A Thin Veil

      После того, как я согласилась, чтобы Генри помогал мне, он быстро заявил, что первым делом, нам, конечно, нужно дать название нашей маленькой миссии. Ему потребовалось всего пять секунд, чтобы назвать нашу операцию «Спасти Королеву». Не самое оригинальное название, но это заставило Реджину улыбнуться, и этого было достаточно для меня. Плюс, приятно было видеть, как огонек вновь зажегся в его глазах. Черт, мне было просто приятно снова увидеть своего сына. Сейчас я даже не понимала, как могла прожить без своего малыша несколько месяцев. Мне было так стыдно за свой эгоизм.       Я хотела сразу же снова усесться за свои книги, но Снежка мне помешала. Она потребовала, чтобы я хотя бы выбралась, наконец, из библиотеки и размяла ноги, подышала свежим воздухом, прежде чем снова вернуться к работе. Мне пришлось прикусить язык, чтобы сдержаться от едкого высказывания в ее адрес. Она же знала, как мое занятие важно для меня, и свежий воздух сейчас интересовал меня меньше всего. Все чего я хотела – как можно быстрее найти ответ, как вернуть Реджину. Но увидев, какими умоляющими глазами смотрел на меня Генри, я сдалась. Ему хотелось провести со мной хоть немного времени, погулять вместе… как же, черт возьми, я могла ему в этом отказать?       Более того, даже Реджина смотрела на меня своим самым суровым взглядом.       «Эмма Свон, если ты сейчас же не пойдешь на прогулку с нашим сыном, я клянусь…»       Вообще-то я не боялась ее. Она же ничего не сможет мне сделать, учитывая обстоятельства. Но и расстраивать ее лишний раз совершенно не хотелось. Наоборот, хотелось сделать ее хоть чуточку счастливее. Так что, я согласилась.       Оставив Дэвида и Снежку в библиотеке с Реджиной, хотя родители даже не подозревали об этом, мы с Генри вышли на улицу. Я понятия не имела, куда бы нам пойти, учитывая, что я несколько месяцев почти никуда не выходила, так что просто оставила право выбора дороги за сыном. Ему всегда нравились руководящие роли, так почему бы и нет?       Мы шли по улицам Сторибрука, и я изо всех сил старалась отвлечься от своей душевной боли и внутренней борьбы, просто наслаждаться временем, проводимым со своим сыном.       Я удивилась, поняв, куда нас вел Генри, но ничего не сказала вслух, продолжая молча следовать за мальчиком по кладбищу, наслаждаясь непривычными ощущениями холодного воздуха на своей коже. Парень взял меня за руку и свернул к склепу. Это напомнило мне первую неделю после смерти Реджины, когда мы каждый день официально одевались и приходили к ее склепу, а потом шли через все кладбище обратно к машине, молча держась за руки. Возможно, именно сюда нам и нужно было сейчас вернуться, чтобы возродить наши непростые отношения.       Мы шли в тишине в течение долгого времени, медленно минуя надгробия. Наши переплетенные руки мягко покачивались взад-вперед между нами. Мы оба смотрели либо себе под ноги, либо куда-то вдаль, и я сомневалась, стоит ли мне нарушать наше мирное молчание. Мне нужно была извиниться перед ним, за все, что произошло, за то, что я была так погружена в себя, забыв, что мальчик в это время нуждался как никогда именно во мне. Я боялась, что мне не хватит всех слов в мире, чтобы выразить, как я сожалею. Поэтому я молчала, в глубине души надеясь, что Генри и так все понимает без слов, знает, что я люблю его больше всех на свете и никогда от него не откажусь. Я надеялась, что он понимает, что все, что я сделала, было ради него и Реджины, ради нашего общего будущего.       «Так вы с мамой, правда, любите друг друга?» - спросил Генри. Я была так глубоко погружена в свои мысли, что чуть не подскочила от неожиданности.       «Похоже, что так, малыш», - откашлявшись, ответила я, не отводя взгляда от травы под своими ногами. – «Ты не против этого?»       