The Power of Love

Они не говорили с Мереди ни о чем серьезном, потому что Леон элементарно не был готов к тому, чтобы говорить что-то серьезное. Он не мог подобрать слова. В любом случае, звонок прервался ещё одним входящим. Звонил Локи. Леон тяжело выдохнул и повременил с ответом, потерев переносицу — в последнее время Локи не звонил, чтобы предложить бухнуть. Учитывая, что у Леона был полный завал на работе, а компания Локи была прямым контрагентом для них, то нередко в последнее время он звонил по поводу соглашений, договоров, конференций или совместных совещаний для скупки или продажи акций или подобного дерьма. Он поставил Мереди на вторую линию и ответил: — Ну чего тебе? — Не говори со мной таким тоном, будто я твоя мать, которая толкает тебя вставать к первой паре. Леон закатил глаза. К первой паре он тащился сам, из квартиры, в Гарвард. Он вспомнил свою университетскую пору, и это что-то кольнуло в груди. Тогда все было по-другому. Там он познакомился с Джувией и Локи. Такие беззаботные и живые. Пили кофе, ездили на спорткарах, бухали и не думали о завтрашнем дне. На втором курсе Леон разбил машину, подаренную отцом. Через три дня он позвонил ему это сообщить. Уже тогда по фразе отца «все нормально, я занят, перезвоню» он понял, что ничего не нормально. Через полтора года он попадет на перестрелку. Там же убьют его отца. Так и кончилась студенческая пора. Так и началось развитие всех давно зародившихся психических расстройств. Целый букет. — Если у тебя есть время на твои сравнения, то,видимо, все круто. — Да, только тебе нужно в Бостон — Один вопрос: почему это мне сообщаешь ты, а не мой помощник или хотя бы секретарша? — Потому что это по поводу учредителей той организации со своими нанотехнологиями. Я только что встречался с посредником, они готовы спонсировать наш совместный проект касательно нанотехнлогий по борьбе с засоренностью пластмассой, ну и там бонусом могут в качестве подарка и, косвенно, рекламы, подогнать некоторое оборудование. Леон уставился в потолок. Он уже забыл, что они действительно когда-то зажглись идей по поводу очистки планеты. Это не планировалось как нечто, что поможет развитию их самих, скорее рекламная кампания и благотворительность с небольшим бонусом в виде пользы человечеству. Помнится, Леон тогда ещё не был ебнутым по Грею, поэтому был полностью в работе и занимался этим двадцать четыре на семь — буквально. Бессонница, конечно, мешала, но он свыкся с ней, и просто постоянно держал рядом с собой макбук, чтобы при очередной бессонной ночи засесть за планы, разработки и синхронизацию дня. Последнее, вообще-то, было полностью на его помощнике, но он любил вносить коррективы. Шерия ругалась на него, потому что его график был бешеный, буквально без минутки отдыха, а иногда даже обеденного перерыва, поэтому она насильно впихивала туда получасовые перерывы для перекуса и полуторачасовой к конце рабочего дня для спортзала. Иногда сама кормила его с ложки. Буквально. Леон не помнит, куда они ехали, но в самолете он усердно перепроверял сводку, а после прогнозировал бюджет на следующее полугодие, и все это время Шерия буквально в рот ему пихала гребаную яичницу с авокадо и куриной грудкой. Она ратовала за правильное питание, а Леону было все равно, что есть, но он догадывался, что так хорошо себя чувствует при своем нездоровом режиме только благодаря Шерии. Она планирует ему питание и занятие в спортзале. А потом появился Грей и Леон ебнулся. Ну и отрицай потом, что ему всё время было на него все равно. Он стал больше отвлекаться от работы, буквально прокрастинируя (за что ругал себя), либо проводя время с Греем. В любом случае, все было не так страшно, потому что он всего лишь немного разгрузил свой график и дал себе отдохнуть. Но. Но потому все неуклонно покатилось в пизду и за время пребывания Грея в больнице, а уж тем более его реабилитации, Леон едва ли не забыл пароль на своей рабочей почте! На него ругался Локи, Джувия, Шерия, Джерар — все, с кем он близко работал и сотрудничал, ну а толку? Леон решил, что все справится без него, забывая, что бешеная часть работы всегда была на нем, учитывая, что самыми подкованными были Джувия и Локи, которые, черт возьми, всего лишь его партнеры, и не имеют никакого прямого отношения к его работе. Они, конечно, из дружбы, вежливости и под девизом: «Господи, Леон же ебунлся, надо помочь» относительно что-то делали, чтобы позиции Леона хотя бы не упали, но этого все равно было недостаточно. Поэтому сейчас он буквально почти не спал и очень уставал. Всё валилось из рук, рассеянность повышалась, и он понимал, что Мереди он звонит не как психологу за помощью, а как другу. За помощью нужно к психотерапевту, за лекарствами. Но