Cadenza di significato

Почти всю неделю дождь идет, не прекращаясь, и когда на пятый день, в субботу, Джеджун просыпается от лезущего в глаза солнечного луча, он невольно улыбается. - Сегодня мы обязательно должны пойти гулять, - безапелляционно говорит Чанмин за завтраком, когда они втроем сидят за круглым столиком в ресторане отеля. - Мы уже неделю здесь и за все время были только в магазинах. - Это тоже неплохое времяпрепровождение, - мать аккуратно отделяет ножом кожуру от вареного помидора. Джеджун с завистью смотрит, как ловко они управляются с приборами, и перехватывает вилку поудобнее. - Неплохое, - соглашается Чанмин. - Но все-таки в Париж приезжают не только на шоппинг. Я тут примерно прикинул наш маршрут, так что готовьтесь - ходить будем много. Раз уж погода позволяет. - Да, сегодня такое небо ясное, даже не верится! - весело отвечает мать. - Небо-то ясное, но зонт все равно берите - здесь все очень переменчиво. - Пойду возьму еще чего-нибудь съестного. Дже, пойдешь со мной? - мать поднимается со стула, вопросительно глядя на него. - Нет, я уже все, - Джеджун сосредоточенно болтает сок в стакане и достает из рюкзака путеводитель; мать пожимает плечом и отходит к шведским столам. - Это ты, кстати, правильно делаешь. Почитай про площадь Согласия, Лувр, Нотр-Дам - мы туда пойдем, - Чанмин легко щелкает Джеджуна по локтю, и тот еле сдерживается, чтобы не отдернуть руку. - Хорошо, - неразборчиво бормочет он, заглядывая в оглавление, и открывает тридцать седьмую страницу. Он растерянно просматривает отчего-то прыгающие строчки, стараясь не ежиться от ощутимого, темного взгляда Чанмина, скользящего по его плечам. Джеджун уверен, что тот разглядывает его. Через час они уже спускаются в метро, расположенное в пяти минутах от отеля. - Плохо, что сегодня суббота - много народу будет, - замечает Чанмин и фыркает, когда они проходят мимо щебечущей стайки китайских туристов, стоящих около огромной карты метрополитена. - Долго же они будут разбираться с ней. - Здесь все так запутано? - тихо подает голос Джеджун, и Чанмин смотрит на него со странным удивлением, как будто он уже успел забыть о его присутствии. - Да нет, в общем-то. Раза три съездишь - разберешься. Я тоже когда-то путался. - Когда-то? - Давно, - уклончиво отвечает Чанмин, недовольно хмурясь, и Джеджун понимает, что задел какую-то болезненную точку. Кажется, прошлое этого человека постичь просто невозможно. Он словно океан - далекий и безбрежный, ярко сверкающий лишь под разлетающимися солнечными лучами. Ненадолго, но оживающий. - Знакомьтесь, это площадь Согласия, или, как говорят французы, Place de la Concorde! - торжественно объявляет Чанмин; Джеджун щурится от яркого солнца и жалеет, что не взял темные очки. - А это что за штука? - спрашивает мать, указывая на огромную розовую колонну с позолоченными древнеегипетскими символами. - А, это Луксорский обелиск, самый древний парижский монумент, если не ошибаюсь, - Чанмин задумчиво морщит лоб. - А это что, колесо обозрения? - резко оживает Джеджун, глядя на огромное сооружение на площади. Несмотря на выходной день, желающих прокатиться не так уж и много. - Ага. Но мы туда не пойдем, - ухмыляется Чанмин, и Джеджун возмущенно смотрит на него. - Почему это? - Потому что это опасно, - говорит мать, и Чанмин самодовольно кивает. - Вот видишь, миссис Ким ответила тебе за меня. - Ну и пожалуйста, - Джеджун отворачивается и достает из кармана штанов телефон, наводя объектив на площадь и пытаясь охватить всю панораму. - Ты еще надуйся и иди гулять один, - Чанмин весьма обидно треплет его по макушке, и Джеджун раздраженно мотает головой. - Не трогайте меня. - Все, Дже, успокойся. Мистер Шим, сфотографируйте нас, пожалуйста, - мать отбирает телефон у Джеджуна и протягивает его Чанмину; Джеджун недовольно закатывает глаза. - Да не проблема, - тот забирает телефон, и мать обхватывает Джеджуна за плечи. - Дже, улыбнись, - Джеджун морщится от непривычно