Руководство пользователя

Когда он бодрствует, страх почти перестает тебя душить. Впервые за все время вашего знакомства ты не беспокоишься, что ему захочется вынуть из тебя что-нибудь, когда он вот так берет тебя за плечи, уделяя тебе все свое внимание. Когда он улыбается тебе вот так – спокойно, расслабленно, тепло – ты прекращаешь постоянно выглядывать на улицу и проверять надежность оконных задвижек. Он следует твоим медицинским распоряжениям о режиме питания и сна послушнее, чем ты мог надеяться. И ты улыбаешься сквозь комок в горле, глядя, как он старается съесть как можно больше, больше, чем ел когда бы то ни было, чтобы сделать тебя счастливым. Сердце твое бьется так сильно, что больно в груди. И даже ни на секунду не ослабевающая угроза появления Мориарти не стоит ничего по сравнению со счастьем каждое утро просыпаться в его объятиях, всей кожей ощущать, что он жив, чувствовать теплые руки на твоем животе, вдыхать запахи сна и леса и слушать тихий шепот на ухо. «Мы – мальчишки, мы вдвоем, неразлучные, гуляем», - напевает он. И от вибраций его глубокого голоса, что-то у тебя в груди рушится и отстраивается заново. Он раскрывается постепенно. Приносит кофе тебе в постель. - Не отравлен, - негромко уточняет он с чем-то, похожим на робость, в голосе. Распечатки с материалами расследования от Лестрейда и результатами вскрытий от Молли путаются в ваших простынях. В стремлении достичь совершенства – несмотря на твои заверения, что он давно уже его достиг, - он все утро мучает тебя чрезвычайно медленным минетом, поминутно прерываясь, чтобы спросить: «Так лучше? А здесь?» Будто бы он доктор, а ты его обезумевший задыхающийся пациент. Осенние листья наливаются алым за окнами вашей спальни, гармонируя с возбужденным румянцем, пылающим на его щеках. Когда ты спрашиваешь, как это ему удавалось так долго прятать от тебя эту часть своей личности – невозможного романтика под маской грубияна – он целует тебя в губы и отвечает просто: - Мне еще многое нужно исправить. - Не нужно, - ошеломленный еще одной сменой ролей, шепчешь ты, пряча лицо в ладонях, в три часа утра, в вашей постели. – Не нужно. Тебя, вероятно, не должно удивить, что он предлагает пригласить Мэри на рождественский ужин к его родителям. Он многие месяцы не виделся с ней и даже о ней не заговаривал, но все равно, когда он озвучивает свое предложение, ты поднимаешь глаза к потолку, смаргивая слезы, дышишь тяжело и прерывисто и сжимаешь кулаки. Он обнимает тебя и говорит: - Она защитит нас, если сможет, Джон. Ты можешь ей доверять. В каком-то смысле она спасла мне жизнь. Тебе все это видится не так – совсем не так – и ты, правда, не понимаешь, почему он ее защищает. Он почти не говорит о том, что вам предстоит, даже Магнуссена не упоминает. А Мориарти – тем более. Когда ты прочищаешь горло – в качестве неловкой прелюдии к предстоящему разговору – он своей большой рукой гладит тебя по шее, как будто бы накладывая безмолвное вето на эту тему. - Почему ты хочешь, чтобы она пришла? - Я просто подумал, что, когда родится твоя дочь, ты возможно… возможно, захочешь наладить с ней отношения, снова стать ближе. – Он редко заговаривает о будущем ребенке, но, когда это все же происходит, он всегда говорит «твоя дочь», и губы его вздрагивают, а взгляд делается задумчивым. И в такие минуты тебе хочется взять его лицо в ладони и сказать «наша дочь». Но ты не знаешь, как он на это отреагирует, и к тому же будущий ребенок принадлежит тебе не настолько, чтобы ты мог так им распоряжаться. - Спасибо, но я, правда, предпочел бы держаться от Мэри подальше. - Джон, - настаивает он, и ты переводишь на него взгляд. – Я не могу… мне невыносимо видеть тебя таким. Я знаю, что ты злишься и имеешь на это полное право. И на меня ты должен злиться тоже, потому что это я втянул тебя во все это. Это моя вина. Все это – моя вина. Но ты, благодаря своей врожденной исключительной сентиментальности, меня простил. И, думаю, было бы лучше, если бы ты смог простить и ее тоже. - Почему? Он переплетает ваши