это всё позже. Ещё и Грей совсем в край охренел. Леон и вправду не был сейчас ангелом, но каким он, блять, ещё должен был быть со своей загруженностью? Он даже при большом желании не смог проводить с ним дни, и уж тем более часы. Он уставал, он раздражался, он не хотел никого видеть и ни с кем разговорить. Даже с Греем. Раньше это помогала, когда ситуация на работе была на уровне: «если я проебу это, то меня просто наругают», и даже близко не было к тому, что происходило сейчас. А сейчас он мог потерять деньги, несколько проектов, пару спонсоров, касательно отраслей, в которых он был ещё зеленым, и несколько возможных партнеров. А Леон не кретин. Грей не был ему безразличен, но работа сейчас была намного важнее. Помимо прочего, он не считал, что делал что-то плохое для Грея. Он потратил кучу бабок на врача, поставил на ноги, дал ему нового крутого психолога (и Леону уже даже насрать, что это какой-то загорелый альфа), давал ему много денег, и позволял делать то, что ему хочется. Пусть хоть в квартиру переедет, хоть на Багамы — Леон не будет против. Да, черт возьми, он не может поехать с ним отдыхать, не может сидеть с ним в обнимку, но он что, блять, должен был кинуть свою работу ради того, чтобы Грей перестал сидеть с бренным ебалом? Пусть он и был подростком, но все равно личностью. После всего пережитого — уже составившейся и закаленной, он должен сам себя развлечь. Учитывая, что у него есть Нацу, Люси и кто там ещё — Леон не вдавался в имена. Запомнил только Нацу, потому что него розовые волосы и у них вышло довольно неловкое пресечение. И Люси. Люси была просто красивой — по-модельному. Леон любил таких, только, чтобы по возрасту от двадцати минимум, а Грей — единственное и невольное исключение. С Люси они пересеклись всего один раз. Леон как раз уезжал в компанию, матеря все, на чем свет стоит, потому что он опять не поел (но вспомнив про добрую Шерию ему стало легче), а Люси, видимо, подъехала, чтобы составить компанию Нацу, который на пару с Греем уже два часа зависали в нижнем зале у бильярда. Когда она открыла дверь такси, Леон увидел, что она в солнцезащитных очках, обтягивающих, как вторая кожа, джинсах и с лицом главной сучки этого района. Леона это даже насмешило, потому что — боже мой — ей всего шестнадцать, и она скорее всего никто. Но с такими амбициями далеко пойдет, как минимум — станет хорошей голдигершой. А при должной наглости, хитрости и мозгах сама добьется чего-нибудь. Может, какой-нибудь сети фитнес-центров или типа того. Леон тогда чисто ради реакции Люси протянул ей руку, помогая выйти из машины. Он знал, что Люси прекрасно известно, кто он такой, и не только со слов Грея — наверняка, она видела его на биллборде на тайм-сквер или ещё где-то по дороге сюда. Он ожидал, что она удивиться или вроде того. Но она лишь посмотрела на него исподлобья, так, чтобы он увидел её глаза из очков и спокойно протянула свою руку в ответ. На её запястье был тонкий серебряный браслет, а на пальце — увесистое кольцо от версаче. Оно даже ей шло несмотря на то, что у ней довольна худая хрупкая рука. Она вежливо улыбнулась — как и было положено. Это не было улыбкой из-за радости, шока или нервозности. Это было просто вежливой улыбкой. И она сказала: — Благодарю. — Не стоит, — Леон улыбнулся в ответ, закрыв за ней дверь. Она легким движением руки, таким невидимым и естественным, сняла свои очки, посмотрев на Леона. Ему приглянулся её взгляд. Наглый, уверенный и сучий. Леон таких любил (только постарше, конечно). И она представилась: — Люси. Леон улыбнулся ей. Потому что все это вызвало интерес, и ему даже стало интересно увидеть её мать. Если эта девчонка такая в шестнадцать, то кто же её этому научил. — Приятно познакомиться. Думаю, меня вы знаете, — Леон посмотрел на подъехавшую к нему машину и шофера, который моментально вышел, открывая дверь. Люси кивнула, оглядела его, и, когда Леон хотел уже сесть, он услышал: — У Грея хороший вкус. Леон буквально воздухом поперхнулся, а когда обернулся, увидел только удаляющуюся Люси, которую пропустил охранник. Он вздернул бровь, а после усмехнулся. Что ж, интересно. Это намного интереснее того Нацу. После этого он её запомнил. Люси нельзя было не запомнить. Если она не ухватит себе как минимум какого-нибудь миллиардера, то Леону придется в ней разочароваться. Он не знал её близко, но шаблон поведения уже говорит о многом. В любом случае, это были просто догадки. Леон опомнился, когда Локи красноречиво покашлял, прерывая их затянувшуюся паузу. — Бостон. Круто. Я так рад! — Ты, бля, едешь, или предпочтешь дальше поязничать? — Я, бля, еду, — передразнив наигранную злость Локи, ответил Бастия, зевнув. — Круто, советую вылететь не позже, чем через три часа, на