***
— Пропуск? — охранки вымученно улыбнулся. — Какой пропуск? Ты меня что, видишь впервые? — Леон недовольно нахмурился. — Я не про вас, — улыбнулся уже более натурально, хоть все еще натянуто. — Я про человека с вами. Леон проматерился себе под нос и трижды проклял идею Шерии с обязательными пропусками после того небольшого казуса. Грей стоял рядом и растерянно хлопал глазами. Он сказал: — Я могу подо… — Короче, притащи сюда кого, и скажи, чтоб поискали пропуск Грея Фуллбастера. Он где-то должен валяться, как найдете — пускай проведут его в мой кабинет, поняли? Молодец, удачи. А ты здесь сиди и постарайся не влипнуть в неприятности, понял? По глазам вижу, что не понял, но надеюсь на лучшее, — не дав Грею и рта открыть, Леон исчез из поля зрения, теряясь в мимо проходящих людях. Грей уставился в глаза охраннику, хлопнув пару раз ресницами, и нервно улыбнулся. Отчего-то он не захотел знать, что о нем тут подумали. Ну хоть пропуск был давно сделан, хоть это радовало. Грей с грустным и скучающим видом проскитался на первом этаже, рассматривая помещение. Главный офис у Леона был шикарный, почти что футуристический: много стекла, все в светло-голубых оттенках, свежий воздух, свежие цветы. На первый взгляд и не скажешь, что это просто офис, а не какой-нибудь хитровыбенный торговый центр. Он полистал каталоги, хоть и не понял половину из них, а потом ему помахала и подозвала девушка. На длинных каблуках, с красивыми белыми волосами, красными губами. Будто бы с картинки. Грей застопорился на мгновение, потом неуверенно подошел к ней. — Грей, правильно? — улыбнулась она, перелистнув страницу в папке, что держала. — Всегда приятно видеть здесь таких молодых кадров с такими умными глазами, — Грей не знал, льстила она ему или нет. Ему казалось, что глаза у него, как у собаки — пустые и тупые. — Мистер Бастия, кажется, действительно не совсем бездумно выбирает себе ассистентов, хотя, знаешь, по секрету тебе расскажу, что, — она протянула ему пропуск, и Грей с интересом его оглядел. Его фото, имя, дата рождения, статус, переливающаяся по правому края полоса для сенсорных устройств, — недавно одну молодую девчонку, кстати, очень милую и вполне снорованную в нужной области, пришлось уволить. — Почему? — спросил он без интереса, вертя свой пропуск. Девушка мягко подтолкнула его вперед, к лифту, и Грей опомнился, идя вперед. — Спала с нашим работником, — сказала она так холодно и с такой неприятной интонаций, что Грей аж поежился. Когда они зашли в полностью, блять, стеклянный лифт, который пробрал Грея до мурашек, она продолжила, нажимая на кнопку этажа: — Не пойми превратно, но это нечестно по отношению к ней. Что она знала? Понимала ли, на что подписывалась? А уволили ее, а не этого, кхм, работничка, хотя совращение на лицо. Я это к чему, — она поправила манжеты на рукавах рубашки и посмотрела в зеркальную стену, улыбнувшись, будто проверяя, не застряло ли что-то в отбеленных зубах. — Будь осторожнее. Не губи себе перспективы. — Мне это неинтересно, — сказал Грей, все смотря на свой пропуск. — Кажется, мистеру Бастии интересно, — тихо сказала она, а потом осеклась. — Ничего. Забудь, — и нервно улыбнулась. Грей пожал плечами и не придал этим словам никакого значения. — А вы кем работаете? — зачем-то спросил Грей, посмотрев на свои кроссовки. — Я секретарша. — Лео… кхм, мистера Бастии? — Грей едва не покривился от того, как это странно звучало. Для большинства это был влиятельный и уважаемый человек, а для Грея — просто Леон. Кусок большого идиота, и не более того. Даже после пережитого. — Да, — она тяжело выдохнула и прошла вперед, когда лифт открылся. — Не самая благодарная работа, но платят столько, что грех жаловаться. — А что в ней неблагодарного? — пытаясь успевать за ее быстрым шагом, спросил он, осматриваясь по сторонам. Помещение было таким светлым из-за панорамных окон, что едва глаза не болели. — Договор составь, план документов подготовь, расписание сверь. Несмотря на то, что у него есть помощница, на меня сваливается вся бумажная работа, — она махнула рукой, давая понять, что не хотела это обсуждать. Она провела своим пропуском по ручке у двери и открыла ее, пропуская Грея. — Хорошего дня, — абсолютно искусственно улыбнувшись, она закрыла дверь. Грей ахнул от удивления. Кабинет был просторный, светлый, огромное панорамное окно выходило на шикарный вид на улице. Он огляделся. Кабинет был аскетичный, но от этого выглядящий достаточно привлекательно, так, что в нем хотелось бы находиться, работать. Грей прошел вперед, к окну, глядя вниз. Кажется, это была двадцать пятый этаж, и вид был… шикарный. Он пораженно выдохнул, и развернулся к столу. Подошел ближе, оглядывая валяющаюся там канцелярию, документы, папки и