резанувшего фамильярного обращения; почему-то именно от этого человека ему не хочется слышать ничего подобного. - Ну и не надо, бука, - щелкает затвор, и Джеджун почти ясно представляет свое негодующее лицо на фотографии. Будет, что вспомнить. - Давайте теперь я вас, - мать протягивает руку за телефоном, но Чанмин возвращает его Джеджуну. - Лучше на мой, я потом вам переброшу, - говорит он, доставая какой-то навороченный аппарат из явно дизайнерской сумки. Джеджун мысленно удивляется, почему у матери не возникает ни одного из тех вопросов, которые лично он очень хочет задать; но та лишь кивает и осторожно берет чужой телефон. - Нажмете на боковую кнопку, она там одна. Иди-ка сюда, - Чанмин хватает оторопевшего от такой наглости Джеджуна за локоть и притягивает к себе; его дыхание щекочет шею, и Джеджун невольно дергает плечом. - Не напрягайся так, - шепчет Чанмин ему в ухо; Джеджун медленно сгорает от стыда. - Улыбнись. Он обнимает его крепче, и Джеджун выдавливает из себя вымученную улыбку; мать нажимает на кнопку и смотрит на экран. - Вы такие хорошие, отличный кадр, - с умилением говорит она. - Очень, - саркастически отвечает Джеджун, вырываясь, наконец, из хватки и нервно обхватывая себя руками. Неужели она ничего не замечает? - Так, давайте идти уже, а то стемнеет скоро, а мы только до площади добрались, - Чанмин убирает телефон обратно в сумку. - Сейчас мы все дружно отправляемся к Нотр-Даму. - Он далеко? - с интересом спрашивает мать. - Минут тридцать, наверное, плюс-минус. Ничего, ходить полезно. - Ну все, идем уже, - раздраженно бросает Джеджун, направляясь куда-то вправо; Чанмин хмыкает и перехватывает его за руку. - Не в ту сторону. Чертов умник. Когда они добираются до Нотр-Дама, неожиданно быстро становится пасмурно. Тяжелые тучи низко нависают над городом, и воздух как будто сгущается - словно перед грозой. - Недолго радовались мы солнышку, - вздыхает мать. - Хорошо еще, что зонт взяли. - Ну я же говорил. Судя по всему, погулять не удастся. Тогда сделаем вот как: наверх на смотровую площадку забираться не будем - город все равно в тумане скоро будет, - а пойдем сразу внутрь. Потом уже вернемся обратно - и в Лувр, - Чанмин внимательно смотрит на медленно темнеющие облака, запрокинув голову; Джеджун ощущает странное желание узнать, что же он там видит. У всех разное небо. Они как раз попадают на католическую службу и садятся на самую дальнюю скамейку; собор буквально кишит людьми, но шум и гул голосов доносится словно издалека, как сквозь вату. Джеджун смотрит на слегка скошенные каменные своды и ощущает, как руки покрываются мурашками от осознания всего этого неподвижного величия. Все кажется обыденным и неважным по сравнению с вечностью. Когда же раздаются глубокие звуки органа, Джеджун замирает и сжимает ладони в кулаки. Мелодия разливается вокруг, волнами отражаясь от массивных стен и разбиваясь в воздухе; ему кажется, что его просто раздавит под грандиозным шквалом эмоций. Джеджун оборачивается и видит тяжело нависший огромный орган; звуки яркие и мощные, они обволакивают пространство, невесомо сужая его до отдельных плавающих точек. Точка под названием "Джеджун" настолько незначительна в этой величавости, что ему становится жутко. Появляется хор, только подчеркивающий вся глубину звука; Джеджун слышит лишь раскатистые переливы и медленно сходит с ума. Снова. И снова. Он сидит в прострации еще несколько минут после окончания службы, глядя, не отрываясь, на темную перекладину под сводом. Остатки музыки тают, словно снег на раскаленном асфальте. - Эй, все нормально? - Чанмин осторожно кладет руку ему на плечо, и Джеджун даже не дергается, переводя на него не совсем осмысленный взгляд. Мать тоже смотрит на него, но Джеджун видит лишь чужие глаза, полные пустоты и отрешенности. - Это было... - он замолкает, когда понимает, что слов просто нет. Это было бы кощунством - рассказать в каких-то простых словах о бесконечности. - Я так и знал, что