Он затих на несколько минут, прежде чем тихо сказать.       «Я думал об этом с тех пор, как мне рассказала об этом бабушка. Я всегда считал, что Спаситель должен уничтожить Злую Королеву, но теперь мне кажется это неправильным. Я думаю, что ты должна спасти всех, особенно мою маму».       Мое сердце сжалось в комок от осознания, что я не смогла спасти его маму. Я не смогла спасти Реджину, и сейчас мне все еще это не удается. Какой же я Спаситель. Я не чувствую себя им, я вообще больше почти ничего не чувствую, кроме боли.       «Полагаю, я не самый лучший Спаситель», - тихо произнесла я виноватым голосом. Грудь сжало невидимыми тисками, дышать стало тяжело.       Я посмотрела на своего сына. Его глаза были на мокром месте, кончик носа покраснел, а губы едва заметно дрожали. Но следующие слова он произнес спокойным уверенным голосом, и они поразили меня до глубины души.       «Я думаю, что ты спасла ее. Ты изменила ее. Ты сделала так, чтобы она захотела стать хорошей. Она пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти тебя и Снежку тогда у колодца, и это сделало ее героем. Понимаешь? Это ты спасла ее. Ты Спаситель, Эмма. Ты просто должна верить в себя, и тогда обязательно найдешь способ, как вернуть маму. Я уверен, что ты можешь сделать это, и я помогу тебе».       Слезы наполнили мои глаза и скатились по щекам прежде, чем я смогла вытереть их. Мягко сжав ладонь Генри, я призналась:       «Если бы я умела верить так же, как ты».       «В моей книге, ситуация всегда становится хуже перед тем, как стать лучше. Ты просто должна верить, что победишь, и так оно и будет», - сказал он мне таким тоном, будто это было самым логичным в мире. И да поможет мне бог, я действительно ему поверила.       «Надеюсь, что ты прав, малыш», - тихо сказала я. Отпустив его руку, я мягко притянула его за плечи ближе к себе. Мне нужна была близость в этот момент. Я нуждалась в нем, как в глотке свежего воздуха. И Генри ответил мне. Он обнял меня своей маленькой ручкой за спину и уткнулся головой в бок. Так мы продолжали не спеша идти дальше.       Через некоторое время мы подошли к склепу. Генри потянул меня на лужайку перед большим каменным зданием, и мы сели прямо на траву. Его щеки были влажными от слез, как и мои. Мне так хотелось поддержать его сейчас, сказать что-то утешительное. Но красноречие никогда не было моей сильной стороной. Вот Реджина всегда умела найти нужные слова для него, даже когда он не хотел ничего слышать. А я чувствовала себя совершенно беспомощной.       Не знаю, сколько мы сидели так в тишине, прежде чем Генри снова заговорил первым, казалось, прошло несколько часов.       «Я скучаю по ней», - прошептал он.       Мое горло сдавило, даже глотать стало больно. После этих его слов мне нельзя снова промолчать, прикрывшись жестами. Я должна была что-то ответить ему, стиснув зубы и собрав все свое мужество, даже если это означало заплакать на глазах у сына.       «Ты действительно можешь видеть ее?», - тем временем продолжил Генри дрожащим голосом. – «Бабушка сказала, что ты все еще можешь видеть ее и разговаривать с ней, хотя никто больше этого не может».       «Да, Генри, могу», - разочарование, появившееся на его юном лице, разбило мне сердце. Я знала, как ему хотелось увидеть ее, поговорить с ней. Так что я почувствовала себя еще более виноватой за то, что до сих пор не нашла способ вернуть ее.       И вдруг меня осенило.       «Генри, если хочешь, то ты тоже можешь с ней поговорить», - сказала я мальчику. Его глаза моментально загорелись, хоть он был и удивлен. – «Она может видеть и слышать тебя. И если ты, правда, хочешь с ней поговорить – это будет очень много значить для нее. Я смогу передать тебе все, что она скажет в ответ. Хочешь попробовать?»       «Думаешь, она захочет со мной разговаривать?» - несмело спросил он. – «Думаешь, она скучает по мне, мам?»       «О, Генри, она безумно скучает по тебе!» - судорожно выдохнула я, почувствовав, как слезы опять начинают меня душить.       Мальчик хныкнул и тут же отвернулся от меня, пытаясь вытереть руками слезы, но затем кивнул, и это было все, что мне было нужно.       Я закрыла глаза и призвала свою магию, чтобы вызвать Реджину. Это ужасно утомляло меня каждый раз, но мне было все равно. Все, что меня всегда заботило, чтобы Реджина просто была со мной рядом. Мне становилось легче от ее присутствия. Я услышала, как Генри удивленно вздохнул, хотя он и раньше уже встречался с магией. Моя кожа на мгновение засветилась белым ярким свечением, а потом свет опять погас.       Открыв глаза, я увидела Реджину, стоявшую передо мной с мягкой улыбкой на лице. Но женщина смотрела не на меня. Она смотрела на Генри, ее темные глаза светились любовью и преданностью. Это заставило мое сердце забиться быстрее. Они были моей семьей. Всегда были. Как же я не понимала этого раньше.       «Она здесь?» - спросил меня Генри. Его взгляд хаотично метался по поляне перед нами, хотя он и понимал, что в любом случае не сможет ее увидеть.       «Да», - одновременно ответили мы с Реджиной, но Генри услышал только мой голос.       «Скажи ей…», - начал было мальчик, но я мягко сжала его руку, останавливая.       «Скажи ей сам, Генри», - Реджина опустилась на траву с другой стороны от Генри. – «Она сидит рядом с тобой», - указала я рукой в том направлении. – «Просто поговори с ней».       Он провел рукой по своей щеке, нервничая, и еще раз удивленно посмотрел на пустое пространство рядом с собой.       «Я… я скучаю по тебе, мама», - прошептал он. Клянусь, я готова была умереть на месте. Мне так больно было смотреть на своего сына и Реджину в этот момент. Я хотела, чтобы они смогли нормально поговорить, коснуться друг друга по-настоящему, а не так… Мне так многого хотелось для них, для нас.       Слезы потекли из глаз Реджины, когда она протянула руку к щеке Генри. Я отдала бы все что угодно, лишь бы мальчик смог почувствовать ее нежное касание, чтобы они оба смогли.       «Я тоже скучаю по тебе, Генри», - прошептала Реджина. Мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем я смогла передать ее послание нашему сыну.       «Она сказала, что тоже очень сильно скучает по тебе», - прохрипела я, мягко коснувшись его спины, надеясь хоть немного утешить его, зная, что это было трудно для него. Все было так трудно для него в последнее время.       Его голос был надломленным, мысли спутались, поэтому мальчик, запинаясь, произнес:       «П-прости меня, мама. Мне ж-жаль, ч-что я так относился к тебе р-раньше. Ты моя м-мама, и я… Я люблю тебя очень сильно».       Гортанный всхлип разорвал тишину кладбища, и в тот момент я честно не знала, был ли он моим или Реджины, а может нашим общим. В любом случае было больно. Больно, но так прекрасно, потому что были вещи, которые рано или поздно должны были прозвучать. Генри, наконец, выпал шанс искупить свою вину перед Реджиной. И она сейчас точно узнала, что он любит ее, и любил всегда. Это было всем для нее, для меня.       Реджина быстро заговорила, хотя голос ее дрожал, и мне пришлось приложить усилия, чтобы поспеть за ней.       «Мне тоже жаль», - говорила я, повторяя слова Реджины. – «Я люблю тебя больше, чем ты можешь себе представить, Генри. Я сделала много вещей, которыми совершенно не горжусь, но ты… я горжусь тобой. Ты – лучшее, что со мной случалось. Пожалуйста, поверь в это. И Генри…спасибо тебе, что помог мне стать лучше, искупить свою вину. Мне просто жаль, что я никогда уже не смогу попрощаться с тобой».       