой советник. — В том-то и дело, что выбрался. Ход из лазарета ведет к стоку подземной речки. Место, где поток выходит на поверхность, нашли. — Он вплавь спускался по подземному потоку?.. — Нет, конечно. В лепешку бы расшибло о камни и повороты. Там было приготовлено... что-то вроде лодки, для одного гнома. Каркас очень прочный и упругий, щитами обшит тонкими и крепкими, с поплавками. От воды не защита, но на поверхности удержит и о камни не разобьет. Посудину эту нашли недалеко от выхода. Спрятал он ее... Ни тела, ни следов крови поблизости не было. — Значит, ушел, — снова хмыкнул Гиннар. — Значит, всегда мог уйти. Всего и делов, в лазарет попасть... Чего же тянул так долго?! — Вот этот вопрос сейчас всем покоя и не дает, — отозвался Драупнир. — Как и то, что его, возможно, кто-то ждал снаружи. Куда бы он пошел один, раздетый, без еды, без оружия? И не лето ведь, в мокрой-то одежде за одну ночь в ледышку превратишься. И этот кто-то должен был знать, когда прийти и где ждать, жилья там рядом нет никакого. Так что... скверное дело, парень. Пока король не вернется, твою судьбу решать никто не будет. — Скверное, — согласился Гиннар. — Но что поделать... Надеюсь, король вернется скоро. Драупнир усмехнулся в бороду: — Тебе помощники-караульщики соскучиться не дадут... — и тут же снова посерьезнел. — Не хочу давать напрасных надежд, Гиннар. Пусть не измена — но даже за промах в таком деле наказание может быть очень суровым. — Я это знаю лучше многих, — отрезал Гиннар. — Я не каменная статуя, почтенный. Боль и страдания пугают меня не меньше, чем любую тварь из плоти и крови. Но жалости мне не нужно ничьей. Драупнир в ответ не рассердился, наоборот, глянул с мелькнувшей улыбкой: — Снова колючки наготове. И откуда ты такой? Впрочем, есть в кого... Ладно, что сейчас рассуждать... Расследование и поиски сбежавшего преступника еще не закончены. Так и быть, не стану запрещать твоему помощнику носить тебе вести. И так ведь будет все рассказывать, пусть хоть не таится. — Спасибо, — тихо отозвался Гиннар. Разговор получился хорошим, но разве это что-то меняло? Идти-то сейчас все равно предстояло назад в камеру... * * * ...Маленькая крепость среди леса, огороженная частоколом из могучих бревен — это вовсе не торговый город. Здесь никого не ждут, кроме как в светлое время дня, ворота распахнутыми не держат, а после захода солнца и вовсе запирают накрепко. Уже повисли над лесом сумерки, когда к этим воротам из густой чащи чернеющих деревьев вышел одинокий усталый путник. Это был гном, мало сказать, усталый: в потрепанной одежде, слишком легкой для почти по-зимнему морозных ночей, он едва держался на ногах. В руках его была палка, которую он не то с трудом тащил, не то с усилием на нее опирался. Спотыкаясь, гном добрел до ворот. Сил хватило ударить по толстым доскам кулаком. Палка завалилась, стукнула о землю, гном осел следом за ней. Дверца сбоку ворот отворилась, вышел один из привратников. Сначала цепко огляделся по сторонам и только потом присел рядом с гномом. — Сопит... Живой, значит. Потряс за плечо: — Ты кто таков, странник? Здесь как оказался? Гном приоткрыл глаза, судорожно вцепился в край плаща человека и, напрягаясь, сумел приподняться: — Скажи Хагану — стены расступились, река стала дорогой, — произнес он хрустящим голосом. — Не спутай ни слова! И лекаря мне... Привратник раскрыл было рот переспросить, но гном опять закрыл глаза, голова его запрокинулась. Из-за двери появился второй человек, тоже опустился рядом и спросил с вялым интересом: — Ну, и что это за выходец