I do you harm because I can, For the second time today. Уже второй раз сегодня я делаю тебе больно Просто потому, что могу это сделать.
Placebo - Bosco
Вскоре начался сезон дождей, непривычный для Нью-Йорка, но Грей всегда искренне любил дожди, особенно здесь. Но не сейчас. Он ехал на переднем сиденье, держа на коленях роскошный букет цветов — Леон вообще цветы дарил часто. Иногда он находил их на своей кровати после школы, иногда Леон вручал их сам, но чаще они уже ждали его на их столике в ресторане. Грей всегда принимал их с покорной улыбкой и иногда они даже его радовали, но после того диалога… Грей в редких моментах ощущал себя в безопасности. Ему везде мерещился скорый удар. Он поднял взгляд на шурующие туда-сюда дворники. — Детка? — позвал его Леон. — Ты сегодня не в настроении? За ужином почти ничего не ел, сейчас бледный сидишь. Грей рассеянно моргнул. В некоторые дни держаться выходило чуть лучше, в другие — хуже. Ведь дело было не только в Леоне, а в том, что он все еще был школьником, все еще врал друзьям о своем положении, все еще думал об отце. Изо дня в день его состояние менялось. То он смотрел на Леона, пытаясь не обращать внимая на дрожь в коленках, то шарахался от него. То верил в идею, что у них и вправду отношения, то ощущал ужас от своего безвыходного положения. — Не знаю, просто нет настроения. Но спасибо за ужин и цветы. Леон недовольно хмыкнул. — Есть что рассказать? — Вроде нет. Завтра контрольная по математике, а я в математике ничего не понимаю. Совсем. Еще с подругой сегодня повздорили… Она мне говорит, что мои отношения, о который я ей рассказываю, больные. — Какая умная подруга. Хочешь, завтра не пойдешь ни на какую контрольную? — А что мне сказать учителю? — Я позвоню и отпрошу тебя. — Ты? Как? — Это уже мои проблемы. — Тогда… хорошо. Не хочу ни в какую школу идти. Тем более, завтра передали дожди на весь день. Хочу лежать и читать. И все. — Отлично, на том и решили, — он взял его за руку и поцеловал в тыльную сторону ладони. После он помог выйти из машины, неся над ним зонтик, и проводил до комнаты. Прижимая к себе цветы, Грей, коснувшийся дверной ручки, спросил у Леона: — Мне ждать тебя сегодня?.. Леон остановился и посмотрел на него, облизав губы. — А ты хочешь? Грей смущенно опустил взгляд и пожал плечами. — Если ты не будешь сильно налегать. Ему казалось, что взгляд у Леона загорелся. Грей понадеялся, что он вообще услышал, что Грей сказал. Порой Леон… в самом деле излишне налегал, почти делая Грею больно. И хоть болезненный стон всегда приводил его в себя, Грей все равно хотел бы избежать таких ситуаций. — Я приду. Грей кивнул и, смущенный, скрылся в комнате. Леон простоял вот так, еще минуту, чувствуя, как по телу прошлась приятная тяжесть от ожидания их встречи. Грей не знал, но то, что он делал с Леоном — что-то невероятное. Он хотел его, постоянно хотел, хотел сжимать его в своих руках, оставлять синяки, может, он даже хотел делать своими касаниями больно — но не чтобы навредить, просто чтобы хоть как-то выплеснуть свое голодное желание по нему. В целом Леон… был доволен. После того дня, после того, как Леон объяснил их позиции, Грей стал ровно таким, каким его и хотел видеть Леон. Немного напуганный и желающий угодить Леону во всех его желаниях. А ведь и стоило припугнуть всего! Вероятно, до этого Грей жил в какой-то фантазии, где они просто милые любовники и Леон сделает все, что попросят. Грей правда искренне нравился Леону, но не настолько, чтобы тот спокойный находился рядом и думал, что ему ничего не угрожает. Но, не считая этого, Леон его баловал. Он любил его баловать. Покупать цветы и украшения, водить по ресторанам, покупать красивую одежду. Он любил разную реакцию Грея: от смиренной благодарности до искреннего смущения внезапным подарком. Такой разный Грей. И его. Уже его — каждую секунду его, смиренно это принимающий! Леон был в восторге и, довольный, ушел в свой кабинет. Грей же, на самом деле, не был смиренно принимающим. Он делал вид, якобы его все устраивало и он готов был услужить Леону, во