«Книга Всезнания»

Разговор затянулся. Хранители сидели в старом зале Кокуё-Ленда, активно предлагая различные способы проверки верности Стражи и правдивости Книги, и Мукуро постепенно становился всё бледнее. «Случайные» слова Фукса о том, что время ужина давно прошло, заставило Саваду всполошиться и предложить друзьям сбегать за провизией, а затем продолжить обсуждение, в результате чего Рёхей вызвался в одиночку сбегать в магазин, мотивировав это тем, что пробежка полезна для здоровья. На самом же деле ему несколько надоела дискуссия, в которой иллюзионист постоянно пытался подколоть коллег, Гокудера скрипел зубами и порой срывался, а Ямамото и Тсуна усердно играли роль миротворческого контингента, в то время как Хром старательно сливалась с диваном и делала вид, будто ее в комнате вообще нет. В результате друзья выдали боксеру заказы и деньги на них, иллюзионист отказался от помощи Сасагавы, сказав, что в Кокуё много рамена, и он с товарищами поужинает после ухода незваных гостей, а Тсуна отозвал боксера в сторонку и выдал довольно много денег, попросив купить на всех готовый мисо-суп и онигири. На вопрос Сасагавы, зачем это нужно, Тсуна уклончиво ответил, что такая еда полезнее для желудка, чем заказанные парнями чипсы, и боксер умчался, похвалив Саваду за сообразительность и заботу о здоровье друзей. Истина же крылась в том, что недавно Тсуна прочел в интернете о питании в больницах и о том, что тяжелую пищу ослабленному организму принимать нельзя, а рамен явно к «легкой» пище не относился. Причиной же подобного любопытства ленивого парня стало то, что после выписки он серьезно призадумался, как бы выкручивался, окажись тогда на берегу реки без Лии и без знаний об оказании первой помощи, а потому постарался прочитать то, что смог понять, о последствиях комы, уходе за больными и правилах первой помощи. И вот сейчас Тсуна просто решил хоть немного позаботиться об иллюзионистах, и так ослабленных болезнями, да еще и живших в ужасных условиях. Но где же ты был раньше, Савада Тсунаёши? И почему не замечал, как жили твои друзья? А может, ты просто не хотел этого замечать?.. Возвращение Рёхея ознаменовал небольшой скандал, а точнее, попытка Мукуро выяснить, с чего вдруг Савада решил потратить столько денег, но Гокудера ответил, что если босс заботится о своих людях, значит, это хороший босс, и нечего из-за этого устраивать сцены. Собственно, Мукуро как обычно ответил, что Тсуне он не подчиняется, и началась словесная перепалка, но Ямамото остановил ее, вернув друзей к реальности напоминанием о том, что собрались они здесь не для обсуждения характера Тсуны. «И его кошелька», — добавил Вольф, но его, конечно же, не услышал никто, кроме предмета обсуждения. Тот же лишь пожал плечами и, наивно посмотрев на Мукуро, в который раз сказал то, что пришло на ум и попало прямо в цель: — Мукуро, ты, наверное, не привык в шумной компании есть, но раз уж мы, похоже, засидимся допоздна, то почему бы не поужинать всем вместе? Потому что еда на мои деньги куплена? Так она для всех. Иллюзионист с удовольствием бы возразил человеку, которого порой хотел убить на месте, но не мог потерять, однако тут Савада добавил нечто странное — нечто, чего и сам от себя не ожидал: — Да и Хром же явно проголодалась. Зачем ей ждать еще непонятно сколько? Мукуро покосился на девушку, которая тут же поправила юбку, расправив складки, и пробормотала, глядя в пол: — Мукуро-сама, я подожду, если надо, Вы же знаете… — Глупости. Можешь ужинать сейчас, к чему ждать, если наш обожаемый «босс», — в это слово было вложено