из леса? — А кто его разберет, — проворчал первый привратник. — Вроде к вождю слово нес. Велел передать. — Велел? — Ага. Видать, не слуга и не раб. Чего делать-то? — Чего-чего... Слово надо передать. Ежели что важное, на кой нам его держать? Давай, берись — втащим этого в сторожку... — А ну как это лазутчик?! Мы его втащим, а он встанет и кому еще ворота откроет? Второй привратник окинул беспамятного гнома быстрым взглядом — бледное лицо, спутанные грязные волосы, рваная одежда. Еще следы звериных зубов виднеются в дыре на левом рукаве... — Да посмотри на него — глаза на мир не глядят! Что он может, куда встанет? — А ну как... — Хорошо, — второй поднялся, — я за ним пригляжу, а ты — бегом докладывать. Ну, взялись... Люди ухватили гнома — один под мышки, другой за ноги — и втащили в дверь у ворот. Палку подбирать не стали. * * * Было утро настолько раннее, что рассвет едва-едва теплился где-то на востоке. Но, несмотря на все еще ночь, Хаган Многоликий не спал. Гном, возникший у ворот крепости, был не в состоянии что-либо сказать, кроме тех нескольких слов, которые старательно пересказал встретивший его привратник; поручив его заботам лекаря, Хаган решил посвятить собственному отдыху ближайшие часы, так, чтобы к рассвету уже быть готовым заняться делами. Верное чутье подсказывало, что откладывать разговор с этим гномом нельзя — ни на день, ни на полдня. Значит, новый день должен был начаться очень рано. Разумеется, будь этот пришелец человеком, можно было рассчитывать на то, что он очухается не раньше следующего полудня. Но то человек, гном — совсем иное дело. В чем-то подземный народ крайне неспешен, в чем-то гораздо торопливее людей... Звезды только начали тускнеть на теряющем черноту небе, когда слуга, кланяясь, отворил двери перед тем самым гномом. Пришелец уже был не просто в сознании, а даже на ногах. Хаган велел привести его в порядок, и приказ был выполнен со всем тщанием — отмыли, переодели в чистую одежду, хоть и не по росту, но сухую и целую. Лекарь свое дело тоже знал — «гость» выглядел бледным и усталым, но стоял твердо и глядел ясно. Проводил взглядом торопливо удалившегося слугу и лишь тогда поклонился — на свой манер: — Приветствую тебя, благородный вождь. — И ты будь здрав, сын моего друга. Гном сощурил глаза, не то просто всматриваясь, не то пряча улыбку: — Я был готов к тому, что ты меня не узнаешь. — Я не помнил твоего лица. Но ты очень похож на отца, а слова, которые ты принес, не оставили места для ошибки. Проходи же, раздели со мной трапезу. Надеюсь, ты не в обиде за столь раннее приглашение? Мне доложили сразу, как только ты пришел в себя. — Я был бы в обиде куда вернее, если бы приглашения пришлось ждать, — коротко кивнул гном. — И я действительно голоден. Он подошел к низкому столу, на сей раз поставленному ближе к стене, так, чтобы можно было при желании использовать ее как опору; сел, а потом и прилег на узорчатые подушки. Боком, явно стараясь не тревожить лишний раз спину. Вытянулся, блаженно прикрыл глаза: — Ах-х-х... хорошо. Ты не представляешь, благородный Хаган, каким блаженством может быть мягкая постель и тепло... Жизнь в деревянных стенах уже начинает казаться мне величайшим благом. — Лекарь сообщил, что ты проделал долгий путь, страдая от холода и ран. Я велел натопить свои покои жарче. — Благодарю тебя. И лекарь твой весьма хорош. Спина почти не болит... Хаган махнул рукой, призывая другого слугу, ждущего за плотными занавесями в глубине комнаты. Тот явился немедленно и принялся ловко наполнять кубки и тарелки. Гном молча