сколько затянется командировка — хрен его знает. Они очень привередливые и вечно пытаются всё получше разузнать. Так что советую помимо помощницы своей, захватить секретаря и несколько человек из отдела по экономике, а то вдруг. — Свою семью мне ещё не взять? — Ну, я и так с тобой, — Локи рассмеялся, и Леон вслед ему усмехнулся. На самом деле, в этом была доля правды. Локи, Леон и Джувия работали вместе слишком давно и долго. Они семья. Сугубо рабочая, но семья. Он вспомнил про Мереди, проматерился и, попращавшись с Локи, переключился на неё. Его встретил вид её кухни и звуки того что она что-то режет. Леон понадеялся, что она не представляет то, как режет его. Он сказал: — Мереди? Звуки прекратились, и он снова увидел её лицо. Он виновато улыбнутся, сказав: — Прости, там по работе... — Да ладно, я знаю, тебе сейчас сложно. Леон выдохнул, выдержал маленькую паузу, и резко сказал: — Вот почему, блять, все понимают, что мне сложно и не ебут мозг, а Грей — нет?! — Потому что он обиженный подросток, Леон. Не взрослый человек. Это ты уже претерпел все свои несправедливости, начиная биологическими родителями, кончая своей семьей, а Грей — нет. Тут нужно время. Много времени. Я не знаю, как он там сейчас, ты ведь сам поменял ему психолога, но я могу поговорить с его новым. У меня много догадок касательно его поведения, но я не знаю, насколько они верны. — Например? — Например, он хочет из тебя сделать принца. Например, он хочет обратно в свою семью. Например, ему не хватает стабильности. Например, он до сих пор чувствует себя обделенным. Он слишком долго находился под эмоциональным прессингом, чтобы я сейчас могла точно оценить его состояние. — Все подростки такие сложные? — Вспомни себя, Леон. — Не помню ни хрена. Помню, что я дохрена учился, занимался спортом и думал, что теперь у меня всё будет хорошо. — А теперь вспомни своё разочарование когда ты понял, что нет, не будет. Так себя чувствует себя Грей. Дай ему время. — О, я дам ему время. Мне сейчас надо улететь на конференцию, так что... — Я не про такое время, Леон. Она укоризненно на него посмотрела, а после тяжело выдохнула. Леон недовольно поджал губы, нахмурившись. Он не хотел париться хотя бы сейчас с Греем. Ему хватало работы. — Вы оба как два ребенка. Это сложнее, чем я думала. В общем, если уезжаешь сейчас, то хотя бы не давай ему думать, что ты забыл о нём. Не хочешь или нет сил разговорить — хотя бы пиши ему в телеграмме или ещё где. Ему будет приятно. А пока.. не буду отвлекать. Она улыбнулась и добавила: — Обо мне тоже не забывай. — Я и не собирался. До встречи. Они распрощались, и Леон тяжело выдохнул. В последнее время ни хрена и ни с чем не складывается. Он не мог сказать, что испытывает какую-то там дикую любовь к Грею, или что-то вроде — но он по крайней мере желает ему только хорошего и старается устроить ему более-менее хорошую жизнь. Разве он плох в этом? Он набрал Шерии, сообщил о вылете, назвал компанию и попросил все подготовить, включая одного экономиста и аналитика. Лишнем не будет. Юриста он сможет себе там найти любого хорошего, несмотря на то, что он очень доверял своему личному, но в плане юрисдикции не было такой проблемы, как с экономистами. Стороннего экономиста или аналитика не подберешь. Он повернул голову к всё ещё включенному ноутбуку Грея. Вверху было ещё пару вкладок: инстаграм и фейсбук. Это, наверное, было некрасиво, но он заинтересованно открыл инстаграм. Как и ожидалось — не обновлялся с тех пор, как он значительно потерял в весе. Он просмотрел станицу, усмехнувшись тому, что немалое количество фоток сделано на фоне его дома. Видимо, Грей не боялся выставлять свою «богатую» жизнь на показ. Он нашёл в комментариях под какой-то совместной фоткой с каким-то хреном (Леон честно не зал его) комментарий Люси, заинтересованно щелкнув по никнейму. Леон искренне удивился, потом что у неё было аж двести тысяч подписчиков, что для шестнадцати лет не очень и плохо, и она ведет блог, посвященный ПП-питанию и спорту. Всё выдержано в одном стиле и атмосфере. Фоток с собой не так много, но Леон подумал, что она... красивая. Люси казалось слишком развитой для своего возраста — по всем параметрам. Ещё он нашел довольно двусмысленную фотку с Нацу, и Леон так и не смог понять, друзья они или чуть больше. Если они и вправду встречаются, то... ну, это неожиданно. Они казались абсолютно разными, но Леону подумалось, что они были бы интересной парой. Лезть в личные сообщения Леон, конечно, не стал. Да он и сомневался, что найдет там что-то интересное. Он вернулся на главную страницу инстаграма, переключился на вкладку с клипом Билли Айлиш и встал со смятого покрывала, отряхивая штаны, будто бы они могли запачкаться. Он ещё раз