ноутбук. Идеально, блять, белый. Он только коснулся его, как тот протестующе запищал и сообщил, что отпечаток пальца не совпадет. Грей пораженно раскрыл глаза. Даже так? На самом деле, это было… поразительно. Леон жил в достаточно простом доме, отделанным под прошлое десятилетие (о причинах он не знал, но понимал, что это дачный дом его ныне почивших родителей, так что, скорее всего, он был дорог ему как память), и он всегда смотрел на Леона, как на... просто богатого мудака. Не умного и не супер крутого. Обычный богатый мужик. Несмотря на биллборды с его лицом, и то, что он нередко видел его в сводках новостей, связанных с нано-технологиями, различными конференциями и другими подобного родам мероприятие, он все равно видел в нем просто Леона. Но теперь. Теперь он внезапно понял, насколько это влиятельный человек. Уважаемый, продуманный, дьявольски умный и такой же уставший. Только видя его изнанку, Грею становилось не по себе. Теперь он приблизительно стал понимать размер моральной травмы Леона после черт знает чего, и это… пугало. Леон не просто страдал, как Грей. Он был болен. Этот факт неприятно что-то обжег и оставил неприятное послевкусие. Грей старался отвлечься от него, аккуратно проглядывая документы. Договор и соглашения о поставке и передачи, о заключении сделок, о присоединении предприятий. Столько информации и столько денег прямо здесь, у него на столе. Леон был неприлично богат и дьявольски умен. Но ничего из этого не помогало ему избавиться от чего-то внутри. Что именно? От чего? Почему Леон такой? Почему он предпочитает свою нынешнюю жизнь тем возможностям? Что его держит? — Ознакомляешься с бумажной работой? Боюсь, она тебе не светит, извини, — Леон напугал своим голосом, и Грей, подскочив на месте, сел на кресло, стоящее позади него. То, не ожидав, дернулось и хотело куда-то откатиться, но Грей ловко схватился за стол и, переведя дух, проматерился. Леон рассмеялся. — Ты быстро, — пробубнил Грей себе под нос, складывая документы обратно. — Что ты так смотришь? — он нахмурился глядя, как Леон, склонив голову к плечу, упорно на него смотрел с какой-то неприятной усмешкой. — Ничего, — пожал он плечами, подойдя к столу и кинув на него новую паку. — Просто забавно смотришься на моем рабочем месте в худи, которое не стирал неделю. Грей нахмурился и принюхался к себе. — Ну оно же не воняет! Ты вообще штаны с пола поднял и надел. — Как чудесно, что мы одеваемся на одном и том же полу! Нас это так сближает. Грей кинул Леону в лицо ручку и откинулся на кресло, сложив руки на груди и нахмурившись. — Ай, — Леон потер ушибленный лоб и поднял ручку с пола. — Не очень-то вежливо. Первый рабочий день, а такие вольности. — Кстати, — Грей достал пропуск из кармана, — я теперь получается могу… приходить сюда? — Можешь. Но толку тебе? Ты вообще еще можешь... ну, помнишь, я тебе говорил… — Машины, да, — Грей усмехнулся, чуть сощурившись. Леон устало застонал, потерев лицо рукой. — Только без глупостей, ладно? Я не хочу прославиться еще и тем, что мои ассистенты сначала сидят ободлбанные в полиции, а потом попадают в аварии. — Да ладно, куда мне на этой машине ездить. В школу, что ли? — Да хоть туда, — пожал Леон плечами. — Нет, не нужно мне это. Потом смотреть косо будут. Ты все? Мы едем в полицию? Леон кивнул, засунув руки в карманы и кивнув головой к выходу. Грей встал и, кинув взгляд на ноутбук, спросил: — У вас тут вся техника такая? Ну… отпечатки пальцев, пропуски… — Ага, — кивнул Леон, смотря на время. — Это моя работа. Отец начал с биометрических замков, но я немного продвинул эту тему. — То есть… ты сам все это… сделал? — Ну, не все. Ты же не думаешь, что у меня тут штат работников ходит для вида? Грей снова покосился на него. В самом деле, Леон ебаный гений. На самом деле эта мысль Грею даже пугающей показалась. Если Леон в самом деле такой, то зачем ему он? Просто обиженный жизнью школьник. Спускаясь в лифте, он подумал о том, что, наверное, это чувство ответственности, долга и вины. Если психопаты знают, что такое чувство долга. Если он в принципе хоть что-то чувствовал. В машине, смотря на свои ногти, Грей спросил: — Куда мы переедем? В ту квартиру, что ты купил? — Я купил квартиру? — Леон медленно повернулся к нему, нахмурившись. Переключил на автопилот и откинулся на кресло, потерев подбородок. — О чем ты? — Леон, ты купил квартиру. Для нас. Помнишь? Ты забрал меня из больницы, и хотел показать ее, но у меня случилась паническая атака… Леон нахмурился пуще прежнего, а потом опомнился: — Ааа! Что-то припоминаю, да. — Как ты с такой памятью вообще работаешь? — искренне удивился Грей. — По работе я как раз ничего не забываю. А другое из головы только так вылетает. Я даже не помню, какого числа у меня День рождение. — Шутишь, что