тебя проберет. Ты же у нас натура чувствительная, - как-то безэмоционально отмечает Чанмин и встает со скамейки. - Давайте, мы должны успеть дойти до Лувра до того, как начнется дождь. Они выходят из собора и сразу же попадают под беспросветный ливень. Не спасает даже зонт. Они едва успевают добежать до Латинского квартала и спрятаться под козырек небольшого кафе, когда темное, с зеленоватым оттенком небо рассекает ветвистая молния. - Давно не видела такого дождя, - удивленно говорит мать, слегка морщась от мощного раската грома. - Здесь это обычная история. Зимой еще хуже - из-за того, что климат влажный, пробирает до костей, хотя особых морозов нет, - Чанмин зябко потирает руки друг о друга; Джеджун смотрит на них, и его сотрясает от холода. - Ты замерз? - встревоженно спрашивает его мать, и Джеджун неохотно кивает, не желая признавать это проявление слабости. - Надо было куртки взять, да кто ж знал-то! - Можем войти внутрь и что-нибудь съесть, пока дождь не прекратится, - подает идею Чанмин, и Джеджун, яростно стуча зубами, впервые с энтузиазмом соглашается. - Кажется, это надолго. Вряд ли мы сегодня доберемся до Лувра. - А на метро нельзя? - спрашивает мать, и Чанмин отрицательно мотает головой. - Пешком идти до метро достаточно долго - нас просто смоет. В мокрой одежде в музее делать нечего, сами понимаете. Поэтому сейчас сядем отсюда на метро и поедем в отель, других вариантов нет. Джеджун молча слушает их, растерянно водя ложкой в тарелке с остатками лукового супа. Жутко болит голова, и он надеется, что не успел заболеть, хотя общее самочувствие твердит об обратном. - Дже, у тебя щеки красные, - мать трогает губами его лоб. - Да у тебя, похоже, температура! Прекрасно просто. - Заболел? - как-то обеспокоенно спрашивает Чанмин, и Джеджун недоверчиво скашивает на него глаза. - Судя по всему, - отвечает мать. - Надо возвращаться. Вечер и ночь Джеджун помнит очень смутно. Где-то за час они добираются до номеров, и он сразу забирается в кровать, с головой накрываясь одеялом; мать озабоченно роется в сумке с лекарствами и протягивает ему термометр. Спустя еще три часа Джеджун, напичканный различными таблетками, равнодушно смотрит в темный потолок, время от времени вспыхивающий от молний за окном. Мать уже спит, и он заторможено прокручивает в голове события прошедшего дня. Что-то не дает ему покоя, какая-то мысль, но одурманенный разум не желает вспоминать. За окном что-то громко щелкает, и Джеджун резко садится на кровати, сдерживая острый приступ головокружения. "Фотография. У него есть моя фотография." Это очень глупо и абсолютно неважно, но в данный момент Джеджун чувствует, что просто обязан пойти и удалить ее. Любой ценой. Он осторожно встает, хватаясь за стену, и выходит из номера, подходя к соседней двери. Ему даже не приходит в голову мысль, что уже поздно и вряд ли ему удастся попасть в чужой номер. Джеджун упрямо мотает раскалывающейся от боли головой и наудачу толкает дверь. Которая медленно открывается. Он, как ему кажется, тихо и бесшумно прикрывает ее за собой, погружаясь в кромешную тьму. Раскаты грома становятся громче. - Это ты? - вспышка молнии неестественно ярко освещает сидящего в кресле Чанмина, и Джеджун от неожиданности невольно пятится. Но все-таки отвечает. - Я. - Ну садись что ли, не маячь, - Джеджун медленно кивает и присаживается на край кровати; снова становится холодно, и его начинает трясти. - Ты дрожишь, - говорит Чанмин, и эта спокойная констатация факта начинает выводить Джеджуна из себя. Он не думает, чего хочет добиться, и не помнит, зачем вообще пришел. Была какая-то цель. - Скажи что-нибудь. - Я не помню, зачем пришел, - честно отвечает Джеджун, ежась. От приоткрытой балконной двери дует, и холод стелется по полу почти видимыми полосами. - Сочувствую. Помочь тебе вспомнить? - Чанмин резко встает с кресла; Джеджун непонимающе смотрит на него и внезапно вспоминает. - Фотография. - Что? - У вас есть наша