Игры на грани, или каково жить на Олухе

      Порой мне казалась, что жизнь моя превращается в пиздец. В полный и неконтролируемый пиздец. Однако, нет – жизнь доказывала, что может быть и хуже. Показывая, как оно реально может быть, испытывая все свои садистские повороты и неожиданности прямо на мне.       Так и сейчас – новости Плеваки меня совершенно выбили из колеи. Вместо того, чтобы следовать моим указаниям и нормально провести Совет, Ривенс решил пустить немного отсебятины (немного – чуть больше, чем на весь Совет), и действовать отдельно. Он перевернул с ног на голову все, что я придумывал, и рассказал всем свое видение ситуации. Мало того, он выложил столько информации, сколько не рассказывал мне, поэтому у меня возникали сомнения как по поводу достоверности сказанного, так и по поводу верности моего компаньона. Слишком много красочной и очень подробной информации. Слишком много вопросов к рассказчику. – И скажи мне, блять, откуда ты все это узнал, а?! – срывался я. У меня не хватало уже сил орать, но я должен был выстоять против этой каменной стены, которая никак не желала сдаваться. – Дракон на хвосте принес, – как ни в чем не бывало ответил Ривенс. – А если честно – рассказал тот самый знакомый, который за мной летел, – меня знакомые Ривенса начинали если и не бесить, то дико напрягать. Постоянно из-за них, да и из-за него тоже, у нас были постоянные проблемы. – Да? И откуда же у него столько информации, ответь мне? – Так, Иккинг, меня заебал этот тон, с которым ты со мной разговариваешь. Я не твой раб и не мальчик для битья, на которого так можно орать! – начав говорить нормально, Ривенс резко повысил голос и навис надо мной. Даже учитывая, что он на полголовы меня ниже, у него это получилось, и я немного струхнул. Но Ривенс тут же «сдулся» обратно и продолжил в нормальном тоне. – А теперь по порядку. Этот парень – английский шпион в отставке, который до сих пор, как бывший член своей организации, получает халявную информацию, которая должна идти исключительно королю. Поэтому все, что знает король, знает и он, – Ривенс развел плечами, как будто объяснял ребенку, как делать ту или иную очевидную для взрослого вещь. Да и взгляд его говорил о том же – я выглядел тупым придурком. Но меня это еще сильнее выбесило. – А почему он решил поделиться ею с тобой? Ты что, особо одаренный? Или у вас настолько тесная дружба, что он рассказывает тебе все, вплоть до последнего похода в туалет? Или, может, он шпион не в отставке, а действующий, и потому прилетел сюда, чтобы тебя перевербовать?! А?! Может, ты мне наконец-то ответишь нормально хоть на один вопрос, Ривенс, и я услышу… – Услышишь что?! То, что ты хочешь услышать?! То есть я должен тебе прямо сказать, что ты на самом деле кормишь у себя предателя, который готов продать место, в котором его приютили и вернули к жизни, за мнимую награду?! Интересно, а что мог мне предложить человек, которого я не видел несколько лет? Вернуться в родную страну и зажить, как будто ничего не случилось? Забить на то, что управляет страной человек, который убил самого близкого мне человека, с которым я провел большую часть жизни? Или, может, он осыплет меня золотом, и я проживу очень недолгую, но богатую жизнь в Англии? Ты сам-то, блять, думай, ебаната кусок, когда говоришь что-то! Нет, ну ты слышал, какую ересь он несет?! – обратился он уже к Плеваке, который стоял спиной к нам и начинал свой рабочий день. – Перестань языком молоть без дела и начни меньше думать! Тебе это будет очень полезно! – он повернулся обратно ко мне. – А что я, по-твоему, должен думать? Какой-то левый мужик прилетел и, как чудо с небес, подарил нам просто так информацию, ничего не потребовав взамен? Ладно бы, я присутствовал вместе с тобой, я бы еще поверил, но учитывая то, что я был тогда в дикое говно, я мог спокойно думать, что ты проворачиваешь какие-то делишки за моей спиной! – я уже начинал оправдываться, но у меня не было выбора. Ривенс действительно был прав – я слишком плохого мнения о его личности. Именно не о нем самом, а о его отношении как ко мне, так и ко всему Олуху. Я понимал, что сейчас я повел себя, как последний кретин – я не доверяю тому, с кем мы прошли огонь и воду за столь короткий срок, что любой другой на нашем месте просто бы скопытился нахер. Я хотел уже извиниться, но Ривенс опередил меня. – Я тебя прекрасно понимаю, Иккинг, просто пойми, что я бы никогда на такое не пошел. Можешь даже не извиняться, – увидел он мой порыв, – просто забей. Ничего здесь даже и не было, ты ничего не говорил, а я ничего не слышал и не отвечал. Идет? – он протянул мне руку, и я незамедлительно ответил ему. – Идет. Но хотя бы ответь мне – все, что ты наговорил Сморкале, Элвину и Плеваке – правда? – Чистейшая. Если бы я знал, что он врет, я бы ни слова не пересказал на Совете, – Ривенс заглянул мне в глаза. Там светился огонь дружбы и преданности. Я знал, что ему можно доверять. Просто я не всегда это мог понять.