ли? — Нет. Помню, что зимой и все. — У тебя уже было День рождение?! — Ну, наверное. Слушай, Грей, мне плевать на это. Был, не был, какая нахрен разница? Что ты там про переезд говорил?.. А, так вот. Нет, не в квартиру, я про нее забыл. Я думал… в свой пентхаус. — У тебя пентхаус есть? — Да. Жил там, пока родители не умерли. Хочу туда переехать. Тебе удобно будет в школу ходить. Тут, конечно, остался месяц, но все-таки. Грей медленно кивнул, а потом, посмотрев в окно, спросил: — Леон? — Да? — Почему ты жил в том доме? Он довольно старомодный… он важен тебе как память, да? Леон ответил не сразу. Грей повернулся снова к нему, глядя на его лицо. Он не разозлился, не был раздраженным. Просто смотрел каким-то отсутствующим взглядом куда-то вниз, зажевав нижнюю губу. — Я не знаю, — пожал он плечами. — Он и вправду неудобен из-за того, что он слишком далеко от центра. И я делал там ремонт, но он все равно выглядит старомодным, потому что, сам понимаешь, переделать там все не хватит ни времени, ни нервов. Мереди сказала, что у меня просто висит этот гештальт со смертью моих родителей, — он посмотрел вперед, на дорогу, облизав губы. — Я не знаю, — сказал он уже тише, а потом, грустно улыбнувшись, сказал, все еще тихо, так, что Грей едва расслышал: — На самом деле я понятия не имею, что происходит в моей жизни. Только то, что я жалею обо всем этом, но я уже не хочу исправлять это, — опустив взгляд вниз, он снова добавил, и в этот разе едва ли Грей это не по губам прочитал: — иногда хочется, чтобы все стало еще хуже. Чтобы все разрушилось. И я начал с чистого листа. Но ничего не разрушается. Несколько мгновений они молчали, пока Грей тихо не сказал: — Леон, пр... — Нет, не надо, — он покачал головой и поднял голову, смотря вперед, и Грею показалось — всего лишь показалось — что его глаза блестели. Возможно, это всего лишь игра света. — Я в порядке. Я абсолютно точно в порядке. Уже нет вещей, которые заставили бы меня чувствовать себя хуже. Потому что хуже некуда? — хотел спросить Грей, но сдержался. Он лишь протянул руку и накрыл ей руку Леона, сжав, и отвернулся к окну. Грей знал это состояние. Когда все настолько плохо, бессмысленно и безнадежно, что единственное, чего тебе хочется, так чтобы все стало еще хуже, чтобы ты не выдержал, чтобы у тебя, наконец, было право сдаться. Он и не думал о том, что Леон жил в этом всю свою жизнь. Не год, как Грей, а всю жизнь. Конечно, на фоне Леона Грей не собирался обесценивать свои проблемы и свое состояние, но внезапно… внезапно он стал понимать. И понимание это было неприятным, липким. Оно не оправдало Леона в глазах Грея, не сделало его лучше и чище. Более милым или хорошим, нет, вовсе нет, просто… Грей внезапно понял, что стал сострадать Леону. Сильнее, чем обычно. Будто в него въелось чувство, что он должен был помочь Леону. Обязан. Будто бы, блять, ему своих проблем не хватало. Он устало выдохнул и стукнулся лбом о стекло, все еще сжимая руку Леона в своей. В любом случае, они постараются. Они хотя бы попробуют…***
Они не говорили об этом больше. Да и не о чем, наверное, было говорить. Грей имел только один знаменатель, а остальное — иксы и игрики. Иногда одного лишь желания так мало, чтобы действительно пытаться. Леон закинул его в участок, переговорил с кем-то из офицеров и оставил его здесь одного. Понял, что Грей явно не собирался с ним уезжать. Возможно, совсем чуть-чуть — самую малость — он завидовал всем дружкам Грея, потому что он с ними хотя бы разговорил. Леон, на самом деле, понятия не имел, нужно ли оно ему на самом деле. Чтобы Грей с ним говорил. Погода сегодня ветреная, — подумал Леон, выходя из участка. Это единственное, что его волновало. Да, наверное, это должно было быть правильно. Грей прислонился лбом к автомату с кофе, держа в руке наполовину пустой бумажный стаканчик. Внутри все еще было неприятно от таких очевидных фактов. Он просто предпочитал закрывать глаза, нежели в самом деле вникать в это все или стараться понять. Он и сейчас этого не хотел. Он начинал жалеть Леона, а это явно не то, что им нужно на данном этапе их отношений. Если им вообще что-то было нужно. Гажила он заметил еще издалека. С растрепанными неуложенными волосами, торчащими во все стороны, бледным лицом и впервые за долгое время чистыми глазами. Грей поморщился и помахал рукой перед лицом, когда Гажил подошел ближе — Что морщишься?! — рявкнул Гажил. — Уж извини, мне не предложили тут душ и зубную пасту. — Да я вижу, — Грей попятился и допил свой кофе. — Меня по твоей милости отпустили без разборов моих полетов и облав дома на поиски наркоты? — Почти, — кивнул Грей, выкидывая стаканчик. — Леон помог. Он и меня вытащил, и тебя вот не побрезговал… — А что мной брезговать? — почти обиженно