A Thin Veil

      «Эмма…»       Я лежала с закрытыми глазами, стараясь сохранить глубокое спокойное дыхание, и внимательно вслушивалась в шепот Реджины. Если я покажу, что уже не сплю, женщина перестанет говорить.       Это началось спустя месяц после того, как она начала учить меня магии. Однажды ночью, я проснулась от звука ее голоса. Не открывая глаз, я прислушалась и поняла, что Реджина разговаривала не со мной, она скорее озвучивала собственные мысли. В такие моменты она могла сказать то, что никогда бы не сказала мне в лицо. Она знала, что это будет подпитывать мою навязчивую идею оживить ее. Поэтому я всегда продолжала притворяться спящей, слушая ее ночные откровения.       Думая, что я не слышу ее, Реджина полностью открывала свою душу в такие моменты. А я влюблялась в нее все больше.       В ту первую ночь она впервые призналась, что любит меня. И хотя я не могла ей ничего ответить, каждая частичка меня впитала ее слова. Вскоре, она повторила свое признание мне днем. Ощущения были как в первый раз.       Она много чего говорила за последние месяцы, думая, что я сплю. Обо всем. Но в основном она высказывала свои самые тяжелые мысли, которые бы никогда не решилась никому озвучить. Она рассказывала мне о своих страхах: как мучается, что ее смерть так сильно отразилась на Генри, как переживает, что наши попытки вернуть ее так и не увенчаются успехом, как боится двигаться дальше, не хочет отпускать меня и Генри, что боится будущего.       Она рассказывала мне о своих надеждах: что я могла бы быть счастливой без нее, если у нас ничего не получится, могла бы найти и полюбить кого-то другого, что Генри вырастет таким же упрямым, как я, и хитрым командиром, как она, что он всегда будет любимым, в безопасности и не встретит таких же жизненных трудностей, какие были у нее, она надеялась, что ее будут помнить не только за все те ужасные вещи, что она совершила.       Но в основном… в основном она извинялась. В тишине ночи она шептала извинения. Извинения и мечты. Это было похоже на исповедь. И это больше всего затрагивало мою душу. Одновременно они разбивали мне сердце и толкали вперед. Она извинялась за все то время, что мы враждовали, что она раз за разом отталкивала меня, за все жестокие слова, что говорила мне, препятствовала общаться с Генри, за Грэмма, за попытки убить мою мать, но больше всего, она извинялась за время, что мы с ней потеряли впустую, ненавидя друг друга.       Ее мечты… они были самыми душераздирающими и разрушающими для меня. Она мечтала увидеть меня больше, четче, ярче, не через призму собственной ненависти, страха и гнева. Она хотела так много мне сказать: что на самом деле всегда уважала и заботилась обо мне, даже когда вела себя жестоко, что она гордилась теми чертами характера Генри, которые он унаследовал от меня, что она была благодарна за каждый раз, когда я спасала ее от разгневанной толпы, когда поддержала ее, идя против своих родителей. Она хотела прикоснуться ко мне. Просто позволить себе любить меня. Если бы была возможность повернуть время вспять, она бы была честна с Генри с самого начала. Она хотела, чтобы у нас с ней было больше времени друг для друга. Чтобы у нее был шанс полюбить меня и стать любимой намного раньше.       Эти признания, шепот в темноте, робкие секреты значили для меня намного больше, чем все слова, которые когда-либо могли быть сказаны. Они проникали в мое сердце, становились частью меня, давали мне силы, веру и мужество продолжать, даже когда я чувствовала отчаяние. Я была в тупике, но сдаваться не собиралась.       Так что да, ради таких откровений Реджины, я притворялась спящей. Это было красиво, захватывающе. Это было всем для меня.       