***
Город поражал своими размерами. Только на подходе я уже выпал в осадок от размеров этой каменной глыбы. Когда я вошел, я был поражен всеобъятностью, пестротой общества. Жизнь кругом текла не так, как я видел себе — все было слишком сумбурно, грязно и мерзко. Не то, чтобы я брезговал, но выглядело все отвратительно. Но потом Ривенс меня заверил, что это вполне нормально — уже давно есть деление на богатых и бедных, на тех, кто может похвастать новой одежкой, и тех, кому бы хоть обноски найти. Мы прошли через вторые ворота. Я немного повозмущался, но потом понял — Ривенс прав. Я тут беспомощен, я ничего не смогу противопоставить окружающим, кроме силы, если что-то случится. А он знает эти места, эту жизнь, как свои пять пальцев. Я шел за Ривенсом оглядываясь по сторонам — после вторых ворот сверху нас стали теснить крыши домов. Сами постройки были более, чем простыми — двух- и трехэтажные коробки, но они нависали сверху, словно хотели задавить незадачливых путников. Здесь жизнь была уже несколько другого порядка и уровня — периодически попадались люди в обносках, но они трудились, не покладая рук, в кузнях, мастерских и прочих местах, а рядом сидел пузатый, как я понял, надсмотрщик. В остальном здесь люди были небогатые, но способные себя прокормить. Очевидно, то были крестьяне, которые смогли сюда пробиться. — А кто эти люди? — спросил я у Ривенса. — Это? Это те, кто накопил достаточно денег, чтобы дать на лапу стражникам. Берут они немного, но для многих даже несколько монет — уже неподъемная сумма. Но смельчаки все же находятся, а затем остаются здесь. Это крестьяне, которые приторговывают своей продукцией. Чем дальше мы сейчас будем продвигаться к следующей стене, тем богаче будут жители. Дальше идут дома для тех, — Ривенс махнул рукой в направлении нашего движения, — кто здесь остается зимой. Чаще всего это старосты ближайших деревень или очень разбогатевшие крестьяне. Последние иногда позволяют себе такую роскошь, чтобы было, чем потом похвастаться в деревне. Но некоторые из них переезжают сюда на постоянную основу, если смогут заняться продажей не своего товара, а чужого. Они просто скупают самый качественный товар или у себя в деревне, или в Нижнем городе по дешевке, а затем толкают здесь. Конкуренции у таких торговцев почти нет — этот этап быстро проходится. Буквально несколько месяцев, если идет сезон, и они либо прогорают на этом деле — грабеж здесь обычное дело, либо уже уходят дальше, теперь за третью стену. Раньше такие зоны отделяли просто широкие дороги, а теперь решили отстроить стены. Боятся, что ли, кого? — Не знаю. А что дальше, там, за стеной? — А дальше еще уровень, — рассказывал Ривенс, а я тем временем оглядывался по сторонам, но вид не менялся, и я переключился вновь на собеседника, — там уже живут те, кого можно назвать начинающими купцами. Есть там еще мелкое дворянство, у которых есть свои слуги, чаще всего не больше двух-трех; также есть там солдаты городской армии. На их скромную относительно других воинов зарплату они могут прожить лишь там, — Ривенс задумался. — А, нет, вру, солдаты живут здесь, на втором уровне. На третьем живут частные наемники, не связанные с какими-то кланами или организациями, и воины, которые смогли вернуться из своих первых сражений. Они овеяны первой славой, их приветствуют в городе, но потом они просто оседают, или не в силах больше сражаться — некоторые из них возвращаются буквально по частям, кто без ноги, кто без руки, а кто и без обеих, или просто видят, что их ждет. Но последних почти не осталось — сейчас, во время войны, отсиживаться дома стало для них просто глупо. Зачем сидеть, когда можно неслабо подняться по карьерной лестнице, завоевывая авторитет в кровавых битвах? — И что, завоевывают? — Да, — Ривенс нахмурился, — но немногие возвращаются. Все, кто азартен и не смотрит по сторонам, во второй или третьей битве просто теряет голову. В буквальном смысле теряет — удар палицы или меча, и тот, кто