пальцы и сжимает твою руку. - Злоба – это не твое. Она тебя подавляет, и я не могу с этим смириться. - А тебе не кажется, что я подавлен вовсе не из-за этого, а из-за того, что к нам в окно в любую минуту может забраться наемник или чудом воскресший психопат и попытаться убить тебя? Я живу в смертельном страхе, что тебя отнимут у меня навсегда. - Я знаю, - он притягивает тебя ближе. – И все, что я могу ответить на это, это то – что я занимаюсь этой проблемой. И Мэри – тоже ее часть. Она сама сказала, что сейчас действует против Мориарти, тайно, и в опасный момент хочет быть рядом с тобой, чтобы защитить. Она хочет, чтобы ты оставался живым и здоровым, - ради вашей дочери. Прости ее, - он зарывается пальцами тебе в волосы. – Она нужна нам на нашей стороне. И, несмотря на кипящую внутри ярость, ты уже знаешь, что сделаешь это. По крайней мере, постараешься. Ты еще много лет назад сдался и принял тот факт, что не можешь устоять, когда он о чем-то тебя просит. И надо признать, что ты чувствуешь облегчение, думая о том, что в момент рождения ребенка сможешь находиться в больничной палате, не мучаясь злобой и подозрениями. - Что ты имел в виду, - спрашиваешь ты, - когда сказал, что ты занимаешься этой проблемой? Мне бы хотелось, чтобы ты держал меня в курсе. - Я и не собирался ничего от тебя скрывать, - он смотрит поверх твоего плеча на стену со своими записями и заметками, где только-только начал набрасывать мысли по поводу возвращения Мориарти. – Правда в том, что правды никто не знает. Исходное сообщение, присланное самым преданным пособником Мориарти, полностью анонимно. Слух может быть ложным, но риск слишком велик, чтобы посчитать это обычной случайностью. Майкрофт сейчас задействует все свои возможности, чтобы выяснить правду. - А ты? - Боюсь, что сейчас я несколько связан, - он с улыбкой глядит на тебя. – Не в том состоянии, чтобы носиться повсюду. К счастью, я обзавелся хорошим врачом. - Даже с проживанием. - Ага. И, кажется, меня срочно нужно немного подлечить. Во время одного из своих регулярных визитов в бывшую квартиру, ты неловко пытаешься пригласить Мэри на этот самый ужин, но она отказывается. Из-за нависшей над вами двойной угрозы - Магнуссен и Мориарти - приходится делать вид, что вы все еще поддерживаете отношения. Майкрофт требует, чтобы ты продолжал к ней ходить, и со стороны все выглядело так, будто ты пытаешься помириться. Иначе станет ясно, что твое слабое место теперь - Шерлок. Впрочем, ты подозреваешь, что это уже произошло - как может быть иначе? Любовь к нему поднимется откуда-то изнутри и горит на коже, словно следы от поцелуев. И в ночи, когда не спится, тебя все больше и больше мучает страх, что ты невольно выдашь его - неосторожной улыбкой или дурацкой попыткой отправить стихи со взломанного телефона. - Полагаю, у меня нет права спрашивать, - говоришь ты ее отекшим ногам. - Да нет, ничего такого. Я... правда, тронута. Просто на этот вечер у меня другие планы. - Оу... Она опускает глаза. Ты прочищаешь горло. – Это не связано с … - Нет! Господи, нет, - отвечает она. – Просто встречаюсь со старым другом. Ничего опасного, уверяю тебя, - она пытается улыбнуться, прижимая руки к животу. - Хорошо. В смысле... Конечно, я тебе верю. Ее скептический смешок повисает в воздухе. - Веришь? - Ну, свою жизнь я тебе, уж прости, не доверю. А жизнь Шерлока - тем более. Но ее, - ты указываешь подбородком на ее круглый живот, - ее - да. Думаю, ты доказала, что пойдешь на многое ради того, чтобы ее защитить. - Да уж, бьюсь об заклад, пойду. Твоя очередь улыбнуться. - Так ты американка? А мы с Шерлоком все гадали. Он никак не может понять, хоть и никогда в этом не признается. Но считает, что, скорее всего, американка. На этот раз, когда ваши взгляды встречаются, глаза ее смотрят прямо, а губы изгибаются в улыбке: - Так я тебе и сказала. Не то что бы это официальное примирение, но, уходя от нее, ты понимаешь, что впервые за несколько месяцев не сжимал кулаки. И жизнь твоей дочери в надежных руках - насколько это, конечно, в