The Power of Love

      Едва приехав в Нью-Йорк, Леон вызвал водителя, чтобы тот приготовил для него машину, и через телефон и специальное приложение отследил местонахождение телефона Грея.       Все еще сонный, с гудящей головой, обдолбанный обезболивающим так, что он бы не вспомнил, как зовут его отца, он сел за руль, переключил автопилот и уставился отсутствующим взглядом в лобовое стекло. Сощурился немного, осознавая, что спать хотел невероятно, и открыл бардачок. Порылся немного, достал капсулу фенамина и запил ее газированной водой. Вытер рот тыльной стороны ладони и снова откинулся на кресло, потерев лицо руками.       С несколько минут пялился в потолок, а потом выпрямился и посмотрел на свое отражение в зеркале заднего вида. Синяки под глазами были замаскированы, но ничего не замаскирует его зрачков и покрасневшего белка глаз.       Глаза человека с хронической бессонницей.       И он тратит свои силы на Грея, который даже не может ему сказать сраное спасибо. Прекрасно. Блять, прекрасно.       Леон хочет попросить Локи, чтобы тот выбил из его головы все это дерьмо, устроил ему пятичасовую лекцию о том, что это так не работает, что любви нет, а привязанность — миф.       Он готов платить любые деньги, лишь бы установка в его голове, наконец, была разрешена. Он устал. Ему нечем дышать.       Он смотрит в свои собственные глаза и хочет выцарапать их. Вот такая у него человечность, раскрывающаяся в аутоагрессии. Никому такого не пожелаешь.       Он приехал на место, оглядывая многоэтажку. Уже было двенадцать дня, и он вообще засомневался, что сможет найти тут Грея. Тем более, что он не знал, в какой конкретно квартире он мог быть. Их тут много. Это многоквартирный дом, мать его!       Леон привалился спиной к своей машине и тупо уставился в главный вход. Стоял так долгое время, не понимая, как он до этого докатился, как из выхода вывались куча подростков. Явно еще не отрезвевших и, может, даже еще немного обдолбаных. Леон посмотрел им в спину, нахмурился и, придержав дверь ногой, зашел в подъезд. Много мозгов не надо, чтобы понять, что тут явно где-то проводят рейвы. Леон вообще был не очень осведомлен обо всех этих мероприятиях, но знал, что в подобных квартирах часто устраивают лофты. Он поднялся на самый верхний этаж и, едва выйдя из лифта, учуял запах травки.       Закатив глаза, задаваясь вопросом, как уже Грей мог докатиться до такого, он прошел вперед. Открыл дверь, которая, конечно, не была заперта, и прошел вперед. И первым же делом встал в лужу. Он прикрыл глаза, глубоко выдохнув и опустил взгляд вниз.       Лужа блевоты.       Снова выдохнул, огляделся, вытерев подошву о валяющуюся рядом джинсовку, и прошел вперед. Большинство лежали в отрубе, кто-то, кажется, словил приход. В принципе, если Грей здесь и был, то, возможно, он просто сам валяется под столом. Он нахмурился, прищурился, пытаясь найти хоть отдали похожее морду, как кто-то крикнул:       — Блять, ты что, коп?!       Леон поднял скептический взгляд, глянув на орущего пацана с синими венами на висках и, проигнорировав его, пошел дальше, едва не заглядывая под столы. Тот пацан, кажется, начал медленно собираться и стал кого-то будить, как Леон заметил знакомый розовый веник.       Он быстрым шагом подошел к найденному Нацу и сильно встряхнул его за плечо. Нацу, как ни странно, не умирал от передоза, кажется, просто убуханным был, еще даже полностью не отрезвевшим, и он сразу же подскочил на кресле, завертев головой.       — Ебать, это что, твой батя? Ну у тебя и родственники, Нацу. Напугал до усрачки!       Нацу быстро заморгал, видимо, еще не поняв, что его разбудило. Леон терпеливо ждал, засунув руки в карманы. Нацу проморгался, потер глаза руками, зевнул и, повернув голову, в ужасе замер, глядя на Леона.       — Давайте вы просто заберете своего сынишку, и не…       — Я бы скорее повесился, чем позволил себе иметь такого, — он вздернул Нацу за шкирку, заставляя встать. У Нацу подкосились ноги, и тот едва не грохнулся, но каким-то чудом (благодаря руке Леона) устоял, растерянно пялясь на Леона. Он продолжил, глядя прямо в глаза: — сына.       Нацу уставился на него во все глаза, потом сощурился, будто пытался разглядеть, и сказал:       — Хреново выглядите.       — Спасибо. Ты тоже. Слушай, как ты, наверное, догадался, если умеешь строить логические цепочки, то я тут не… Блять, ты что, блевать собрался?       Леон резко отшатнулся. Нацу поморщился и, согнувшись в три погибели, и вправду вытошнил. Прямо на пол.       Леон стоял рядом и пялился на Нацу, как на умалишенного Не, ну он знал, что подобные мероприятия не блещут санитарией, но не на пол же блевать! От возмущения он даже ничего сказать не мог, глядя, как Нацу выпрямился и просто вытер рот рукой.       — Так что вы хотели? — оглядываясь по сторонам, спросил Нацу.       — Где Грей? Геолокация его телефона показывает, что он здесь.       — Кто?       — Грей!       — Грея нет, — кивнул сам себе Нацу.       Леон покосился на него. Выждал секунду, но, не услышав больше ничего дельного, схватил снова Нацу за шкирку, и поволок к выходу под ошалелые взгляды несколько очухавшихся парней. Нацу заматерился и начал вырываться, оттоптав Леону все оксфорды, но в лифте, осознав свою обреченность, замер, сложив руки на груди и стоя на цыпочках, потому что Леон был выше его на хорошие сантиметров десять, и держал он его выше.       Спустившийся вниз, Леон запихнул Нацу в свою машину и сам сел на переднее сиденье, сказав, закрывая дверь и открывая люк на крыше:       — Попробуй мне тут что-то заблевать, и будешь машины мне драить до конца жизни.       — Вашей?       — Твоей. Я позабочусь.       Нацу лишь фыркнул и пожал плечами, смотря на свои руки, видимо, не испытывая ко всему происходящему абсолютно никакого интереса. Леона на самом деле поражало его спокойствие и уверенность в себе, хотя тот, скорее всего, просто все еще был обдолбан, вот и не воспринимал полностью ситуацию.       — Грей был с тобой?       — Был, — кивнул Нацу и полез в свои карманы, достав оттуда телефон Грея, кинув его Леону. — Поехал куда-то с Гажилом.       — Кто такой Гажил?       Нацу внезапно выдохнул тяжело и посмотрел в окно. А потом сказал:       — Давайте бартер: я звоню Гажилу, а вы меня подвезете кое-куда?       Лицо Леона вытянулось в возмущении и он хапнул воздуха, но так и не нашел, что сказать. Нацу сказал:       — Нет, вы не подумайте, я вас уважаю, хоть и считаю за мудака последнего, но мне так хреново, вообще сил нет. Простите.       Леон пораженно моргнул и кивнул, почему-то пораженный такой… флегматичностью. Нацу обычно был другим, и слышать от него что-то такое или тем более видеть — странно. Нацу сейчас сам был похож на бизнесмена, который в черном бизнесе уже лет сорок и его никаким дерьмом не удивишь.       Но Леон все еще помнил, что это просто наркотики. И заебанность.       Он выдохнул и посмотрел на улицу. В конце концов, это друг Нацу, и сам Леон обдолбан, так что он играет по правилам Нацу.       — Хорошо.       — Спасибо, — кивнул Нацу и достал свой телефон, набирая чей-то номер.       — Куда подвезти? — спросил Леон, нажимая что-тон на панели. Нацу назвал адрес и ИИ оповестил их, что цель будет достигнута через семь минут. Нацу удивленно вскинул брови, но ничего не сказал.       Леон достал бутылку воды, и Нацу было потянулся к ней, но Леон ударил его по рукам. Не хватало еще давать пить из одной бутылки какому-то обдолбанному подростку! Нацу не обиделся, только пожал плечами.       — Слушай, Га… ой.       Леон напрягся уже после этого «ой», застыв горлышком бутылки у своего рта, нахмурившись.       — А. Понятно. Хорошо. Спасибо. А какой участок?       Леон непонимающе нахмурился, сделав два больших глотка и уставился на Нацу. Тот сказал:       — Он в третьем участке. Грей, скорее всего, с ним.       — В ИДН?!       — Хер знает. Грей — наверное. Не знаю.       Леон тяжело выдохнул и, кинув бутылку меж кресел, потер ладонями глаза. Он уставился в пространство перед собой, нахмурившись. Чудесно. Стоило оставить его одного на ночь, как тот уже умудрился вляпаться к полиции! Пиздец! Но, по крайне мере, его не похитили, и он в безопасности       Нацу снова кому-то набрал, что-то сказал, предупредил о своем приезде или что-то вроде того — Леон не вслушивался. На секунду ему так и захотелось кинуть Грея, чтобы он сам со всем разбирался. Потому что Леон устал, у него нет сил, он уже ничего не хочет к этому времени. Его голова гудит, в носу свербит, желудок неприятно скручивается из-за отсутствия еды и присутствия энергетиков. В ушах звенит.       А Грей даже не скажет ему спасибо.       — Грею влетит? — зачем-то спросил Нацу. Леон не был уверен, что он вообще хотел это спрашивать. Скорее всего, на него давило молчание, тишина, вот тот и предпочел сказать хоть что-то. Видимо, его чувства не совсем поджарились на наркотиках, что, по расчетам Леона, еще хуже, чем если бы они все-таки сгорели полностью.       — Влетело бы, если бы это имело смысл.       — Не имеет?       — Не имеет. Не имело.       — И долго это будет происходить?       — Не понимаю, о чем ты. Я не держу Грея.       Леону казалось, что это он держал его. На периферии с тем, чтобы окончательно сойти с ума. Будто Грей ему мстил, может, неосознанно и не понимая, что творит, на инстинкте, желании получить возмездие. Леон даже и не сопротивлялся.       — Я не понимаю, зачем вам…       — Слушай, я не собираюсь вести диалоги с подростком.       — А Грей?       — Я не веду с ним диалогов.       Нацу внезапно усмехнулся. Так, будто выиграл. Леон вздернул бровь, но ничего не спросил. Ему мало было это интересно. Лишь бы мозги не ебали. А тем более кто-то типа Нацу. Он вообще его бесит. И не нравится он ему.       Леону никто не нравится.       Ему так хочется спать.       — Спасибо, — сказал Нацу, когда машина стала замедлиться, и Леон прищурился, чтобы самому припарковаться.       Леон лишь кивнул, щурясь от яркого солнца, а потом заметил знакомый силуэт с пшеничными волосами, завязанными в тугой хвост. Он усмехнулся, смотря на Люси, которая стояла недалеко от парковочных мест, сложа руки на груди. Ее сумка от гучи и длиннющие шпильки, которыми можно перерезать горло. И эти длинные ногти, блестящие глиттером даже с такого расстояния.       Нацу вышел, когда дверь автоматически открылась, и Люси уставилась на него, раскрыв рот, так и замерев на месте. Видимо, не каждый день Нацу приезжал на таких тачках. Леон хмыкнул, взяв пачку сигарет, чтобы немного покурить и, может, успокоиться перед тем, как поехать за Греем.       Он вышел из машины и Люси, говорящая до этого что-то Нацу на повышенных тонах, размахивая руками, уставилась теперь на Леона. Приспустила свои темные очки и хлопнула нарощенными ресницами. Приоткрыла пухлые губы, намазанные матовой красной помадой. Выглядя как модель воуг, слишком ухоженная и красивая, она смотрелась слишком карикатурно рядом с кем-то вроде Нацу.       Леон усмехнулся ей, проходя вперед, доставая сигареты, чтобы покурить. И она увязалась за ним, всунув Нацу какие-то таблетки и бутылку воды. Кажется, наркотики ему настолько все обрубили, что тот не совсем понимал… где он и кто с ним говорит. Леон был наслышан о таком влиянии, так что не был удивлен.       — Эй!       Леон развернулся на ее голос, вскинув бровь и закуривая. Предложил ей, щелкнув сигаретницей, но она лишь покачала головой и сложила руки на груди.       — Он мне сейчас ничего вразумительнее своего имени не скажет, — она указала на Нацу большим пальцем, а потом устало сказала: — если вспомнит хотя бы его. Так… какого черта ты делаешь?       — Я? Ничего. Он попросил его подбросить. Мне ничего не жаль для хороших друзей Грея, — съязвил он, щурясь от солнца, но все еще смотря на Люси. Теперь, зная о ее истинном происхождении, это было по-другому. Теперь он смотрел на нее, как на равную и это ему нравилось.       — Что-то случилось с Греем? — сощурилась она, глядя из-под очков.       — Слава Богу ничего, — ответил он, глядя на небо. — Или не слава. Смотря чьими глазами смотреть. Нацу просто попался мне под руку, ничего такого, — он пожал плечами и, когда Люси уже хотела уйти, кинул ей в след: — Не нервничай, принцесса.       Она остановилась и кинула на Леона колкий взгляд из-за плеча. Снова развернулась к нему, непонимающе нахмурившись.       — Откуда ты… — ее голос показался задушенным.       — О, я знаю все, и даже больше. Это моя работа.       Она сощурилась и сделала два шага вперед. Стала к нему так близко, что Леон ощутил запах ее духов. Или Диор, или Армани. Что-то такое. Он так и не смог уловить ее запах четко.       — Ты был в Денвере. Я знаю, что…       — Что у твоего отца была встреча со мной? Да, — он кивнул, затягиваясь, смотря на нее сверху вниз.       — Он рассказал тебе? Зачем?       — О, он ничего мне не рассказывала. Мне нужен кто-то вроде него, чтобы знать, — он сощурился, растянувшись в блядской усмешке.       — И зачем тебе нужна была эта информация?       — Я узнал ее случайно, — пожал плечами Леон, стряхнув пепел, на секунду опустив взгляд на сигарету, затем снова посмотрел на Люси. — Но мало ли как она может мне пригодится. И когда.       — Тебе некуда ее применять, — нервно хихикнув, сказала Люси. Она нервничала. Побледнела немного, взгляд забегал, поэтому она натянула свои очки так, чтобы не было видно глаз.       — А шантаж? Мне пришлось слинять с переговоров, не знаю, смогу ли туда вернуться сегодня, так что… кто знает, каким образом она мне пригодится.       Люси нахмурилась, поджав губы. Леон стоял и смотрел на неё. Вообще-то, он не думал, что будет использовать эту информацию так, но позлить кого-то, вывести на эмоции — это он любил всегда. Это было ему необходимо. В некотором смысле как воздух.       — Какой же ты мудак. Ты по-честному играть вообще можешь?       — Спроси это у своего отца. Тебе, может, рассказать, по каким именно причинам убили прошлую его жену? Рассказать, что это он вино…       Раздался громкий звук. Леон уставился в линию стоящих машин на парковке. Ощутил, как жгло щеку. Перевел взгляд за Люси, глядя, как Нацу с широко раскрытыми глазами пялился на них. На Люси, которая только что втащила Леону такую затрещину, что у него до сих пор в ушах звенело.       Он глубоко выдохнул, снова повернулся к ней, подвигав челюсть, проверяя, ничего ли там не вывихнулось после такого крепкого, даже поставленного, удара.       — Ты нихрена не знаешь. Не смей обвинять моего отца в чем бы то ни…       — Я все знаю. Абсолютно, нахрен, все. Твой отец такой же, как и все мы. И не надо думать, что его психологические травмы как-то оправдывают его.       — Не равняй по себе, Леон. Ты — единственный тут больной сукин сын, который залечивает свои раны и пытается самоутвердиться за счет тех, кто не может дать сдачу. Ты же не можешь играть по-честному. Мой отец рассказывал о многих твои махинациях, и все они — насилие, манипуляция и пиздеж. Никто не играет так, как ты.       Леон улыбнулся ей, сощурившийся.       — Ага. Поэтому я лучший.       — Из худших, — просипела она, и голос, ее казалось, вибрировал рыком в самом ее горле. Тот рык, которые начинается в твоем горле, а заканчивается — в глотке твоего собеседника.       — Когда-нибудь тебя застрелят и никто, слышишь меня, никто не будет об этом скорбеть. И никакой шантаж тебе не поможет.       Она резко развернулась и пошла к Нацу, который все еще стоял с открытым ртом. Леон усмехнулся, прикрыв глаза, докуривая сигарету и, кинув ее на асфальт, притоптал каблуком туфель, уставившись в спину Люси и Нацу. Люси, которая прежде чем сесть в первое попавшееся такси, взяв Нацу под локоть, посмотрела на Леона таким взглядом, будто всегда ненавидела его больше любого другого.       Леон улыбнулся. Улыбнулся так, как бы улыбался своему собственному сыну, когда тот пришел после своей первой попойки, обдолбаннвй и в блевоте.       Как своему главному разочарованию. Он прикрыл глаза.       Ладно, теперь он стал чувствовать себя немного лучше. Возможно, он даже не сорвется на Грее. Ведь он контролировал себя уже несколько месяцев, неприятно было бы сорваться именно сейчас.       Хотя Грей все равно не скажет ему спасибо.       И он будет одним из тех, кто абсолютно точно не будет скорбеть на его похоронах.       Но Леону абсолютно на это насрать. Ведь самое прекрасное в смерти то, что тебе становится абсолютно насрать.       Не так уж и плоха смерть, как о ней все говорят.       Докурив, он загулил адрес третьего участка, вбил в навигатор и попытался понять, какого хуя и, главное, почему он это делает Зачем? Для чего? Пора бы, в самом деле, давно перестать прикрываться своими психологическими травмами и просто работать.       Прав было Локи, к черту все эти пиздострадания. На боли много чего не сделаешь, состояние не сколотишь, крепкую нервную систему не натренируешь. Все, что он сейчас делает — тратит свое время и силы в пустую. И в это так чертовски сложно поверить. Люди по своей природе убеждены, что все, что они делают — однозначно хорошо и нужно. И обязательно оправдается.       Нет. Ничего никогда не оправдается.       Но, наверное, это просто единственный способ не сойти с ума. Верить.       Во что верит Леон?       Он понятия не имеет.       Совершает какие-то действия, что-то думает и даже иногда что-то чувствует, но никогда не думает о том, насколько это оправдано. Он так привык, что все всегда делает так, чтобы продумать все на несколько шагов вперед. Чтобы каждое действие было основой для следующего. А сейчас?       А сейчас он сходит с ума.       Но он все равно едет за Греем. В участке его узнает кто-то из служащих, смотрит, как на психа, но ничего не говорит. Леон проходит в коридор и оглядывается. Спрашивает у дежурного, не поступал ли к ним Грей Фуллбастер. Тот роется в документах и посылает его в какой-то кабинет.       Леон блуждает в коридорах и поворотах, едва не путается, но все-таки находит. Он даже стучится, прежде чем войти. Прокурор, сидящий за столом, выглядит так, как будет выглядеть Леон через десять лет, если не перестанет страдать херней. Ему лет сорок, максимум — сорок пять. Но у него проседь в волосах и даже в бороде. Синяки под глазами такие темные, что в таком освещении кажется, будто там и вовсе черная дыра.              Он поднял взгляд на Леона, прищурился, и удивленно вскинул брови. Леон сказал:       — Рад, что вы меня знаете, — он кивнул, закрыв за собой дверь и, пройдя вперед, сразу сказал: — Грей Фуллабстер поступал к вам?       — Это что, ваш стажер какой-то? Вот этот пацан? — удивился мужчина, уставившись на Леона во все глаза.       Леон вспомнил о пропуске Грея, которым Грей утверждался, как один из стажеров. Тот самый пропуск, который он так ему до сих пор и не отдал. Ну и слава Богу, а то хер знает, где бы сейчас был Грей, получив доступ к машинам его корпорации. Возможно, на том свете, и никакой автопилот ему бы не помог.       — Да. Мое чадо. Мое наглое, упертое, — он оглядел кабинет, задев взглядом кружку с налетом кофе, — умственно-отсталое чадо.       