оглядел «их» комнату и вышел. Надо бы было собрать некоторые документы. Из одежды все купит там. Сейчас не хотелось собирать чемодан, он решил поехать налегке, а в освободившиеся время съездит в компанию, проверит некоторые вещи и договорится о мелочах с Шерией. Он набрал Грею, чтобы убедиться, что он сможет попасть домой без проблем. Вроде, он хотел услышать его голос, но когда в динамике раздался абсолютной серый недовольный голос всё желание резко пропало. Леон искренне пытается привить себе ласку или типа того к Грею, но как, черт возьми, он должен был это сделать, если Грей просто не давал этого седлать? Закрывался, бурчал, хмурился, не верил даже. Он же, блять, был уверен, что Леон специально так мало с ним видеться и так раздражается. Никак связывать это с диким графиком и завалом на работе он это не хотел. Сбросив вызов, недовольно нахмурившись, он вспомнил, что в прикроватный тумбе лежит печать по удостоверению документов. Они давно ей не пользователь, предпочитая электронные удостоверения и подписи, но мало ли, вдруг пригодиться — говорят, они любители старых традиций. Он вернулся в комнаты, открывая ящик, забирая печать. Он хотел закрыть его, но заметил, что первой папкой почему-то лежала папка с документами о его анализах и лечении катаракты. Давно хотел выкинуть и забыть, но хранил на кой-то хер. Проблема в том, что она точно лежала где-то в середине. Он поднял её, замечая под ней сразу же документы с его усыновлением и характеристикой из не самого лучшего места в его жизни. Но они были в середине. Под папками с документами о праве собственности дома и ещё нескольких крупных договорах, которые заключил ещё его отец, и он хранил их, как память. Все давно перенесены в электронные варианты, но он до сих пор держит их здесь. Но сейчас они были внизу. А вверху документы об этом не самом веселом факте его биографии. Догадка пришла сразу же. Он поджал губы. Это не было тем, что он хотел бы, чтобы знал Грей, но, кажется, оно не могло быть в тайне вечно.

***

Грей любил Нью-Йорк. Всем сердцем. Он не сразу в него влюбился, как и положено любой настоящей любви. Ты ходишь, видишь его каждый божий день, просто воспринимаешь как данное, а потом ты пропал. Так начинается любая самая крепкая и сильная любовная история. Вы просто рядом и не воспринимаете друг друга как «любовь». Как нечто настоящее, крепкое, важное и нужное. Грей влюбился в Нью-Йорк в тринадцать, и на некоторое время он выпал из этого города. Он не хочет вспоминать обо всем прошедшем, о несуществовании временных промежутков, там — в плену. Тогда не было ничего. И по возвращению тоже — ничего. Белые стены больницы сменились натяжными потолками в доме Леона, в которые он пялился по несколько часов в сутки, будучи без возможности встать. Как только он смог ходить, едва земля показалась ему чем-то устойчивым — он рванул в центр, схватив под руку Нацу. Знаете, чем было то чувство, когда он вышел в центре города? Это было что-то очень похожее на паническую атаку. Голова закружилась, дышать стало сложнее, но его переполнял восторг. Он вздёрнул голову, смотря вверх, вглядываясь в высотки. Это был Манхэттен, и он знал, что даже с закрытыми глазами сможет дойти до своей любимой кофейни Он знал. Он выучил. Он всё давно выучил, и ему так не хватало всего этого. Это было слишком долгой разлукой для его любви. Достаточной, чтобы тогда он смог просто потеряться в звуках, цветах и ощущениях. Нацу рассмеялся, хлопнув его по спине и сказал: — Да, теперь я вижу, что ты живой. Грей никак не отреагировал, хотя на какое-то мгновение ему захотелось поблагодарить Нацу за то, что он до сих пор рядом. Был рядом, несмотря на все припизданутые слова по поводу Леона, несмотря на аморфное состояние, несмотря на редкие диалоги. На самом деле, Грей меньше всего ожидал от Нацу понимания, но сейчас он был рад, что он оказался нужным человеком. В любом случае, с первого судорожного вздоха прошло уже чуть меньше месяца, и сейчас Грей уже не ловил вертолеты, хотя это чувство было незабываемым. Он зашел в излюбленную кофейню, привычно скидывая рюкзак на небольшое уютное кресло у самого окна. Он погорячился со свитшотом. Когда он уезжал из дома, было прохладно и лил дождь, но здесь, в центре Манхэттена, было тепло и солнечно. Он глянул на эплчасы, устало выдыхая. Нацу опаздывал. Он делал это крайне редко, но если делал — то это затягивало до получаса. Грей благородно кивнул, когда ему принесли кофе, и уставился взглядом в широченное окно. Вообще-то, это не совсем окно — это стеклянная стена. За это Грей и любил это место. С такой высоты было приятно наблюдать за... городом. Иногда Грею казалось, что здесь — весь мир. Это всегда будоражило. Он метнулся взглядом к какому-то