столько яда, что Тсуна невольно поежился, — решил занять всё наше свободное время собственными проблемами? — А Вы? — осторожно спросила Хром, и иллюзионист усмехнулся. — Я, пожалуй, тоже перекушу, но потом верну Саваде деньги. Обязательства перед мафией мне не нужны, даже столь ничтожные. — Ладно, — почесав кончик носа, ответил Тсуна, — только я не знаю, сколько это всё стоило. — А я не помню, — пожал плечами Рёхей. Никто не заметил, что боксер слукавил, ведь прозвучала его реплика крайне естественно. Мукуро фыркнул и приступил к трапезе, решив вернуть долг после того, как уточнит в круглосуточном супермаркете стоимость своего ужина и ужина своей помощницы. Тсуна же мысленно ликовал, раздумывая, как бы потом отказаться от возврата денег под благовидным предлогом. А разговор снова вернулся к изначальной теме, и около десяти вечера был составлен план, одобренный всеми Хранителями. Разве что Мукуро был недоволен, поскольку многие его идеи зарубил на корню Хаято, да и сам подрывник разозлился на иллюзиониста за некоторые его идеи, которые могли поставить в опасность Тсуну и людей, не имевших отношения к Книге. Тсуна же был всем доволен, равно как и Фукс, несколько раз отвергавший невыгодные ему предложения Мукуро, делая пространные замечания, трактовавшиеся Савадой так, как нужно было Стражу. Ведь Книга Всезнания — и впрямь страшное оружие, намного страшнее водородной бомбы. Оно не убивает — оно проникает в сознание, давая тому иллюзию абсолютной власти и даруя удивительные знания. Но лишь Стражи, прожившие с абсолютным знанием бок о бок не один десяток лет, умели пользоваться им. Ведь на их стороне был опыт многих поколений, а еще они знали и принимали саму суть демонического артефакта. Его беспощадность, окутанную безразличием. Первым пунктом было решено проверить, на самом ли деле Книга знает всё на свете, и потому каждый из присутствовавших задал по одному вопросу, касавшемуся их прошлого. Ответ мог знать лишь сам спрашивающий, и потому вмешательство кого-то постороннего было исключено. На вопрос Рёхея о том, как он в детстве про себя называл сестру, Книга ответила: «Маленький рисовый шарик», — и Рёхей громко расхохотался, заявив: «Давненько не вспоминал я об этом прозвище, забавные деньки были! У Киоко щечки такие пухлые были, что я вечно так ее про себя называл, но вслух не решался — девочки обидчивые!» «Киоко-тян была пухленькой?» — опешил Тсуна мысленно. «Все дети пухленькие, посмотри на Ламбо и Реборна», — было ему ответом Стража. А вот Гокудера поспешил съязвить о том, что только недалекого ума человек мог сравнить ребенка с онигири… но скандал всё же не начался. От него всех спас Такеши, задав второй вопрос: — О чем я подумал, когда понял, что стиль Шигуре Соен Рю, стиль моего отца, на самом деле не был побежден Скуало? Передав запрос Книге, Тсуна думал, что получит ответ в стиле: «Значит, этот стиль на самом деле непревзойден», — или нечто оптимистичное, «в духе Такеши». Вот только прозвучавшие слова его поразили. — «Если тот человек, которого победил этот мечник, и правда владел стилем Шигуре Соен Рю, значит, я знаю, в чем секрет этой техники. Я смогу победить. И я это сделаю. Потому что не имею права подвести старика. Не имею права оставить его одного». — Верно, — ответил Ямамото, когда Тсуна озвучил эти слова, и почесал затылок, смущенно рассмеявшись. А вот Гокудера и Савада переглянулись, никак не ожидав от друга подобного хода мыслей. И только Мукуро ничуть не удивился, ведь он не только понимал, что характер мечника куда сложнее, чем кажется на первый взгляд, но