Cadenza di significato

У слепого отчаяния вкус пережженной бумаги, а на ощупь оно, словно ломкие пшеничные зерна. Конец июля выдается очень жарким и сухим - палящие лучи солнца проникают, кажется, даже сквозь стены. Джеджун ненавидит жару. Он ненавидит солнце. Он старается лишний раз не выходить из квартиры, запираясь у себя в комнате и сидя с блокнотом и карандашом до поздней ночи. Он со злостью вырывает один лист за другим, не глядя швыряя их прямо на пол, - знакомый силуэт легко и больно въедается в плотную исчерченную бумагу. Он сжигает лист за листом, но надменная ухмылка легко угадывается на обуглившихся страницах. Джеджун сгребает пепел в ладони и вышвыривает его в распахнутое настежь окно; совсем скоро кусты покрываются тонким слоем воспоминаний. Хрупких и ненастоящих. Он сидит, покачиваясь из стороны в сторону, напротив зеркала, но не видит в нем ничего - даже себя. Пустота становится плотнее. Джеджун не выдерживает и недели, посреди дня срываясь из дома в парк. Он сидит на скамейке, прорисовывая яркую зелень и чувствует, как панический страх начинает медленно отступать. Сквозь листья неровно проглядывает небо, испещренное легкими перистыми облаками, и Джеджун неуверенно улыбается, доставая небесно-голубой карандаш. Его небо получается гораздо темнее оригинала. Спустя два часа как-то незаметно собираются тучи; грозы нет, но первые дождевые капли со стуком ударяются о широкие листья. Джеджун быстро убирает блокнот и карандаши в рюкзак, поднимаясь со скамейки. Летний дождь теплый и острый - он невольно запрокидывает голову и закрывает глаза, позволяя каплям мягко стекать по обласканной солнцем коже. - Неожиданная встреча. Раскат грома. Небо опрокидывается, время замедляет ход. Джеджун застывает, не поворачивая голову, и отстраненно смотрит на отлетающие от листвы дождевые брызги. - Как вы меня нашли? - голос практически не дрожит, но Джеджун не шевелится, стараясь не потревожить мерный шум дождя. Почему-то это успокаивает. - Ты слишком большого о себе мнения, - за спиной знакомо фыркают, и Джеджун невольно дергается. - Вчера только прилетел, решил вот прогуляться. А тут гроза. - Гроза... - Джеджун кивает и, наконец, оборачивается. Внутри ничего не екает, не переворачивается. Просто все равно. - Я пойду, наверное. Меня мама ждет, - Джеджун хочет осторожно, не глядя, пройти мимо него, но Чанмин цепко хватает его за руку; Джеджун все-таки поднимает на него взгляд и моментально погружается в водоворот такой боли, что начинает задыхаться. Неужели этот человек способен что-то чувствовать? - Послушай меня, - судорожно и как-то беспомощно шепчет Чанмин; Джеджун даже не пытается вырвать руку. - Я очень виноват. Очень. Я не знаю, что я могу сделать, чтобы хоть как-то искупить свою вину. Это звучит глупо и банально, но... - он резко замолкает, и в его глазах проскальзывают темные всполохи. - Банально, - устало соглашается Джеджун, аккуратно освобождая руку и отходя в сторону. - Мне надо идти. До свидания. Просто и понятно. Никакого шанса. Бабочек уже не осталось. Непонятно по какой причине Джеджун чувствует себя мерзавцем, когда, не оборачиваясь, просто уходит из парка, подставив руки под обжигающий дождь. Тишина позади него угнетает. Пустота сгущается. - Я хочу уехать отсюда, - слова звучат неожиданно отрывисто; мать вскидывает на него удивленный взгляд. - Но почему? - Не могу, - Джеджун упрямо отворачивается и смотрит на темный экран телевизора. - Мне страшно тут оставаться. Давай уедем. - Но куда? Мы не можем просто взять и... - Нам надо уехать, - четко повторяет Джеджун, делая ударение на слове "надо". Мать с сочувствием смотрит на него и, чуть помедлив, кивает. - Подумаем над этим. Все складывается на удивление удачно - тетя Мэй, двоюродная сестра матери, живущая в Сеуле, звонит им на выходных и радостно сообщает, что они с мужем уезжают в Японию на неопределенный срок. Мать задумчиво смотрит на притихшего Джеджуна, прислушивающегося к щебетанию тети в трубке, и уходит в свою комнату, закрыв дверь. Когда же она возвращается, Джеджун моментально вскидывается и устремляет на нее взгляд. Мать вздыхает и кидает телефон на диван. - Начинай собирать вещи, - вздохнув, говорит она, и Джеджун подскакивает на диване. - Тетя Мэй любезно пригласила нас пожить в ее пустой сеульской квартире. Можешь благодарить ее и выбирать школу. Жизнь начинает менять полюса. Джеджун даже не замечает, как пролетают две недели. Они с матерью долго и муторно собирают вещи, забирают документы из школы, делают еще кучу разных непонятных дел, предшествующих внезапному переезду. За день до отлета Джеджун внезапно вспоминает кое-что очень важное и долго смотрит на экран нового телефона, купленного взамен того, разбитого. "Нельзя верить." Нельзя. Но ведь прощать - можно? Джеджун решительно открывает новое сообщение и долго смотрит на пустой экран. Слова упорно не лезут в голову, он несколько раз набирает и стирает сообщение, но в конце концов отсылает простое "Извинения принимаются." Ответа нет довольно долго; Джеджун уже успевает уснуть и даже увидеть какой-то очередной смутный сон, когда телефон издает тихий писк. "Я могу тебя увидеть?" В горле стоит ком, но Джеджун все равно улыбается. "Нет. Мы завтра улетаем в Сеул." "На сколько?" Руки дрожат, но ответ получается на удивление лаконичным. "Навсегда." Телефон замолкает уже надолго, и Джеджун откладывает его в сторону, снова засыпая. И только утром, когда они с матерью уже едут в аэропорт, приходит ответ; Джеджун смотрит на ровные строчки и чувствует, как они расплываются неясными темными кляксами. "Ты никогда не погаснешь. Мое персональное солнце." Он медленно разбирает телефон, достает сим-карту, разламывает ее пополам и кладет в боковой карман рюкзака. Холод охватывает плечи ледяным обручем. Надо будет выбросить ее, думает Джеджун, но уже заранее знает, что не сделает этого. Он глубоко вдыхает и старательно сдерживает слезы, рвущиеся из груди. Ведь солнце не может позволить себе плакать. Ночной Сеул встречает их яркими билбордами и бесконечными светящимися вывесками на высотных домах. Джеджун почти с интересом разглядывает многочисленные рекламы и ощущает, что жизнь начинает просыпаться. Дом, в котором живет тетя Мэй, оказывается совсем небольшим, даже наоборот, зато он уютно окружен пышными деревьями, лезущими в окна длинными ветками. Квартира точно такая же уютная, и мебели в ней совсем немного. За счет некоторого минимализма она кажется просторнее и светлее. Джеджун заходит в гостиную и с восхищением смотрит на огромный черный рояль; на нем нет ни пылинки - видно, что тетя Мэй относится к нему очень трепетно. Джеджун осторожно поднимает крышку и одной рукой наигрывает сороковую симфонию Моцарта. Звук чистый, потрясающе невесомый - как стекло. - О, какой красавец! Мэй говорила мне про рояль, но я не думала, что он окажется таким, - в комнату заходит мать и легко проводит кончиками пальцев по белоснежным клавишам. - Скорее всего, буду давать тут уроки фортепьяно, пока не устроюсь куда-нибудь. - Хорошая идея, - подает голос Джеджун, и подходит к окну; ветви каштанов покачиваются совсем близко, и он срывает сочно-зеленый лист. Солнце все так же заливает город. Получив грант, Джеджун