Игры на грани, или каково жить на Олухе

      Слова Иккинга меня убедили в том, что во мне не видят ни угрозы, ни достойной поддержки. Да, он мой друг, да, я живу здесь, но как кого-либо значащего хоть что-нибудь на Олухе меня не воспринимали. Было немного обидно, но это помогло мне сделать хотя бы один шаг в принятии решения. Если меня не воспринимают, как главного или похожего на него, то и внимания к моей персоне будет, собственно, меньше. Значит, за спинами других я смогу провернуть какие-то дела. Иккинга я убедил в том, что я на такое просто не способен только из-за целесообразности предательства в данной ситуации – меня здесь выходили и дали мне второй шанс на успешную, безбедную жизнь, так зачем мне лишаться этого места? Действительно, будь мир во всем мире, то и подпунктов в решении этого вопроса было бы гораздо меньше. Но теперь, когда придется трястись не только за жизнь Олуха, но и за свою тоже, вопрос стал гораздо проблемнее.       Ладно, черт с ним. Первый вопрос снят – мне волей-неволей придется предать Олух. Для себя я решил, что в такой ситуации, когда передо мной была дилемма, надо абстрагироваться от понятий «совесть», «дружба» и «здравый смысл». Теперь я понял, сколько раз я баловался со смертью, еще будучи помощником Альфреда. Постоянные вылазки, кровавые бойни и прочее – я ведь мог откинуть копыта еще до того, как меня выкинули из Англии! Теперь я хоть немного, но осознал ценность человеческой жизни, тем более своей, и не собирался еще раз рисковать ей. Первое предупреждение было от Джестера, когда он держал мое право жить в своих руках. Второго мне не надо было.       Солнце уже перекатилось за зенит, но день к концу еще даже не думал подходить. Я подумал, что и мое время тоже ограничено – вроде, кажется, что можно все успеть, но больше, чем половина отведенного времени ушла просто в пустоту, и вторая могла уйти так же.       Рисковать своей задницей я не решился, поэтому сейчас меня занимали исключительно размышления о том, кого я смогу вытащить. В очередной раз перебирая всех Всадников, я мысленно отмечал Рыбьенога, как потенциального перебежчика, но он казался мне достойным кандидатом только лишь потому, что был хоть какой-то шанс, что он меня не убьет, когда я с ним заговорю о побеге. Именно вот эта неопределенность давала мне пусть и небольшую, но надежду.       Мои ноги автоматически несли меня уже третий раз в Академию, и в третий раз я разворачивался, понимая, что заговорить об этом я боюсь. Мне нужно выждать момент, когда он будет один, потому что тема была довольно деликатная, да и надо бы уйти куда-нибудь из селения, чтобы не было лишних ушей наверняка. Я подумал и развернулся. Решено.       Рыбьеног, думаю, меня сможет выслушать. Если он к этому отнесется спокойно, без лишних нервов, то я спокойно смогу его переубедить пойти со мной. Если же реакция будет неуравновешенной, то сначала мне придется отстоять свою жизнь. Раз он так среагирует, то он наверняка помнит все, что было, когда меня нашли. И все это он мне будет припоминать, пока он будет меня душить, или когда я смогу одержать верх и сидеть рядом с уставшим и, возможно, немного потрепанным Рыбьеногом, как со мной половину суток назад сидел Леджер. Тогда я и расскажу Рыбу все, что я думаю по поводу побега, авось, он меня поймет так, как надо, и лишних вопросов не возникнет. А потом я… – Эй, ты чего, Рив? – я столкнулся с тем, кого я только что вспоминал, в воротах Академии. Не заметив его, я влетел в Рыбьенога плечом. – Смотри хоть, куда идешь! – А, Рыбьеног, я тут… – я замялся, как маленький нашкодивший засранец перед родителями, и не знал, что сказать. – Чего? Говори, не стесняйся, все свои, – хлопнул собеседник меня по плечу. – Да? Слушай, – я нервно оглянулся по сторонам. Это же смешно – внушительный, пусть и низкого роста, сорокатрехлетний мужик с жесткой, боевой, бородой, морщинами, рассекающими