и никогда не доверял ему, а потому видел в его улыбках исключительно фальшь. Хотя фальшью они не были — лишь привычкой, превратившейся во вторую натуру ребенка, слишком рано лишившегося матери и испугавшегося потерять отца. А он не мог его потерять. И потому улыбался в любой ситуации, лишь бы не добавлять окружающему миру темных красок. И ему понравилось дарить миру радость. Но это не значило, что он не видел мрака, царившего вокруг, или не понимал, что его порождает. — А еще, когда дона Скуало якобы съела акула, — добавил Фукс, — он подумал, что умереть так — это правильно. Согласись, достойные мысли, хоть и не вяжутся с привычным тебе образом Ямамото Такеши. Не так ли, герр Савада? «Вот этого не стоило говорить», — мысленно возмутился Тсуна, а Фукс рассмеялся и, облокотившись на спинку дивана, которой для него не существовало, ответил: — Но я очень хотел тебе об этом рассказать. Потому как из всех твоих Хранителей этот самый надежный. Нет, конечно, Гокудера-сан и Сасагава-кун тоже безумно верные друзья, — поспешил уточнить Страж, заметив раздражение Хозяина, — но господин Хаято слишком вспыльчив, а мсье Рёхей «без царя в голове», то есть не слишком рассудителен, мягко говоря. А вот мечник умеет думать и анализировать, не склонен к резкости, обладает отличными инстинктами и верен тебе. Так что его советы, полагаю, будут наиболее конструктивны. Именно эту мысль я хотел до тебя донести, и потому рассказал о том случае. Ведь вряд ли ты бы мне поверил, если бы продолжал воспринимать Ямамото-доно как обычного весельчака, неспособного на глубокие размышления. «Я… не…» — мысли путались в голове Савады, плутая между его собственными ощущениями, воспоминаниями и сомнениями, а попытка проанализировать поведение друга ни к чему не привела: слишком редко Тсуна задумывался о том, каковы его друзья в душе, и потому слишком редко обращал он внимание на их поведение, сосредоточившись на собственных проблемах. И Фукс в который раз за вечер победно усмехнулся. Ведь показать Саваде, что он слишком мало знает об окружающих его людях, было частью плана барона. — Теперь моя очередь, — прервал затянувшееся молчание Гокудера. — А вопрос в том, как я про себя называл Бьянки, когда она кормила меня своими «шедеврами кулинарии» перед концертами. Курильщик слегка побледнел, вспомнив о сестре и ее отравленной кулинарии, которой она потчевала его в детстве. А вот Тсуна приободрился и решил все размышления оставить «на потом», передав Стражу запрос и попросив не добавлять ничего лишнего. Вольфрам развел руками и ответил, что и так не собирался ничего добавлять, а прозвище для Бьянки Хаято придумал «забавное» — «розовый Калигула», в честь знаменитого отравителя. Тсуна прыснул, а озвучив ответ, спросил у друга, почему именно «розовый», на что получил логичный ответ: — Она с детства волосы в розовый красила, а я не понимал, зачем. Глупо же! Вот и придумал такое прозвище. Все, кроме Мукуро, рассмеялись, и даже Хром прыснула в кулачок, а вот иллюзионисту было не до смеха. Ему нужно было задать провокационный вопрос, однако он уже понял, что Страж не так прост, как думает Савада, и потому решил не затрагивать тем, связанных с семьей Эстранео. Он решил пойти иным путем… — Хорошо, что вам всем весело, но мы собрались не ради вечера воспоминаний и шуток, — протянул он и смех разом затих, а Гокудера закатил глаза, раздраженно фыркнув. — Мой вопрос будет посложнее. Я прошел все Шесть Путей, а потому собираюсь задать вопрос, не касающийся знаний этого мира. Все напряглись, а Фукс улыбнулся. Беспечно и совершенно