Я всегда ждал рождественских дней как самых хороших в году. Это радостные дни – дни милосердия, доброты, всепрощения. Это единственные дни во всем календаре, когда люди, словно по молчаливому согласию, свободно раскрывают друг другу сердца... Чарльз Диккенс. Рождественская песня в прозе.
Леон знал, что Грей хотел отпраздновать Рождество. И, наверное, как ему казалось, после захочет и Новый год. Но Леон не знал, что он вообще может такого сделать, чтобы это можно было бы назвать «празднованием». Грея пока точно не разрешат куда-нибудь вывезти. Шикарного банкета тоже не выйдет — Грею много чего нельзя, а газировку, а тем более алкоголь — ни под каким предлогом. Нельзя будет и «расслабиться» с ним, подарив парочку оргазмов — Грею вообще никакой нагрузки нельзя. В принципе, у Леона не было толковых мыслей касательно того, что бы он мог сделать, чтобы это можно было бы назвать «празднованием». Но сам Леон неимоверно хотел сделать ему приятное, сделать его счастливым. Но что он мог? И чему бы был рад Грей? Он сидел в своём кабинете, пока пытался с этим разобраться, понять, что он вообще может сделать. Хоть в интернете вбивай, что можно сделать! А хотя.. почему бы и нет? Если толкового ничего и не скажет, то хотя бы хуже не сделает. Он открыл несколько сайтов, в надежде найти хоть что-то, ну, должны же быть люди, у которых с фантазией хоть немного лучше, чем у него! Но и интернет его особо не обрадовал: на крыше. В Антарктиде, и даже в тюрьме! Вот уж где разнообразие. В итоге Леон понял, если тело Грея нельзя вывести за пределы больницы (тьфу ты, как будто трупа прятать собрался), то ничего оригинального Леону не светит. Да даже совет «создать хорошую рождественскую атмосферу» заканчивается тем, что лучше хотя бы сексом заняться, иначе совсем не катит. Ему что, в морге праздновать?! И оригинально, и далеко ездить не надо. Леон открыл фейсбук, решив спросить мнения Джувии — ну, ей, по крайней мере, ближе все эти омежьи штучки. В то время как Леон знает пять разных способов довести до оргазма, но не знает, что значит создать романтическую атмосферу. Да ему как-то и не было смысла таким интересоваться. Леон 13. 47. Слушай, Джу, отпраздновать Рождество с омегой чисто в такой романтической атмосфере, без всяких штучек — нормально? Или совсем убого? Джувия 13. 49. Убого — это отвести омегу на яхту с шлюхами. А романтика — это мило. Леон, такое чувство, что романтик внутри тебя умер в жутких конвульсиях. И с какими это ты там омегой собрался праздновать? И только сейчас Леон вспомнил, что не рассказал Джувии о том, что Грей жив. На пару секунд ему стало неловко — как жаловаться, так к ней первой. А про такой важный момент забыл. Леон 13.51 Грей пришёл в сознание два дня назад. Бастия сглотнул. Джувия прочитала, но пока ничего не ответила. И не набирала. Могла ли она обидеться на это? Ведь она тоже волновалась — может быть, не совсем за Грея, скорее за состояние Леона, но волновалась. А Леон просто взял, и забыл ей про это сказать. Тогда, на эмоциях, главное было кому-нибудь высказаться. И он высказался Локи. А после как-то и забыл. Хотя прошло всего ничего — два дня. Джувия 13.53 Это прекрасно :) Главное, теперь оберегай его. Ну, или хотя бы дай ему спокойную жизнь. Ты же понимаешь? Если он не захочет жить с тобой, ты должен будешь отпустить его. А касательно Рождества, он не против вообще? Леон 13.54. Он сам меня попросил об этом. И ему много нельзя. И единственное, что я могу — просто провести с ним этот вечер. Джувия 13.56. Может быть, это как раз то, что ему нужно? Спокойствие, чувство уверенности? Попытайся что-нибудь сделать с палатой — да хоть маленькую ёлку