***

      Слова Леджера меня убили окончательно. Я полностью потерялся, мысли путались, вся моя жизнь тут же пошла под откос. Я мог принять все, что угодно – смог принять бы смерть Альфреда, смог принять бы то, что он исчез неизвестно куда, что Джестер даже поставил бы меня перед условием – или я, или Альф. Но то, что он меняет слагаемые в равенстве местами – нет. Теперь мы были с Альфом в одной чаше весов, а моя гордость – в другой. Либо я с поднятой головой умру за существование Олуха, убив Альфреда, либо я встану на другую сторону (или вовсе стану третьей) и спасу своего друга. Убив при этом другого человека, ставшего мне другом не меньшим, чем Альф.       Все это во мне варилось, превращаясь в бурду со вкусом отвращения, ненависти и безысходности. Я, конечно, понимал, что это еще меньшая из зол, но даже так расклад был поганым. Я хотел остаться с Иккингом, но я понял, что за те неполные три года, проведенных на Олухе, у нас не было столько общих воспоминаний, как с Альфом. Начиная с самого раннего детства и кончая моим изгнанием – мы были бок о бок столько лет… Нет, я просто не мог оставить ни того, ни другого. И, пока я думал и отвечал что-то, а Иккинг фоном спрашивал, я не мог определиться с выбором, но я случайно услышал то, что услышать не ожидал. – Может, ты мне наконец-то ответишь нормально хоть на один вопрос, Ривенс, и я услышу… – и тогда я взорвался. Мне было просто невыносимо слышать обвинения в предательстве даже сейчас, когда мой выбор зависел от любой мелочи, от любой смены моего настроения и прочей ерунды. Потому что я знал – если я решусь, я не отступлюсь, пока не выполню. Я потрачу все свои силы, я буду упорно, даже на грани смерти, делать то, что задумал, но я добьюсь своего. Иккинг знал о моей черте, но он не знал о ее крайности, о том, насколько она во мне прогрессировала и к чему привела. Я говорил и говорил, меня просто разрывало на куски от того, что во мне накопилось за последние часы, я выплескивал все на Иккинга, лишь задворками сознания понимая, что этого делать не стоило. Но через несколько минут меня отпустило, и я не стал извиняться, нет, но я сказал, что надо бы о случившемся забыть. – Ладно, если это правда, то и стратегию тебе тоже изложил твой друг? – задал вопрос Иккинг. Вместо злобы в его голосе звучало любопытство и деловой интерес. – Отчасти. Он лишь дал понять, что мы остались одни. Плюс ко всему, я также узнал, что Джестер уже собирается в свой последний бой. Те карты, что мы получили, Иккинг… это было давно. Около месяца назад, может, чуть меньше, не суть. Факт в том, что три четверти изложенного там уже исполнено, и остался лишь последний кусок – мы вместе с Остенгормом и Дагоской. Их разберут по частям – они остались без союзников, и поэтому поодиночке они не представляют угрозы, тем более Дагоска. Может, какое-нибудь очень мощное народное ополчение сможет немного помешать Англии, встав за их спиной острым ножом или просто задержав наступление, обороняясь от Джестера еще в начале боевых действий, но лишь немного – на большее их не хватит. Остенгорм просто не ожидает нападения, сам помнишь – они считают, что нейтралитет спасет от всех бед. Потому их сожрут тут же, почти без боя Зигфрид сдастся, чтобы сохранить жизнь своего народа. Оттуда возьмут практически все войска, оставив их беззащитными, и двинутся на нас. Или в обратной очередности – сначала Остенгорм, потом Дагоска. Это неважно – мы будем последними, и вся надежда лишь на нашу военную мощь. Потому