не фальшиво. — Ад Великого Жара. Расскажи, какие слова я чаще всего повторял грешникам, нанося им удары? Тсуна вздрогнул и растерянно посмотрел на Мукуро. Тот ехидно улыбался, но даже Саваде было ясно, что это лишь маска. Ведь глаза, такие разные, но всё же абсолютно одинаковые, горели ненавистью. Фукс поправил манжеты камзола и, дождавшись, когда Хозяин сделает запрос, обратился к нему: — Знаешь, дон Савада, у меня для тебя всё же есть пояснение. «Не надо!» — чуть ли не взвыл Тсуна, но Фукс покачал головой и тихо сказал: — Ты не поймешь, почему сэр Мукуро так ненавидит этот Ад, пока я не поясню, что это такое. Потому я должен рассказать. «Это нечестно по отношению к Мукуро!» — Отнюдь. Ведь он сам задал этот вопрос. И понимает, что Гокудера-сан уже в курсе того, где он побывал. «Гокудера знает?» — И ты мог бы узнать, если бы достаточно подробно изучал буддизм и строение восточных Адов. «Тогда ладно», — Савада сдался, а Фукс кивнул и начал рассказ: — Понимаешь ли, тот Ад, где трудился пан Мукуро в обличье служителя Владыки Мертвых, был Адом Великого Жара. Там грешников прижигают раскаленным копьем, пока пламя не пойдет изо рта и из носа, а вдобавок безжалостно терзают трезубцами. Собственно, именно за трезубец и отвечал Мукуро-кун. Любопытно что именно его он выбрал в качестве оружия, не правда ли? Символично… Тсуна сглотнул, а Вольф предпочел промолчать о том, что Мукуро выбрал трезубец не только из-за его символичности, но и потому, что, обретя воспоминания о службе Владыке Мертвых, вспомнил и как обращаться с этим оружием. И знания, накопленные за долгие, очень долгие годы в Аду, где единственной его работой было нанесение ударов трезубцем, прочно отложились в его голове. И потому он прекрасно владел этим оружием — лучше, чем каким-либо еще… — И вот, нанося самые страшные удары трезубцем, сэр Мукуро любил повторять: «Это твоя кара. За что ты получил ее? Впрочем, мне всё равно. Плати». Тяжелый вздох. По позвоночнику Десятого босса Вонголы промаршировал стройный ряд мурашек. Он зябко поежился и встряхнулся, а затем тихо спросил: — Мукуро, мне это при всех повторить? — А что в этом такого? — с усмешкой ответил иллюзионист. — Не считаю нужным это скрывать: те слова были верны. — «Это твоя кара. За что ты получил ее? Впрочем, мне всё равно. Плати», — практически прошептал Тсуна, и Мукуро хищно ухмыльнулся, вглядываясь в его глаза. — Всегда приходится платить, запомни, Савада. За всё. И за зло, и за добро. Ведь те грешники совершали и хорошие поступки. Но всё равно не увидели в Аду ничего приятного. — Мукуро, а почему ты сражаешься трезубцем? — еще тише, хотя это было практически невозможно, спросил Савада и буквально заставил себя оторвать взгляд от пола и посмотреть в глаза иллюзиониста. Но на его лице застыла маска абсолютного презрения. — Склонен думать, что Страж просветил тебя обо всех деталях моей работы, не так ли? — всё тем же саркастичным тоном спросил он, и Фукс нахмурился. — Ты бы вряд ли сам догадался, что я наносил удары именно трезубцем, не так ли? — Слушай меня, — быстро затараторил Фукс, склонившись к уху Хозяина, и тот чуть не подпрыгнул, почувствовав на щеке холод, хотя у призрака отсутствовало дыхание. Просто мороз пробежал вдруг по коже… — Что такое, он хочет сбить тебя с мысли, Савада? — вклинился Мукуро, но не предпринял попытку подняться. На это сил у него уже не было. — Хочет рассказать еще одну мою тайну? — Плевать на тайны, — Фукус быстро просматривал мысли иллюзиониста, но тот, как недавно с Лией, пытался их запутать. Вот только получалось плохо, ведь