поставь, это важно. И гирлянду ещё можно. Новогоднее настроение — это важно. Насколько помню, палаты в больницах не особо украшают. Расслабь его, не забудь про подарок. Я не знаю, что ему можно сейчас есть — но ты даже таблетки можешь подать красиво. Понимаешь? Романтический вечер — очень даже неплохо. Тем более я сомневаюсь, что ему после комы захочется движения. Чем больше Леон читал — тем больше понимал, что романтический вечер не так уж и плохо. Он, конечно, в этом был не очень, но хотя бы постарается, чтобы Грею понравилось. Через несколько секунд пришла досылка. Джувия 13.57. Я хотела порекомендовать заняться чувственным сексом, если он был бы не против, но потом вспомнила, что он, наверное, двигается едва, и ему нельзя. Но сам факт тактильных ощущений очень важен — можешь обнимать его, гладить, даже сделать массаж. Поцелуи тоже важны. Желательно не ограничивать только лицом — руки, плечи, шея. Леон 13.58. Ты отталкиваешься от собственных желаний? Джувия 13.59. Нет, только что сбегала, статистику собрала х) Но даю тебе стопроцентную гарантию, что если ты ему действительно нравишься, то всё, что я описала выше — точно не помешает. Леон 14.00. Ох, ладно, спасибо. Буду надеяться, то ему понравится. Я вообще не ожидал, что он отпраздновать решит. Джувия 14.00. Он ребёнок, не лишай его волшебства. Леон 14.11. Когда ты называешь его ребенком, я чувствую себя педофилом :/ Джувия 14.11. А это не так? х) По закону ты именно педофил. Леон. 14.12. Но меня же не привлекают другие! Мне только Грей нравится. Леон 14.13 Чёрт. Всё, забудь. Я не педофил. Джувия 14.13. Через год — нет, а пока не буду тебя расстраивать. Леон фыркнул. А ведь действительно — Грею всего шестнадцать. Даже не семнадцать. А на тот момент, когда они впервые увиделись — тому шестнадцать едва исполнилось. Вроде, месяца два назад. И ведь тело у него полудетское, хоть и всё равно довольно изящное и грациозное. Не каждый взрослый мог похвалиться такой сексуальностью. Да, у него были совсем мальчишечьи бёдра, лишь с лёгкими намёками на какую-то округлость, узкая спина, и, теперь уже точно, худые плечи. И Леона он реально возбуждал. Но при этом никто другой, а тем более дети не вызывали в нём особого интереса. Если взрослые могли заинтересовать в сексуальном плане, то, как выразилась Джувия, дети — нет. Леону нравился Грей. И только он. Должен ли он признаться в своих чувствах? Например, на Рождество. Леон понимал, что то, что он испытывает к Грею — нечто больше, чем привязанности. От привязанности сердце так не болит. От привязанности руки не дрожат, когда его видишь. Это всё не от привязанности. Здесь что-то намного большее. Но имеет ли Леон вообще право любить его? После таких действий, после такого вранья. Грей много не знает о нём, о его действиях. О том, чем он живёт. И что он сделал, чтобы заполучить к себе Грея. Сможет ли Грей полюбить его в ответ, когда узнает правду? Леон не знал. И почему-то боялся это узнавать. Он вообще боялся думать о том, что может вновь остаться без Грея. Один. Никому ненужный. Никем не любимый. Брошенный. Обречённый.***
Леону пришлось повозиться, чтобы его нахождение в больнице, украшенная палата и ужин был для Грея сюрпризом. Не мог же он при Грее всё это делать, в самом деле. Леон попросил врача, чтобы тот, если это возможно и не повредит Грею, провёл возможные процедуры вечером. Доктор, вообще, был не против, но сказал, что всё это займёт максимум двадцать минут. А этого было как минимум мало. В итоге Леон сказал, почему ему так надо, и врач покивал, сказав, что положительные эмоции Грею действительно нужны. После комы часты случаи затяжной депрессии, и чем больше