фыркнул Гажил и пошел к выходу, видимо, не желая слышать ответа, который, возможно, окажется правдой. Грей его понимал. В таком состоянии слушать никого в принципе не хотелось. На улице было солнечно, но Грею все еще было тяжело и неприятно на душе. Привкус Леона не хотел выветриваться с вкусовых рецепторов. — Ты куда сейчас? — спросил Гажил, когда ему выдали ключи от его байка. Грей пожал плечами, почесал затылок и посмотрел на небо, щурясь от солнца. — Никуда, — сказал он. — Абсолютно никуда, — закончил он на тяжелом выдохе, будто бы куда-то все-таки хотел, но почему-то пойти туда не мог. Гажил пожал плечами и всунул ему второй шлем. Грей только кивнул и принял его. Надо было чем-то занять время, пока… Что пока? Черт возьми, они с Леоном постоянно только и делали, что «тянули время». Оттягивали диалоги, признания, действия, мысли, а в итоге? В итоге у них не осталось ничего. Им нечего друг другу сказать, показать или дать. Теперь они молчат, потому что упустили все свои сраные шансы. Чудесно. С Гажилом они в этот раз тоже непривычно много молчали. Когда поднимались в его лофт — молчали. Когда Гажил залил в кофеварку кофе и воду — молчали. Когда ушел в душ — молчали. Грей тяжело выдохнул и, оглядев голые кирпичные стены, медленно прошел вперед, не снимая обуви. Вид здесь тоже был красивым и, несмотря на явно необжитое жилище, было вполне уютно. Наверное от того, что пространства было не особо много, и это все не выглядело… таким пустым, как дом Леона, например. Грей думал о том, как все будет в пентахусе, изменится ли что-то или это было глупо: считать, что стены что-то изменят. Леону было многим хуже, и тут не поможешь сменой атмосферы. Что в его голове? Что его держит? За что он держится? Почему он все еще хочет Грея? Чтобы он не говорил, наверное, чувство вины не может быть настолько достаточным, чтобы избавиться, с его слов, от Грея окончательно, но все еще позволять ему быть рядом. Что там, у него в прошлом? Что произошло в доме во Франции, в девятнадцатом округе? Чем жил Леон? Это не загуглишь, и в этом вся проблема. Грей достал чашку с полки, покрутил ее, убедился, что она чистая, и высыпал туда ложку сахара. Он запрыгнул на кухонную тумбу и, оперевшись локтями о колени, а подбородком — о кулак, уставился в пространство напротив. Было ли это правильно: отпустить Леона? Сейчас, наверное, это не так и плохо. Ему дадут квартиру, будут давать деньги, только исчезнет все ебаное напряжение. Куча вопросов, неприятное послевкусие от каждого пробуждения. Исчезнет страх, что тебя подставят, изобьют, предадут. Грей больше не должен быть… таким. Но почему он не мог? Без Леона было плохо, да, черт возьми, это так, но он был уверен, что время все исправит, и ему станет легче. Несколько месяцев, полгода или год в самом худшем случае, и он сможет быть нормальным без Леона. Или не сможет. Откуда, нахрен, Грею знать. Он всего лишь жертва обстоятельств и нет, он уже в самом деле не хочет ничего решать. Если еще было что решать. — Что с лицом? — спросил Гажил, подходя ближе и, взяв себе чашку, вылил туда кофе, пролив немного на тумбу. Грей моргнул, а потом кивнул, когда Гажил налил кофе и в его чашку. Посмотрел на нее грустным взглядом, будто бы очень ей сострадал, и взял в руки. Пальцы обожглись о нагретое стекло. — А что не так с моим лицом? — спросил Грей, глядя на кофе, будто пытался там что-то углядеть. Ответы на все свои сраные вопросы, например. — Сидишь с таким видом, будто тебе все должны. Грей шмыгнул носом и повел плечом. Тяжело выдохнул и поднял взгляд, сделав медленный глоток, чтобы не обжечься. — Знаешь, — начал Грей, все еще смотря в свой кофе. — После пережитого, я все чаще ловлю себя на этой мысли. Что мне все должны. А потом вспоминаю, что никому нет до этого дела, так что максимум, что я могу — просто не ныть. Кто вообще нынче хорошо живет? Гажил ответил не сразу. Поджал губы, потрепав свои мокрые тяжелые волосы. Думал будто бы о чем-то, искал, что сказать, когда говорить, на самом деле, было не о чем. — Ну ты ведь пережил это, так? В этом суть, — кивнул Гажил сам себе. Он снял линзы, и на место красной радужки пришла обычная кария. Грей когда-то думал, что все это — пирсинг, тату, линзы и длинные волосы — это проявление индивидуальности. Теперь он понял, что это обычное восполнение своей неполноценности самыми доступными способами. Всего-то. Какая тебе нахер индивидуальность, Грей. — Ага. Ты тоже что-то пережил. А смысл? Что ты чувствуешь в итоге? Только то, что тебе уже ничего не хочется. — Ну, в этом смысл буддизма. Многие готовы за это руку на отсечение отдать. Познать дзен и ничего не хотеть. Разве это плохо? Грей моргнул, а потом медленно перевел взгляд и посмотрел Гажилу в глаза. Он сказал: — Ответь