на Совете я отдал приказы как можно быстрее отстраиваться и клепать защитные сооружения всех мастей – это единственное, чем мы сможем защищаться от английских войск. – Хорошо, – буркнул Иккинг, вычеркивая что-то в карте и думая. – Тогда у них подготовка займет около двух недель. Если соседи реально сдадутся без боя, то неделя, ну, край – полторы. Надо что-то решать, и решать быстро, – напарник посмотрел на меня. В его глазах читался… страх? Нет. Беспокойство? Возможно. В любом случае, уверенный Иккинг мне нравился гораздо больше.       Но… если он не был уверен в своих силах, может быть, мне стоило все же спасти свою задницу? Если он все равно был обречен, то зачем мне оставаться на тонущем корабле? Нет, нет, я обязан был как-то его спасти. Остаться с ним означало бы мою смерть и смерть Альфреда, но мое предательство смерть Иккинга. Должны же оставаться у нас хоть какие-то шансы на спасение. У нас… я не мог оторваться от Олуха. Он стал моим вторым домом, он стал моей второй родиной. Я не могу никого оставить, но мое положение меня вынуждает сделать шаг… любой шаг – шаг в пропасть. Вопрос – какую пропасть мне выбрать. Измерить их глубину я мог только один раз, и выбрать я тоже мог лишь раз… попробовав и выбрав свой путь. – Неделя. Это время у нас гарантированно есть. А дальше нам придется считать часы и минуты, работая по двадцать пять часов в сутки и надеясь, что нам дадут еще день на то, чтобы выстроить защиту. Джестер будет беспощаден, Иккинг, и я считаю, что у нас есть шанс, но небольшой. – Планируешь провести деловые переговоры? – съязвил друг, но шутка была не в тему. Не смешно в такой ситуации. – Если бы. Нет, я планирую… – я немного замялся, – выжить. – Хорошее пожелание. Но тебе в равной степени, как и мне, надо сохранить жизни жителей Олуха, помимо своей. Прими это во внимание, – мы обменялись взглядами с Иккингом. Взор его был жесткий, он не собирался сдаваться. Я это понимал и все же… я не мог осознать, как мне поступать дальше. Может быть, все разрешит время. Я должен был еще понять, кого я могу спасти здесь, кто сможет вопреки личным убеждениям предать родину и спасти свою жизнь.       Плевака? Нет, он мне постарается убить сразу же, или сообщит о том Иккингу. Тогда наш последний разговор возобновится, и будет битва за жизнь. Всадники… Сморкала? Та же история, только он еще более нетерпимый, чем Плевака. Близнецы… черт, я не знаю, что я могу им предложить. Они, как безумцы – никто не знает, что им взбредет в голову. Они уравновешенные, адекватные, но это только внешне. Поступками они себя никак не проявляют, но подсознательно готовы совершить почти все, что угодно. С одной стороны, это плюс – есть шанс их быстро уговорить, но с другой – они могут поступить так же, как и предыдущие кандидаты. Или просто послать. Или просто поднять на уши весь Олух. Астрид? Нет, у меня с ней настолько хорошие отношения, что мне просто не позволяет совесть (а, точнее, то, что от нее осталось) предложить ей предательство. Да и она любит Иккинга… если, конечно, любит. Последние события говорят об обратном, но это издержки семейной жизни. Не хотелось бы продолжать дальше, но…       Рыбьеног? После тех событий он, возможно, помирился с Иккингом и со мной, но только он сам знает, что у него на уме. Может быть, он нас тихо ненавидит и уже точит нож, чтобы когда-нибудь в пылу битвы грохнуть. Или он действительно забыл все, что случилось. Вот именно здесь было слишком много вариантов развития, и я не