бутику, думая о том, что можно было бы зайти и купить себе майку — у него с собой карта Леона, трать не хочу. Иногда ему казалось, что он мог бы скупить нахрен это заведение, а Леон лишь бы пожал плечами. Но из Грея вышел бы дерьмовый вице-директор, поэтому он просто покупает кофе. — Чувак, прости, если Люси задалась целью что-то сделать, то от неё не отцепиться! Голос Нацу раздался ещё позади, но Грей не успел моргнуть, как тот плюхнулся на кресло перед ним. Он лениво перевел на него взгляд. Нацу встормошенный, взлохмаченный, запыханный. Нацу живой. Грей такому завидует. — И что на этот раз? — Обновляла мне гардероб! — Нацу показательно вздернул руку с несколькими пакетами в них. — Майки есть? Нацу непонимающе нахмурился и полез в пакеты, активно и громко шурша ими на пол довольно тихого пощения, но все-таки выудил обычную черную базовую футболку. — Спасибо, — Грей выдернул из его рук её, резко вставая и добавляя: — кстати, я заказал тебе кофе. Вообще-то, он заказывал его не ему, а себе, но он решил, что это будет некрасиво — отбирать у Нацу несчастную новую футболку. Его гардероб и так был не особо разнообразен (или Нацу просто носил одни и те же шмотки). Он заказал ещё один кофе и скрылся из вида Нацу. Тот растерянно почесал затылок, подумав, что его обокрали и нагло оставили, но потом обратил внимание, что телефон и рюкзак Грея остался здесь. Грей вернулся быстрее, чем сделали кофе, в небрежно заправленной, явно великой ему, черной футболке. Нацу непонимающе посмотрел, как тот садится, вздернув бровь. — Можем обменяться, — Грей чуть потряс своим свитшотом. — И куда мне его надеть? На ногу? — Вообще-то, он оверсайзный, это во-первых, а во-вторых, ну и пошел в жопу, — Грей небрежно запихнул свой свитшот в рюкзак. — Не учили... ну, по погоде одеваться? — Мне надо было быстрее свалить. Нацу непонимающе вздернул бровь, чуть опуская голову, смотря исподлобья. Они молчали несколько секунд, когда им принесли кофе, и Грей благодарно кивнул, притягивая его к себе. Нацу взял другой стаканчик, убедившись, что это не было шуткой и его реально угостили кофе. — Что-то случилось? — Да, я заебался сидеть там, ты же знаешь, — Грей пожал плечами, размешивая отсутствующий сахар в Кон-Панна. — Настолько, что не можешь посмотреть прогноз погоды? Грей тяжело выдохнул и поставил стакан обратно, так и не сделав глоток, откинувшись полностью на спинку кресла. На самом деле, в действительности ничего не случилось. Он и вправду устал, и этот дом его душил, он понятия не имел, было ли дело только в Леоне. Наконец, Грей сказал: — Леон предложил купить нам путевку на Майами. Понятия не имею, как он собрался организовывать мой вылет, это тебе-то семнадцать, и тебе напишут разрешение, а у меня.. у меня и писать некому, — Грей сказал это на одном дыхание, а завершил фраз судорожным выдохом. На самом деле, несмотря на то, что фаза лечения его миновало, и ему оставалось лишь нормально жрать и восстанавливаться, он всё равно был слишком усталым для всего этого. Нацу растерянно почесал затылок, поджав губы. Он не был уверен в том, как ему реагировать. С одной стороны — Майами! Без родителей! А с другой выпотрошенный безэмоциональный Грей. Нацу не нашел слов, поэтому сказал первое, что пришло в голову: — Для Майами же не нужны никакие соглашения. — А, — опомнился Грей, прикрыв глаза и едва помассировав их, — точно, я забыл. — Что-то не так? — уточнил Нацу. На самом деле, он не искал себе лишних проблем, поэтому, если была возможность, то он всегда спрашивал прямо в лоб. Нечего строить какие-то херовы катакомбы из догадок, когда можно узнать всё и сразу. Нацу не дурак. Грей нахмурился. Он выглядел обесточенным. На самом деле, это было нормальное для него состояние, но в последние пару недель Нацу казалось, что тому было явно лучше. Если он не притворялся — а это вполне от него ожидаемо. — Да я... — начал Грей, но тут же запнулся. — Я не знаю. Я тупой. Нацу тяжело выдохнул, сделал глоток и сказал: — Не могу не согласиться. К чему была новость про Майами? Нацу пришлось начать издалека. На самом деле сейчас с Греем было тяжело разговорить. Элементарно сложно. Нацу не любил искать к Грею подсказки, начинать издалека, подталкивать к нужному. Он любил прямолинейность, но сейчас требовать хоть чего-то от Грея было бы идиотизмом. Иногда Нацу хотелось плюнуть на это все, и оставить Грея одного со своими тараканами, но он понимал, что это будет некрасиво и просто неправильно. Они друзья и все такое. Грей другой, но не чужой. И он никогда не был для Нацу последним человеком. — К тому, что это круто. — Это говорит в тебе здравый разум или ты говоришь это, потому что так надо говорить? — Нацу глянул краем глаза на засветившийся экран своего