Руководство пользователя

Дни идут за днями. Пациенты сердятся, жалуются и грозятся пойти к начальству. Ужины готовятся, остывают, портятся и отправляются в мусорный бак. Мытью посуды, кажется, не будет конца. И виски. Так много виски. Печень точно скоро откажет. Мешки под глазами меняют форму и размер. Мэри: беременная, холодная, беременная, теплая, беременная, грустная, беременная, беременная, беременная. Мэри смотрит телевизор, улыбаясь в свое вязание. Мэри беззаботно поет в душе. В те ночи, когда ты ложишься к Мэри в кровать, она дотрагивается руками до твоей спины, и по силе прикосновений можно догадаться о том, что она сейчас чувствует: печаль, беспокойство, ревность… Но тебе легко изображать, будто ты ничего не понимаешь. Ты никогда не был особенным экспертом в языке ее прикосновений и совершенно разучился его понимать в ту секунду, когда он объявился перед вами, весь запыхавшийся и в этом чертовом фраке. Новое сообщение появляется на сайте через 4 недели (28 дней): 42-2, 4, 74-2, 23, 35-7, 90, 89-5, 204. Расшифровав его с помощью томика камингса, ты получаешь: «Завтра вечером. В семь. Бейкер-стрит». Наконец-то. Ты улыбаешься в свой стакан, а затем забираешься в постель, устраиваясь рядом с ней. Возможно, в последний раз. Она что-то бормочет и смеется во сне. Ты кладешь руку на ее круглый живот и мечтаешь почувствовать толчок. «Я не оставлю тебя», - думаешь ты. Я всегда буду у тебя, и он тоже. Он тебя полюбит, ты пока и не знаешь, как это хорошо. Как великолепно быть тем, кого он любит. Ты будешь и наш, и ее, и в один прекрасный день, надеюсь, мы все найдем взаимопонимание. Тебя будит стук в дверь. Ты идешь открывать, Мэри следует за тобой в халате. На пороге стоит ваша соседка Кейт, очевидно, очень расстроенная. - Снова Айзек, - говорит она. Муж? Нет, сын. Недовольство Мэри почти осязаемо, так же она смотрит на тебя после того, как пообщается с очередным рассерженным неудовлетворенным пациентом. - Если вам Шерлок Холмс нужен, я его тысячу лет не видел. Мэри смотрит на тебя и тихо говорит: - Три недели. Кейт хмурится: – Кто такой Шерлок Холмс? Мэри ухмыляется: - Видишь, и такое бывает. Ты сжимаешь и разжимаешь кулак. Она не замечает, не желает замечать сигналы твоего тела точно так же, как ты не желаешь замечать ее. Конечно же, ты пойдешь, от долгих пьяных ночных бдений у тебя кровь в теле застоялась. Да и, в любом случае, нужно чем-то занять время до вечера. Она тихо выходит из дома вслед за тобой, все еще в халате. – А почему ты такой… Что с тобой? - Со мной ровно ничего особенного! - Ха, – она обходит машину. - Нет. Тебе нельзя. Ты беременна. - Тебе тоже нельзя. Я беременна. Она плюхается на водительское сиденье и заводит машину. Ты потираешь загривок и, в конце концов, удовольствуешься пассажирским креслом. Ты слышишь, как торчок прерывисто дышит, скорчившись на полу, и невольно задумываешься, в кого ты превратился за последний месяц. В изменщика, да, это случилось внезапно, но с этим ты смирился без особого удивления и самоедства. В пьяницу – все зашло так далеко, что тебе пришлось задуматься о том, нет ли в вашей семье генетической предрасположенности к этому пороку, учитывая ситуацию с твоей сестрой. В плохого врача, который использует свои знания большей частью для того, чтобы причинять боль, а не облегчать страдания. Раньше такое с тобой уже случалось, но у тебя всегда находились оправдания – либо война, либо, в последние годы, приятное изумление в его взгляде, когда ты проделывал что-то