хорошего — тем меньше возможность того, что хандра или депрессия может вообще появиться. В итоге врач пообещал, что перенесет физиотерапию на сегодня — главное, чтобы врач по этой области сегодня работал. Праздник же, только некоторые согласились работать кто полный, а кто не очень полный рабочий день. Леон мысленно взмолился ко всем возможным богам, чтобы этот врач был и Грей не увидел, как Леон пытается куда-нибудь нацепить гирлянду. Вот ей-богу, от осознания, чем он сейчас собирается заниматься, становилось неловко. Он, конечно, мог нанять людей, чтобы те сделали всё быстро, да ещё и со вкусом. Но Леону хотелось впервые сделать что-то самому — да, может быть, выйдет и не совсем шикарно, но главное же, что старался. В принципе, Леон ощущал себя сейчас ребенком, который пытается сделать подарок своей матери. Осталось только вместо серебряного браслета подарить нарисованную открытку. Леон материл всё, на чём свет стоит, когда думал, куда можно присобачить гирлянду. И ещё громче он матерился, когда вешал эту гирлянду. Конечно, особо вычурно он ничего не делал — больница, всё же, но, в общем, вышло всё неплохо. А ещё ёлка была настоящей, и запах в палате не был особо въедливым и стерильным. Позже запах ели разбивался аромомаслами, а больничная палата всё меньше походила на палату. Из еды Грею много нельзя было, да и на кофейный столик много не поместилось. Он решил ограничиться тем, что точно не навредит Грею, по словам врача. Это были фрукты, сок (Леон хотя бы себе хотел купить алкоголь, но понимал, что, возможно, Грей тоже захочет) и морепродукты. Как ни странно, но сыр тоже нельзя было. Грибы, мясо, жирную пищу — тоже. И никаких сладостей. Леону даже стало жалко Грея — он ещё тот любитель сладкого. А ещё кока-колы, мяса (и чем жирнее — тем лучше) и всевозможных острых соусов. Но острого, а тем более чего-то с добавлением химии — нельзя. В итоге Леон немало помучился, пока думал, что он может купить, чтобы и Грея порадовать, и чтобы ему это можно было. Леон положил бархатную коробочку к себе в карман и вышел в коридор. Из каких-то странных чувств он не хотел, чтобы Грея забежал сюда на коляске. Лучше он его на руках занесёт. Пока ждал, он порылся в почте, замечая праздничные переводы на его карточку, с сожалением подмечая, что надо делать ответные. И не то чтобы жалко — муторно. А ведь некоторые и делали с намёком на дальнейшее сотрудничество — и чёрт пойми же, кто что хочет. В больнице было довольно тихо, поэтому отдалённый шорох Леон сразу же услышал, повернувшись в его сторону. Несмотря на то, что в коридоре было довольно сумрачно, Леон разглядел, что Грей, кажется, был каким-то грустным. Он тут же напрягся, а ладони похолодели. Неужели что-то случилось? Обследования дали плохой результат? Он никогда не сможет ходить? Рак? Анорексия? Булимия? У Леона сердце будто замерло, его пробрало на холодной пот, а руки мелко задрожали. Кажется, он даже не дышал. Грей смотрел куда-то в пол. А у Леона вся жизнь перед глазами пронеслась. Он же простить себе не сможет, если у Грея что-то со здоровьем! Когда они были совсем близко и Грей поднял голову, то Леон смог спокойно выдохнуть. Он резко оживился, улыбнулся, сказав: — Я уже думал, что вы не захотите со мной праздновать. — Не глупи, — Леон ласково улыбнулся. — Спасибо, дальше мы сами, — Леон поблагодарил врача и, когда тот, кивнув, пошёл в другую сторону, Леон нагнулся к Грею, поцеловал в лоб. — Как ты себя чувствуешь? — Теперь хорошо. Грей поражённо выдохнул, когда альфа аккуратно взял его на руки. — Я так давно не носил тебя на руках, — прошептал Леон, потеревшись носом о макушку. — А я даже не помню, когда это было