Cadenza di significato

Начало лета Джеджун проводит в суматошных разъездах - в июне они с матерью помогают бабушке, внезапно затеявшей ремонт в своей уютной маленькой квартирке на окраине города. Из косметического тот медленно превращается в капитальный и весьма основательный, так что сроки растягиваются почти на месяц. Развешивая последние картины на только что просохшие стены, Джеджун радостно думает, что на этих репродукциях его приключения закончились; как бы не так. Седьмого июля становится ясно, что спокойного лета ждать не придется. - Джеджун, профессор Шим звонил сегодня, предлагал всем вместе поехать во Францию на три недели. Как ты на это смотришь? Джеджун давится мороженым и недоуменно смотрит на мать; за эти два месяца он абсолютно забыл про существование каких-то там профессоров. - С чего это он вдруг? И откуда у нас деньги на поездку? - настороженно спрашивает он и практически не удивляется, когда мать смущенно отводит глаза. - Я давала частные уроки фортепьяно в прошлом году, ты же помнишь; получилось накопить какие-никакие сбережения. Хотела на новую машину откладывать, но раз подвернулась такая возможность показать тебе другую страну, то почему бы и нет, - тихо отвечает она. Джеджун медленно кивает, отворачиваясь. - Дже, ну что такое? - мать осторожно разворачивает его к себе за плечи. - Ты не придумывай там себе ничего такого, мы с ним просто друзья. Я бы даже сказала, знакомые. А поездка эта нужна по учебе, вы на будущий год будете проходить зарубежное искусство восемнадцатого века. Просто я подумала, что тебе будет интересно; мы ведь можем отказаться, никто тебя не будет заставлять! Просто подумай, когда еще мы сможем позволить себе такое! - И вовсе я ничего не придумываю, - Джеджун прищуривается; внутри разбивается ледяной океан. - Ты думаешь, я ничего не вижу? Я слепой? Я идиот? Он каждую неделю присылает тебе шикарные букеты, и вы разговариваете по телефону часами! - Джеджун... - Что? Вот что? Как быстро ты, оказывается, забываешь людей, - Джеджун горько усмехается; злые слезы мешают дышать. - Да как ты смеешь! Ты хоть понимаешь, о чем ты говоришь! - мать ошарашенно смотрит на него. - Возможно, мистер Шим... ухаживает за мной, но это не значит, что я должна бежать с ним под венец! Да, мне льстит такое отношение к себе, но не более! А твои беспочвенные обвинения... Они просто абсурдны, - мать поджимает губы и поднимается со скамейки; она выглядит настолько расстроенной, что Джеджун чувствует себя подонком. - Мам... Извини, - неловко говорит он. - Я понимаю, что ты чувствуешь, Дже. Знай: никто не заменит мне твоего отца. Пойдем домой, что-то пасмурно стало. И, словно в ответ, небо расчерчивает яркая ветвистая молния; раскат грома настолько оглушающий, что где-то вдали срабатывает автомобильная сигнализация. "- Гроза без дождя... - Дождь - лишь прелюдия надвигающейся бури. Как в музыке, Дже - иногда кульминация наступает сразу, без завязки. - Музыка грома? Так это же сплошной шум, а не мелодия! - Лишь истинные ценители способны прочесть эти ноты; для многих они неясны и непонятны. - А ты? Ты можешь? - Вместе с твоим отцом мы разгадали этот секрет. Только с ним, понимаешь? Это навсегда; он с нами, просто прячется за дождем. - А если когда-нибудь я укрощу дождь, он вернет нам его? - Все может быть, Дже. Дождь - загадочная штука. "Я непременно сделаю это, - решил Джеджун. - Я заставлю дождь преклониться." Четыре года назад это казалось намного проще; Джеджун закрывает глаза и идет на ощупь , прислушиваясь к шелесту выбеленной солнцем травы под ногами. Ему кажется, или буря становится ближе? - Паспорта не забыли? Все собрали? Надо поторопиться, самолет через полтора часа, - говорит Чанмин, заводя машину. "Ягуар" сменился на "Мерседес" такого же неизменно-черного цвета, и Джеджун даже думать не хочет, откуда у простого преподавателя живописи такие доходы. - Вроде все на месте, мы с Джеджуном несколько раз проверяли, - мать роется в сумке; внезапно она вскидывает голову, беспокойно хмурясь. - А где билеты? - У меня, - тускло отвечает Джеджун, глядя в окно на проезжающие деревья. - Отлично! Вы не будете против, если я включу радио? - вежливо осведомляется Чанмин; Джеджуна передергивает от этой внешней слащавости. Поразительная мимикрия у данного вида - мастерски приспосабливается к любой среде, как сказал бы профессор Ким, школьный биолог. Отвратительно. За пятнадцать лет своей, мягко говоря, не совсем ординарной жизни, Джеджун повидал всякое. За исключением самолетов. - Берешь вот этот ремешок справа и вставляешь его в тот, который слева, - говорит мать, наблюдая за бесплодными попытками Джеджуна разобраться с пристегиванием. Чертовы ремешки! - Давай помогу, - предлагает Чанмин, и Джеджун немедленно жалеет, что сел посередине. "От окна дует, - сказала мать.