всем его слушаться и быть таким, чтобы Леон большую часть времени смотрел на него потемневшим взглядом. Как оказалось, он умел сводить мужчин с ума. В этом случае это было очень выгодно, потому что вторую неделю Грей думал о встрече со своим отцом, а для этого следовало попасть в дом. Оставить записку? Возможно. Грей поставил цветы в вазу, а после принял душу и достал белье. Он всегда готовился к вечерам с Леоном — Леону не нужно было его просить, Грей сам его удивлял, и он видел, как это действовало на Леона. Каким жадным взглядом он на него смотрел, как медленно развязывал на нем пояс от халата, чтоб потом, как зачарованный, провести пальцами по его обнаженным плечам и груди, погладить его бедра, голодным взглядом осмотреть кружева и все то, что было скрыто за тканью белья. Грей прекрасно видел, что Леон сходил по нему с ума, восхищался им. Хотя Леон, кажется, был уверен в обратном, что Грей просто делает все, чтобы ему угодить и ничего не замечает. Грей все замечал. Но строить из себя наивного дурачка было выгодно. Так Леон думал, что Грей и вправду безобиден. Натянув чулки, он накинул сверху халат и упал на кровать, доставая телефон. Врать с каждым днем у него получалось все лучше и искусней. Встречи в ресторанах, цветы, подарки этому сопутствовали. Грей грузил красивые истории, улыбался, как дурачок, рассказывая про своего парня, и все ему почти верили. Считали, что разница в возрасте какая-то… неправильная, но в целом — верили. Грей и сам себе иногда верил. Особенно, когда Леон вел себя как крайне хороший любовник. У самого Грея пока не было далекоидущих планов. Главное, встретиться с отцом и поговорить с ним, а дальше видно будет… если Силвьер настроен серьезно оставить как есть, то, что ж… Грей будет действовать по ситуации. Может, влюбит там Леона в себя или что-то еще. Ему казалось, что у него уже начало получаться. Дверь тихо скрипнула, и Грей привстал, оперевшись на локти. Он посмотрел на вошедшего Леона и присел, выпрямившись. Леон закрыл за собой дверь и, подойдя ближе, мягко взял его за подбородок, погладив большим пальцем по нижней губе. Грей смотрел на него с выученной покорностью. Хотя, вероятно, ему здорово помогало то, что Леон… и вправду был хорошим любовников. Грея не отвращало от их близости. Ему нравилось. Не то чтобы слишком, но он отчаянно выгибался под ним и выстанывал его имя — Леон был в восторге. Ну, Грей иногда тоже. Леон склонился к нему и поцеловал, заодно стягивая с себя пиджак. Грей помог ему с ним, и, когда кровать проскрипела от тяжести тела Леона, вздрогнул. Леон чуть отстранился, посмотрел ему в глаза и медленно потянул за пояс халата. Ткань соскользнула с его плеч, и Грей остался в одном белье. Леон погладил большим пальцем по черному чокеру на шее и медленно спустился ниже. Огладил его грудь, живот, уложил ладонь на его бедро, лаская, и поднял взгляд к его лицу. Грей смущенно отвел взгляд. Тут даже играть не приходилось — Леон все еще смущал его, особенно тем, как он ничего не стеснялся во время секса, а Грей, ну… Ну ему все еще приходилось прикладывать усилия, чтобы просто расслабиться. Леон подался к нему, нависая сверху и закрывая собой потолок. Грей послушно лег на спину и прикрыл глаза, судорожно выдохнув. Леон словил его вдох своими губами. Грей потянулся к его рубашке, расстегивая ее и, едва Леон сам начал ее снимать, жадно коснулся руками его плеч, груди, живота, вырисовывая напряженные мышцы, гладя и лаская. Боги, ему очень нравилось его тело, и ему нравилось прижиматься к нему, гладить его, быть с ним единым целом. Даже после секса, если выдавалась такая возможность, он прижимался щекой к его груди и просто слушал ритм его сердца, пока Леон гладил его волосы. Грей не знал, о чем в такие моменты думал Леон, а вот Грей думал о том, как на самом деле он был близко к тому, чтобы купиться на все это, стать молчаливой жертвой, наслаждаться теми ласками, что ему давал Леон, отказываясь от своей настоящей жизни и соглашаясь на всевозможные наказания в случае непослушания. Как бы это было легко… Леон