Господи, было такое чувство, что мое сердце разрывается на части. Любовь в голосе Реджины, мокрые от слез щеки Генри, попытки матери прикоснуться к сыну – это всего было слишком много для меня. Как будто с каждым словом, я опять и опять теряла Реджину. Хотелось свернуться в клубочек и заплакать.       Генри повернулся ко мне с широко распахнутыми, полными слез глазами, а в следующее мгновение резко поднялся на ноги и зашагал прочь. Я не пошла за ним, прекрасно понимая, что мальчику нужно время побыть одному. Он всегда старался казаться таким сильным. Он отошел на достаточное расстояние, чтобы я не смогла его услышать, но я все еще могла его видеть.       Реджина придвинулась ближе ко мне, и мы вместе наблюдали за нашим сыном. Парень опустился на колени между надгробий и, закрыв лицо руками, зарыдал. Его маленькое тельце тряслось. Я повернулась к Реджине, она тоже плакала. Через пару минут она встретилась со мной взглядом и прошептала:       «Эмма, спасибо, что сделала это».       «Реджина…» - только и смогла выдавить я из себя, загипнотизированная ее великолепными, полными горя глазами. – «Я знаю, что не умею говорить о чувствах и все такое, я просто… я надеюсь, что ты знаешь, что не существует ничего, чего бы я не сделала ради тебя. Я… я так люблю тебя», - после этих слов я сломалась и позволила слезам скатиться вниз. Меня уже не волновала, что Реджина увидит, как я плачу. Она видела меня и в гораздо худшем состоянии за эти месяцы. Мои слезы, страхи, сердце, надежды – все принадлежало ей.       «Я знаю», - сказала она, и мягкая красивая улыбка тронула ее губы. – «И я тоже тебя люблю».       «Мы найдем способ, правда?» - спросила я. Мне нужно было убедиться, что она не смирилась с проигрышем. Несмотря на все слова, что она шептала мне, думая, что я сплю, уговаривая меня остановиться ради моего же блага, мне нужно было знать, что она все еще со мной. Что она, пусть даже и глубоко внутри, по-прежнему верит в меня, верит, что у нас все получится.       «Если кто и может найти способ, так это ты, Эмма. Ты и Генри», - сказала она, тяжело вздохнув, и глядя прямо мне в глаза.       И это все, что мне нужно было знать.       Прошло почти двадцать минут, а Генри все не возвращался к нам. Реджина пристально наблюдала за ним, как ястреб, а потом внезапно ахнула. Это заставило меня подскочить от неожиданности, потому что я была погружена в транс, сидя в тишине и наблюдая за нашим сыном издалека. Я повернулась к ней лицом и спросила:       «Что? Ты в порядке?»       «Создай какую-нибудь музыку, Эмма», - ответила она, совершенно сбив меня своими словами с толку. О чем она вообще говорит?       «Эм… что?» - непонимающе переспросила я. Тогда она повернулась ко мне. Ее губы растянулись в красивой широкой улыбке.       «Создай какую-нибудь музыку», - повторила она, почти смеясь. Она так зажглась своей идеей, совсем загоняя меня в тупик своим внезапным поведением. – «Используй магию».       «Я не знаю как», - призналась я. – «И зачем тебе сейчас музыка? Хочешь потанцевать?» - усмехнулась я, но Реджина, по-видимому, восприняла мои слова всерьез.       «Нет, но вот Генри – возможно», - это заявление меня заинтересовало.       «Что ты имеешь в виду?» - спросила я, смотря на мальчика, который все еще сидел посреди кладбища.       Улыбка Реджины стала еще шире.       «Когда Генри был маленьким, он боялся темноты. Каждую ночь его мучали кошмары, и он просыпался в слезах. Я перепробовала все, что знала, поверь мне: читала ему сказки на ночь, укачивала его, пела колыбельные, поила молоком с медом перед сном, позволяла спать со мной – ничего не помогало. И однажды, я задержалась в своем кабинете допоздна. Работы было много, и, чтобы не уснуть, я включила радио. В два часа ночи Генри опять проснулся от очередного кошмара и пришел ко мне. Я уже не знала, как ему помочь. Но тут он заметил радио. Он спросил, можно ли ему сделать звук громче, как раз играли какие-то веселые мелодии. Конечно, я разрешила ему. Генри улыбнулся и просто сказал мне «Потанцуй со мной, мама».       Пока Реджина говорила, я представила маленького Генри в пижаме-комбинезоне, танцующего с Реджиной. Мое сердце сжалось от умиления. В такие моменты лучики света пробирались в мой чертов темный внутренний мир.       «И ты с ним танцевала», - теперь и я улыбалась вместе с ней.       «Конечно», - сквозь слезы улыбалась женщина. – «Мы танцевали почти всю ночь, и потом это стало чем-то особенным для нас. Каждый раз, когда ему снова снился кошмар или просто становилось грустно, я включала приемник, и мы танцевали с ним до тех пор, пока не оставалось ничего, кроме улыбок и смеха. Это одно из моих любимых воспоминаний о нас».       «А теперь также одно из моих», - честно сказала я. – «Я хотела бы увидеть это своими глазами».       Ее глаза светились любовью, когда она смотрела на меня, я буквально чувствовала ее каждым сантиметром своего тела, душой.       «Ты помнишь самую первую песню?» - с надеждой спросила я. Она уверенно кивнула. Я должна была сделать это ради Генри, поэтому я просто попросила ее. – «Скажи мне, что делать».       «Пусть твоя магия сделает все сама. Просто слушай», - улыбнулась Реджина и принялась напевать. Это было очень красиво, ее мелодичный голос согревал меня, и я наслаждалась каждой секундой.       Закрыв глаза, я позволила мягким звукам ее голоса проникнуть в меня, призвать мою магию. Она закипела в моих венах и наполнила все мое тело. Мне казалось, что музыка заполнила всю меня. После этого нежная мелодия заиграла на все кладбище, исходя от каждого дерева на поляне, каждого камня, такая громкая и красивая. Я повернулась к Реджине, наши взгляды и улыбки говорили все за нас. Мы любили друг друга без слов в этот момент.       «А теперь, иди, потанцуй с нашим сыном», - сказала Реджина. Моя голова немного кружилась, а сердце билось быстро. Но я, не задумываясь, встала и направилась к Генри, который успел подняться на ноги и удивленно осматривался, пытаясь понять, что происходит. Я совершенно не чувствовала себя неловко в этот момент, или смущенно. Наоборот. Я впервые за долгое время была так счастлива. Это был особенный день в моей жизни, и я искренне верила в это.       Не теряя времени, я быстро подбежала к мальчику, схватила его на руки и закружила нас в танце. Сначала, он казался смущенным, но потом его глаза резко округлились и он сказал, что узнал эту мелодию. И все встало на свои места. Мир, как будто, стал ярче вокруг нас, светлее. Все просто стало намного лучше.       Генри громко рассмеялся. Вырвавшись из моих рук, он радостно забегал вокруг меня, прыгая и танцуя, как никогда. Давно я не видела, чтобы он был так полон надежд. Я позволила себе расслабиться и просто получать удовольствие от всего этого, танцуя вместе с ним. Казалось, будто мы с ним парим в небесах, так было свободно и легко на душе.       И мы танцевали, и мы смеялись, и мы забыли все свои беды в этот идеальный момент.       Идеальный день.       Когда я, наконец, открыла глаза и повернулась к Реджине, то увидела самую красивую женщину в мире. Ее руки были сложены вместе возле сердца, слезы радости текли по щекам, улыбка освещала каждый миллиметр ее лица, а глаза горели счастьем.       Она беззвучно, одними губами произнесла, глядя на меня:       «Я люблю тебя».       И в этот момент я знала… я просто знала, что все будет хорошо.