наблюдал за ним из-под полуприкрытых век. Дождавшись, когда слуга исчезнет по еще одному взмаху, он передвинулся ближе к столу, выпрямился и взял кубок. Пригубил — снова блаженно прижмурил глаза. — Прекра-асно... — За твое драгоценное здоровье, — поднял свой кубок Хаган. — А что с твоей спиной? Ушибами и ссадинами отметил тебя трудный путь через пустоши и леса, но лекарь упомянул рубцы от плети. — Увы, такие есть... Пришлось пойти на это приобретение. Устроил скандал и драку в тюрьме, с размахом, чтобы уж точно парой зуботычин дело не закончилось и чтобы отправили не в камеру. — Очень смело... но не очень надежно. — Вполне надежно. — Гость мрачно усмехнулся, придвигая к себе тарелку с жареным мясом и овощами. — В некоторых вещах эреборцы очень предсказуемы. Например, в упрямстве и жажде мести... ну, или справедливого возмездия. М-м-м... — он впился зубами в кусок мяса, и на какое-то время стало тихо. Хаган терпеливо ждал. Сноровисто прикончив мясо и утолив первый голод, гном заговорил снова. Речь его стала медленнее. — Судьба играет на моей стороне, если судить уже по тому, что мне удалось покинуть Эребор столь... необычным способом. И раз я тут... — он вытер пальцы о край тарелки. — Однако я был оторван от жизни последние полтора месяца и не знаю, что происходит сейчас. — За прошедший месяц не произошло ничего нового. Но, возможно, оно не кажется новым мне, как любое привычное. Меня куда больше заботит неизвестное, то, что произошло в Эреборе. Гном помрачнел. Заглянул в опустевший кубок, сам взял кувшин и заново налил себе вина. — Заговор провалился, — сказал он с явной неохотой. — Я до последнего не верил, что до отца смогут добраться. Но добрались... — Не только до него, если верить слухам. — Да, среди приближенных короля наших сумели найти всех. Кто-то сам сглупил и попался, кого-то сумели достать так, что деться было некуда... Но имени отца никто из них назвать не мог. И не догадался бы никто, если бы... А, ладно, что проку рассуждать. Ничего не вернуть уже. И еще... у меня отняли браслет. — Просто отняли? — Если ты о ритуале — то да, просто отняли. Он по-прежнему мой, но для меня недосягаем. — Им пытались воспользоваться? — Нет, я бы почувствовал. Да и колдун твой уже знал об этом. Кстати, где этот прохвост? Я думал, он тоже будет здесь. — Он будет. Скоро. — Хаган задумчиво покрутил в руке свой кубок. — Но мне хотелось прежде поговорить с тобой... без лишних ушей. — Говори, я слушаю. — Скорее, наоборот... Что ты можешь сказать о принце Кили? — Кили? — удивился гном. — Но к чему..? — Просто ответь. — Много чего можно о нем сказать. Если же коротко и без подробностей, он в этом заговоре — наша самая большая ошибка. — Ошибка? — Да. Для наследника престола он слишком прост и наивен; для наивного простачка — слишком неуправляем... Но к чему эти расспросы? — Он здесь. В верхних комнатах башни. Гном, забыв о еде, стиснул в руке кубок и изумленно воззрился на хозяина покоев. Потом медленно откинулся на подушки, потеребил бороду. Лицо его выражало растерянность и напряжение одновременно. — Надеюсь, это случайность? — наконец произнес он. — Само собой, — недобро усмехнулся Хаган. — Колдуну нужен был гном, ему добыли гнома. Никто не ожидал, что попадется принц. Мне это показалось удачей... поначалу. — Главное слово ведь «поначалу», так?.. И я только могу подтвердить твои опасения — это очень кажущаяся удача. Что ж, понятно теперь, почему вернулось посольство... Гость вздохнул и добавил, задумчиво перекатывая в ладонях кубок: — Ну, что сделано, то сделано. Другого