сейчас ему надо было не просто решить, нанести удар или нет, но и продумать план того, как обойти Стража артефакта всезнания. — Он хочет заставить тебя не верить нам, как твоя Лия? — У меня всего одна просьба, герр Савада. Спроси его: «Как ты думаешь, почему Наги всё еще верит в чудо и в тебя?» Просто скажи ему, что я прошу дать ответ. — Зачем?! — воскликнул Тсуна, вскакивая с дивана. — Потому что я очень хочу дать Рокудо Мукуро ответ на этот вопрос, — ответил Вольф. Савада смотрел в глаза Стража и думал, стоит ли выполнять его просьбу, а Вольф считывал его мысли и молчал, опершись ладонями о спинку дивана и ничем не выдавая своего презрения к иллюзионисту. Он был спокоен, как и всегда, и даже в глазах не читалось ни тени тревоги. Впрочем, Страж на самом деле ее не испытывал… — Что такое, Савада? Тебя пытаются настроить против меня? — рассмеялся фокусник. — Нет… — голос Десятого снова перешел на шепот, а его взгляд опять устремился в пол. — Джудайме, что сказал этот тип? — нахмурившись и тоже поднявшись, спросил Хаято. Глаза цвета потускневшего серебра бегали по темной комнате, пытаясь отыскать невидимого призрака. — Он попросил передать кое-что Мукуро… спросить у него… Фукс цокнул языком, а иллюзионист рассмеялся и презрительно бросил: — Не желаю слышать сообщений существа, которое стремится сделать меня козлом отпущения. — Зачем же так? — вскинул бровь Вольфрам. — Я всего лишь хотел сменить тему, чтобы герр Савада снова не занялся самобичеванием. А впрочем, если он не хочет ничего знать о том, почему Наги верит в него, несмотря ни на что, пусть не знает и дальше. Тему он уже и сам сменил. Савада вздохнул. Фукс взъерошил волосы и со вздохом опустился на подоконник за диваном. — Ну вот почему мы не можем жить спокойно все вместе, а? — простонал Десятый. — Почему вечно начинаются эти склоки? — И почему ты в их эпицентре, — съязвил иллюзионист. — Просто люди со столь разными темпераментами сходятся во мнениях крайне редко, — развел руками Фукс. — Если собираться небольшими группами по два-три человека, взаимопонимания еще можно достичь, каков бы ни был темперамент. Но не так. Впрочем, хочешь, скажу честно? — Что именно? — насторожился Тсуна и сделал шаг назад. — Мне плевать, кто и что обо мне думает. Так было всегда… после моей смерти. Значение имеет лишь Хозяин Книги. Потому что он единственный человек, которого я не ненавижу. Лия и Бекки — Стражи, а не люди, мы с ними отлично ладим. Демоны мне кажутся исключительно честными созданиями, ведь они изначально позиционируют себя как зло. А вот люди верят, что они — добро, но любой, даже самый добрый человек хоть когда-нибудь творил злые дела. Настоящий Хозяин Книги же не лжет. Знаешь почему? — Почему? — опешил Тсуна. Мукуро сосредоточенно хмурился, но не прерывал диалог босса с призраком. Просто потому, что выражение лица Савады яснее любых слов говорило — сейчас Тсунаёши отвлечь будет практически невозможно. — Потому что в конце концов, полностью приняв факт владения Книгой, он либо признает себя злом, как демон, и отправляется в Ад на вечные муки, либо признает злом грехи, и избегает их с такой силой, что постепенно причинить кому-либо боль для него становится невозможным. От Книги невозможно отказаться, и Хозяин обязательно придет к одному из этих вариантов, и лично я, как и Лия, хотел бы, чтобы ты пришел ко второму. Однако мы не можем тебе в этом помочь, ведь мы — Стража Книги и служим ей, а не тебе. Но знаешь, я не могу ненавидеть Хозяина, хоть он и человек. Потому что он уже встал на путь чести. А точнее, на путь, что