телефона, смахнув оповещение пришедшее из телеграмма. С Греем было сложно, но он того стоил. Нацу это знал. Даже, возможно, знал это лучше Леона. — Нет, я понимаю, что это круто. Это же Майами! И мы будем одни, я смогу отдохнуть от напряжения, это новое место, а значит — новые эмоции. Всем известно, что это лечит лучше всякого. Но, — весь его энтузиазм всего сказанного, весь блеск в глаза в миг пропал, и Нацу приготовился к тому, что сейчас услышит очередную припиздь Грея Фуллабстера, и ему придется постараться, чтобы не вмазать ему для того, чтобы в его голове стало чуть-чуть светлее. — Но я покажусь идиотом, если скажу, что я расстроился из-за того, что Леон не предложил себя? Нацу не сдержал презрительного фырканья. Он закатил глаза. Грей на этой даже не среагировал. Он знал, что все его слова — бред. Все его чувства — болезненный неправильный нарост. Это всё смешно, глупо, неправильно, бредово, но что он должен был с этим делать? Он и так борется с этим большую часть времени, а толку? Будто бы от этого была хоть какая-то польза, кроме головной боли. — В своё оправдание хочу сказать, что пока я ехал сюда, я думал о том, как нам будет круто. Я могу Леона уломать на Люси. Да, Господи, я могу ему уломать на весь наш класс включая родителей — Леону до пизды. — Если ты думаешь, что это тебя как-то оправдало, то нет, — Нацу покачал головой, сложив руки на груди. — Вот поедешь ты с ним, и что? Что вы там будете делать? Напряженно молчать? Переглядываться? Или что вы там еще с ним делаете в последнее время. Что ты, — он указал на Грея, — хочешь делать с ним, — он ткнул пальцем в стекло, и Грей повернул голову в строну, к огромному рекламному листу с рожей Бастии на половину периметра. То ли реклама какой-то конференции, то ли новой кампании — хер его знает. Грей даже не вчитывался в написанное рядом с отбеленными зубами. Грей тяжело выдохнул. Нацу был прав. Ему с Леоном делать нечего. Раньше они занимались сексом, и иногда Леон ему ныл. Потом они делились своими переживаниями по поводу пережитого так, будто их обоих это волновало. А сейчас... сейчас им просто не о чем разговорить. Леону двадцать девять*, он богатый, известный, крутится с такими личностями, с какими Грей бы не смог побеседовать и двух минут из-за недостаточной эрудиции. Леон просто другой. Даже не беря в расчет его возможную биполярку (Грей не утверждал, это просто было его догадкой с учетом всего увиденного), психопатию и кучу других посттравматических плюшек его крайне интересной юности. Его положение и общество — оно другое. У них из общего только боль, которую вечно тереть между собой невозможно. Оно изживается и теряет актуальность. В итоге они остаются вот так. Грей просто школьник без ничего. Ему нечего дать Леону, он ничего из себя не представят, и Грей до сих пор гадает на кой хуй Леон вообще его возле себя заимел и зачем держит. Это же глупости. — Грей, послушай, — Нацу подался вперед, — я говорил тебе это сто тысяч раз, но скажу ещё раз. Ты реально классный. Для меня. Для гребаного школьника. Я не знаю, может, твой Леон педофил, но, послушай, педофилы не разговоры разговаривают со своими жертвами. Вас ничего не связывает кроме секса. Поэтому я и говорю, что у вас ничего нет. Хватит. Я же вижу, как ты надеешься на хер пойми что. Перестань. Грей вздрогнул, когда на его тыльную сторону ладони легла чужая рука. Кожа у Нацу огненная, горячая, обжигающая, совсем не такая, как у Леона. И он говорит: — Я хочу тебя спасти. Говорит: — Помочь, понимаешь? Грей слушает, но едва ли слышит. Он вроде все понимает, но... но не принимает. Это сложнее. Априорные истины так сложны в достижении, когда ты болен. Грей тяжело выдохнул. — Я знаю, но... — Ты знаешь, но как что-то стороннее, что тебя не касается. Хватит думать, что у вас любовь. Нет у вас любви. И не было никогда. Грей бы хотел с радостью сказать что-то вроде: «тебе-то откуда знать, что у нас есть, а чего нет». Но Нацу был прав. Он знал все едва, только куски-кусочки, но этого хватало, чтобы здраво оценить ситуацию, а не так, как это делал Грей. То, что он делал было самообманом. Грей убрал свою руку из-под чужой горячей ладони и повернулся к окну, встречаясь взглядом с взглядом Леона с биллборда. — Как бы то ни было, но с социальный стороны, он слишком хорош, — продолжал Нацу так, будто бы Грей хотел это слышать. — Он богат, красив, у него куча дочерних компаний. У него мировая популярность. А ты... ты школьник, Грей. С самого начал это не было романом. Со стороны моральности Леон садист, ублюдок, и он не видел в тебе человека. Он видел игрушку для вымещения собственных желаний. Вот и все. Ну и, кажется, он педофил, — Нацу пожал плечами. Он следил за выражением лица Грея, но то не