гнома взять сейчас неоткуда. — Верно, — отозвался Хаган. — Я уже послал за колдуном. — Что ж, до его появления я успею доесть это мясо... Хаган наполнил свой кубок, отодвинулся от стола и откинулся на прислоненные к стене подушки. Изголодавшийся гость вернулся к своему приятному занятию. Покончив с едой, он довольно улыбнулся и извлек откуда-то из-под длинной рубахи кисет. — После сытной еды выкурить трубочку — самое дело, — пояснил он и принялся набивать трубку. — Похоже, ты покинул Эребор не совсем с пустыми руками, — заметил Хаган. — С пустыми и почти голым. Меня спасла наша с отцом предусмотрительность — недалеко от выхода на поверхность мы устроили тайник. Немного одежды, оружие, кое-какие припасы... Все очень сильно пригодилось, иначе я недалеко бы ушел. Жаль, другого предусмотреть не удалось... — В самом деле, жаль, — внезапно отозвался новый голос, сухой и бесцветный, как шелест песка. Рука Хагана, державшая кубок с остатками вина, дрогнула, на лицо легла мрачная тень: — Ты снова испытываешь мое терпение, колдун. — Ни в коей мере, о повелитель. Бесшумно выступивший из теней в дальнем углу комнаты человек был высоким и очень худым. Широкий, складками спадающий с плеч темно-синий балахон не делал его массивнее, наоборот, смотрелся как походное одеяло, намотанное на копье. Руки этот новый пришелец держал в просторных рукавах, лицо его скрывалось под капюшоном. — Он испытывает не твое терпение, благородный Хаган, а мое, — подал голос гном, которого это внезапное появление не впечатлило совершенно. — Ингвар, сын Рагнара, — проговорил колдун, скользнув через комнату по-прежнему беззвучно. — Я тоже рад видеть тебя, премудрый советчик, — отсалютовал трубкой гном, прищурив глаза; с места он не двинулся. — Значит, ваш заговор провалился. — НАШ заговор провалился. Я помню, к чьему мнению прислушивался отец... всерьез прислушивался. Мне порой казалось, что чересчур всерьез. Колдун приблизился, но садиться не стал. Начал прохаживаться туда-сюда в нескольких шагах от стола. Гном следил за ним все так же, сквозь прищур, но никаких признаков беспокойства не выказывал. Хаган смотрел в свой кубок, словно вино интересовало его гораздо больше любых гостей и их разговоров. — Твой отец мертв... — тихо сказал колдун. — И я даже не знаю, где он погребен. — Ты говорил, что подбросил яд королевскому лекарю, чтобы расстроить заговор. — А ты многое знаешь о делах в Эреборе. — Так это правда? — Полагаешь, что-то может заставить меня перед тобой оправдываться? — И все же... — Ты решил притвориться слабоумным, премудрый? Или меня считаешь блаженным дурачком? Я бы и не то еще сказал, лишь бы не отправиться следом за уже осужденными. И хотел бы я посмотреть, какую «правду» станешь плести в такой ситуации ты сам. Колдун остановился, уставился на Ингвара — глаза заблестели в тени капюшона: — Ты отдал им браслет! Просто отдал! Еще и выболтал все о его действии! — Не все. Я рассказал ровно столько, чтобы заинтересовать их и заставить интересоваться мной. — Ты продал величайший секрет, спасая свою шкуру?! — А кто ты такой, чтобы ради сохранения твоих секретов я отдавал свою жизнь? — отрезал Ингвар, не повышая голоса. — Она мне, знаешь ли, дороже всех колдовских тайн, и твоих и всяких. Колдун помолчал немного, потом спросил спокойно, но с удивлением: — И ты не боишься так говорить со мной? — Нет, не боюсь, — пыхнул дымом Ингвар, пустив колечко в сторону собеседника. — Потому что я — твоя единственная возможность спасти проигранное дело. — Что ж ты раньше это дело не спасал? — Вы имели