принципе, возможно. Слава богу, что можно не волноваться хотя бы о ней, сейчас, когда все силы нужно бросить на защиту твоего (все еще выздоравливающего) детектива. На Рождество по приказанию Майкрофта за вами прибывает длинная черная машина. В автомобиле Шерлок оборачивается к тебе и говорит: - Мне нужно кое-о-чем тебя спросить. Пожалуйста, ответь абсолютно честно. От этого зависит исход следующих нескольких часов. Уголок твоего рта невольно поднимается вверх. - Хорошо. - Ты еще хоть немного любишь Мэри? Видишь в будущем возможность примирения? Хотя бы такого, чтобы можно было просто общаться? Не только как родители ребенка, но и как приятели? Может, даже друзья? - он замолкает ненадолго, сжимая губы в свойственной ему манере. - Теперь, когда ты столько про нее знаешь, она все еще тебе небезразлична? И внезапно все напряжение последних месяцев словно разом обрушивается на твое лицо, сводя мышцы в гримасу усталости. - Да... Нет... Не знаю, - ты тяжело выдыхаешь. - Мы... мы... мы вместе создали человека. Полагаю, этот процесс связан с кое-какими чувствами, которые не так-то просто перечеркнуть. - Насколько далеко ты готов зайти, чтобы защитить ее? - В ее нынешнем положении? Сделаю все, что смогу. - А на что ты готов ради ребенка, полагаю, даже спрашивать не стоит? - Конечно. - Хорошо. - А в чем дело? Он тянется к твоей руке и перекладывает ее к себе на колени. - Мне важно было это знать, чтобы планировать то, что произойдет дальше. - Произойдёт дальше? Я думал, мы едем к твоим родителям? - Мххм... - Шерлок. - Джон, пожалуйста, верь мне! Я знаю, что не заслуживаю этого. Но очень прошу, просто верь. Это просто жалко, как легко ему тебя уломать. Но сил спорить нет. - Если то, что ты запланировал, поможет нам избавиться от Мориарти, я сделаю все, что ты попросишь. Чем бы оно там ни было. - Хмм... Ты взял пистолет? Ты обреченно вздыхаешь. - В кармане куртки? - Да. Потом тебя по-настоящему представляют его Родителям, и ты погружаешься в теплую семейную атмосферу. Мамуля сдувает с тебя пылинки и улыбается исподтишка. Отец же - высокий, невозмутимый, породистый, одетый так, как ты будешь одеваться лет через 30 - спокойно тебе кивает, и ты расцениваешь это, как одобрение. Вообще-то тебе хотелось бы задать ему кое-какие вопросы, но ты никогда их не задашь, а он, в любом случае, не ответил бы. - Спасибо, - шепчет он тебе, когда вы сидите в гостиной, спрятавшись от его блистательной супруги и докучливых сыновей. – Я знаю, что вы для него сделали. Вижу. Когда я услышал, что он снова взялся за старое… Не могу описать, как мне было страшно, Джон. Снова гадать, добьет ли эта гадость моего младшенького в этот раз... Ты улыбаешься, не в силах посмотреть ему в глаза. Они так напоминают глаза Шерлока в те редкие моменты, когда он не пытается прятать нежность. - Понимаете, его мозг не в силах со всем этим справиться. Слишком много данных. Куда проще слегка отключиться. Думаю, для этого он и прибегал к наркотикам. Он ведь очень чувствительный. Уверен, вы это уже поняли. - Ну да. Довольно много времени потребовалось, чтобы это выяснить. - Он отлично умеет отталкивать людей, но на самом деле они нужны ему. Особенно теперь, когда он вернулся. Он стал… мягче, вам не кажется? Пожалуйста, присмотрите за ним! Я знаю, вы это сделаете. И… спасибо. На глаза наворачиваются непрошенные слезы. Шмыгнув носом, ты киваешь. - Я твердо намерен именно этим и заниматься. Он смотрит на тебя и улыбается теплее, чем твой собственный отец. И улыбка его – тоже, несомненно, улыбка Шерлока. - Я знаю, Джон, - говорит он, наконец. Снотворное начинает действовать как раз, когда ты разговариваешь с Майкрофтом. Его глаза распахиваются, потом сощуриваются. И – к твоему ужасу – окончательно закатываются. А затем он шлепается лицом в собственный ноутбук. - Какого черта ты наделал? Шерлок смотрит на часы: - Точно по расписанию. У тебя сбивается дыхание. Это все Билли Уиггинс – мелкий засранец! Ты никогда ему не доверял! И то, как он смотрел на тебя или на Шерлока тебе не нравилось. Он