такое на его глазах. Но сейчас его здесь нет, и некому сказать тебе, что совершенно нормально силой разоружать человека, без сомнения, не представлявшего никакой серьезной угрозы. Ладно, это ради Айзека. - Айзек Уитни? – окликаешь ты, заглядывая в комнату, полную наркоманов. Потревоженные шумом, они начинают шевелиться в темных углах, словно змеи, расползающиеся в свои норы. – Айзек Уитни? Молодой (ошеломительно, обескураживающее молодой) голос отзывается в нескольких ярдах от тебя. – Доктор Уотсон? - Господи, Айзек. – Ты проверяешь его показатели и развязываешь шнурок на руке. Его глаза смотрят вовсе не так ясно, как следовало бы. Ему едва ли есть восемнадцать. - О, привет, Джон. Не ожидал тебя тут увидеть. – Ты каменеешь. За твоей спиной раздается голос Шерлока, и вся комната как будто сотрясается. В животе мгновенно растекается тепло, в голове вспыхивают тревожные ассоциации: кофе, гром, детские страхи. – Может, и меня заберешь? Твои глаза отказываются верить в то, что это он. Ты никогда еще не видел его таким грязным и одетым в какое-то тряпье. Он ухмыляется по-злодейски невозмутимо. - Это не то, что ты думаешь. - Не то. Черт возьми, совсем не то, – ты возмущенно сжимаешь кулак. Потом поворачиваешься к Айзеку и помогаешь ему подняться на ноги. Тот, кажется, одновременно испытывает и страх и облегчение, и вообще больше всего сейчас напоминает ребенка, недооценившего последствия бегства из дома. – Мэри снаружи, в машине. Иди, я сейчас догоню. Шерлок спокойно смотрит на тебя. И даже имеет наглость выглядеть озорным и возбужденным. Он тянется к твоей руке. - Нет, - отшатываешься ты. – Посмотри на себя. Я сам пил до беспамятства и весь погряз во лжи только для того, чтобы дать тебе возможность разделаться с твоим гребанным важным расследованием. А теперь я нахожу тебя в наркопритоне. От тебя несет, как от чумы. И ты уж точно на хрен обдолбан. - Так и есть. Ты напивался до беспамятства. А я занимался вот этим, - Он огрызается, как подросток. И трет пальцами виски. – Но это не то, что ты думаешь, Джон. Это для дела. Того самого дела. Пойдем со мной домой. Я все объясню тебе. - Ну нет. Мы поедем в Бартс, и ты пописаешь в банку. - Я ведь тебе уже все сказал – в этом нет необходимости. Анализ будет положительным. Но я не наркоман. Это для дела. – Он отводит взгляд и смотрит в пол. - И мне нужно было оправдание, чтобы отсутствовать ночью. Ты выдыхаешь. - Ладно. – Твои руки, отказываясь подчиняться разуму, вскидываются вверх, признавая поражение. - Ладно, ладно, как скажешь. Всегда как ты скажешь. Ты быстрым военным шагом направляешься к лестнице, но он окликает тебя, и ты протягиваешь руку назад. Он хватается за нее, и лихорадочное тепло его кожи успокаивает тебя, заполняет пустоту, образовавшуюся внутри за то время, что вы не виделись. Ты выпускаешь его пальцы, только когда становится видно машину. - Спорь со мной, - говоришь ты. – Она должна поверить, что я зол. Кстати, я и в самом деле зол. Он все понимает верно, приблизившись к выходу, вышибает фанерную дверь, и кричит: - Бога ради, Джон! Я веду дело! - Три недели! Меня не было три недели! – С лестницы ты смотришь вниз, на машину. На лице Мэри злость и замешательство. - Я работаю. - Шерлок Холмс в наркопритоне. Как это выглядит? - Я под прикрытием. - Неправда, не под прикрытием. - Ну, теперь уж, конечно, нет. Она подъезжает к вам. Автомобиль тормозит, злобно взвизгнув шинами. - Быстро в машину! Оба! Она везет Айзека, а ты – Шезза. Когда вы оказываетесь в