притянул его ближе к себе и жадно впился в его шею, огладил его бедра и ноги, подцепил ткань чулка, и чуть спустил его до голени. Погладил по голой коленке и чуть отвел ее в сторону, раздвигая его ноги и удобнее меж них устраиваясь. Он целовал его лицо, шею, плечи, ласкал грудь, бока и живот. Делал с ним все, чтобы Грей потерял ощущение реальности и зашептал его имя, как в лихорадке. Он чувствовал жар тела Леона, его возбуждение и желание, и желал абсолютно так же. В конце концов, Леон, взяв его за талию, сам перевернулся на спину и усадил Грея на свои бедра. Сжал его бока и присел, жарко целуя. Грей обнял его за шею и позволил Леону потянуть за завязки на его белье. Оно полетело под кровать. Грей сам чуть приподнялся и Леон, посмотрев в его глаза, обхватив свой член, помогая себе рукой, плавно толкнулся в него, входя. Они синхронно шумно выдохнули. Грей ближе притянул его к себе, крепче обнимая, и начал вторить бедрами его движениям. Леон жадно сжимал его ягодицы, целовал его губы и шею, шумно выдыхая. Грей себя не сдерживал: выстанывал что-то, шептал его имя, протягивал сладкое «да». Ему в самом деле было хорошо. Он не мог сказать, что очень хорошо, но в целом — приятно. И, во всяком случае, Леон всегда доводил его до оргазма. Леон мог оторваться от него только после того, как Грея выгибался и вздрагивал в его руках от пика удовольствия. Грей кончил, тихо простонав, и Леон, сделав еще несколько рваных движений, замер, тяжело дыша в его шею. Выдохнул шумно и повалился на спину. Грей прильнул к нему, положив голову на его плечо. Леон погладил его по спине, пояснице, и Грей тихо спросил: — Тебе никуда не надо? — Нет. А что? — Останешься со мной? Грей увидел, что краем глаза Леон довольно улыбнулся, а сам Грей уже перестал понимать, просил ли он остаться его для поддержания своего образа покорного и влюбчивого, или же ему в самом деле хотелось, чтобы он остался с ним. — Хорошо, — согласился Леон, поцеловав его в лоб. — Только приму душ. Ты? — Я воспользуюсь просто влажными салфетками. Я вроде не сильно вспотел… Леон кивнул и, аккуратно перевернувшись на бок, так, что Грей скатился с него с недовольным кряхтением, поцеловал его в лоб и встал. Грей проследил за ним, рассматривая его плечи, спину… задницу. Он усмехнулся и, когда за Леоном закрылась дверь, потянулся к влажным салфеткам, обтираясь. Иногда Леон делал это сам, не сводя с Грея насмешливого взгляда, и смущая, и возбуждая одновременно. Вытеревшись, он снял второй чулок, поправил волосы и залез под одеяло, дожидаясь Леона. Иногда, в такие моменты, он думал, что мог бы и убить его. На самом деле, это было бы так легко сделать, что Грей понял — он скорее навредит этим себе, чем поможет. Поэтому он просто ждал, а когда Леон появлялся, чувствовал, как в груди что-то сжималось — как от предвкушения. Кровать проскрипела и Леон залез под одеяло. Грей прильнул к нему, положив голову на его грудь и спросил: — Снова уйдешь, как только я засну, да? — Ну не могу же я ждать, пока ты проснешься? — Не можешь. Но можно… уйти, когда сам проснешься. Это по-человечески. А то я чувствую себя использованным, — сказал Грей. Он так хорошо балансировал в этой грани покорного, послушного и хотящего ласки омеги, что, казалось ему, в себя влюбить такого человек, как Леон, ему не составляло труда. Леону нравилась мысль чей-то покорности, и так же ему нравилась нужда человека в нем. Что ж, Грей давал ему все это. На самом деле, это почти было забавно, насколько непонятым человеком был Леон… во многих других отношениях, и как легко читался конкретно в их отношениях. Леон удивленно на него посмотрел и погладил по плечу: — Поверь, детка, если бы я в самом деле использовал тебя для секса, то не стал бы водить тебя в рестораны, покупать цветы и, в конце концов, я бы не стал так с тобой валяться после секса. Ты надумываешь. Грей фыркнул. — Попробуй тут не выдумывать, когда находишься… в таком положении. Леон улыбнулся, не скрывая удовольствия от того, в каких они оказались положениях. — А что ж, кошечка, тебе очень важно, чтобы я