- А у прохода сидеть неудобно, поэтому туда сяду я. Мистер Шим, вы не против?" Ага, против он, как же. Не все ли равно, где сидеть? - Давай сюда, - Чанмин выхватывает ремни у Джеджуна из рук и ловко защелкивает, ненароком проехавшись ладонью по его ноге. - Спасибо, - сквозь зубы шипит Джеджун; за окном как раз проезжает аэропортная машинка, за которой наблюдать - одно удовольствие. - Да не за что, - хмыкает Чанмин и чем-то шуршит; в лицо утыкается огромная плитка швейцарского шоколада. - Будешь, злюка? Изумление настолько сильное, что Джеджун не может подобрать слов. - Ну и долго мне ждать, пока ваше высочество соизволит ответить? - в голосе Чанмина проскальзывает раздражение; Джеджун скашивает глаза влево и видит мать, внимательно глядящую на них. " Снова приступ мимикрии, профессор Шим?" - О, шоколадка? Давайте, спасибо, - деланно-радостно говорит Джеджун и отламывает сразу пол плитки, злорадно отмечая, как профессор грустно провожает ее взглядом. Вот жмот! Ремешки оказываются ничтожной ерундой, когда самолет, дребезжа всеми своими частями, начинает разгоняться на взлетной полосе. Джеджун изо всех сил вцепляется пальцами в подлокотники, чувствуя, как желудок ухает куда-то вниз; так жутко ему не было уже лет пять. Самолет все никак не взлетает. "А вдруг он сломался?" - мелькает невольная и абсолютно ненужная мысль, и Джеджун в ужасе зажмуривает глаза. - Да не бойся ты так, - шепчут ему в ухо. - Самолеты этой модели всегда долго взлетают и медленно садятся. Теплая узкая ладонь накрывает его до боли сведенные пальцы, отцепляя их от подлокотника; Джеджун еще сильнее зажмуривается, не желая видеть, чья именно это рука. Но волны страха - не самого взлета, а именно незнания того, что нужно ожидать - накатывают все чаще, и он сам судорожно вцепляется в эти чертовы тонкие пальцы, успокаивающе поглаживающие его запястье. Джеджун не хочет думать об этом. - Нам что, лететь всю ночь?! - неверяще спрашивает Джеджун спустя несколько часов полета. - Конечно, даже дольше, - отвечает мать, заворачиваясь в плед. - Представь, где мы, а где Париж, географ мой, и не удивляйся так. - Ложись спать - время незаметно пролетит, - советует Чанмин, не отрываясь от блокнота и что-то в нем увлеченно рисуя простым мягким карандашом; он творит уже часа два, но держит листы так, что не представляется никакой возможности хоть ненароком заглянуть туда. Джеджун пробовал. - Пни меня, когда опять кормить будут, - доставая свой плед из-за спины, просит он мать. - Меня бы кто пнул, - смеется та, укутываясь плотнее. - Не волнуйтесь, я вас разбужу - еду не проспите, - хмыкает Чанмин, потирая глаз свободной рукой; Джеджун кивает, отворачиваясь к матери. Перед тем, как окончательно погрузиться в сон, он слышит тихие ругательства и звук сминаемой бумаги. Джеджун просыпается от жуткого, тянущего ощущения в шее; он пытается повернуть голову, но мышцы ноют и слушаться не желают. Мать спит, и Джеджун пытается осторожно перевернуться, не разбудив ее. - Чего ты возишься? - спрашивает Чанмин; судя по скрипу карандаша, он все еще рисует. - Шея затекла, - Джеджун хотел бы, чтобы его голос прозвучал отстраненно, но выходит как-то жалобно. Прекрасно просто. - И это обязательно должно было случиться, когда у меня тут самый важный момент! - Вы-то тут причем, - огрызается Джеджун, невольно потирая шею. - Нет, я буду дальше тут сидеть и слушать, как ты кряхтишь, бурчишь и всячески мне мешаешь. Лучше сразу сделать так, чтобы ты отвязался, - справа что-то громко падает и Чанмин чертыхается; Джеджун очень хочет злорадно усмехнуться, но тут шею сжимают горячие руки, и мысли вылетают из головы мелкими мошками. - Скажи, если больно