приведет его к честному осознанию самого себя. Он перестанет быть лицемером в главном. Перестанет говорить, что он — добродетель, творя зло. — А ты, Вольф… Ты зло или добро? Фукс рассмеялся. Совсем не весело и будто безжизненно. А затем оттянул край шейного платка и тихо сказал: — Я зло, герр Савада. Это я осознал в миг, когда умер. Шаг назад. Нервная дрожь в коленях. Гокудера хотел было подхватить босса под локоть, но тот уже пришел в себя. И его глаза, на секунду затуманившиеся, впились в толстую ярко-красную полосу, очертившую шею призрака много лет назад. «Его задушили. Задушили веревкой… Задушили!!!» — Меня повесили, — бросил Вольф отстраненно, будто сказал самую обыденную вещь на свете, и поправил платок, скрыв отметину. — Но это не имеет значения. Потому что я не был наказан за преступление. Меня «наказали» за любовь к моему народу. А теперь лучше вспомни, зачем, собственно, вы здесь собрались, и продолжайте свою увлекательную игру. Книга знает всё, и она ответит на любой вопрос. Стража защитит тело Хозяина от кого угодно, любыми методами. Но в то же время владеть Книгой — значит оказаться на полдороги в Преисподнюю. А потому Стража всё же несет в себе угрозу, но лишь от тебя будет зависеть, осуществится ли она. Закон причины и следствия, герр Савада. Не более того. Только ты сам можешь шагнуть в пропасть или удержаться на краю. Тсуна выдохнул. Шумно. Так шумно, будто хотел выдуть вместе с воздухом собственные легкие. Силы покидали его. Нет, не энергия, а желание что-либо делать. Накатили апатия и тоска. «Вот, значит, как он умер. Ясно, почему я не угадал. Гокудера бы догадался, он умный… Зачем всё так? Почему? И почему люди не могут жить вместе спокойно?» — Могут, — тихо ответил Вольф, когда Савада опустился на диван и обхватил голову руками. — Я помню эти времена. Они были… прекрасны. Тсуна обернулся и впервые увидел на лице немца выражение, которое мог бы охарактеризовать лишь одним словом. «Боль». Ностальгия, тоска по ушедшим в никуда временам читалась в глазах цвета аквамарина, а тонкие истрескавшиеся губы едва заметно улыбались тем дням, радуясь, что хотя бы память о них сохранилась… Хранители переглядывались, но не решались вмешаться в диалог, Мукуро поджимал губы, понимая, что упустил отличный шанс настроить Саваду против Стражи, но уже ничего не мог поделать: слишком Тсуна был поглощен разговором с призраком, только что чем-то его смертельно напугавшим. А Хром внимательно следила за иллюзионистом, нервно сжимая древко трезубца и волнуясь лишь о том, чтобы самому важному для нее человеку не стало плохо. Ведь он всё же был еще слишком слаб и не оправился после болезни. — Вольф, тогда почему такие дни невозможны сейчас?.. — обреченно спросил Тсунаёши. — Они возможны. Просто ты не видишь этого, — Фукс смотрел на небо. Впервые он смотрел на него не по необходимости, а потому, что хотел этого. — Ты их Небо, а Небо должно объединять. В этом его главная цель. Как сплотить непримиримых врагов? Как показать столь разным людям, что они не одиноки и могут найти друг у друга поддержку? Всё просто. Стань настоящим небом, которое поймет и примет каждого. Это совет не Стража Книги. Это совет человека, верившего, что свобода — не пустой звук, и мечтавшего о смене власти, давившей народ, как молот кузнеца. Это совет проигравшего революционера, преданного собственным братом и взошедшего на плаху без сожалений. Ведь те, кто должен был быть казнен вместе со мной, сумели скрыться. Я был их небом, и я сумел объединить людей, которые были гораздо более разными, чем твои Хранители, объединенные