тебя любил? Грей отвел взгляд и пожал плечами. Еще он думал о том, как удобно выйдет, если он в самом деле сможет таким способом влюбить в себя Леона. Если отец откажется от него, не пойдет на компромиссы, не выскажет к нему сострадания, то, что ж… Грей будет точно знать, что он покинут, и ему придется пытаться брать все от Леона. А он видел, что, если поднажать, то Леон в самом деле сам с радостью займет роль заботливого муженька, и сам не заметит. — Мне важно понимание, что я не просто красивая игрушка… Да, не начинай, — он отпрянул от него, отвернувшись. Грей знал, что Леону нравится, когда он так делал. Якобы обнаженный в своих чувствах, знающий свою несчастливую долю, отталкивал Леона. Да, ему это очень нравилось. — Я раб и все такое, и хочу то, чего хочешь ты… Да, конечно, чего это я, — он присел на кровать, кутаясь в покрывало. Леон встал вслед за ним, притянул его к себе за плечи, обнял, поцеловал его волосы. — Капризный ты у меня, — улыбнулся он. — Многие бы завидовали твоему положению. Рестораны, подарки, даже разговоры после секса! А тебе мало. — Мне не мало. Это другое. Грей ощутил, как Леон прижался к нему ближе. Грею было смешно с того, как открыто Леон показывал то, как сходил по нему с ума и еще умудрялся думать, что Грей ничего не понимал. Просто дурачок, который был милым, послушным и влюбленным в него, в Леона. — Мг… Значит, тебе просто хочется взаимности? — спросил Леон, целуя за ухом. Ну вот, об этом Грей и думал. О том, что Леон искренне считал, что Грей влюблен в него! Просто очаровательно. Грею в самом деле нравился секс с ним, но на этом все. Он… не испытывал таких чувств, о каких говорил Леон. — Не знаю, наверное… — растерянно сказал Грей. Леон тяжело выдохнул и заставил его посмотреть на себя. Погладил по волосам, щеке, улыбнулся ласково, будто успокаивая. — Признаться честно, ты мне нравишься. Ты… все понял с первого раза, всегда меня радуешь, и еще ты — красивый. Ты мне очень нравишься, Грей. — Нет, это не то, — покачал головой Грей и попытался отстраниться от него, но Леон не дал ему этого сделать. — Не глупи, кошечка. О таком просить пока рано. — Пока? — улыбнулся Грей. Немного подумав, Леон сказал: — Да. Пока. — Тогда я просто хочу, чтобы ты был рядом, пока сам не заснешь. И… как проснешься, так и уходи. Леоон посмотрел на него и почему-то Грей был уверен, что он просто не мог это сделать. Не потому, что не хотел, а не мог. — Только не говори, что на тебе проклятье и ночью ты превращаешься в монстра, — цокнул Грей. Леон пожал плечами. — Нет. Просто… не могу. — Почему? — Плохо сплю. Я все равно не засну тут, а что мне делать всю ночь? Ворочаться и смотреть в окно? Нет, я пойду работать. — Ты работаешь ночью? — изумился Грей. — Если не сплю. — То есть всегда? Леон пожал плечами. — Тогда понятно, почему ты уложил спать меня в два ночи, а потом, оказывается, проснулся в шесть утра. Что ж, хорошо… Тогда побудь здесь, пока я не засну. — Я всегда так делаю, — выдохнул Леон. — Так что хватит ерзать и ложись спать. И хватит задавать всякие глупые вопросы. Грей улыбнулся и все-таки позволил притянуть себя ближе и устроил голову на его груди. Грей подумал о том, какой ужас его может ждать в случае, если Леон узнает, что Грей нарушил запрет возвращаться в свой дом, а тем более говорить с отцом. Вероятно, все доверие, которое он смог так быстро заработать, тут же разрушится и… Вероятно, ему в самом деле сделают больно. Он постарался об этом не думать. Все должно пройти хорошо. Леон не следил за его перемещениями, а дело не должно занять больше часа. Он попытался расслабиться и удобнее устроился рядом с Леоном, пока тот поглаживал его плечо.***