такси, твоя досада меркнет, сраженная сиянием его глаз и улыбки. Он опускает руку тебе на бедро. – За нами наблюдают, – шепчет он тебе в ухо. Ты никогда еще не видел его таким грязным, но его запах, мускусный, лесной, пьянит так, что у тебя кружится голова. Люблю тебя люблю тебя люблю тебя. В армии ты научился выдержке, но едва ли это поможет тебе справиться с порханием в животе, напряжением в позвоночнике и пылающими щеками. – Ты обдолбан. - Тобой. – Он выглядывает в окно, будто проверяет, нет ли камер. А затем целует тебя в шею, сзади. – Меня уносит от того, как ты вывернул руку тому парню, от того, что ты прячешь монтировку под одеждой, - он пробегается по ней пальцами. – От твоих седых волос и морщинок у глаз, - он прижимается к ним губами. – И от того, что ты и одного утра не можешь прожить, не ввязавшись во что-то опасное. - Это место едва ли было опасным, Шезза. – Звучащий в твоем голосе упрек смягчается тем, как сбивается твое дыхание, когда он тянется рукой вниз и трогает тебя через джинсы. – Ммфф… мы в такси. Он останавливается, но прижимается к тебе бедром. Ты кладешь пальцы ему на лоб, а потом проводишь рукой по грязным волосам. Лишенный своего привычного роскошного вида, он сейчас похож на бездомного. Должно быть, это и в самом деле расследование века. - Какого черта тут делает мой брат? – он трогает дверной молоток. – У него обсессивно-компульсивный синдром, он всегда машинально его поправляет. Еще не успев войти в дверь, ты слышишь, как на лестнице он возмущается присутствию Майкрофта. - Это я ему позвонил, - объясняешь ты. – Я все еще очень зол на тебя. В обращенном на тебя взгляде Шерлока больше раздражения, чем неприязни. Когда-то ты долгими бессонными ночами мучился, пытаясь разгадать его сокровенные чувства, а теперь ты легко читаешь его эмоции по выражению лица и тембру голоса. Сейчас ты считываешь не те чувства, которые хотел бы в нем разглядеть, но, по крайней мере, в этот момент он не врет. Поднимаясь наверх, они с братом обмениваются раздраженными репликами, в то время как в квартире Андерсон и другие члены Шерлокова фан-клуба обшаривают комнаты в поисках наркотиков. В оправдание своего поведения Шерлок называет единственное имя: Магнуссен. Оно звучит, как имя сказочного злодея, но ты с интересом наблюдаешь, как на бесстрастном лице Майкрофта это имя вызывает что-то похожее на легкий ужас. Он загадочно (но не слишком убедительно, и в половину не так пугающе, как рассчитывает) изрекает угрозы и разгоняет увлекшихся полицейских. Когда посторонние уходят, спор братьев становится ожесточеннее. Шерлок заламывает Майкрофту руку, прижимая его к стене и предупреждая, что не слишком разумно запугивать его, пока он под кайфом. Последнее, что ты должен чувствовать в этот момент, это возбуждение, но именно его ты и чувствуешь. Ты возникаешь за его плечом и самым грозным из известных капитану Уотсону тонов говоришь, безуспешно пытаясь скрыть нотки возбуждения: - Майкрофт, не говорите ни слова, уходите. Не то он порвет вас на мелкие кусочки, а мне эта перспектива не по душе. Ты протягиваешь ему зонт – в качестве последнего утонченного оскорбления, и он спускается вниз по лестнице и уходит в безразличный тебе мир, находящийся за пределами этих стен. Ты поворачиваешься, ловя на себе горящий взгляд Шерлока. - Не знаю, как мне удалось сдержаться, - говорит он и бросается к тебе. Движения его сколького языка заставляют тебя издавать звуки, противоречащие самому понятию мужественности, не говоря уж