будет, - говорит Чанмин, явно недовольный тем, что его оторвали от чрезвычайно важного занятия. Ничего, с него не убудет. Пальцы ловко и точно нажимают на все самые болезненные точки; Джеджун почти скулит, пытаясь вжать голову в плечи, и тут же получает шлепок по плечу. - Не, ну ты вообще обалдел. Сиди и не шевелись, - тихо возмущается Чанмин, и Джеджун медленно кивает. Пальцы плавно скользят по шее, невесомо поглаживают за ушами, спускаясь на скулы и двигаясь обратно; щеки горят так сильно и так явно, что Джеджун опускает голову, скрывая лицо за волосами. Тело сотрясает непонятный озноб, и руки начинают покрываться мурашками. Джеджуна передергивает, но странное удовольствие бурлит в крови, течет по венам раскаленной сталью. И это второй приступ паники за последние сутки. - Эй, ну ты что, не можешь посидеть спокойно? Все, иди тогда, чего я тут с тобой вожусь, - Чанмин злится, это слышно. Больше всего на свете Джеджун боится, что тот поймет, что с ним происходит. Он и сам-то не совсем понимает. - Мне уже лучше, спасибо, - голос предательски срывается, и Джеджун отворачивается, сворачиваясь на сидении в компактный клубок. Тишина сзади не сулит ничего хорошего. - Знаешь, ты начинаешь меня пугать. Хоть ты меня и раздражаешь, но тут что-то не так, - голос Чанмина звучит озадаченно. О да. Очень "не так". Джеджун почти не сопротивляется, когда его практически вытягивают из кресла; он лишь смотрит в пол и мысленно радуется, что так и не сбросил плед. - Ну-ка, посмотри на меня, - Джеджун отрицательно мотает головой. - А я и не спрашиваю, хочешь ты или нет. Быстро посмотрел! - Идите к черту. - Ты повторяешься, - Чанмин бесцеремонно хватает Джеджуна за подбородок, запрокидывая голову; Джеджуну уже все равно. - О. Что я вижу. Я, конечно, знал, что мои руки восхитительны, но чтобы настолько...- Чанмин тихо смеется, разглядывая его лицо; от этого внимательного, практически осязаемого взгляда Джеджун еще сильнее краснеет. - Вы не причем, - хрипло говорит он, хмурясь. - Ага, ну да. Конечно, - Чанмин уже откровенно хмыкает, ухмыляясь и слегка асимметрично щуря глаза; Джеджун вздрагивает. - Как у нас тут все запущено, кошмар! - Чанмин цокает языком и заглядывает за плечо Джеджуна, кивая самому себе. - Надо исправлять. Джеджун видит внезапно приблизившиеся чужие глаза и ощущает чужое тепло. Чанмин медленно проводит языком по его губам, не отводя взгляда; в антрацитово-черных глазах плескаются такие яркие всполохи, что хрупкий мир Джеджуна сгорает дотла. Он закрывает глаза и считает. Раз. Два. Три. Буря рвется внутри. Вселенная колышется, двигается, взрывается короткими вспышками. Небо Джеджуна умирает под напором грозы. Медленно и неотвратимо. Джеджун не знает, сколько длится это неестественное забвение. Минуту? Час? Вечность? Он крепко и судорожно хватается за плечи Чанмина; ему кажется, что еще чуть-чуть, и он соскользнет в пропасть. Это страшно. Он послушно откидывает голову, чувствуя горячие губы на шее. Он послушно вздрагивает, когда Чанмин проводит ногтями вдоль его скулы. - Я вас ненавижу, - шепчет он, глядя в пустоту; разноцветные линии закручиваются в однотонные спирали. - Я знаю. Я - знаю, - Чанмин опускает руку на его бедро, крепко сжимая, медленно сдвигая ладонь. "Не надо, пожалуйста". Джеджун не может сказать "нет". Он знает, что надо прекратить этот фарс, но в голове плывет, и все силы уходят на то, чтобы удержаться в реальности. Внезапно Чанмин резко выпрямляется; сквозь шум в ушах Джеджун слышит шорох слева от себя. - Почему вы не спите? На улице ночь! - говорит мать, потягиваясь в кресле. - Джеджуну шею защемило, помогал ему разогнуться, - бесстрастно отвечает Чанмин, привычно ухмыляясь; он сидит, положив ногу на ногу и сцепив руки в замок. Шум усиливается, и Джеджун чувствует, что сейчас упадет. Только сейчас он невероятно четко осознает, насколько безрассудным он был; адреналин бьет в голову не хуже набата. "Она могла проснуться на минуту раньше." - А, у него такое бывает. Дже, тебе лучше? - Нет, - шепчет Джеджун, и знакомые горячие руки ловят его. "Опять", - обреченно думает он, цепляясь за обрывки сознания, которое медленно тускнеет под взволнованный голос матери. Опять. Четыре - ноль. Техническая победа ведь тоже засчитывается?