Некоторое время Реджина молчала, желая убедиться, сплю ли я. Тихо вздохнув, она продолжила.       «Я не буду винить тебя, если у тебя ничего не получится», - прошептала она, и я почувствовала, что сердцебиение предательски ускорилось. Мы со Снежкой заснули в библиотеке: она - на соседнем стуле, а я - положив голову на свои сложенные руки на холодном столе. Мы провели тут более двенадцати часов, и просто в какой-то момент отключились из-за усталости. Я проснулась от голоса Реджины, как всегда. Он будто проникал в мою душу, я не могла его игнорировать, да и не хотела.       «Я не буду ненавидеть тебя и не буду разочарована», - продолжала она. Ее голос был нежным и немного срывался. Она плакала. – «Никто и никогда не боролся за меня так яростно, так страстно, как ты. Эмма, я люблю тебя за это. Я люблю тебя больше, чем считала вообще возможным и мне так ужасно жаль, что я осознала это слишком поздно. Но я надеюсь, что ты остановишься. Я надеюсь, что ты отпустишь меня. Я хочу, чтобы ты двигалась дальше».       Долгое время она молчала. Я уже подумала, что Реджине больше нечего сказать, и чуть было не подняла голову, но как только я собиралась пошевелиться, она снова заговорила. Ее голос дрожал еще сильнее.       «Я не хочу, чтобы ты делала это с собой ради меня, чтобы ты причиняла себе столько боли ради меня. Смотреть, как ты страдаешь – самое страшное проклятие для меня».       Господи, мое гребаное сердце было разбито, душа разорвана в мелкие клочья. Мне так хотелось ее обнять, заставить понять, что я просто не могу остановиться. Я не могу отпустить ее, потерять свою настоящую любовь. Это было для меня настоящим проклятием. Никто не мог этого понять. Реджина и Снежка правда думали, что я смогу прожить остаток своей жизни, зная, что Реджина застряла между мирами и не могла идти дальше из-за меня, где я могу видеть и говорить с ней, но никогда не смогу быть с ней по-настоящему? Неужели они и правда ожидают, что со мной будет все хорошо, что я выдержу эту пытку пятьдесят, шестьдесят или семьдесят лет? А Реджина, что будет с ней? Правильно ли будет позволить ей так же страдать? Ни черта подобного. Это было не правильно. Как они вообще могли ожидать от меня такого?       «Когда вы были в Зачарованном Лесу», - мягко сказала она. – «Я сказала Генри, что не умею любить всем сердцем, но с тобой, Эмма, я становлюсь лучше. Я думаю, что мы обе могли бы стать лучше вместе, научиться чему-нибудь друг у друга. Я думаю, что смогла бы любить тебя всем сердцем. Но мне кажется, что у нас уже не будет шанса на это. Выхода нет. Поэтому, пожалуйста, Эмма… Пожалуйста, остановись».       Она снова тяжело вздохнула. Тихий всхлип боли вырвался из ее горла. Медленно выдохнув, она прошептала:       «Я хочу, чтобы ты остановилась».       После этого она больше ничего не сказала. А я продолжала лежать, не двигаясь, думая над ее словами. Она не должна узнать, что я слышала каждое ее слово. Слезы тихо падали на стол, сердце разрывалось, а надежда все больше умирала во мне. В тот момент я думала, что проиграла.       Через неделю надежда была все призрачней. С каждой чертовой бесполезной книгой, она все больше и больше покидала меня. Снежка приходила в библиотеку каждый день, в основном вечером или в перерывах на обед из школы. Я была благодарна ей за это. Она продолжала помогать мне, просматривать бесконечные стопки книг и ни разу не предложила мне остановиться, не сказала, что это невозможно, и что я должна жить дальше. Снежка просто сидела рядом со мной в тишине и читала. Это поддерживало меня, успокаивало, отвлекало от той черной депрессии, что поселилась у меня внутри.       