фотография. Сотрите ее, я не хочу, чтобы вы смотрели на меня, - пытается объяснить Джеджун, но Чанмин лишь фыркает. - Эта? - он берет с тумбочки телефон и включает его; Джеджун видит на фоне собственную недовольную физиономию и медленно начинает злиться. - Отдайте. - Забирай, - Чанмин зажимает телефон между пальцами, и Джеджун тянет к нему руку, но тот резко отшатывается. - Ну уж нет. Ты не можешь лишать меня права любоваться на твое прекрасное личико. В его голосе звучит явная издевка, приправленная чем-то еще, но Джеджун слышит лишь то, что хочет слышать; голова начинает кружиться еще сильнее, пол и потолок в произвольном порядке меняются местами. Джеджуну холодно и отчего-то хочется смеяться. - Отдайте! - он вскакивает и набрасывается на Чанмина, почти сбивая его с ног и пытаясь дотянуться до телефона. Реакции сильно заторможены, поэтому Джеджун даже не сразу осознает, что его положение меняется на горизонтальное и что его уже прижимают обратно к кровати, отведя руку с телефоном подальше. Именно последний факт расстраивает больше всего. - Вот ты и попался, - довольно шепчет Чанмин, заводя его руки вверх. - Мое персональное солнце. И вот тут Джеджуну становится страшно. Он пытается вырваться, но тщетно; сил практически нет, и безумная ухмылка Чанмина буквально пригвождает его к месту. Джеджун замирает, практически не дыша, и молния снова взрывается ярким всполохом, озаряя комнату. Чанмин выглядит настолько сумасшедшим, что Джеджун почти теряет сознание от ужаса. - Отпустите, - тихо говорит он, не двигаясь; но ухмылка становится лишь шире. - Ни за что, - с расстановкой отвечает Чанмин, задирая его футболку и проводя ногтями по его животу. - Я нашел тебя. Джеджун хочет заорать, но все мысли внезапно исчезают; в голове пусто и звенит, словно в колоколе. Он лишь продолжает смотреть в потолок и беспомощно наблюдать за тем, как чужие прикосновения грубо и дерзко рушат все его стены, столь тщательно возводимые в течение последних лет. - Ты знаешь, что ты светишься? - внезапно спрашивает Чанмин. Джеджун растерянно смотрит на него, пытаясь вникнуть в смысл. - Для меня. Только для меня. - Нет, - слабо и как-то равнодушно отвечает Джеджун, зажмуриваясь, когда чужие руки начинают шарить по его телу. - Связь должна быть двусторонняя, это все неправильно! Чанмин резко сажает его на кровати, словно куклу, и больно вцепляется ему в плечи. - Я сломаю тебя, - словно одержимый шепчет он и кусает Джеджуна за нижнюю губу. - Сломаю. Туман в голове резко рассеивается, и Джеджун вдруг отчетливо осознает, что его реальность - другая. Совсем другая. - Отпустите меня! - кричит он, извиваясь, как уж, но чужие руки вдавливают его обратно в кровать. Джеджун внезапно понимает, что совсем рядом, за стенкой, спит мать. Он даже не знает, чего боится больше - того, что она услышит, или того, что стены слишком толстые. - О, ты очнулся. Так даже лучше - сопротивление заводит, - Чанмин больно впивается в его губы; Джеджун хочет укусить его в ответ, но внезапное тянущее чувство стремительно зарождается где-то в животе, мешая дышать. "Мне это нравится. Черт возьми, мне это нравится." Волны начинают захлестывать уплывающее сознание. Джеджун чувствует себя настолько грязным и отвратительным, что он мысленно стонет и закрывает глаза. Хочется умереть. Сразу и навсегда. Ярко вспыхивает молния, пятнами отражаясь на сетчатке; свет яркий и непривычный, льется бесконечным ледяным потоком. Джеджун открывает глаза и встречается взглядом с матерью, стоящей в дверях и закрывающей рот ладонью. В ее глазах плещется ужас и отчаянное недоверие. - О, миссис Ким. Вы слегка не вовремя, - пугающе тихо говорит Чанмин, выпрямляясь; его голос странно резонирует с очередным раскатом грома. Джеджун, не двигаясь, продолжает смотреть на мать. Сфера снова возникает, словно из ниоткуда, давит и смыкается; туман заволакивает комнату, расцветая темно-фиолетовыми кругами. Это лучший выход, думает Джеджун. Сразу, но не навсегда.