все лицо, и шрамом от скулы до лба оглядывается по сторонам, как будто что-то спер в лавке и проверяет, никто ли не видел. Действительно, смешно. Но Рыбьеног подумал как-то иначе, пусть и в нужном направлении. – Если разговор чисто по-мужски, то пойдем, отойдем за Академию. Или что? – непонимающе взглянул на меня Ингерман. – Пойдем, – я кивнул ему, и мы встали у черного хода из вольера. – Понимаешь, Рыб… ты слышал о последних новостях? – Ну, Сморкала нас старается держать в курсе всех действий Иккинга, чтобы никто не отставал от жизни. Да и Плевака тоже, как источник слухов, сплетен и достоверных фактов, тоже помогает. – Вот. Затевается крупная война, и я тут просто подумал… ну, я вижу всю ситуацию, и решил… – Струхнул, что ли? – подмигнул мне Рыбьеног и разразился смехом. – Так бывает, Рив, и не такое случается. – Нет, Рыб, я не это имел в виду, – я уже не знал, как ему намекнуть так, чтобы не произносить этот вслух самому. – У Олуха очень мало шансов выжить. Я не говорю, что мы обречены, но безопаснее было бы… – Сбежать хочешь? – смех прекратился, и на лице Рыбьенога отразилась злобная гримаса. Я немного испугался, но виду не подал. – Предать нас решил, да? – Мы, кажется, этот вопрос уже обсуждали, – мы немного вернулись на то направление нашей беседы, на которое я рассчитывал. – Пойми, что жить всем охота, и я не хочу предать, а… ну, тактически отступить, что ли, – я пожал плечами, но этот жест был лишним. Я спровоцировал Рыбьенога. Придется откатываться к плану «Б», параллельно защищая свою жизнь. – Сука! – и Рыб прыгнул на меня, замахнувшись правой рукой. Удар был довольно предсказуемый, тем более, что я не раз видел его в действии.       Я легко ушел из-под удара и скользнул в сторону, чтобы уйти подальше из радиуса атаки Рыбьенога. Но ему было мало, и как только он приземлился, последовала новая серия ударов, часть из которых до цели дойти не могла в принципе. Рыб думал, что я стою еще рядом с ним, и внезапный удар с разворотом сможет меня достать, но я был на два шага дальше, чем нужно, и эта атака лишь зря потратила его силы. Я не старался бить – это было не сколько бесполезно, сколько вредно. Если бы я его избил прямо сейчас (ладно, признаю, несколько тщеславно – если бы я вступил в драку), то от относительно дружелюбного настроя Рыбьенога не осталось бы и следа. Так он вымотается и, устав, выслушает меня, а так возненавидит еще сильнее, чего не хотелось бы.       Я уходил из-под его ударов, параллельно выслушивая проклятия в свой адрес, но сказать что-либо мне он не давал. – Рыб! Да выслушай ты меня наконец! – крикнул я почти в ухо Рыбьеногу, и это было зря. Мощный удар, и я полетел на землю, а сверху на меня навалился противник. – Нечего тебя слушать! Я говорил Иккингу, что не стоило тебя здесь держать, что не приживешься, что крыса ты, а он не верил, убеждал меня, что ты хороший и мирный… тварина, – Рыбьеног душил меня, я уже побагровел и был на грани. – Ошибался Иккинг… – Война идет, Рыб… не боишься… – каждое слово мне давалось с трудом, приходилось натужно вдыхать, чтобы что-то произнести, – не боишься, что Иккинг… ошибется и на этот раз? – Что? – хватка несколько ослабла, и я судорожно вдохнул. – Ты действительно думаешь, что раз, по-твоему, Иккинг ошибся, когда оставил меня на Олухе, то не ошибется и тогда, когда пойдет в бой против Англии? – хватка ослабла совсем – Рыбьеног убрал руки. – То есть ты не уверен в нем, так, что ли? – Рыб опять обозлился и надвинулся с новой силой, но я быстро продолжил. – Нет-нет-нет, ты меня не так понял. Я не то, что не уверен – я знаю, что мы не сможем выстоять. Пойми, что он ошибся один раз, то обязательно ошибется и второй. Но я не могу его остановить, – Рыбьеног остановился, чтобы меня выслушать и, очевидно, потом убить, но мне уже было все равно. – Я знаю всю ситуацию, и, скажу прямо – могло быть лучше. Но лучше не