в последний раз. Хотя я сейчас ничего не помню, — он потянулся руками к шее Леона, обнимая. — Спасибо, что пришли. — Господи, нашёл, за что благодарить. Закрой глаза на пару секунд. Грей почему-то вздрогнул и, кажется, даже покраснел. Он закрыл глаза, выдохнув. Леон чуть приоткрыл дверь, а после и открыл полностью, заходя. Бастия прикрыл её, посмотрев на лицо Грея, невольно засматриваясь. Грей такой… красивый. Леон и сам не заметил, как сказал это вслух. Фуллбастер вздрогнул в его руках и покраснел. — Можно? — тихо спросил он, закусив губу. — Да. Грей открыл глаза, на долю секунду задержав свой взгляд на Леоне, а после повернулся. Он поражённо выдохнул, разглядывая комнату. — Это… это вы сами? — Как ни странно, но да, — его голос звучало немного гордо, но для него это и вправду был целый подвиг. — Даже ёлку сам покупал и сюда тащил, она хоть и небольшая, но… — Спасибо большое, — Грей повернулся обратно к мужчине, улыбнулся и потянулся к губам Леона. — Это не всё, — прошептал сквозь поцелуй Леон. Хотя это и не был поцелуй — нечто невиннее и нежнее. Так может только Грей. Леон отпустил Грея, помогая тому сесть на кровать. Кожа сейчас у Грея горячая, и щёки у него красные. А ещё Леон подмечает, что кожа, хоть и бледная, но в полумраке и свете гирлянды, она сейчас будто действительно фарфоровая. — А я думал, что мы просто посидим. Что вы не будете что-то делать с комнатой, и тем более стол накрывать. — Это сложно назвать чем-то толковым, из того списка, что мне выдали, трудно было выбрать что-то адекватное. Тебе же много нельзя. — А… а мне доктор разрешил в честь праздника что-нибудь одно из того, что мне нельзя! — А я ничего такого и не покупал, чтобы тебя не дразнить, — растерянно пожал плечами Леона. — А что ты хочешь? Тут недалеко круглосуточный есть, могу сходит. — Да ладно, не надо. — Надо, — наставил Леон. — Что ты хочешь? — Может быть, что-нибудь из сладкого? — Торт пойдёт? — спросил Леон, вставая и надевая пальто. Когда Грей слабо кивнул, смутившись, добавил: — я сейчас, быстро. Грей улыбнулся, когда дверь за ним закрылась. Он спрятал покрасневшее лицо в ладони, улыбаясь ещё шире. Он хоть и не помнил, кто они вообще такие — любовники, друзья (хоть друзья же не целуются), но ему очень-очень нравился Леон. Он был таким обходительным. Таким милым. Он даже Рождество решил отпраздновать не с кем-нибудь другим, ни в ресторане или клубе, а в больнице. С ним. И от этого внутри будто что-то теплилось, и Грей ощущал себя таким нужным и важным. Он не помнил никого, поэтому Леон становился для него единственной опорой. Единственным смыслом вообще пытаться жить. Он помнил Леона как страстного любовника, как нежного возлюблённого, и Грей понимал, что, кажется, любит его. Он не знал, знает ли об этом сам Леон. Но, в принципе, он и не спешил узнавать. Будто что-то мешало. И, как бы то ни было, это смущало. Грей оглядел комнату, разглядывая яркую гирлянду, мишуру, вроде как настоящую ель. И неужели Леон это всё сам делал? Вот просто стоял тут полчаса назад и вешал всё это? И всё ради Грея? Так возможно ли, что и он… любит его? Грей чувствовал, как горят его щёки. И он ощущал то, насколько он сейчас был счастливым. несмотря на двойственность ситуации: он в больнице, в не самом лучшем положении, но при этом счастлив. Прошло, может быть, минут десять, как Леон снова стоял в комнате, с тортом и запахам морозного воздуха. Грей невольно улыбнулся, разглядывая запыхавшегося альфу. Тот как-то неловко улыбнулся в ответ. Поставив торт не небольшой пустой участок на столике и, сняв пальто, вновь сел рядом, поцеловав в висок. — Спасибо, — смущённо кивнул Грей. — Это, вроде, твой