еще и приобнять за плечи тебя пытается, но ты отшвыриваешь его с такой силой, что он едва не летит через всю комнату. - Ответ на твой вопрос, Джон, - говорит Шерлок, надевая пальто, - сделка. Вот что я сделал. Заключил сделку с дьяволом. И ты гадаешь, удастся ли ему на этот раз понять твой взгляд? Позволит ли его напускная социопатия прочувствовать все негодование, которое ты в него вкладываешь? Он оборачивается и смотрит прямо тебе в глаза. И тебе ненавистно, что во взгляде его отражается все, о чем ты успел и не успел подумать. – Ты ведь хочешь спасти их, Джон? Мэри и вашу дочь? Руки твои так и тянутся к его шее. - Конечно. Больше всего на свете. Очень хочу! Он подходит ближе, так, что губы ваши оказываются на расстоянии вздоха. – Ну, а я хочу спасти тебя. И мне сейчас все средства хороши, Джон. Он подает тебе твою куртку. Но его-то кто спасет? На то, чтобы понять его план, у тебя уходит прогулка через летное поле, тряска в вертолете и долгие минуты созерцания его передвижений через проектор. И когда он бросается в огонь, чтобы тебя спасти, бросается с твоим именем на устах, выкрикнутым так яростно – а ты-то думал, что произносить его он способен только спокойным баритоном, - вот тогда ты понимаешь. В свете пламени так ясно становятся видны приоритеты. Только тогда до тебя доходит, что он планировал убить Магнуссена твоим пистолетом. Возможно, не все было заранее спланировано: позже он признается, что в существование подвалов на самом деле верил. Но он, действительно, собирался убить его – ради тебя, твоей жены и вашего ребенка. Он все спланировал – за исключением появления третьей фигуры. Которая стоит сейчас между вами – тобой, сжимающим кулаки, и им, устало опустившим плечи. Ее волосы снова скрыты темной тканью. - Мне пришлось это сделать, - говорит она. Черная ткань натягивается на ее животе. И тебе нечего сказать. - Беги, - говорит Шерлок. – Мы задержим людей Майкрофта. Думаю, у тебя спланированы пути отхода. Или нет? Все провалилось, верно? – он кажется искренне обеспокоенным. - Что случилось, Мэри? - Жанин. Должна была обеспечить мне отход, - она пожимает плечами. – Но нашла лучшее предложение. Не беспокойтесь. Я сдамся добровольно. - И я должен просто позволить тебя арестовать? В то время, как ты на восьмом месяце беременности? Моим ребенком? Черта с два! - Лучше тюрьма, чем то, что запланировал для меня Мориарти. Чем бы оно там ни было. Для нас сейчас это самое безопасное место. - Ну, нет уж. - Она права, Джон. Майкрофт защитит ее, если я попрошу. И я лично удостоверюсь, что ей обеспечат надлежащий уход. А после рождения ребенка ты сможешь их навещать. - А дальше что? Мой ребенок будет расти в тюрьме? - Нет, - отвечает Мэри. Выстрел был первоклассным, ее даже не забрызгало кровью. Пистолет все еще у нее в руках, и они нисколько не дрожат. – Нет… на самом деле, я не знаю. У меня есть кое-какая информация. То, что ты, - она подбородком указывает на Шерлока, - пропустил во время своей отлучки. И я с готовностью поделюсь ею в обмен на защиту. - Какую еще защиту? - Защиту свидетеля. - Значит, я никогда не увижу нашу дочь? - А ты хочешь ее увидеть? - Конечно, хочу! О чем ты вообще говоришь? - Джон, ты только что спросил, будет ли она расти в тюрьме. Из этого я сделала вывод, что единственный вариант, который ты рассматриваешь, - тот, что она останется со мной. Это правда. Тебе и в голову не приходило, что в какой-то из возможных реальностей ребенок может остаться с тобой. В мозгу у тебя вихрем взметаются факты, никак не желая складываться в законченную картину. И ни один из них не объясняет, почему тебя не покидает ощущение некой неправильности и собственной вины. Представить только, что вы с Шерлоком обычно вытворяете вместе… Где тут найти место для младенца? - Я не смогла бы… не смогла бы забрать ее у тебя после всего, на что ты пошел, чтобы ее защитить. Как я могу? - Думаешь, есть иное решение? - Есть, - объявляет Шерлок, беря за руку тебя и – к твоему ужасу – и ее тоже. – И я все сделаю, чтобы оно осуществилось.