Я уже была готова биться головой об стол, кричать, лишь бы остановить боль и шум в голове, когда тихий, такой родной голосок окликнул меня с другого конца комнаты:       «Мам…»       Сердце мгновенно забилось быстрее, голова резко взметнулась вверх и я уперлась взглядом в своего сына. Он стоял в нескольких футах от стола и смотрел на меня в ужасе.       «Г-генри? Что ты здесь делаешь, малыш?», - мой голос был хриплым, а взгляд сразу метнулся вправо, где, я знала, стояла Реджина.       Ее красивые глаза были широко раскрытыми и полные слез. Она просто пожирала глазами нашего сына, смотря на него, как будто он был самым ценным сокровищем в мире. Мне было так больно от того, что она не может коснуться его, или хотя бы поговорить с ним.       Когда я повернулась к Генри, то заметила решимость в его взгляде. Я видела уже этот взгляд тысячу раз, прежде чем разрушилось Проклятие. Он вел себя так, как будто был на одной из своих миссий, несмотря на то, что его губы дрожали, а в глазах стояли слезы. Но голос его был ровным, когда он заговорил и подтвердил мои опасения:       «Я хочу помочь».       За его спиной стояли Снежка и Дэвид. Вид у Снежки был виноватым. Кровь резко ударила мне в голову.       «Это ты рассказала ему? Ты рассказала им обоим?»       «Эмма, я», - начала было Снежка, но я резко прервала ее.       «О чем ты, черт возьми, думала? Ты вообще думала в этот момент?» - спросила я, вставая со стула и грозно надвигаясь на свою мать. Схватив ее за локоть, я вывела ее из комнаты, оставляя Генри и Дэвида позади. Когда они точно не могли нас услышать, я повернулась и свирепо посмотрела на нее.       «Прости, дорогая», - тут же выпалила она. Она потянулась руками к моим рукам, и, к своему удивлению, я не отстранилась. – «Но чего ты от меня ожидала?»       «Я ожидала, что ты будешь держать язык за зубами!» - зарычала я на нее.- «Я ожидала, что ты будешь молчать в интересах Генри».       Ее глаза мгновенно вспыхнули злостью, и следующие ее слова повергли меня в шок.       «Не смей мне читать лекцию о том, что будет лучше для моего внука, Эмма Свон, когда сама даже не в состоянии ухаживать за ним вот уже несколько месяцев. Генри нужна мать, а ты даже не можешь этого понять».       Черт. Это задело.       «Я согласна», - услышала я голос Реджины, внезапно появившийся возле меня.       Твою ж мать. Это задело еще сильнее.       «Ты с ней заодно?», - недоверчиво спросила я. – «Может ты и мертва, но ты все еще Реджина, а она – Белоснежка. Ты ненавидишь ее, помнишь? Какого черта, Реджина? Я же твоя истинная любовь и все такое. Неужели ты не должна автоматически поддерживать меня во всем?»       Я знала, что выгляжу идиоткой. Слышала, какую чепуху несу, но я была на грани. Злиться было намного проще, чем попытаться понять и согласиться с ними. Это держало меня на плаву.       Реджина фирменно изогнула бровь и скрестила руки на груди. И тут я заметила, что Снежка приняла точно такую же позу. Да какого черта тут происходит? Я не заметно для себя попала в Королевство Кривых Зеркал? Это было чертовски странно и ужасно меня пугало. А что еще ужаснее, они даже не подозревали, что ведут себя сейчас одинаково. Ну, по крайней мере, Снежка. Реджину это видимо просто не волновало.       «Видишь? Даже Реджина согласна со мной», - сказала Снежка. Я захотела стереть это самодовольное выражение с ее лица в тот момент. – «Спасибо, Реджина», - добавила она, ее глаза при этом пристально смотрели на меня. В самом деле, зачем ей переводить взгляд, если она все равно никого бы не увидела.       «Серьезно, ты даже не видишь ее, так что прекрати», - раздраженно сказала я. Казалось, я вот-вот достигну точки кипения. Я так не хотела, что бы Генри узнал все это. Мне не хотелось давать ему ложную надежду, что могу вернуть ему мать, которая всегда лучше заботилась о нем, чем когда-либо смогу я, а потом не выполнить этого.       