любимый. — А какой у меня любимый? — растерянно спросил Грей, повернувшись к Леону, и невольно придвинулся ближе. — Вот этот, фруктовый, — Леон кивнул в сторону торта. — Ты даже таких вещей не помнишь? — Я мало чего помню, — Грей посмотрел на стол. — Я даже не помню, что это, — он ткнул пальцем в сторону одного из блюд. — Я смотрел на это пять минут, так и не понял, что это. — Это мидии, они тебе нравились, — Леон усмехнулся. — Они типа вкусные? Выглядят странно. — А ты попробуй, — Леон сам взял вилку, наколов морепродукт. Грей недоверчиво прищурился, но приоткрывал рот. Леону казалось крайне забавным то, как он жуёт, хмурится, пытаясь понять: нравится ему или нет. Внезапно на его лице отразилось такое удивление, будто он познал что-то очень-очень важное. — Это, правда, вкусно! — буквально воскликнул Грей. — А почему так мало? А можно все съесть? — Ешь, меня-то дома сочный стейк ждет, — Леон не удержался, чтобы не ударить по больному. — Идите вы, знаете куда?! — в шутку выругался Грея, беря очередную мидию. — Даже боюсь представить, — Леон тихо засмеялся, обняв за плечи, и прижав к себе. — Ты жуй, а не глотай, я у тебя не отберу. — Я вкусной еды знаете, сколько не ел?! — Сколько? Три дня? — Это тоже срок! — возмущённо сказал Грея. — И вообще, мне тут ещё неизвестно сколько ещё лежать, надо же хоть как-то отрываться. — А это как есть? — Грей показал вилкой в сторону маленького осьминога. — Эти уже отчищенные, так что просто кусай. Грей сначала пытался вилкой его взять, а после, плюнув, взял рукой. Рассматривая осьминога, он сказал: — Он как живой… — Он и есть живой. — Что?! — Грей подпрыгнул на кровати, едва ли не выронив морепродукт. — Да шучу я, — Бастия уже откровенно, не пытаясь скрыться, засмеялся, глядя на лицо Грея. Тот фыркнул, что-то пробубнил и как-то настороженно, будто недоверчиво, откусил. — Знаете, неплохо, — он слабо кивнул, вновь кусая. Леону трудно было не улыбаться, когда он смотрел на Грея. Леону трудно было не ощущать себя счастливым, когда он находился рядом с Греем. Довольно часто он засматривался на него — как на его кожу падают свет гирлянды, какой изящной она кажется. Засматривался на острые скулы, полные губы, на тёмные ресницы. А ещё, Грей выглядел… счастливым. Он улыбался, смеялся, лез с поцелуями, в шутку кусал за шею. Грей разрешал себя обнимать, отвечал на поцелуи с напором и смеялся так звонко, что Леон невольно сам улыбался. Леон гладит худые плечи, целует шею, а Грей жмется сильнее и обнимает за шею. Леон слышит его тяжелое дыхание, чувствует, как быстро бьётся его сердце, ощущает легкий запах кофе. Грей проводит рукой по волосам, перебирает пальцами волосы и дышит рвано. — Леон, — Грей касается ладонями лица Леона, заставляя того поднять голову и посмотреть в глаза. — Да? — Леон облизывает пересохший губы, и не против сделать пару глотков чего-нибудь — в горле пересохло, и от этого голос кажется хриплым. А от сухости ли? — Что… что между нами? Что было до всего это? Просто… просто мне кажется, что вы… что я,.. — они оба вздрогнули, когда за окном раздался звук от салюта. А салют-то и вправду красивый. Леон невольно засматривается, Грей в его руках замирает. И сердце бьётся всё так же быстро — Леон до сих пор это чувствует. За окном яркие искры вперемешку со снегом. Красиво. Очень. Грей кладёт голову на чужое плечо и прижимается всем телом — ощущает каждый выдох, каждое легкое движение. И этого почему-то тепло. Морально — и приятно, даже. Тело у Леона крепкое, сильное, и сейчас, в его руках, чувство защищённости и какое-то доверие гладит по нервам, успокаивает. — Так что ты говорил? — Леон поворачивается к Грею, целуя в