Жена-слэшер — диагноз или приговор

Шесть месяцев спустя. Стучу по клавишам. Воспользовавшись моментом, когда ребёнка нет дома и никто не мешает, тороплюсь набрать текст своего первого фанфика. Диктуя себе вслух, допечатала последнее предложение. Точка. Вздох облегчения. Теперь закрыть и сохранить. Готово. Осталось распечатать. Пока принтер выплёвывает по одному листочку, закрываю все вкладки и, мельком глянув обновления, подчищаю историю. Свернула браузер. Принтер притих, оставив восемь листов с текстом. Переложив их в правильном порядке, щёлкнула степлером и, прихватив гелевую ручку, выхожу из комнаты. Всё, можно передохнуть, а после отредактировать. Заглянула в соседнюю комнату. Муж, сидя в кресле, смотрит сериал про приключения полицейского пса. Не беспокоя его, бросила листочки на диван и отправилась на кухню. Подогрела чайник, сделала себе пару бутербродов, вернулась обратно и опешила от увиденного. Муж, выключив звук телевизора, читает мой рассказ, оставленный на диване. — Э-э-э... — громко возмутилась с порога, — ты зачем взял?! — быстро поставив тарелку и чашку на низкий столик, подскочила к мужу и потянула из его рук листы. — Отдай, это моё! — Тебе чего? — он поднял на меня удивлённый взгляд и отмахнулся одной рукой. — Зачем ты взял?! Это моё! — Почитать хочу, — муж встряхнул листы, перехватывая поудобнее, — что, нельзя? — в отличие от меня он был спокоен. — Отдай мой рассказ, — шиплю сквозь зубы, — он ещё сырой. Я сейчас ошибки исправлять буду. — Так, женщина, — он заглянул мне за спину, красноречиво посмотрел на журнальный столик возле дивана. — Ты пришла чай пить, вот садись и пей, а я как раз дочитаю. Недовольно вздохнув и не найдя чем возразить, села на диван. Пью чай, давлюсь хлебушком с колбаской, кидаю на мужа убийственные взгляды. Моих взглядов он не замечает, увлечённо пробегает глазами напечатанные строчки. — Дай-ка мне ручку, ошибки исправлю. Молча подаю ручку. Он, подставив для удобства колено, что-то чёркает, подписывает. Жую колбаску, глотаю чаёк, дёргаю ножкой, сверлю глазами — всячески выражаю своё неудовольствие. Вскоре он закончил. Перевернул обратно скреплённые листы, подошёл ко мне, говоря: — На, возвращаю, — протянул их мне вместе с ручкой, — и запомни, "мышь" пишется с мягким знаком на конце. Мышь — женского рода. Грамотейка, — поддразнил меня, язвительно улыбаясь с чувством собственного превосходства. Делаю последний глоток, отставляю чашку, беру листочки и возвращаю улыбку. — В данном случае, Мыш — это мужской род. Мыш здесь мальчик, — скинув колпачок, я демонстративно, с нажимом, зачёркиваю мягкие знаки, поставленные мужем, в слове "Мыш". — Так, не понял, — от неожиданности он плюхнулся на диван. — Я говорю, что мышонок — мальчик. Мыш — это как имя, поэтому мягкий знак не нужен, — разъясняю. — А Лис тогда кто? — Лис тоже мальчик, — меня забавляет растерянность мужа. Он сидит, сцепив в замок кисти рук и поджав губы, и нервно бегает глазами по комнате, что-то обдумывая. Я молча смотрю на него. Жду. — А как же они трахались? — остановил на мне полный недоумения взгляд. — Так и трахались... как мальчики, — я прикусила кончик ручки, чтобы не засмеяться. — Так, не понял, — муж, задумавшись, нахмурился, — где там сказано, что мышонок это мальчик? — А что нет такого? — я бегло просматриваю текст. — Ну вот же: "... в маленькую дырочку, спрятанную под хвостом мышонка", — зачитываю вслух. — В какую дырочку? Ты сама понимаешь, что пишешь? — он по-доброму усмехнулся. — Бли-и-ин... — до меня дошло, как это увидел муж. — Хорошо, сейчас всё переделаю. Покусывая кончик ручки, покумекала как поправить описание персонажей и добавила пару строчек для полноты картины. Про себя перечитала. Муж тем временем сходил на кухню, налил себе чай. — Всё! — радостно сообщила, как только он вошёл. — Я исправила! Теперь будет понятно. На, читай! — Что понятно? — он поставил кружку рядом с чашкой. — Ты о чём? — жестом согнал меня с дивана. Я перебралась в кресло. — О том, что мышонок тоже мальчик. Я вписала ещё пару предложений и теперь будет понятно, что Лис и Мыш оба мальчики, — с гордостью за свою писанину сообщила я. Муж, не разделяя моей радости, смотрит недоверчиво, с тенью сочувствия в глазах, и спокойно, с расстановкой, произносит: — Женщина, ты больна? Как ты можешь такое писать? Тебе лечиться надо. — Я? Тебе что-то не нравится? Это обычный яой. Только на основе сказки. По заявке, — я настолько обескуражена, что забыла обидеться, и неловко пытаюсь оправдаться. — Вот именно, яой, — посмотрел на меня с жалостью, как на обречённую, отхлебнул чай. — Брось пульт. — Нет, подожди-ка, — очнулась я. — Ты мне сначала скажи, что всё действительно так плохо? — я расстроена и требую объяснений или утешения. — Неужели настолько плохо, что нельзя показывать людям? — Ну почему же, — он сделал большой глоток, поставил кружку, подошёл ко мне и вытащил из-под меня пульт. — Таким сумасшедшим, как ты... можно, — снисходительно улыбнулся. Наткнулся на мой испепеляющий взгляд обиженного ребёнка, спрятал улыбку и погладил меня по голове. — Ладно-ладно, не расстраивайся. Нормально написано. Можешь людям показывать. Мне даже понравилось, пока ты мышку в мальчика не переделала. — Правда?! — я просияла, но не поверила. — Правда-правда, Лисёночек ты мой, — подтвердил муж, ласково улыбаясь. Включил звук и сел на диван. — Хочешь также сделаем? — Ага, как-нибудь, — ответила я уклончиво, всё ещё дуясь, вооружилась ручкой и продолжила оттачивать текст. Муж сверкнул на меня глазами, усмехнулся своим мыслям и отвернулся к телевизору.