знал, с какой стороны подступиться. Все другие были односторонни в своих мыслях, но только Рыбьеног представлял собой как угрозу моим возможным планам, так и потенциальную поддержку. Иккингу он ничего не сболтнет – жизнь научила решать свои проблемы самому, я это знаю. И это не зазнайство – он сам мне когда-то об этом говорил. С другой стороны, если ему предательство окажется не по зубам, то настучать кому-либо будет единственно верным действием в его случае – побыстрее перейти на сторону «правильных» и травить неверных. Но и в возможность жить он вцепится так, что он может сам спутать все мои планы – его самоотверженность и решительность меня иногда пугали, но здесь, я думаю, он поймет, что имеет дело не с простым побегом. Просто так отсюда не исчезнуть, поэтому надо ждать момент и готовиться.       Если я вообще соберусь что-либо делать. Времени мне отведено немного, растягивать было нельзя, и кидать Олух я тоже не собирался. Будь моя воля, я бы просто попытался убедить всех, кто хочет выживать, а не бороться за родину, идти со мной. Но мне никто не даст этого сделать – ни Иккинг, ни Всадники. Может, кто-то из жителей и откликнется, но 90% из них даже за пределами острова не бывали. О какой угрозе они могут думать, о каком побеге?       Вопросы перестали накапливаться, начали увеличиваться способы их решений. Но от этого лучше не становилось – все варианты были очень рискованны. Риск… теперь это далеко не благородное, а необходимое занятие. Как минимум, от него зависела одна человеческая жизнь.

***

      Уже несколько часов я изучал доклад Леджера. Сначала мне казалось, что что-то тут не сходилось, но потом я понял, что я просто не проснулся.       Однако, результативность Леджера была на высоте. Столько информации за столь короткий срок – рекорд. На моей памяти, ни один из нанятых мной шпионов не справлялся так эффективно, как Кристен.       Особенно мне понравились его, пусть и немного очевидные, советы. Параллельно выкладкам из отчета, он умудрялся вставлять свое замечание и обрисовывать позицию с нескольких сторон. Нет, он определенно молодец.       Собственно, все его советы были в точку. Мне надо за максимально короткий срок собрать внушительную армию, смести Остенгорм и Дагоску и пойти в наступление на Олух. Но я мог не успеть – начинаются мощные работы по укреплению оборонных строений острова, и мне стоило учесть это. У меня не было таких технологий, как у этого Иккинга. Мне было стыдно это признавать, но это было так – он меня опережал на голову.       Да и сам Иккинг… я собирался его вербовать! Поверить не могу – он вождь Олуха! Хотя да, чего я мог ожидать – он был той самой легендой, Иккингом Бладрейном, почему бы ему вдобавок не занимать главенствующую должность где-нибудь в поселении викингов? Но Леджер сказал, что если не Иккинга, то кого-нибудь из ближайшего окружения вождя он вместе с Ривенсом сможет привести. Другой вопрос – кого они смогут привести. Левая «шестерка» мне не сдалась вообще, а если Ривенс был правой рукой Иккинга, то кого еще мне надо было? Ну что же, поживем – увидим.       А сейчас мне надо было бы искать Грейда и говорить ему о том, что, вопреки словам Собрания, я решил провернуть свой план, изменив половину стратегии. Не смогу я травить сейчас мелкую шваль вроде мелких деревенек на побережье, вся Милления мне в принципе стала безынтересна. Троица фортов – вот что теперь стало моей целью. К которой я пойду, забив на все прочие пункты. Я. Обязан. Их. Уничтожить.