выражало ничего. Оно было пусто, как и его взгляд, направленный на рекламную вывеску. Сколько бы Нацу ему не твердил, вроде как, очевидные вещи, Грей в упор не хотел ничего слышать. Вообще-то, он понимал, что всё, что сейчас происходит — пиздец. И рано или поздно они расстанутся. По-человечески или нет — Грей не знает. В зависимости от настроения Леона. И не более того. — И, мой тебе совет, пока можешь тянуть из него — тяни. Квартира, шмотки, отдых — бери, пока можешь. Ему не жалко, а тебе хорошо будет. Да и более-менее устойчивое будущее заработаешь. Грей лишь согласно кивнул. Слова из глотки не лезли. Говорить просто не хотелось. Не моглось. Он хотел бы поговорить с Леоном об этой ситуации, но он боится услышать правду. Услышать истину. Узнать прямо от Леона, что он его и впрямь никогда не любил и уже вряд ли полюбит. Это нонсенс. — А сейчас, — Нацу попытался улыбнуться, и вышло у него это так по-настоящему, так искренне, что Грей поверил, — предлагаю прогуляться. Погода шикарная. Взамен угощу тебя мороженным, ледышка, пошли. Нацу резко встал, схватив стаканчик с кофе. Он посмотрел на Грея и тот красноречиво кивнул в сторону лежащих пакетов. — Блять, — Нацу закатил глаза и, натянув на глаза солнцезащитные очки, сказал:— но сначала прогуляемся до какой-нибудь камеры хранения. Грей усмехнулся, пожав плечами и, закинув рюкзак на плечо, встал. Нацу взял в охапку все свои пакеты, недовольны пыхтя. — Как там с Люси? Грей сам не знал, почему этот вопрос вылетел из его рта. Просто в этот миг, когда он посмотрел на Нацу, он ощутил... зависть?.. К Люси, наверное. Они не встречались, но Грею казалось, что всё к этому шло. Конечно, «паре» Грея позавидовала бы любая. О Леоне мечтает добрая половина Нью-Йорка. Красивый, богатый, веселый, харизматичный. И конченный. В конец. Никто об это не знает, только Грей. А ещё Леон слишком серьёзный, слишком злой, слишком... не подросток. Он взрослый мужчина с поломанной психикой. А Нацу... Нацу красивый, высокий, подкаченный. От него веет свободой и солнечным светом. Он сам — Нью-Йорк. Он свобода. Он мальчик-малибу. Он такой, о котором стоило бы помечтать, будь у тебя побольше мозгов, сменив приоритеты с миллиардеров на веселых и готовых на многое парней. На честных. На искренних. На любящих тебя. Грей упустил слишком много, поэтому теперь было поздно жаловаться. Нацу загорелый и у него белоснежная улыбка. Грей смотрит на него в анфас и в самом сердце что-то колит. Нацу — это свобода. Он вспоминает Гажила. И это тоже ему болит под сердцем. Это летняя ностальгия ночного Нью-Йорка. Это байкерские тусовки, это запах смога и дыма, это прохладный ветер у реки. Они даже один раз съездили в Лос-Анджелес! Грей помнит мягкий песок под ногами, прохладный ветер с океана и чувство свободы. Он ощущал тогда себя самым счастливым. Когда Гажил рядом низко смеялся и хлопал по плечу — так увесисто, так... понимающе. Грей мечтал о свободе, а оказался в золотой клетке. И сейчас он видит этот кусочек счастья прямо перед собой и ему это так болит, так ноет. Нацу трет нос и говорит: — Люси хочет по гранту пойти учиться. И хорошо, если в Нью-Йорке. Знать не знаю, куда её занесет. Не хочу, чтобы она уезжала. Они выходят на улицу, будучи сразу кинутыми в шум и ласковые объятья легкого ветра. Грей поджал губы. Представьте себе, все то время когда Грей умирал в том подвале, когда его истязали, мучали, пытали, Нацу и Люси.. были рядом. Занимались своими подростковыми делами, гуляли и пили кофе. Обменивались подарками. Может, они даже скучали по Грею и им было больно, но не так, как Грею. Он ощутил себя в этот миг таким... неудачником. Это всё было просто несправедливо. То, что сейчас происходило— это несправедливо. Конечно, возможно, многие готов поменяться с ним местами ради доступа к таким деньгам, но никто не готов будет пережить то, что переживает сейчас Грей. Никто не готов будет перенять боль, которую он все дни носит с собой. Блять, никто. Его окружило легкое чувство тревоги. Это всё было так нечестно по отношению к нему. Он не заслужил этого. Черт возьми, никто не заслужил такого. Внезапно телефон в руке завибрировал и Грей посмотрел на экран. Нацу резко замолк (Грей даже и не вспомнит, о чем конкретно он говорил). — Ого, кто это звонит, — съязвил Нацу, завидев на дисплее чужого телефона краткое, но очень понятное «мудак». Из мудаков у Грея был Леон и, собственно, он сам. Частично, конечно, и Нацу больше любя, но всё в этом мире не просто так. Грей растерянно поднял телефон. Нацу внимательно следил за его выражением лица, будто бы смог так понять то, о чем говорил Грей. — Да? — Грей звучал как обычно равнодушно и пусто, но изнутри его немного трясло, потому что, черт возьми, Леон очень редко