Начало новой недели предвещало очередные унылые вечера и улыбку через силу. Она началась со звонка будильника, завтрака и Амели, которая смотрела на него, уставшего, с начинающими проявляться синяками под глазами, как-то совсем уж жалостливо. Ночи были особенно долгими. Слишком много мыслей, размышлений навязчиво лезли к нему. Засыпал он поздно, а просыпался рано. Этот режим выбивал его из привычной колеи. Утром он не хотел ни с кем разговаривать, а лучше даже никого не видеть, а лучше повеситься. Прямо сейчас, на этой люстре, на галстуке Бастии. Конечно, эти мысли оставались всего лишь мыслями. Он не собирался кончать жизнь самоубийством.. Это удел слабых, а он сильный. Тем более, он ещё дышит, он ещё чувствует, значит, он всё ещё жив. Значит, пока есть куда стремиться. У него ещё есть силы терпеть это, и ещё хватает смелости, чтобы с вызовом глянуть в глаза Леона. Он будет подниматься с колен столько раз, сколько понадобится. Он встанет, он сможет, он справится, и он это знает. Тем более, у него была одна надежда. Одно, последние, спасение. Придти домой и дождаться того, кто там живёт. Он был уверен, что это должен быть его отчим. Да и как Леон узнает о том, что он был у себя дома? Скажет, что задержится в школе на дополнительных занятиях, чтобы у того не возникло подозрений, а сам спокойно пойдёт домой. Он должен всё узнать сегодня. Ещё недавно ему казалось, что выдержать год с ним, он сможет, но он был кардинально не прав. Уже на второй недели он тихо сходил с ума. Нет, так дело не пойдёт. Год он не продержится. За год, с таким-то обращением, он точно сломается. А так нельзя. Ему бы понять, что руководит Леоном. Что им так яро движет? Нет, здесь было что-то глубже, чем «круто иметь постоянную омегу». Но что? — Тебя подвезти? Ты уже опаздываешь, — ох, как же он любит неожиданно появляться. — Меня и так подвозят, — растеряно пожал плечами Грей, закидывая сумку на плечо. — Твой водитель едет по правилам, а я могу и побыстрее. Так что? — Ладно, — он кивает, надевая сапоги, — и у меня сегодня дополнительные занятия по алгебре, я задержусь. — Хорошо. Мог бы не отчитываться. Я же за тобой по минутам не слежу. Грей лишь кивает, довольный тем, что выслеживать, где он, Бастия точно не будет. А ещё брюнета окончательно добивал контраст их отношений. Вечером секс до хриплых стонов, а днём всё так спокойно, будто это не он вчера вдалбливался в него, как в последний раз. И эта сдержанность Грею не нравилась.***
Конец учебного дня, а в дневнике неуд, за несделанное домашнее задание, и ещё пятиминутная ругань за то, что он якобы сидит и витает в облаках, думая о мальчиках. Как же Грей себя удерживал, что бы ни выкрикнуть, что-то вроде: «да, чёрт возьми, я не сделал домашнее заднее, потому что меня пол вечера, фактически без права выбора, трахал взрослый мужик! А сейчас я думаю о том, как бы к вечеру не повеситься!» Но, слава богу, сдержался. Грей уже просто молил бога о том, чтобы этот день поскорее кончился. И вот тот долгожданный, последний урок, и звонок с него. Уже собираясь бежать в собственный дом, Грея остановила чья-то рука. Он обернулся: Эрза. Его хорошая знакомая. Прекрасная девушка. Парень ей попался под стать. Они были прекрасной парой. Джерар её чуть ли не на руках носил. Их отношения был пропитаны лаской и нежностью. Это в 16 лет! Конечно, Грей не особо верил, что такое, в столь юном возрасте возможно, но Скарлет рвала все стереотипы, выкидывая их в самый дальний угол. — Что-то не так? — Грей повернулся к ней. — Да вот, давно спросить хотела. Идём, — она кивнула головой в сторону выхода, сама делая шаг в перёд, — мне вот интересно, почему ты никому не говорил? — О чём ты? — омега непонимающе нахмурился. — О твоём альфе, конечно же. О чём ещё? — они вышли на улицу, их с головой обдал холодной, промозглый ветер. Заставив брюнета сильнее закутаться в шарф. Тучи казались ещё более тяжелыми, чем утром. Будто предвещая что-то. Что-то неладное. — Да о чём там говорить можно? — он хмурится, глядя на жёлтую листву под ногами. Ветер был сильным и пробрал до дрожи. Хотелось поскорее попасть в дом и укутаться тёплым пледом. — Да что ты! — возмущённо начала девушка, — неужели тебе всё равно, что ты теперь любим? — Я просто не люблю делиться подробностями, — он сжал зубы. Любим! Какая глупость! От любви там не было ничего, даже в тех же касаниях не выражалась та любовь. — Либо что-то не так, — она сказала это слишком тихо, но именно этой фразой