видел себя главнокомандующим, уже... — Да, возвращается в грязь. Везде так, — я тяжело вздохнул. — Никто не уходит нетронутым. — Ладно. А за четвертой стеной находится Верхний город, точнее, уже самый Верхний. Там живут аристократы, знать и все верхи этого общества. — И куда мы собираемся? — За эту стену и не дальше. Но не факт, что мы сможем туда добраться, — мы уже стояли у самых ворот и попытались пройти, но стражник нас остановил. — Куда собрались? Разрешение есть? — Нет, а разве оно должно... — Указом короля вход в Верхний город только с разрешения, одобренного советом Общественной палаты. Есть? — Понятно. А ты слышал, мужик, о таком человеке, как Ривенс Крейн? — Ривенс? — голос раздался не от стражника, а за нашими спинами. Ривенс обернулся. — Кори? Кори Харрелл? Черт возьми, это ты? — А-ха-ха, да, дружище, сколько лет! — воскликнули оба и обнялись. — Что случилось у тебя? Я столько времени тебя не видел... — Это очень долгая история, — обняв друга, Ривенс пошел в сторону Верхнего города. — Я бы тебе мог ее рассказать... — Эй, куда вы пошли?! Стойте! — закричал стражник. — Он со мной, — вальяжно махнув рукой, Кори пошел дальше. — Все трое. — Извиняй, парень, разрешение есть, — усмехнулся я, оставив стражника одного беситься и злопыхать. — А теперь рассказывай, что у тебя да как, — произнес Кори. — Так вот слушай...Глава 8. Экскурсия
8 июля 2015 г. в 02:10
На том, как я думал, наши сюрпризы кончатся, но, как оказалось, нет. Первый сюрприз был в виде колонны путешественников, скорее всего, караван, насколько я мог видеть — вереница мулов и лошадей, около десятка вооруженных людей, столько же повозок с товарами. Чтобы нас не заметили, нам пришлось уйти высоко в облака, благо, погода была довольно пасмурная — кругом было темновато, солнце еле светило сквозь тяжелые серые тучи. Мы пролетели в сущности несколько часов — дракон был не то, чтобы староват, но просто истощен от работы на бандитов, плюс его вряд ли хорошо кормили. Потому летел он медленно, не сколько поддерживая скорость, а скорее поддерживая состояние полета, а не падения. Второй сюрприз заключался в том, что после полета в облаках стал снижаться. Не стремительно, но быстро, и нам пришлось свалиться в леске неподалеку от города, который был в паре часов прогулки от нас.
Мы вышли из леса. Дорога через пару километров уходила круто влево, перед берегом реки, а затем, через мост, она расширялась и уходила в ворота замка, который массивной каменной глыбой виднелся на горизонте. Он стоял посреди зеленой долины, густо обросшей деревьями, величаво возвышаясь над ними, словно обрыв над морем. Но долина не была сплошь и всюду зеленой — столь же густо были насажены деревни, почти как проплешины, оголяя землю и превращая ее в множество дорог, домов и сельских полей. Но сам замок сильно разросся в стороны за эти два года — когда-то там были всего лишь две стены — огромная внешняя, которая отделяла территорию города от деревень, и центральная, которая отделяла центр города, где жили очень зажиточные крестьяне, сумевшие пробиться люди, знать и аристократия. Теперь же здесь было три уровня внутренних стен, которые высились одна над другой: город стоял на холме, поэтому стены сами были одного уровня, —и огромная внешняя стена, которую невозможно было преодолеть. Город разросся, и притом неслабо, и все это можно было сказать, не входя внутрь.
— А... а-а-а, — вот было первое впечатление Иккинга. — Охереть.
— Мне тоже нравится. Раньше он был поменьше чутка, выглядел милее. Теперь он страшный какой-то, — улыбнулся я.
— Ага. Он не страшный, он невъебенно большой. Никогда таких не видел.
— Оно и понятно, тебе не приходилось забредать в такие дали. Сам-то вспомни, какое самое далекое место есть на твоей карте, и сколько времени надо лететь до него?
— Ну примерно четыре-пять часов. Я больше на качество работал, чем на количество. Так далеко я бы добирался очень-очень долго... — протянул Иккинг оглядывая изнутри арку ворот.