Прокурор потер колючий подбородок, тоже уставившись на ту чашку кофе, будто бы она могла дать им ответы на все вопросы: как и главное нахуй. Но в ней не было даже кофейной гущи, но Леон и не особо расстроился. Такую хуйню никакие звезды не разберут, не то что карты таро и кофейная гуща.       — И с чем он сюда угодил? — на тяжелом выдохе спросил Леон, посмотрев на прокурора.       — Да с ним ничего, нормально, — махнул он рукой. — Мы-то его взяли в довесок к делу его дружка.       — А у его дружка что? — вскинув бровь, спросил Леон. Он даже почти заинтересовался этим.       — Превышение скорости, вождение в нетрезвом виде, принятие наркотических веществ, ну и бонусом — подросток. Тоже, кстати, под наркотиками.       Леон присвистнул, а потом тяжело выдохнул, закатив глаза, уставился в потолок, сказав:       — Отец наш Джефф Безос, за что мне это.       Прокурор внезапно замялся, а потом сказал, будто бы так и не решился:       — Мы знаем, что все богатенькие балуются этим, но чтоб дети…       — Можно его забрать?       — Редфокса?       — Фуллабстера.       — А. Да-да, конечно, вам можно. Секунду.       Он резко встал из-за стола, едва не пролив кофе из пластмассового стаканчика (видно, к той кружке с налетом никто не подходил из принципа, и она служила здесь только для того, чтобы на не пялились) и вышел из кабинета.       Леон выдохнул и присел на стул, закинув ногу на ногу. Усмехнулся криво, подумав о том, что прокурор мог заметить, что сам Леон обдолбанный, как подросток во время срыва. Но вряд ли он бы хоть что-то ему сказал. Вряд ли бы хоть кто-то сказал ему об этом. Обезболивающее это не наркотики. Это не средство. Это метод остаться живым.       Всего-то.       Через, кажется, максимум минут пять дверь снова открылась, и Леон уставился на прокурора. Опустил взгляд, и посмотрел на стоящего рядом с ним Грея. Грея, который пялился в пол и был зеленым. Грея, который даже обдолбанным выглядел как просто жертва обстоятельств.       Леон молчал несколько секунд, а потом сказал:       — Спасибо. Мы вас отблагодарим.       Прокурор ничего не сказал, и Леон встал, положив руку на плечо Грея и ведя его к выходу, надеясь, что снова не заблудится. Грея едва потряхивало, шатало и тот все стремился встретиться носом с полом, но Леон хватал его за шкирку и тащил дальше.       Он даже не был злым. Он был до смерти уставшим.       Молча усадил его в машину и так же молча завел ее. Даже перешел с автопилота на ручное управление, чтобы чем-то занять руки. Грей молчал. Все еще пялился в пол и молчал. Не посмотрел в его сторону. Казалось, даже дышал через раз. Только через минуты две сказал:       — Меня вырвет сейчас.       Леон заматерился и припарковался у первой же обочины. Открыл дверь и Грей буквально вывалился в нее, держась за машину. Он отошел на шаг или два, а потом согнулся в три погибели у мусорного бака.       Леон тяжело выдохнул, покачал головой и, взяв бутылку воды, сам вышел, подходя к нему.       — Ну как? Нормально?       — Нет, — покачал головой Грей, ухватившись рукой за кирпичную стену. И его снова вытошнило. На этот раз желчью.       Леон посмотрел на небо, тяжело выдохнув. Он спросил, кажется, у Бога:       — Зачем я это делаю?       Бог ответил ему:       — Не знаю.       Леон опустил взгляд на Грея, который все еще стоял согнутый над лужей блевоты с трясущимися коленями. Херовый у Леона какой-то Бог. Ни в пизду, ни в красную армию.       Леон всунул ему бутылку воды, и Грей благодарно кивнул. С трудом выпрямился, оперевшись рукой о стену, и сделал два глотка, прополоскав рот и сплевывая. Когда его снова пошатнуло, Леон попридержал его за плечо. Грей снова сделал несколько глотков, снова прополоскал, а потом и просто попил воды.       Его лицо исказилось будто в резком приступе боли и тот едва не проскулил:       — Блять, мне так плохо.       