приковала к себе внимание брюнета, — когда я начинала встречаться с Джераром, то меня просто переполняли эмоции. Это как изведывать нечто новое. А новым всегда хочется делиться, — она замолчала, глядя на тяжелое, темное небо. — Какой он? — Он… сильный, красивый, немного грубый, интересный, высокий и статный, — он и правда о нём так думает. Вот только он опустил пару деталей, в виде «конченный урод» и «эгоистичная тварь». — Ты счастлив с ним? Скажи мне правду. — Мы редко с ним видимся, поэтому я жутко по нему скучаю. Он немного груб, из-за этого наши встречи, не такие, как описывается во всех романах. Из-за того, что мы редко видимся, как-то не по себе. Да и вы, наверное, заметили, что я в последнее время не такой. Да и сплю я мало. Либо мы с ним по скайпу часами разговариваем, либо просто заснуть не могу. Так что, я не могу сказать однозначно… — Грей берёт все эти слова из своей головы, выдумывая на ходу. — А ты любишь его? Грей кивает. Вообще, в таком он обычно сам себе с трудом признаётся, не то, что друзьям. Но, тут нельзя молчать, они же якобы встречаются. Леон создаёт ему слишком много проблем. Девушка выдохнула, глядя вперёд. Она понимала, что что-то явно не так. Несмотря на всю закрытость Грея от окружающего мира, даже, возможно, некую скромность, он бы вряд ли не рассказывал о таком. Нет, Скарлет не ровняла всех под себя. Она просто отлично знала, что такое событие, как первый мальчик в жизни омег довольно радостное, да и просто незабываемое событие. Этим всегда хочется делиться. А Грей, судя по всему, даже говорить на эту тему не особо хотел. Дальнейшая дорога принесла лишь шорох листвы, какой-то пронизывающий и задумчивый взгляд Грея и скудные, до одури, обычные разговоры. Они попрощались на перекрестке, и девушка, на прощание наградила его очередным жалостливым взглядом. Грею они уже наскучили, то в доме Бастии, то в школе, теперь от друзей. Осталось дождаться того, чтобы сам Бастия смотрел на него, как на побитого щенка, даря новое ощущения того, что он жалок и беспомощен, как никогда. Семь минут ходьбы и он на пороге своего собственного дома, в сердце чувство страха, а душу скручивало от невыносимой боли, ощущения того, что скоро случится что-то не ладное. Что-то плохое. Это плохое предчувствие не хотело его покидать ни на секунду, оно дурманило, царапало и затуманивало его разум, заставляя окунаться в этот неведомый страх и чувствовать, как похолодели собственные ладони, как появилась дрожь в коленях. Но нет, он не отступит. Сам Бастия когда-то говорил ему, что его ограничения только в сексе. Тогда, пускай не суётся в его дела. Грей же не спрашивает, трахал ли он шлюх сегодня, и как проходят дела в фирме. А эти запугивания Леона ничего не значат. Просто припугнул, как будто это остановит его. Ха! Размечтался. Грей кивнул собственным мыслям, чуть приободрив себя, и заставив заткнуться это плохое предчувствие, потянулся к звонку, но отдёрнул себя. Он открывает калитку за ручку, она не была заперта. Быть может, дома кто-то есть? Грей неторопливо, на чуть подкашивающихся ногах идёт к двери. За забором залаяла соседская собака, заставив брюнета дёрнуться от испуга и замереть. Он чувствует себя, как вор. А то и хуже. И вот входная дверь. Холодные пальца коснулись железной ручки, тяня на себя. Дверь с жалостливым скрипом открылась. — Есть кто? — Грей сказал это так тихо, что если бы кто-то здесь и был, то не услышал бы приятного голоса молодого омеги. Брюнет покачал головой. В доме была мёртвая тишина, значит, точно никого нет. А это ему не нравилось, кто знает, сколько он будет ждать владельца дома. Но больше всего ему не нравилась мысль о том, что, возможно, здесь будет новый постоялец. И как он отреагирует на незнакомую омежку в своём доме? До брюнета только сейчас дошло, что идея эта была плохая. Появилась даже мысли уйти обратно, от греха подальше. Но, по счастливой случайности, а может и не по очень счастливой, он заметил пару обуви отчима: осенние сапоги и кроссовки. Подняв взгляд он видит, как на вешалке висит его кожанка. От радости