себе сам: насколько нормально ничего не хотеть, когда ты сидишь на обломках? Это не просветление, Гажил, это деградация. Вот и вся ценность всех твоих страданий. Страдая— растешь? Что ж, в этом определенно есть смысл, но только в том случае, когда у тебя есть силы, чтобы расти. Если человек, лишенный витаминов и питательных веществ, продолжит расти, то он будет очень болезненным, у него будут проблемы с костями, и особенно — с позвоночником. Тут то же самое. Как можно расти на боли, когда у тебя нет сил даже для того, чтобы проснуться без сраного желания не существовать? — Это не буддизм. Это хуета, — хмыкнул Грей и снова посмотрел на свой кофе. Гажил молчал. А потом сказал: — Мне звонила Леви. Вернее, звонил ей я из участка. И сейчас она мне. Грей молчал. — Она сказала, что соскучилась, но видеть меня все равно не хчоет. Грей молчал. — А потом она заплакала. Грей подумал о том, что ему в самом деле надо подстричься. — В такие моменты ты понимаешь, что единственное, ради чего стоит жить в моменты, когда драться за себя смысла больше нет, то… что ж, значит, пора драться за других. Иногда это единственное, что дает нам возможность посмотреть на других людей и увидеть в них людей. Когда мы сами мертвы. Так что, возможно, иной раз это просто твоя цена… Цена тебя в обмен на то, чтобы ты нашел в себе силы, чтобы защитить кого-то. Обещать кому-то, что ты станешь лучше, что ты постараешься… Грей думал о том, что худи в самом деле попахивает. — И пусть у тебя не получается. Пусть твои старания больше похожи на то, что ты пытаешься оттереть пивом пятно от вина на ковре. Но иногда это лучшее, что ты можешь сделать. Пообещать, что ты постараешься ради другого. Грей почесал нос и сказал: — Пиздеж. Это единственное, что он сказал. Гажил ему не ответил, потому что Грей прекрасно понял, о чем он. Грей хотел услышать ответ на то, почему он все еще с Леоном. Почему не пойдет на операцию и не вырежет из себя эту гребаную опухоль. Почему вместо лечения он позволяет ей расти в ней? Почему он не уходит от Леона. Именно потому, что ему некого больше защищать, не для кого более жить. Леон — это единственное, ради чего он еще старается. Пусть и только дышать. — Приезжай в Калифорнию, если когда-нибудь решишься. Грей медленно моргнул и снова посмотрел ему в глаза. — Включи Лану Дель Рей и открой окно, когда увидишь линию пальм. Не всматриваясь в улицы. И запомни этот момент, потому что тогда ты в самом деле захочешь жить. Приезжай. Гажил посмотрел в окно. — Я буду тебя ждать. Просто чтобы узнать, пиздеж или нет. — И что это будет значить, по твоему? Если я приеду? Один. Гажил посмотрел ему в глаза, вздернул то место, где должна была быть бровь, и сказал: — Видимо то, что ты все-таки смог оттереть пятно от вина. — Даже поставив новое? — Даже поставив новое, — кивнул Гажил. Цена жертвенности. Убрать одну проблему найдя для себя другую. Страдая — растешь. Просто нужно совсем немного кальция, чтобы не болели кости.***
Помощник вызвал грузчиков, которые упаковали вещи и все отвезли в пентхаус. Сначала Леон хотел искренне проследить за тем, чтобы взяли нужное и не брали лишнее, но в итоге оставил там помощника и просто попросил позвонить если что. До вечера он был на работе, а после поехал в пенатхус. Просто чтобы вспомнить, как он выглядел. Звякнули ключи, без скрипа открылась дверь. Комната была завалена коробками и вещами в полиэтилене и пленке. Вся мебель здесь уже была, остался только бар, который Леон считал частью себя. Он осмотрелся, пройдя мимо одной из коробки с мелочевкой. Не включая света, он подошел к панорамному окну. На улице еще кипела жизнь, не смотря на то, что уже успело стемнеть. Софиты, огни, биллборды. Нью-Йорк всегда выглядел по особенному, если найти минутку и просто… смотреть. Слушать каждое мгновение, ловить взглядом то, как мигают огни. Нью-Йорк иной раз казался полноценной личностью, со своей историей и характером. Слишком броский и пафосный, карикатура на самого себя, напыщенный и яркий, чтобы полюбить нечто такое, надо действительно иметь травму. Нью-Йорк не любят. С Нью-Йорком свыкаются, привыкают, становятся зависимыми. Слишком шумный, вечная толкучка, пробки, крики, тебя кто-то толкает и топчат твою обувь. Нью-Йорк — это один из тех некультурных соседей в тесном вагоне метро, который совершенно не знает о чужом личном пространстве и, если уж ты залез в него по воле случая, то надо хотя бы не топтаться по ногам. Таких людей не любят. К ним привыкают. Леон вообще считал привыкание одной из самых отстойных психических реакций в сознании человек. Там вообще все реакции одна краше другой, но привыкание… О, привыкание. Необъяснимые, непонятное, смутное и настолько сильное, что даже неся в себе связь с чем-то абсолютно