Леон кинул на него сочувствующий взгляд, даже почти жалея его. У него было не особо много опытов с такими наркотиками, но все-таки они были, и он прекрасно помнил свои отходняки. О, это был десятый круг ада. Тебя трясет, тебе холодно, штормит, вечно тошнит и знобит. Ты уже даже не хочешь, чтоб тебе стало лучше. Ты просто хочешь умереть и чтобы твои страдания кончились раз и навсегда.       — Все? Выблевал все зло?       — Зло выблевало меня, — страдальчески проныл Грей и поплелся обратно в машину.       Леон снова кинул на него сочувственный взгляд. Грей был сам виноват, что пошел в сомнительное место употреблять ещё более сомнительные вещества. Но Леон, так или иначе, даже обвинить его не мог в этом полноценно, потому что он понимал, что Грея, наверное, грызла пустота и тяжесть, и он пытался с ней справиться так, как знал. Так, как слышал.       Леон сам прибегал к таким методам, хоть и быстро понял, что толку с них — с хер. Как и с любых других способов. Возможно, Грей просто более отчаянный. Ну или идиот. Или все и вместе — понятия-то не взаимоисключающие.       Он сел на свое место и, закрыв двери, завел машину, открыв окна. Грей схватился за живот, согнувшись так, что уткнулся лбом в свои колени. Болезненно простонал.       Леон устало выдохнул и потрепал его по плечу, а потом похлопал по спине.       — Сильно хреново?       — Как будто мой организм хочет выблевать мой желудок.       — Обезболивающее дать?       Грей что-то неясно промычал, и это что-то издали напоминало согласие. Леон потянулся рукой к бардачку, открыл его, порылся, и осознал, что нет ни одного лояльного анальгетика.       — Блять, — он завертел головой в поисках аптеки и, выцепив ее взглядом, снова припарковал машину.       — У тебя ж в бардачке были таблетки, — нахмурился Грей, когда Леон снова отстегнул ремень безопасности.       — Тебе эти не подойдут. Там все сильнодействующее, твоему организму такое не понравится.       Грей ничего не ответил.       Леон купил в аптеке обычного анальгина с но-шпой и новую бутылку воды, потому что прошлую Грей допил. Вернулся, открыл ему бутылку и высыпал в ладонь две таблетки но-шпы и одну анальгина.       Грей кивнул, закинув в рот таблетки и запив все это водой. А потом снова упал лицом на свои колени.       Леон все еще понятия не имел, зачем это делал. Для кого? Зачем? Хренова, в рот ее дери, тайна.       До дома они ехали молча. Грей даже не стонал и не кряхтел. Не ныл. Ничего больше не сказал. Возможно, ему немного полегчало. Может, желудок перестало крутить. Остановив машину возле дома, Леон вышел, наблюдая, как Грей, пытаясь ухватиться за все подряд, искрение хотел выйти и не упасть. Леон снова тяжело выдохнули и закатил глаза, ощущая затылком взгляд охранника. Он глянул на него через плечо, и тот тут же уставился на свои руки.       В итоге он, уставший наблюдать за этим шоу одного калеки, просто закинул Грея к себе на плечо и потащил к калитке. Тут охранник снова поднял ошалелый взгляд на Грея, который завозмущался и внезапно завозился, видимо, найдя в себе силы, чтобы подавать признаки жизни. Леон снова красноречиво глянул на охранника и кинул ему ключи.       Во дворе шикнул на Грея:       — Слушай, я сейчас тебя поставлю, но если ты упадешь, то ползти до комнаты будешь сам, понял?       Грей шмыгнул носом и обвис, сказав:        — Понял.       Видимо он все-таки сумел здраво оценить свои силы и понять, что максимум, что он может сделать без посторонней помощи, так это снова стошнить. Хотя и это было под вопросом, потому что, по мыслям Леона, его организм уже выблевал все, что мог. Хотя хрен его знает. Леон и не особо рвется это проверять.       Он поднялся на второй этаж и заволок Грея в вроде как их комнату. Он понятия не имел, почему у них все еще была их комната, когда, по сути, это не было таковым — Леон дома не ночевал — но все-таки. Номинально это было их общей комнатой.       