лоб. — Да так, ничего, — Грей пожимает плечами, и, вскидывая голову, добавляет: — поцелуйте меня, пожалуйста. Леон непонимающе на него посмотрел — Грей никогда не просил о поцелуях, Грей вообще редко проявлял инициативу в таком плане. Бастия чуть помедлил, но, едва наклонив голову, поцеловал. Глубоко, страстно, с напором. Он кусал губы, ласкал языком и фактически не давал Грею перехватить инициативу. Он почувствовал, как горячие пальцы коснулись его шеи, а после и галстука, неловко пытаясь развязать. — Тссс, — Бастия отстранился и положил свою руку на тыльную сторону ладони Грея, останавливая. — Тебя ещё нельзя будет как минимум недели две. — А… а если я просто вам приятное сделаю? — Ты уже сделал мне приятное тем, что ты улыбаешься, — Леон убрал руку Грея от своего галстука, переплетая пальцы. — Так что не надо, всё успеется, — он глянул на худое запястье и тут же дёрнулся, вспомнив. — Точно! — Леон полез в карман, достав коробочку. — Вы… вы что, купили мне подарок? — растерянно спросил Грей, смотря то на красный бархат, то на Леона. — Ну, а какой праздник без подарка? — он улыбнулся, протянув Грею коробочку. — Но у меня для вас ничего нет, — голос вышел таким, будто он считал себя провинившемся. — Господи, — Бастия устало выдохнул. — Ты серьёзно думаешь, что мне, после всего, что ты пережил, что-то надо? Вот, поверь, для меня просто огромный подарок то, что с тобой всё хорошо и ты вполне успешно идёшь на поправку. Грей неловко улыбнулся, опустив взгляд. Он немного помялся, а потом протянул руку, беря коробочку. Омега почему-то сначала посмотрел в глаза Леону, и лишь потом открыл коробочку, выдохнув. Это был серебряный, хоть и не особо широкий, но толстого плетения браслет. — Ты носил браслет до Джорела, но потом был без него. И я решил, что можно было бы купить новый. — Спасибо большое, — Грей подался вперёд, обняв за шею. — Я не буду снимать его. — Помочь надеть? — Леон погладил по спине, а после взял браслет, когда Грей отстранился и кивнул. — Красивый, — фактически прошептал Грей, когда мужчина застегнул на его запястье браслет. — Красивым людям — красивые вещи, — Леону трудно было не умильнуться, когда Грей вновь смутился. Мужчина вновь обнял, прижав к себе. Грей выдохнул и обхватил руками за шею. Грей шепчет: «Я не хочу, чтобы вы уходили». Грей прижимается теснее. Грей почти не пахнет кофе, но Леон, едва улавливая эти родные нотки, ощущал что-то сродни эйфории. И он, жадно вдыхая его запах, целует шею, там, где должна находиться метка. И Леон шепчет: «Я могу остаться, это не составит труда». И Грей говорит: — Спасибо. В комнате пахло елью, немного лилиями и кипарисом. А Леон ощущал запах кофе. Другого чувствовать он не хотел. И Леон уже знает, что загадает на Новый год — хоть он этим и не занимался с десяти, но сейчас почему-то хотелось верить в чудо. Наверное, потому что в такой атмосфере — уютной, рождественской, такой домашней (несмотря на больницу), верить хотелось только в хорошее. Потому что сейчас с ним Грей — то, что делает его счастливым. Потому что сейчас всё хорошо. Потому что Леон впервые, за несколько лет, ощутил себя таким нужным и счастливым. Рождественское чудо пахнет кофе и немного елью. И Леон понимает, что всё самое хорошее, что с ним могло случится, уже и случилось. Вряд ли он найдёт что-то лучше Грея. Его личное рождественское чудо.Let's party in the snow Устроим вечеринку на снегу Under the mistletoe Под омелой, Girl I've been waiting all year Малыш, я ждал весь год All year Hey.. Весь год, эй Rudolph can take a break Рудольф может отдохнуть, Frosty can melt away Мороз может растаять, As long as I got you here Пока есть ты у меня.