деструктивным, оно тебя не отпускает. Ебаная привычка. Ебаная психика. Зазвонил телефон и Леон достал его из кармана. Звонила Мереди. — Да? — Ты же не забыл, что у нас сегодня сеанс? Ты просил провести его в твоем… — Да, помню. Ты сейчас где? — Правда помнишь? — удивленно спросила она. Леон выдохнул и потер переносицу. Нет, на самом деле, он забыл, но он все равно очутился тут, так что какая разница? Хотя он и не особо верил, что ему в самом деле нужен сеанс. Ему уже ничего не поможет и все эта всего лишь бутафория, создание иллюзии того, что якобы он пытается. Что-то делает. Ага, херней он страдает, и на этом всем. — Да, правда. Я уже тут, так что… — Я тоже как раз подъезжаю, скоро буду. Леон что-то неясно промычал и скинул номер. Он открыл календарь на телефоне и посмотрел дату и месяц. Для них с Греем осталось ровно четыре месяца и двенадцать дней. Есть ли смысл как-то бороться? А за что? Отношения с ним налаживать? Вину заглаживать? Зачем? Для чего? Нужно ли это Грею? Четыре месяца, и это все кончится. Леон попытается максимально замести следы, заставить Грея молчать. При случае, использует наркотики. Он знал, что с чем смешивать, чтобы отбить человеку память на год, а то и несколько лет. Он предупредил консьержа о своем госте и кинул напряжённый взгляд в окно, глядя на Нью-Йорк. Вся жизнь одна гребаная привычка. Привычка к Грею. Как оно будет дальше, без него? И есть ли смысл рассказать все Грею сейчас и дать ему выбор? Возможно, у Леона еще есть время искупить свои грехи, дать ему выбор хотя бы сейчас. Сам-то Леон едва ли мог улучшить ситуацию. Ему нечем крыть. Не сейчас. Он добился главного: болезненной зависимости Грея от него. Переломал его. Стер личность. Слепил заново. Леон сделал уже с Греем все, что мог, но он все еще ищет что-то другое. Что? Откуда в нем чувство недостачи, неудовлетворения, когда Грей снова смотрит на него, как на свое главное разочарование? Тихо скрипнула дверь. — Ну и темнота, — сказала Мереди, закрывая за собой дверь. Леон посмотрел на нее через плечо. — Нужен свет? — Как хочешь, — пожала плечами она и, размяв их, поставила свою сумку на тумбу, медленно идя к нему, скидывая с себя туфли. Она потянулась и устало выдохнула. — Господи, не рабочий день, а ад какой-то. Как будто в преисподнюю сходила, честное слово. — И как тебе там? — спросил Леон, все еще смотря на улицу. Мереди подошла к нему, став по правую сторону, тоже смотря на улицу. — Достаточно симпатичный. — Перспективно? — Очень, — усмехнулась она. — Стоит немного поработать над дизайном, но, в общем… я вижу, что ты еще здесь не обжился. Надумал все-таки переехать, да? — Да. Не знаю, зачем. Просто с языка сорвалось… — Ты пообещал Грею? — Блять, не хочу слышать от тебя это имя, — едва не простонал он и потер глаза. — Меня тошнит от него. Мереди вскинула бровь и внимательно посмотрела на его лицо, будто пыталась прочитать его сквозь кожу и черепные кости. — Леон?.. — Я не в порядке, все? Я устал, и… — Ты пьешь таблетки? — Какие, нахер, таблетки? — Нейролептики и седативные. — Я не могу глотать это дерьмо, у меня так на них мозги жарятся, что я на работе могу просто залипать на бумагу, потому что ничего не воспринимаю. Ничего не понимаю. Ничего не хочу понимать. Она аккуратно коснулась его плеча, а потом едва погладила. Его плечи опустились и он тяжело выдохнул, подняв взгляд и посмотрев на улицу. Тяжело выдохнув, он потер напряженные веки. Ему все в собственном теле казалось тяжелым, неуместным, странным. — Это постоянно… под вечер. Утром чуть лучше, а потом все накапливается, и, ну, ты понимаешь… Это не то, что я могу контролировать. Она тяжело выдохнула и покачала головой. Конечно Леон не был в порядке. И едва ли когда-нибудь будет. Не после всего. — Пойдем, присядь, выпей чего-нибудь… — попросила она и потянула его за манжет на рукаве. Леон не включил свет, порылся в бесконечных коробках и, достав стаканы из кухни, налил им по виски. — Ты пьешь виски? — внезапно опомнился он, так и замерев бутылкой над ее стаканом. — Да, пью. Наливай. Даже если она и соврала, это не имело значения. Леон знал, что она в любом случае не собиралась пить. Она на работе, хотя и сеансом это не назовешь. — Что-то опять случилось между… вами? — Нет. Мы даже поговорили. Диалогом это не назовешь с большой натяжкой, но мы высказали друг другу хоть малую часть всего. Он сказал мне, что со мной ему плохо, но уходить он не хочет. Я сказал ему, что не люблю его, но тоже оставить не могу. А в итоге? В итоге мы оба созависимые куски говна. Конец. Леон сделал небольшой глоток и глубоко вдохнул, посмотрев вниз, на свои ботинки. Мереди лишь кивнула, держа в руке стакан с виски. — Через четыре месяца я должен буду его... отправить восвояси. Ну, ты понимаешь. Я мог бы