и понимания того, что всё же здесь живёт его отчим, он бездумно снял сапоги и куртку, намериваясь подождать его здесь. Он всё узнает. Что, да как. Он даже попытается уговорить, чтобы он забрал его обратно. Он ведь знает, он хороший, на самом деле. Грей искренне не понимал, что могло спровоцировать его на такой ужасный поступок, но, кто знает, может его прижали к стене и просто заставили? И это Грею казалось вероятней больше всего. Он был уверен: Сильвер сам бы так никогда бы не поступил. Он не был таким человеком. Омега идёт в зал. Снова чувство лёгкости, от нахождения в собственном доме. Оно приятно обволакивало, дарило спокойствие и легкость. Такое безмятежное состояние. Он проводит рукой по стене, а рядом висит фотография, а на ней чертовски милая картина. Там отчим и мать выглядят до невозможности счастливыми, а в руках у девушки белый свёрток, перевязанной синей лентой, там тихо посапывает их счастье, их ребёнок. Рядом другая фотография: на стуле сидит Мика, так звали мать Грея, рядом с ней стоит высокий мужчина, с привлекательным лицом — его отчим, а на руках у девушки сидит чёрноволосый, весело улыбающийся ребёнок, в руках у которого был белый котёнок с ярко-красным бантом. Прекрасная картина. Грею эта фотография нравится больше всех остальных. Они там такие счастливые. Над камином, да, да, у них был камин. Мика часто мёрзла, а Сильвер не пожалел сил и времени сделать данное изделие. На него потратилось много времени, да и для трубы масса сил ушло. Но на вторую зиму, в доме красовался каменное изделие с горячим огнём внутри. Так вот, над ним весело три фотографии, на каждой отдельно изображен каждый член семьи. И у каждого своя особенная рамка. Их Мика сделала сама. Стоит признать, получилось крайне привлекательно. Грей помнит те прекрасные, зимние вечера. Их особенные, семейные вечера около камина. Тёплый плед, горячее мамино печенье и чашка всё того же, зелёного чая. Он помнит забавные байки отчима, веселый смех матери, и урчание кота. Это было прекрасно. На душе светлеет от таких тёплых, приятных воспоминаний. Они кружат голову. Грей, не задумываясь, идёт к книжному шкафу, достает пару семейных альбомов и садится на диван. Ему сейчас как никогда не хватает этих вечеров, но пускай хоть эти семейные фотографии наполнят душу тёплыми воспоминаниями, заполнят проедающие дыры. Стрелка часов с полпервого медленно ползла к двум. Брюнет не следил за временем. Он вообще обо всём позабыл, и даже плохое предчувствие притихло. Так хорошо ему было. Пальцы касаются очередной страницы альбома, скользят по фотографии, по счастливым лицам. Взгляд падает на довольно забавную фотографию: он там ещё совсем маленький, гордо стоит в какой-то пластмассовой, красной миске на голове и покусанным багетом в руке. Грей не сдержал улыбки. Интересно, он тогда рыцаря изображал, или просто любил бегать по дому с кастрюлей на голове? И всё же дети до чертиков забавные создания. Он перелистывает страницу, а вот тут он даже тихо засмеялся. Опять его одиночная фотография, и всё лицо перепачкано в шоколаде, по рассказам мамы, это была его первая шоколадная конфета. Ну, как известно, первой блин всегда комом. На пару секунд ему стало интересно:, а у Леона есть подобные фотографии? Он же тоже был ребенком, а значит, он тоже бегал по дому с перепачканным лицом, мучил кошку, строил из себя рыцаря. Фуллбастер на секунду представил, что Леон, вот именно сейчас, такой взрослый, серьёзный, стоит с красной кастрюлей на голове и держит в руках покусанный багет. Он тихо засмеялся, от подобного представления, улыбка буквально лезла на лицо. Сейчас Грей был искренним, он улыбался сейчас совсем не так, как при всех, он смотрел на фотографии совсем не так, как смотрит обычно. У него сейчас во взгляде счастье, радость и мягкость. В его глазах эта мягкость смотрелась особенно волшебно, так притягивающие и изящно. Так красиво, что можно было бы смотреть в его глаза вечно. Вот только он никого не награждал таким взглядом, никому не давал насладиться той детской радостью, прекрасным блеском и