будет, Олуху придется молиться, чтобы не стало хуже. У нас осталось меньше двух недель... – Да-да, я знаю, что ты мне сейчас начнешь затирать, тварь – что Иккинг не выдержит, что Англия в разы сильнее, и что надо спасать свою шкуру, – перечислял Рыбьеног, и он только хотел продолжить, но я его прервал. – А ты хочешь умереть во имя Олуха? Чтобы потом твое имя осталось в истории, которую никто не вспомнит? Пойми, Рыб – историю пишут победители. А тут Олух явно на эту роль не подходит. И я знаю тебя не с такой стороны, чтобы быть уверенным, что ты готов лечь костьми за свою родину. Может, своя жизнь ценнее, а? – Ты ведь прекрасно понимаешь, что каждое твое слово приближает тебя к неминуемой смерти. Ты можешь сейчас молчать, и, так уж и быть, я сохраню тебе жизнь, приняв это за сиюминутный бред… – Для чего? Для того, чтобы умереть через десять дней? Или нет – через одиннадцать? Или сколько нам там отведет Джестер на прощальную пьянку с родными? – съязвил я в надежде, что я не умру прямо сейчас, а закончу речь и отойду в мир иной со спокойной душой. – Ты действительно так уверен в поражении Олуха? – я уже говорил просто, чтобы говорить и оттянуть нашу драку, но этот вопрос дал мне надежду. – Знаешь, Рыб, тебе может показаться, что я все время моего пребывания здесь держал мысли о предательстве, побеге, диверсии – зови, как хочешь. Нет, это далеко не так. И я на самом деле искренне люблю Олух и уважаю всех его жителей. – Тогда в чем дело? Я ни черта не понимаю – почему ты решился на такое, и почему ты, твою мать… – начал Рыб, но на этих словах осекся. – Все нормально. Почему я пришел к тебе, ты хотел сказать? – Рыбьеног кивнул. – Ну так я расскажу. Я не хочу участвовать в этой войне лишь потому, что я слишком часто ходил по лезвию ножа, смерть просто дышала мне в лицо, а я смеялся – я был неуязвим. Это мне так казалось. Когда я попал сюда, то понял, что я далеко не бессмертен, как раньше думалось. Жизнь мне четко дала понять, что второго шанса мне не даст, и я стал не то, что избегать любых опасностей, но я перестал их искать. Если они меня находили, то я смело шел с ними разбираться, чего бы мне это не стоило. Но специально нарываться я никогда больше не собирался. – И все же, ты пришел ко мне. Кажется, этот твой жизненный принцип дал сбой, – пошутил Рыбьеног. – Может быть. Но я не хотел уходить один. Слишком ценна для меня не только моя жизнь, но и жизнь тех, кого я могу назвать друзьями, – Рыб закатил глаза. – Зря ты так думаешь, я сейчас не подлизываюсь и не пытаюсь избежать смерти от твоего кулака или чего-либо еще. Это действительно так. И я не собирался уходить один – я хотел спасти как можно больше людей. Иккинг ни за что не согласился бы, да и честно, между нами, ты должен понимать, что, как вождя Олуха, его все равно ждет смерть в этой войне. А все, кого можно причислить к числу моих друзей – Всадники. Увы, но ни девушки, ни каких-то других друзей я найти не смог. И не желал. – Так ты не объяснил, причем здесь я. – Потому что ты единственный, кто смог бы встать на мое место и понять меня. Сморкала – он отвечает перед Иккингом за Академию. Ответственный пост, причина провала такая же, как и у Иккинга. Близнецы – я просто не могу сказать, что у них на уме, но чисто... эмоциями они не покинут Олух. А это – самое сильное их место. Астрид, я думаю, понятно, почему тоже не пойдет со мной. Олаф – вот кого я забыл. Но этот парень слишком многим обязан Иккингу… – А откуда ты знаешь про Олафа? – удивился Рыбьеног. – Ну, как минимум, мне рассказал Иккинг. Да и с самим парнем я знаком, пусть и несильно. Я очень сомневаюсь, что мое слово для него авторитетнее, чем слово Иккинга, потому мое предприятие просто провалилось бы, ведь Олаф обязательно обмолвился об этом кому-нибудь. Или попытался отреагировать так же, как ты. Ты остался последним. С самого момента знакомства ты мне казался самым