изъебнутся и продолжить это все, но ты сама знаешь… это может вылезти в неприятные последствия, да и лишний мороки не хочется, — он махнул рукой и откинулся на кресло. — Ничего не хочется. — Тебя не от него тошнит, Леон, — покачала она головой. — От ситуации. Соазвисимость вещь сложная, особенно, когда она… обоюдная. У тебя, на самом деле, не совсем она. Лимский синдром, скорее, что-то около того. — А у него стокгольмский, ага, крутой набор, — Леон потер переносицу, все еще пялясь на потолок. — Мы созданы друг для друга! — он всплеснул руками так, что едва не пролил виски. — Леон? — позвала она его. — Давай я задам тебе вопрос, а ты ответишь на него максимально четко и понятно, хорошо? — Я постараюсь. — Хотел ли ты бы общаться с Греем после всего, с учетом того, что вы, допустим, смогли бы переваривать эту драму. Не как любовники. Он бы не жил у тебя, у него бы наладилась жизнь. Он стал бы нормальным. Возможно, стал бы таким, как и прежде. Хотел ли бы ты? Леон посмотрел ей в глаза, и Мереди казалось, что он будет думать об этом долго. Но он сказал почти сразу же: — Нет, не хотел бы. Это не мой уровень, ты знаешь, — он сказал это как нечто априорное и пожал плечами. Мереди заторможено кивнула и закусила губу. — Он не личность. И никогда ей не был. Что в нем было с самого начала? Он прикольно рыдал, страдал, вырывался и злился. Это не характер. Это просто совокупность психических реакций. На них было прикольно смотреть. Не более того. Он ребенок, моя дорогая Мереди, — выдохнул Леон. — Мне нечего с него взять. — Хорошо, — кивнула она и чуть прищурилась. — Как давно у вас был секс? Леон замер, нахмурился и показался крайне недоуменным. Он почесал затылок и неловко что-то замычал: — Эээ… не знаю. Осень? Конец осени, что ли… Сейчас, — он стал загибать пальца и что-то бормотать себе под нос. — На рождество он был в больнице… месяц там… И до этого… Так, да. Где-то в конце октября. Мереди удивленно вскинула брови. — И… все? То есть подобного рода связь у вас была… полтора месяца? — Ну да, — кивнул Леон и почесал затылок. — Я его сейчас… не хочу. Он не привлекает меня сексуально. Как-то еще после больницы нормально, вроде, было, но чем больше он закрывался в себе, тем больше… не хотелось. Да, блять, как можно хотеть человека, который смотрит на тебя, как на сраное разочарование? Слушай, я, может, и ебанутый, но не наглухо. — Ага, — кивнула она. — И что сейчас ты от него хочешь? Представь, что у тебя есть шанс получить от него то, что тебе хочется. Что бы это было? В этот раз Леон затормозил и тупо уставился на Мереди, как на умалишенную. Будто бы она спросила что-то несуразное и смешное. Он отвел взгляд и закусил губу. А потом почти что с ужасом сказал: — Наверное… ничего. Я ничего от него не хочу. Мереди кивнула. — Как ты сам это описываешь? Связь между тобой и Греем? — Чувство вины?.. Мереди закатила глаза, раздраженно цыкнула и все-таки сделала глоток виски. — Леон, психопаты не чувствуют вины. — И любви! Но я любил своих ро… — Это не любовь, мой дорогой. Еще раз: психопаты не способны на чувства. То, что у тебя было к родителям — привязанность. Вот что-что, а приязненность психопаты формировать могут. Особенно с людьми, с которыми им хорошо. Родители работали, считай, на тебя, и… — А Джувия? — резко перебил ее Леон, и Мереди даже удивилась этому. Леон никогда ее не перебивал. Он почти что нервничал. — Это моя девушка, и ее я вроде… любил. — Тоже привязанность. Я же говорю: психопаты сидят там, где им комфортно. Именно чувства ты не испытываешь. — Мне было… неприятно, когда Грей чуть не умер. Это была полноценная мольная боль. Разве это возможно? — Привязанность, — повторила она, кивнув, и Леону показалось, что его скоро вытошнит от этого слова. — Леон, данная особенность очень… многобока, понимаешь? На тот момент, насколько я помню по твоим рассказам, ты ограничивал весь свой круг только Греем. А тут Грей, возможно, не вернется, вот ты и забегал и запаниковал. Ты бы не скорбел о нем больше, чем сутки. Это как выстрел. Вспышка. Ослепляет на секунду, а потом… — она огляделись и пожала плечами, — а потом все в порядке. Вернемся к нынешнем дням. Ваша связь. Что это еще, как думаешь? Леон только пожал плечами и почесал затылок, понятия не имея, что еще. Он готов был назвать это даже любовью, но это не оно. Что? Он не знал. — Могу я помочь тебе? Просто выдвинуть предположение? — Мереди улыбнулась ему, и, когда Леон заторможено кивнул, она сказала: — Я работаю с тобой не первый год. К сожалению или к счастью — не мне судить. Но. Ты один из тех, кто привык все делать по распинаю. У тебя есть план, расписанный по часам, и ты соблюдаешь его. Грей тоже твой план. И когда у тебя остается три часа до совещания, а все дела сделаны — то, что