о понятиях врача и воина. Но прямо сейчас тебе на это совершенно наплевать. Он прижимает тебя к участку стены у двери и распахивает твою куртку, словно обложку книги. - О, монтировка, - он кидает на нее быстрый заинтересованный взгляд, а затем отбрасывает ее на пол. Твоя кожа почти вибрирует под бархатным прикосновением его губ, скользящих вниз, от шеи к груди, замирающих над пупком, а затем следующих обратно, словно подчиняясь призыву твоих жаждущих губ. Ты вжимаешься в него бедрами, шипя от того, как ощутимо его желание. - Мы не можем, - выстанывает он. – В моей спальне… Ты еще крепче сжимаешь его в объятиях и прикасаешься губами к тайному местечку у него за ухом. - Что? – выдыхаешь ты. – Что в твоей спальне? Он осторожно высвобождается из твоей хватки с таким видом, словно сейчас расплачется. – Ты знаешь, что там. Он пытается успокоить твои судорожно сжимающиеся руки, опуская на них свои ладони. – Я избавлюсь от нее. – На его лице то жестокое решительное выражение, которое появляется лишь тогда, когда он решает судьбу людей, причиняющих боль тем, кого он любит. – А пока мне нужно в ванную. Ты улыбаешься. - Это уж точно. - А потом, думаю, я должен ответить на кое-какие вопросы. - Да уж, немного прояснить ситуацию не помешало бы. Он исчезает в ванной, дверь спальни, скрипнув, отворяется. - О, привет, Джон. – Взмах ресницами и смущенно закушенная губа. Какие великолепные, какие действенные женские хитрости. Достаточно ли их будет, чтобы поставить тебя на колени. – Остальные ушли? Я слышала голоса… На ней его рубашка. В твоей хижине разума вновь принимаются мелькать картинки, донимавшие тебя весь этот месяц, когда ты безуспешно пытался заставить себя не думать о ней. Каждая следующая еще более изощренная, чем предыдущая. С твоих стиснутых рук капает на пол кровь. Ты едва вспоминаешь, что должен разыграть удивление от того, что встретил ее здесь. – Жанин? - Это был Майк? - Майк? - Да, его брат. - Майкрофт? - Его действительно так называют? - … да. Она отправляется в кухню. – О, уже так поздно, я опаздываю. Может, ты пока сваришь кофе? Ты смотришь на нее без выражения. Вот до чего ты дошел – готовишь кофе фальшивой возлюбленной твоего любовника. Для этого, наверно, ты выжил в Афганистане. Ты тупо пялишься в коробки с чаем на полке. - О, он теперь тут лежит, - она натянуто улыбается. – А где Шерл? Шерл. Шерл. – Он в душе. Уверен, он скоро выйдет. - Как и всегда, – она заговорщически улыбается. Ее голова просто прелестно смотрелась бы под твоим ботинком. Отбросив эту мысль как невозможную с медицинской точки зрения, ты смотришь на нее. Она направляется в ванную, и твоя печень просачивается в желудок. Ты слышишь, как из-за двери доносится его хриплое приветствие, словно реквием по твоему спокойному психическому состоянию. Когда она, наконец, уходит, разыграв представление с поцелуем, от которого тебя едва не тошнит, он (весь такой свежий, в роскошном костюме и, как всегда, благоухающий сосной) оборачивается к тебе и произносит: - Эпплдор. - Что? Он объясняет - хранилище, шантаж, холодные, как у акулы, глаза. Его губы неожиданно кривит презрительная гримаса. А через минуту отрицательный герой заявляется к вам собственной персоной. – Вот мой офис. У тебя мороз по коже от его стеклянного взгляда, не говоря уж об ощущениях, которые охватывают тебя, когда он использует камин, как туалет. Но даже в этот жуткий момент все твое внимание приковано к Шерлоку. Он неподвижен. В его глубоком уверенном голосе появляются намеки