глубиной. Он не мог на кого-нибудь так смотреть, никто не рождал в нём таких чувств, что рождала в нём семья и воспоминания о ней. Секунды шли за минутами, а те медленно шли к часам. Небо на улице потемнело в разы. Некое новое чувство страха накатило на него волной, но тут же притихло, лишь жалобно скуля, будто из последних сил предупреждая его. Но Грей не слушал, он видел на фотографиях счастливое лицо матери, ощущая тоску по ней и влажную каплю по своей щеке. О, как же велика эта тоска по утрате ближнего. Кажется, ничто больше не соизмеримо с ней. Только смерть близкого способна так холодить кровь, доводить до безрассудства, выбивать все отголоски счастья в нём. Но, со временем, притихала. Но в один из прекрасных вечеров оно накатит новое волной, обдав какой-то агонией чувств, заставит тосковать и скучать, заставит вырвать все воспоминания с мясом, вырвать сердце, чтобы стало дышать, хоть немного, но легче. Как же она велика. Как же не посильна сложна. Так непривычно больно. Грей благодарил бога, что не дошёл до ручки. Он знает тысячи случаев, когда детей, лишившихся родного человека, находили в окровавленной ванне, или в кровати, рядом с тремя опустевшими пачками от снотворного. Грей справился. Он сумел. Но как же он волновался за отчима. Тот исхудал, пил, чуть ли не каждый вечер, под глазами пролегли тёмные синяки, а сами глаза были красными, то от бессонных ночей, то от слёз боли. Но и он тоже справился. Встал на ноги. К бутылке не прикасался, стал спать нормально. Тогда он говорил Грею что-то вроде: «ничего, выкарабкаемся. И с мамой всё будет хорошо, она же не мертва. Всё будет хорошо». Грей лишь кивал и улыбался ему, наивно веря, что всё будет хорошо. Он до сих пор верил, и будет верить, до последнего вздоха. На последней странице третьего альбома, была их большая, на всю страницу фотография. Грею там лет семь. Профессиональная фотография: на фоне куча белоснежных цветов, брюнет сидит на стуле, спинка которого обвита красными розами, по праву сторону мать, с шикарным букетом в руках, в красивом, нежных оттенков, платье, по левую — отчим, в элегантном костюме. Фотография просто пестрила красочностью, изящность и идеально подобранной цветовой гаммой. Грею сейчас особенно нравилась причёска его матери: длинные и белые, точно снег, волосы пышной копной лежали на плечах, пару передних прядей, были заколоты сзади, столь простая причёска, но как же элегантно она на ней смотрелась. И всё же, она была шикарной женщиной. Грей уже отвлёкся от всего. Чувство спокойствия разлилось по венам, словно успокоительное. Он не слышал ничего. В руках четвертый по счёту альбом. А на землю падают первые капли дождя. Он не слышал ни как начался дождь, ни как открылась входная дверь. Он не ощущал того, что в дом кто-то вошёл, он не слышал и тяжёлых шагов. Он не мог догадываться, кто идёт: его спасение или же погибель? Человек, идущий к омеге, сначала остановился. Сперва, удивился тому, что он не услышал чужого присутствия рядом, а потом пару секунд внимательно смотрел на то, как Грей задумчивым, немного печальным взглядом смотрел на фотографии. Мужчину окатило волной понимания и сожаление, острого, горького, неприятного. Он видел ту печаль, тоску и одновременно теплоту в его взгляда, который внимательно изучал страницы фотоальбома. Но вскоре вновь пошёл. Он стал позади дивана. Пару секунд и Грей и впрямь чувствует за спиной чьё-то присутствие. Он хотел радостно повернуться, искренно улыбнутся, он был уверен — там его отчим. А интуиция его редко, когда подводила. Он радостно выдыхает, понимая, что он не зря ждал, и план не был глупым. Но он и повернуться не успел, как услышал голос: — Красивые фотографии. Мне вот эта, верхняя, всегда больше других нравилась.I can't believe that when I breathe Я не могу поверить, что, когда я дышу, There's something good inside of me, Во мне есть что-то хорошее, Just one good thing inside of me. Единственно хорошее во мне. So close to me, that memory, Так близко ко мне, это воспоминание
_______________ Песня: "Hollywood Undead - Believe