каким-то образом легко поступает в самую престижную школу района, продемонстрировав дотошному директору все свои рекомендации, грамоты, и сдав вступительный тест, оказавшийся на удивление простым, на очень высокий балл. Все-таки, несмотря на все странные заскоки, проблем с учебой у Джеджуна не было никогда. Не успевает он как следует порадоваться всем открывшимся невероятным перспективам, как неожиданно наступает учебный год, сопровождаемый не по-августовски теплым солнцем. Уже подходя к новой школе, Джеджун понимает, что все трудности еще только впереди. К высоким кованым воротам подъезжают настолько шикарные дорогие автомобили, какие Джеджун видел только на страницах журналов о роскошной жизни. Разодетые ученики с презрением оглядывают его неприметную одежду, и у Джеджун возникает странное желание прикрыться. Надо потерпеть. Школьный двор весь усеян ухоженными разномастными клумбами и кустарниками с умопомрачительными ароматами. Джеджун подходит к одному из кустов с необычно широкими листьями и осторожно гладит его, ощущая приятную шероховатость под пальцами. Прищурившись, он смотрит на ослепительно-яркое солнце и впервые за долгое время искренне улыбается. Уже заходя в здание школы, Джеджун ощущает странный взгляд, скользящий по его спине. Он оборачивается, но народу слишком много, и он видит только странно-темные глаза. Даже на расстоянии они кажутся настолько пугающими и глубокими, что Джеджуна передергивает. Они похожи на омут. Весь день Джеджун ощущает на себе тот самый странный взгляд. Он тяжелый и мрачный, буквально пригвождает ощутимой силой. Его обладатель явно какая-то местная знаменитость, вроде короля школы. Ну, может, не школы, но класса точно. Девчонки облепляют его на каждой перемене, а парни завистливо смотрят в его сторону. В страшных глазах временами мелькает такая ненависть и отчуждение, что Джеджуну хочется просто сбежать, хотя тот не говорит ни слова, причем, судя по всему, никому. - Ой, ты новенький, да? Ким Джеджун, верно? Меня зовут Киоко, - на соседний стул, звеня многочисленными цепочками на юбке, с размаху плюхается незнакомая девочка и кокетливо протягивает ему тонкую руку. Джеджун недоуменно смотрит на нее, но потом все-таки осторожно пожимает хрупкую кисть. - Очень приятно, - неуверенно отвечает он, пытаясь понять, почему эта девица, только что стоявшая около парты того "короля", внезапно решила подойти к нему. Странные вещи. - Его все так любят, да, - словно увидев вопрос в глазах Джеджуна, говорит Киоко, надувая пузырь из розовой, явно клубничной жвачки. - А кто он? - невольно спрашивает Джеджун, переводя взгляд обратно; странный парень как раз о чем-то спорит со своими шумными друзьями. - Он? Ну тут долго перечислять. Но в основном он вытягивает нашу команду по футболу, - Киоко хихикает, и ее голос принимает мечтательные интонации. - Чон Юнхо никогда не был обделен вниманием, хотя он и жутко не любит компании. Да и не удивлюсь, если он вообще не переносит людей. Ой, что-то я разболталась совсем! Расскажи о себе. Что ты любишь? - Ну, я рисовать люблю, - Джеджун растерянно смотрит на нее, пытаясь освоить всю информацию, буквально свалившуюся ему на голову. - Я тоже! Однажды... - она начинает настолько быстро и воодушевленно тараторить, что Джеджун почти сразу перестает слушать. Он поворачивается и натыкается взглядом на горящие, словно угли, глаза. У человека не может быть такого взгляда, не может. Звенит звонок, и Джеджун встряхивает головой, первым отводя глаза. "Что же ты такое, Чон Юнхо, - думает он, сидя на уроке и лениво разрисовывая тетрадь. - Что же ты такое?"