на дрожь. Это совсем не похоже на опасное заигрывание, звучавшее в его голосе во время диалогов с Мориарти, и на снисходительную издевку, с которой он общается с мелкими преступниками. К твоему ужасу он ведет себя, как до смерти перепуганный ребенок. - Ты заметил, какую невероятную вещь он сделал? - выдыхает он после того, как Магнуссен уходит. - Эээ, да. – Ты показываешь глазами на камин. - Он показал нам письма. - …хорошо. - Сегодня все решится, Джон. Я должен отправиться за покупками. - О. Он приходит в себя и смотрит на тебя. – Ты…ты все еще думаешь, что я спал с Жанин. - Да, такое приходило мне в голову. - Уверяю тебя, это не так, – он берет тебя за руку. Тепло его ладони возвращает тебя к жизни, ты снова обретаешь возможность ходить.– Я покажу тебе. Он ведет тебя в свою спальню, которая почти не изменилась с последнего раза, когда ты здесь был. Однако появилось несколько новых деталей, от которых у тебя сводит желудок. Флакон духов и маленькая розовая кожаная сумочка на комоде. Несколько платьев в шкафу. Приторный запах из душа. Ты вздыхаешь: - Что я должен увидеть? - Я не спал тут прошлой ночью, и позапрошлой тоже. Важно, чтобы Магнуссен верил, что я наркоман, чтобы он считал, что имеет надо мной преимущество. - Так. Ладно. И все же… почему она тут спала, если тебя даже дома не было? - Я… я точно не знаю, если честно. Женщины, отношения… Не моя сфера. Но я провел с ней вечер до того, как отправиться «за дозой». - Которую ты и в самом деле получил, нечего тут разыгрывать невинность. - Это правда. Ну… Ей, похоже нравилось оставаться тут. Она говорила, что так чувствует себя ближе ко мне, - он закатывает глаза. – Я не возражал, потому что, если Магнуссен будет считать, что мое слабое место – это Жанин, это едва ли можно счесть недостатком. – Он искоса смотрит на тебя. – Это отведет его внимание от тебя. - Так твое слабое место - я? – ты улыбаешься, его губы слегка изгибаются в ответ. – Очевидно. В животе у тебя разливается тепло, несмотря на то, что тебе по-прежнему кажется странным то, что Жанин здесь ночует. - У меня, конечно, бывали прилипчивые подружки, но даже они не остались бы на ночь у меня дома, если бы меня там не было. Как тебе удается не заниматься с ней сексом? - Честно говоря, Джон, я не готов заниматься сексом даже с тобой. - Что? - Я хотел сказать, я хочу, все время хочу, больше, чем чего бы то ни было… Но это серьезно. Ты – это серьезно. Ты переполняешь меня. Ты – это все. И если ты думаешь, что я могу просто включить эту опцию, когда изображаю влюбленного, то ты ошибаешься. Я не могу. Ты не знаешь, что на это ответить. Он берет тебя за руку. - Мне удавалось отвлекать ее. Хотя в последнее время она хочет все больше. Возможно, даже начинает что-то подозревать. - Если бы я готов был даже в душ к тебе запрыгнуть, лишь бы ты меня трахнул, я бы тоже начал что-то подозревать. Он смущенно соглашается. – Верно. Вид голого тела вызывает желание. Возбуждает. И так далее. - Да. – Ты смотришь ему в глаза. Он дергается беспокойно, отводит взгляд. - Ты… ты такого не чувствуешь? - С тобой. Только с тобой. Всегда. - О. – Ты кладешь ладонь ему на щеку, заставляя снова посмотреть тебе в глаза. - Когда я сказал, что твой, я говорил серьезно, Джон. Никого другого никогда не было и не будет. Поэтому, пожалуйста, не сомневайся во мне. Сегодня все закончится. Он наклоняется и целует тебя. Для начала едва касается губами. Он легко выдыхает тебе в рот, ты прихватываешь его нижнюю губу, медленно посасываешь