дело не со мной. А сейчас я говорю от себя и знаю что говорю. И имей в виду — мне нечего терять. Попытаешься опробовать на мне какие-нибудь свои хитрости — пенять тебе будет не на кого. Повисшая после его слов тишина казалась бесконечной. Хаган, увлекшийся и уже с большим интересом наблюдавший за перепалкой, прерывать молчание тоже не спешил. В конце концов колдун выдохнул и коротко кивнул: — Хорошо. Мы попытаем счастья еще раз. Но больше ошибиться нельзя. — Напоминай это почаще себе самому, — бросил в ответ Ингвар. — Что там у нас с гномом для твоих колдовских целей? Хаган передвинулся к столу и с отчетливым стуком поставил на него пустой кубок: — О колдовских целях мы поговорим позже. Сейчас важнее другое, потому что оно ближе. Что делать с гномами, которые направляются сюда боевым порядком и будут у наших ворот не позднее, чем через два дня? — Боевым порядком? — задрал бровь Ингвар. — Да. И что с ними делать? — Если король Фили вывел против вас хирд — ничего сделать уже нельзя, только уносить ноги. — Вот как? — Это не трусость, благородный Хаган, это здравый смысл. Мне ли не знать, как воюют гномы. Вашей крепости им не противостоять. — Где-то я это уже слышал и совсем недавно, — протянул вождь. — Хорошо, я понял тебя. Но бегство — это самый последний шаг. Что еще ты можешь предложить? — Позволь мне подумать. Я устал и не знаю последних новостей. — Позволяю. Отдохни, соберись с мыслями. Обо всех новостях тебе расскажет мой доверенный слуга, я пришлю его. Ингвар осторожно, избегая резких движений, поднялся и неглубоко поклонился, нарочито не глядя в сторону застывшего тенью колдуна: — Благодарю тебя за заботу и гостеприимство, благородный вождь. — Не стоит благодарности. Вечером я буду ждать тебя — к трапезе и разговору. — Я буду готов. Гном еще раз поклонился и направился к выходу. Когда дверь за ним захлопнулась, колдун повернулся к Хагану: — Нам следует убедиться в искренности его намерений, о повелитель... — Не смей, — оборвал его Хаган. — Его намерения неважны, пока он делает то, что нужно. Но, если он почует твои чары... Он ведь правильно сказал насчет единственной возможности. Ступай, подумай, о чем будешь говорить вечером. Смешно будет, если какой-то гном, с которым мы и дела не имели, предложит лучший план, чем проверенный мудрый чародей. Последние слова прозвучали откровенной издевкой, но колдун промолчал. Низко поклонился и тоже исчез — так же бесшумно, как появился. Хаган снова остался в одиночестве. Придвинул к себе кубок, покрутил его, задумчиво разглядывая тонкий узор. — Последняя возможность добиться успеха, — проговорил себе под нос. — Любопытно будет посмотреть, насколько ловкость этого гнома соответствует его самонадеянности. Очень любопытно... * * * ...Переступив порог отведенной ему комнаты, Ингвар сразу захлопнул дверь и запер ее на засов. Какое-то время еще стоял, привалившись к ней плечом, выравнивая дыхание — все-таки он был еще слаб. Потом прошел к окну. Окна самых верхних помещений одной из башен — или как там называли это сооружение люди? — были хорошо видны, но только сами окна, не более. Понять, за которым из них — комната пленного принца, было невозможно. Докурив трубку, Ингвар выколотил ее и вместе с кисетом и маленькой поясной сумкой, которую прятал под подолом рубахи, положил на ковер рядом с низким ложем, чтобы легко было дотянуться рукой. Из-за голенища сапога вытащил нож, сунул его под подушку, разулся и лег, аккуратно устраиваясь на животе. До ужина, за которым снова нужно будет говорить о делах, оставался еще целый день.