ж, ты не будешь пытаться его перенести, это лишние усилия, так? Ты не любишь разменивать по мелочам и тратить силы зря. Так вот, эти три часа — они тебе не нужны сейчас, но они есть. И ты просто будешь слоняться в эти три часа, так? — она подождала, пока Леон неуверенно кивнет, прежде чем продолжить: — Тоже самое с Греем. Ты дал себе время на него? Утвердил сроки, все согласовал и ты не хочешь от него избавляться сейчас, потому что это лишняя морока. Ты решил, что этого времени должно хватить, чтобы сделать все, что ты задумал: заинтересоваться, переломать, потыкать во все больные места и перегореть. Но все пошло не по плану, поэтому теперь… ты просто ждешь, пока эти три часа пройдут, потому что таков твой план. Вместо того, чтобы занять их чем-то полезным, ты просто… ждешь. Она пожала плечами и посмотрела куда-то наверх, закусив губу. — Тебе он не нужен. Ты его не хочешь. Он не решит твоих проблем, а ты — его. Но ты решил, что время должно дойти до конца. Потому что ты не хочешь заниматься бумажной работой, которой придется заняться, если ты решишь оставить его сейчас. — Хорошо, допустим, с этим я могу согласиться, но, — он вскинул бровь. — Почему я его таскаю с собой? В этот пентахус? Почему бы мне не оставить его в другой квартире, и прождать эти три часа без него? — Вероятно, — она выдохнула, — потому что ты привык к его обществу. Это пройдет. Если ты, конечно, захочешь это отпустить. Леон тяжело выдохнул и потер глаза. — Так же, как ты смог отпустить родителей. — Но не детство, — прошептал себе под нос Леон, глядя стеклянным взглядом на свои руки. — Да. Но не детство. Тогда ты чувствовал, твоя психопатия приобретенная. Кроме того, ты был ребенком. Детская психика как губка: гибкая, она впитывает все, что чувствуется. Это оставляет следы. Леон неприятно улыбнулся, посмотрев ей в глаза. Он прекрасно знал этот механизм. То, что он сделал с Греем. Оставил на нем след, перелепил, перешил, а теперь… теперь просто не хотел играть с тем, что осталось от Грея. Леону это уже не интересно. — Думаешь, это было неправильным решением: переехать сюда? — он медленно встал, пытаясь чем-то занять себя. Или занять пространство собой. — Почему же? — она хмыкнула. — Обычное решение. Грей погоды тебе не сделает, ты это понимаешь. Леон, я знаю тебя давно, и еще я знаю, что когда тебе это нужно: ты делаешь. Ты будешь грызть землю зубами, ползти, жрать лезвия, но сделаешь. А с Греем? Хотел бы ты ему помочь по-настоящему, ты бы жрал лезвия, но ты? Ты ничего не делаешь. Ждешь, когда он пройдет само, думая, что просто говорить будет достаточным. Леон отмерил комнату своими шагами по периметру, а потом спросил, глядя прямо в глаза: — И что я должен делать сейчас? Она улыбнулась и пожала плечами. — Можно я сейчас не буду твоим психологом? — Как тебе будет угодно, — хмыкнул он. Она снова улыбнулась ему и медленно встала, подойдя ближе. — Что тебе делать, мой дрогой? — переспросила она, все еще улыбаясь. Ее дыхание пахло вишней и мятой. Те сигареты, что она курит. — Отпустить это. Начать сейчас, чтобы не удивляться потом. Ты не хочешь бороться. Ты и не будешь. Он смотрел ей в глаза долгие полминуты. Они были так близки, что даже воздух у них был на двоих. Он криво усмехнулся, посмотрев вниз, на ее декольте, сказав: — Да, в роли просто женщины ты куда лучше, чем психолог. — Никто меня так еще не оскорблял. — Извини. Я это не контролирую, — он пожал плечами, снова посмотрев в глаза. — Я знаю. Но я уже не ведусь на эти штучки, ты знаешь. Я не твои все эти увлечения. Я не Грей. — Но тебе пришлось пройти через своего собственного Леона, так? — Так. Но в этом смысл: страдая — растешь. Через проблемы находишь свой личностный рост и те истины, о которых ты даже не думал. Мне прошлось упасть и разбить нос, чтобы действительно найти гармонию с собой. Довольно неприятный опыт, но, что ж… иной раза цена бывает многим выше. И не всегда средства оправдают цель… — она устало выдохнула, посмотрела ему в глаза, и, закатив глаза, спросила: — А теперь, может быть, ты наконец-то меня поцелуешь? Леон рассмеялся и, прищурившись, медленно кивнул. — Да, ты не Грей. И поэтому ты мне очень нравишься. И он поцеловал ее. Так, как не целовался уже давно. Ощущая желание, страсть и влечение. Ощущая непривычную нежность и мягкость под своей ладонью. Она развязала на нем галстук. Этот узел, что на нем завязал Грей. Чертовски аккуратный узел. И, когда она это сделала, он смог вдохнуть полной груди. Ее губы снова нашли его собственные и весь мир померк на фоне того, насколько желанными и необходимыми они были. Да, как женщина она была чертовски хороша. На секунду Леону показалось — всего лишь показалось — что на нем застыл чей-то пристальный взгляд. Он не придал этому значения.