ее, наслаждаясь. У него такой ясный вкус, вкус дома. Другого сравнения ты подобрать не можешь. Ты расстегиваешь единственную пуговицу на его пиджаке и спускаешь его с плеч на пол. - Я не хочу переполнять тебя, - говоришь ты. - Я не прошу о большей радости… - шепчет он и тянет тебя в кровать. – Я купаюсь в ней, как в море. Ты расстегиваешь пуговицы его рубашки, целуя каждый обнажившийся участок кожи. - Зачем я вообще одевался? – смеется он. - Ммм… - мычишь ты, - когда все это закончится, я заставлю тебя ходить голым, как минимум, неделю. Ты чувствуешь, как у него встает. Он ухмыляется. - Не думаю, что когда-нибудь пойму, почему нагота вызывает у людей такой восторг. Но тебе с радостью подчинюсь. - Даже моя нагота? - Ты, – выдыхает он, помогая тебе освободиться от свитера, – не тело. Ты - страна. - Он расстегивает твой ремень и спускает брюки. Его длинные пальцы обхватывают твою задницу. – Я никогда не устану изучать твои равнины, - он обхватывает сквозь трусы твой отвердевший член, - и возвышенности. Ты прижимаешь лбом к его лбу. - Ты и правда поэт, - он просовывает руку тебе в трусы, обхватывает член и двигает ладонью вверх-вниз, большим пальцем размазывая по головке каплю смазки. – Ммм… кто бы, - ты задыхаешься, едва не теряя равновесие, - кто бы мог подумать. Он стягивает трусы вниз по ногам. Ты ложишься на бок, и он вытягивается рядом. Ты целуешь его, обхватив лицо ладонями, целуешь так глубоко, что тебе начинает казаться, будто ты плывешь. Он отстраняется и с самодовольным видом облизывает ладонь. Твое дыхание срывается, а он только ухмыляется. А затем тянется вниз, туда, где ты пытаешься потереться об него, и прижимает твой сочащийся смазкой ствол к своему. Он обхватывает рукой оба ваших члена и двигает ею, с каждым разом увеличивая давление. Ты шипишь сквозь зубы и припадаешь к его губам. - Хочешь кончить вот так? - спрашивает он, и его глубокий голос пьянит тебя. - Да. Боже, да. Он двигается быстрее, ты толкаешься вперед, с радостью осознавая, что ты в его руках, в его искусных умных руках, способных творить добро или зло по его выбору. Его глаза закрыты, рот приоткрыт. Ты чувствуешь, как он замирает, когда свет проникает в твои клетки, собираясь в животе и в паху. Ты прикусываешь его губу, и он, содрогнувшись, вскрикивает и выплескивается на тебя. Нить разматывается, и миллион сияющих шипов пронзает тебя от сердцевины до каждого нервного окончания. Белое пламя поглощает тебя, и ты кричишь ему в плечо. Ты валишься на постель рядом с ним. Его глаза закрыты, он улыбается ясно, чисто и умиротворенно. - Останься, - говорит он, не обращая внимания на смятую постель. – На минуту! С его рук тягуче стекает ваша сперма, и он обнимает тебя одними предплечьями, чтобы не испачкать. Несколько секунд он удерживает тебя в объятиях. - Шерлок, - наконец, не без сожаления, говоришь ты. – Вымой руки, не то испачкаешь постель. - Мне все равно, - бормочет он тебе в волосы. Ты улыбаешься и целуешь его в губы. – Но что скажет Жанин? - Неважно. Она ее больше никогда не увидит. - Ты собираешься сделать ей предложение и бросить ее? Так просто? Он открывает глаза и смотрит на тебя. – Да. Тебя это шокирует? Ты вздыхаешь. – Нет. Рано или поздно мне придется примерно так же поступить с Мэри. Может быть, только с большими церемониями. - Когда? - Что? - Когда ты собираешься ей сказать? - После… после того, как мы сегодня туда влезем, полагаю. Он кивает. – Давай вставать. Мне снова нужно в душ. А затем нам надо кое-что купить.