Снежка полностью проигнорировала мои слова.       «Дело в том, что Генри нуждается в тебе, Эмма. И он имеет право знать. Он имеет право знать, что с тобой происходит. Все в городе знают, что ты уже несколько месяцев не вылезаешь из библиотеки, но никто не знает почему. Некоторые думают, что ты просто сошла с ума. Это то, чего ты добиваешься?»       «Мне плевать!», - крикнула я, слезы потекли по щекам. – «Мне все равно, что думают обо мне другие. Я не хотела, чтобы Генри узнал. Я доверяла тебе, а ты рассказала ему. Как ты думаешь, Снежка, что сейчас произойдет? А я скажу тебе. У него появится надежда. Он будет ожидать результатов. А что если я не… что если у меня не… ты этого хочешь?»       Взгляд Снежки мгновенно смягчился, и она подошла ближе. Взяв мою руку в свои, она прошептала:       «Пусть лучше у него будет надежда, чем он будет думать, что его мать бросила его без причины. Ему нужны ответы. Он боится, что ты ушла от него, потому он тебе больше не нужен. Ему нужно узнать правду».       Я тяжело вздохнула, понимая, что не могу ей возразить. Она права. А я даже не поняла всего этого, не поняла, как Генри может расценить мои действия. Это опять разбило мне сердце. Я знала, что значит быть оставленным, покинутым, нелюбимым. Как же я могла допустить, чтобы мой ребенок почувствовал то же самое. Черт возьми, да что со мной происходит?       Господи, я чувствовала себя такой разочарованной, разбитой. Наклонившись вперед, я положила голову маме на плечо и позволила ей обнять себя. Сейчас я нуждалась в этом. Мне нужна была близость, забота, и в последнее время только она могла мне это дать. И это помогло.       «Как насчет Дэвида?» - спросила я, чувствуя, как она нежно гладит меня по спине. – «Уверена, он был просто в восторге от того, что из всех людей на планете, именно Реджина оказалась моей Истинной любовью. Ни один из вас не похож на ее преданного фаната».       Снежка тихонько рассмеялась.       «На самом деле ему больше разбило сердце то, что ты потеряла свою настоящую любовь, чем то, что ею оказалась Реджина. Он любит тебя, Эмма. Мы оба любим тебя. Возможно, если бы были другие обстоятельства, то мы бы не так спокойно это все приняли. И мне стыдно за это, честно. Но рано или поздно мы бы точно все поняли и приняли. Еще до твоего рождения, мы всегда говорили, что нам будет все равно, кого полюбит наш ребенок, только бы он нашел свою любовь и был счастлив».       «Кроме того», - дерзким тоном начала Реджина, ухмыляясь. – «Я - самый лучший вариант, дорогая. В конце концов, они сами поняли бы это».       Я почти рассмеялась вслух. Боже, мне, правда, стало легче. Отстранившись от Снежки и вытерев руками слезы, я все еще думала о том, что только что произошло. На меня как будто упал метеорит понимания.       «Что смешного?» - спросила Снежка.       Я засмеялась еще громче. Но увидев совсем недоуменный взгляд матери, сказала.       «О, ничего. Просто дружелюбный призрак по соседству. Ничего более».       Реджина игриво посмотрела на меня и закатила глаза, видя, как Снежка внимательно всматривается в пространство. Конечно, женщина понятия не имела, где на самом деле стоит Реджина, хотя та находилась всего в полуметре от нее.       «Реджина, лучше не дразни меня».       «Даже и не думала, дорогая», - ответила Реджина и показала Снежке язык, хотя прекрасно знала, моя мать не может ее не видеть, не слышать.       Реджина улыбалась мне. Ее улыбка была такой искренней. Несколько месяцев я не видела ее такой беззаботной, и это согревало меня с ног до головы.       «Ладно, пойдем, поговорим с Генри», - тихо сказала я, жестом приглашая их следовать за собой. Лучик надежды снова согревал меня изнутри.       Мы могли сделать это, все мы… вместе.