Мысль неприятно обожгла.       Уложив Грея на кровать, Леон выпрямился и, сложив руки на груди, скептически оглядел Грея, который тут же уселся, свесив ноги, хотя его организму вряд ли это понравилось, и Грея, скорее всего, заштормило.       — Ну и что теперь? Будешь ругаться? — брякнул Грей, подняв голову и посмотрев на Леона из-под волос, упавшие ему на глаза с челки.       Леон прикрыл глаза и потер переносицу. Он спросил:       — Если я поругаюсь, то ты поймешь, что наркотики — плохо? Ты больше не пойдешь на такое?       — Да я и без твоей ругани это понял, — нахмурился Грей, потерев нос рукой.       — Значит, нет смысла ругаться.       Грей покосился на него, вскинув бровь. Нахмурился. Леон остался стоять неподвижно, дожидаясь, что тот что-то скажет. Грей и вправду сказал:       — И?       — И? Ты пялился на меня минуту и все, что твой мозг смог собрать — это «и»? Не богато, — покачал головой Леон.       Грей закатил глаза и добавил:       — Это все? Ты ничего мне не скажешь? Я оказался в полиции обдолбанный.       — Да, — кивнул Леон. — Это отвратительно.       — И это все, что ты можешь сказать?       — А что ты хочешь еще услышать? — вскинув бровь, уточнил Леон. Грей выглядел так, будто был недоволен. Будто снова он ожидал чего-то другого, а Леон снова не оправдал его эти скрытые ожидания. Леон уже устал, он ничего не понимает. Что он должен сделать? Наорать на него? Посадить на домашний арест? Что?       Грей выглядел раздраженным. Будто даже его физическая усталость, тошнота, головная боль — все это притупилось на фоне очередных разбитых ожиданий. Ожиданий, которые Леон Бастия снова не оправдал.       Он устал.       Как бы хорош он не был, для Грея это всегда недостаточно. Ему мало.       — Ничего, — покачал головой Грей и добавил севшим голосом: — ничего.       Он говорил «ничего» таким голосом, будто вкладывал туда все. Сранное все. Ебаный абсолют Грей ожидал от Леона Бастии, а Леон Бастия предложил ему простое человеческое отношение. А Грею снова мало. Ему не то и не так.       — Я стараюсь быть хорошим… опекуном, — сказал Леон, замявшись на секунду или две, будучи не уверенным, что правильно подобрал слова.       Грей потер лицо руками и спросил задушено в собственные ладони:       — Хорошим опекуном после всего? Слишком поздно, Леон, слишком поздно.       Леон закатил глаза. Его бесило это.       Он не понимал, чего хочет Грей и хочет ли чего-то вообще. Если ему все не так и не нравится, то почему бы не уйти? Грей прекрасно знает, что он может сказать Леону «купи мне новую хорошенькую жизнь без тебя» и Леон ему ее купит.       Но нет. Ебаный Грей Фуллабстер предпочитает сидеть и скулить, как побитая псина. Ему легче ныть и всех обвинять, чем сделать что-то самому. Хотя бы сказать. Сказать, чего и как он хочет. Ничего.       Только одни обвинения.       Это раздражает Леона. Это злит его.       Поэтому он говорит:       — Тебе надо поесть. Пойду попрошу тебе что-нибудь приготовить.       Грей ничего не говорит, когда Леон уходит. Только в воздухе остается запах недопонимания. Цвет предстоящего разговора.       А Леон чувствовал, что разговор будет, и это будет лавиной. Криком. Истерикой, потому что его рано или поздно прорвет, он сорвется, он все ему выскажет, и, наконец, выскажется Грей. Хоть таким способом, пусть насилием и манипуляцией, но он заставит его говорить.       Разговор еще предстоял. И Леон хотел верить что это поможет ему.       (ничего, нахрен, не поможет)

Я ползу за ним Оставляя красные следы Помнишь ты забыл, кто я Отрубил мне две ноги? Жаль, но мне совсем не обидно Я к тебе уже привыкла Четыре шприца сульфазина И мы вновь будем счастливой семьей "Медсестра" Masha Hima