— Еще бы. Тут о большинстве поселений викингов тоже не знали. Но то раньше было, — я немного задумался, но выглядело со стороны не так.
— Что-то случилось? — спросил Иккинг, тронув меня за плечо. Я сильно обозлился или расстроился, как он думал.
— Да нет, все в порядке, — я вспомнил, что мне говорил Джеф. Как раз после моего изгнания прошла жесткая волна призыва. С каждой деревни брали по половине работоспособного мужского населения. Все, кто был против, умирали на месте, и на их место выбирали другого. С каждой деревни была своя норма, которую надо было выполнить. Джефу тогда повезло — он умудрился сломать одну ногу и сильно повредить вторую. Упал, когда чинил крышу. Тогда он чудом избежал призыва, при этом в списках он числился. После этого поднялись восстания, но их подавили не менее жестко — публичные казни несогласных. После этого население сразу успокоилось, везде просто боялись что-либо сказать, не то, что сделать. А теперь война идет по всем фронтам, нынешний король не остановится уже ни перед чем, чтобы добиться своей цели — полной власти. Оставалось только надеяться на чудо, что Олух останется вне опасности. Я поморщился. — Просто неприятные воспоминания.
— Понимаю, — кивнул Иккинг. Он знал так, поверхностно, о том, что здесь происходило. Прошла революция, людям пригрозили, чтобы не бунтовали. Впрочем, это было все. Ни черта он не понимает, этот баран. Он даже на секунду не может вообразить, через что прошли эти люди, как они настрадались.
— Да что ты понимаешь... — я махнул рукой и уставился в пол, а потом тут же поднял глаза.
Мы уже вошли в город. Кругом носились извозчики, тележки с товарами, торговки из ближайших деревень, нищие, рабы. Я огляделся. Все мешалось в глазах —когда я был здесь в последний раз, Нижний город не был так многолюден. Кругом стояла невыносимая вонь застоявшейся мочи, пота и испражнений животных. Стоял жуткий галдеж торговцев, ржание лошадей, крики людей, бегающие нищие дети — все мешалось в какофонию. Постояв минуту и смотря по сторонам, я привык к шуму. Да, давно я не был здесь, отвык. Но нам здесь делать было нечего — это место было болотом для тех, кто отчаялся и пришел искать помощи, но так их и не нашел. Все были одеты в дранину, босые и грязные, они не сколько вызывали отвращение, сколько жалость.
Через несколько сот метров были вторые ворота — в город следующего уровня. На входе стояли стражники, которые исподлобья глядели на обитателей этого места, и периодически отталкивали от ворот желающих проломиться дальше. Мы шли дальше, в надежде, что нас пропустят. Надежды оправдались частично.
— Куда идешь? — вопрос был больше адресован мне, чем Иккингу. Тот был все же крестьянином, а я остался при одежде.
— В Верхний город, на продажу веду, — ответил я довольно непринужденно. Иккинг только хотел возмутиться, но я не дал. — Мы пойдем?
— Да, проходи. Не боишься, что сбежит? — спросил страж.
— Да нет, далеко не успеет убежать, я же быстрее, — хохотнул я, и мы с товарищем двинулись дальше. Как только мы прошли мимо длинной арки, граничащей по размеру с туннелем, Иккинг продолжил.
— Что? На продажу? Да ты охерел, что ли?!
— Мы могли остаться там и не пройти дальше вообще. Так что будь добр, — я жестко заглянул в его глаза, — пока мы здесь, слушаться меня. Иначе ты успеешь влипнуть в такие неприятности, из которых мы не выберемся. Надеюсь, я понятно объяснил?
— Ладно, — Иккинг потупил взгляд. — Куда мы хоть идем?
— Дальше, я пойду в старый Верхний город, у меня там должны были остаться знакомые. Надо найти пристанище на ближайшие пару дней.
— А тут разжиться одежкой какой-нибудь можно? — спросил меня спутник.
— Ну... как бы тебе сказать, тебе взамен отдать нечего вообще. Только твою гранату, но ношение оружия у крестьян и рабов запрещено, — я подмигнул Иккингу, а тот начал сильно злиться. — Ладно, пошутил я. Попробую чего-нибудь добыть. Только опять же — как найдем место для ночлега.