непредсказуемым из всех, но при этом ты был самым понимающим. Даже не так – ты мог осознавать в полной мере, что происходило вокруг, в отличие от твоих товарищей – они мыслили лишь так, как им позволяла их «специальность». Ты можешь мыслить, как тебе угодно. Потому я и хочу, чтобы ты дал мне шанс, а себе дал возможность спасти хотя бы свою жизнь. – Все это очень заманчиво, но теперь я буду задавать вопросы. Ну, предположим, мы смогли свалить с поля боя и прилететь в Англию. Что дальше? – Все уже готово. Все прекрасно знают, кто мы такие, и примут нас по-дружески. Просто так, конечно, нам там жить не дадут – нам придется присягнуть на верность королю Англии. – А если я не буду этого делать? – возмутился Рыбьеног. – Ты – довольно опасная персона, Рыбьеног. Впрочем, для них я опасен еще больше. Поэтому нам придется это сделать. Конечно, если мы прилетим, и ты откажешься, то убивать тебя никто не кинется – тебя отпустят, другое дело, что лететь тебе будет больше некуда. – Ну, а какая мне от того выгода, кроме спасения моей шкуры? – Ты будешь не в худшем положении, чем сейчас. Ни должностью, ни званием тебя не обделят, будешь спокойно жить и копить на свою старость вместе с женой, которую сможешь найти, и детишками, – вопросы были легче некуда, я отвечал на них на автомате, да и они уже подразумевали то, что Рыб готов улететь с Олуха, значит, самая сложная часть позади. – А если я прямо здесь и прямо сейчас все же решу тебя убить? – вопрос был слишком внезапный для сменившегося настроя Рыбьенога, но я продолжил отвечать. – Пускай. Все равно мой побег был рискованным занятием, я мог и не выжить – кто-нибудь лишний мог о нем узнать, или вместо того, чтобы тихо сбежать, нам бы пришлось ввязаться в бой, или что-либо еще с очень высокой вероятностью могло произойти. Так что если ты решишь меня убить, то ты имеешь на то полное право, – я заглянул в глаза Рыбьенога. Он глядел на меня с любопытством, я на него – с холодным равнодушием и как будто с презрением к собственной жизни. – Я – предатель, а ты станешь спасителем своего народа. Все честно, – я понял, что мне уже все равно, выживу я сейчас или нет. Все равно это не имело смысла – Джестер на самом деле будет готов меня пришить в любой момент, а если не он, то кто-нибудь другой обязательно воткнет мне нож спину. Пусть даже это будет Рыбьеног. Уже было все равно. – Знаешь… – Рыбьеног задумался, а я с интересом стал ждать ответа. Прошло несколько минут, и тогда он выдал ответ. – Иккинг, правда, заблуждался во многих вещах. Он не идеальный вождь, но даже такие элементарные вещи он должен был понять, – я не знал, о чем конкретно говорил Рыб, но я его поддержал. – Вот именно. Но на этот раз его ошибка может стоить сотен жизней. А ненавидеть в последние секунды жизни ты будешь именно его. Хотя, я полагаю, у тебя уже есть причины ненавидеть Икка, – я поднял бровь, вроде как подавая намек на то, что такие моменты были, но я не помнил ни одного. А, нет, помню, был инцидент. Как раз почти сразу после моего прибытия. – Да, ты прав. Есть причины, но ему об этом говорить не стоит. Что ты собираешься делать? – уже на полном серьезе спросил меня Рыбьеног.       Вот это был уже другой разговор.

***

      Определенно, Леджер был прав, но, если я не успеваю атаковать Олух, то вся моя кампания летит прахом, а мое и без того шаткое положение в Собрании может и вовсе рухнуть. Пан или пропал.       Грейд вошел в кабинет. – Ваше высочество, – поклонился он, но это было лишь формальностью. Когда двери были закрыты, то вся эта напыщенность исчезла. – Зачем ты меня позвал? – Я решил утвердить с тобой мой план. Он сильно меняется, но суть остается прежней – полный контроль над близлежащими землями обеспечен. Но появляется условие – рекордно короткие сроки, иначе план может рухнуть. – Это потом расскажешь. Что требуется от меня?       Вот это был уже другой разговор.