ему звонит, и Грей надеялся, что это что-то.. важное?.. Хотя если поставить имя «Леон» и слово «важное» в одно предложение, то жди беды. — Ты же помнишь код на двери? Ключи собой есть? Ни привет, ни здравствуй — Грей даже закатил глаза. — Ну, — на более Грея, конечно, не хватило. — Хорошо, меня ночью не будет, так, если что — вдруг ты придешь позже моего ухода. — Куда ты? В ночь-то, — Грей поджал губы, потому что, на самом деле, он не был уверен, что Леон ему вообще ответит и захочет вообще отвечать, но они оба активно делали вид, что у них «отношения», поэтому оба как калеки играли свои роли. — Нужно по работе. Грей сморщился. Леон даже не старается. Он элементарно не старается соврать. Это просто звучит как неприкрытая ложь, не считая того, что его голос сухой, скучный и пресный. — Ночью? Какая может быть работа ночью? — Такая, какой я работаю пол своей жизни, Грей. — Пол своей жизни ты страдаешь бессонницей, это не работа, Леон, — Грей сам слышал, что собственный голос становился раздражительным. Нацу на него покосился. — Ты ничего не знаешь о моей работе, так что не строй из себя знающего, детка. До скорой встречи. Леон сбросил, не дав Грею и слова сказать. Грей вздернул недовольно бровь, и простоял несколько секунд с прислонённым к уху телефоном. Он тяжело выдохнул, и отпустил руку, удерживая себя от желания угрохать телефон об асфальт, он запихнул его в передней карман джинс. — Ты довольно... грубо с ним разговариваешь, — подметил Нацу, но с явным одобрением. Его хотя бы частично радовал тот факт, что Грей умудряется держать какую-никакую, но марку, и звучит довольно стойко. — Ты просто не слышал, как он со мной разговаривает. Нацу тяжело выдохнул, оглядываясь и поправляя пакеты в своих руках. — И ты ещё на что-то надеешься? — Нацу спросил это абсолютно безразличным голосом, так, что это звучало как: «ну, ты серьезно?» Грей пожал плечами. Нацу сказал: — Что он хотел? — Сказал, что он уезжает в ночь. — А знаешь, что? — Нацу внезапно вздернул уголок губы, сощурившись, — ты сегодня тоже уезжаешь ночью. В страну веселья и беззаботности, — он неловко достал из кармана телефон, перешивая пакеты на сгиб локтя. — О чем ты? — Грей удивленно вскинул брови, наблюдая за Нацу. — О том, что мы сегодня набухаемся. Да так, что ты имя своего мистера Бастии не вспомнишь. Грей поджал губы. Он хотел бы отказаться, хотя бы потому, что просто не хотел пить. Он не любил пить. Не нравился ему этот вкус, но сейчас он решил, что отказывать было бы неправильно. Так он действительно на какое-то время отвлечется от себя, Леона и их отношений. Он не будет думать об этом хотя бы несколько часов — это ли не сказка? Нацу говорит в динамик телефона: — Алло, Гажил? У Грея замирает сердце и он во все глаза смотрит на Нацу, который в ответ глядит, хитро усмехаясь. Нацу шепчет одними губами: — Он приехал недавно, это должен быть сюрприз. Нацу говорит в трубку: — Ты же лофт себе снял уже? Свободен вечером? Отлично. Грей стоит несколько секунд бесцельно пялясь на лицо Нацу, едва непонимающе, потому что, черт возьми, это не то, чего он мог ожидать. Ещё через несколько секунд до него начинает доходить, и чувство невероятно бурного счастья переполняет его. Он хочет запищать. Даже не так. Он это делает, когда бросается на шею Нацу, а Нацу смеётся и говорит в динамик: — Да это так, фанатка увидела, такие навязчивые. Грей жмурится, потому что Гажил... это больше, чем любовь. это его мечта, которой он пока не смог добиться, которая осталась лишь надеждой, сладкой дремой, желанием. И он снова увидит Гажила. Возможно, Гажил его покатает по ночному Нью-Йорку. Даже не возможно. Так оно и будет. А потом они договорятся смотаться в Лос-Андежлес. На тот самый пляж, где Грей впервые ощутил себя самым счастливым. От Нацу пахнет мужскими духами, и он похлопывает его по спине. Грей прикрывает глаза, когда широкая мужская ладонь кладет на поясницу, пока Нацу договаривается с Гажилом. К черту неловкость и двусмысленность. Этой ночью Грей хочет оторваться так, чтобы действительно забыть имя Бастии. У него для этого будет целая компания байкеров, Гажил, Нацу и, возможно, Люси. Это ему поможет. Однозначно. ________ Двадцать девять лет* — если у кого-то хорошая память, то тут он мог охереть, потому что на протяжении всего фанфика Леону было не больше двадцати трех. Так вот, поясняю: я взялась за переписку этого фанфика, и, переписав первую главу (кст, уже можно чекнуть обновленный вариант, я там поменяла немного обстоятельства "рабства" и сферу работы Леона), и, пораскинув мозгами, поняла, что это тупо — давать Леону такой статус и столько бабок в таком возрасте. Почти тридцатник смотрится как-то получше (хотя он всё больше похож на педофила но энивей)