главной общей чертой — болью от тяжелых воспоминаний. А потому просто пойми и прими всех без исключения людей, которым веришь. А затем… — Фукс обернулся и, глядя прямо в глаза Тсуны, громко и четко произнес: — Будь готов умереть за них и жди, что они сделают то же самое для тебя. Нет разницы между солдатом и генералом. Лишь тогда солдаты верят в своего лидера. И если ты готов умереть ради друга, будь готов к тому, что друг отдаст за тебя жизнь. Потому что принимать людей — значит принимать не только их минусы, но и плюсы. Карие глаза удивленно смотрели на сидевшего на подоконнике, будто на троне, барона, а черные зрачки всё больше расширялись от удивления. В голове Савады роились сотни мыслей, одна сменяла другую, они мчались по кругу, взрывались невероятными салютами и рассыпались осколками калейдоскопа, но Фукс вдруг улыбнулся и прошептал: — Ты придешь к этому, я знаю. Ведь ты видел, как умерла Юни, и знаешь, что она была права. В глубине души — знаешь. Тсуна в который раз вздрогнул. Перед его глазами четко и ясно вспыхнула картина из прошлого, где аркобалено Неба пожертвовала собой ради спасения мира. А еще он вспомнил, что, несмотря на всю свою боль, в тот момент испытывал к ней глубочайшее уважение. И всё вдруг стало предельно ясно. Сомневаться Савада больше не хотел. Он посмотрел в глаза духа и тихо, но решительно произнес: — Я понял. Небо — не тот, кто умеет прощать грехи, Небо — тот, кто умеет понимать. Фукс улыбнулся ему и кивнул, а с сердца Савады словно упал огромный камень. Хранители, до сих пор не проронившие ни звука, тут же засыпали обернувшегося к ним босса вопросами, но он лишь покачал головой и сказал, что понял, что значит быть Небом. И понял, почему советы Лии думать и анализировать всё происходящее казались ему правильными, но в них чего-то не хватало. Ведь Небо должно понимать и принимать тех, кто рядом с ним. Вот его главная цель. Мукуро с ненавистью посмотрел на подоконник, Тсуна рассказывал о том, как именно Фукс помог ему это понять, предварительно уточнив у барона, можно ли рассказать Хранителям его историю и получив согласие. Хранители растерянно слушали его, а Хром внимательно следила за иллюзионистом, который был ей куда дороже любого другого человека. Она была единственной, кто понимал, что слова Савады, решившего понять своих Хранителей, вскрыли гнойник на душе его Тумана. Единственной… кроме самого Мукуро и призрака, которого тот сейчас ненавидел больше всего на свете. — Ловко твой Страж сменил тему, — скрыв раздражение за маской ехидства, протянул Мукуро, и все разом замолчали. Снова. — Но не он ли всего десять минут назад пытался настроить тебя против меня? — Нет. Он всего лишь не хотел, чтобы бы ты начинал этот разговор, — ответил Савада со вздохом и печально посмотрел на своего Хранителя. — Знаешь, я не могу этого понять, Мукуро. — Чего же? — вскинул бровь иллюзионист, из-под полузакрытых век пристально наблюдая за боссом. — Почему. Я не понимаю, почему всё так. Не понимаю, почему ты не хочешь простить. Не семью Эстранео — их бы никто простить не смог. Почему ты не хочешь простить себя? Удар под дых. Мукуро распахнул глаза. — Почему не хочешь принять самого себя? Постоянно говоришь, что захватишь мое тело и уничтожишь мафию, но не делаешь этого. Всё время хамишь друзьям, говоришь, что готов ими пожертвовать ради собственной цели, а сам не только пожертвовал собой, чтобы спасти Кена и Чикусу, но и стал моим Хранителем, чтобы отец их защитил. — Что ты можешь знать обо мне, Савада? Это этот Страж тебе наговорил?.. — Он ничего мне не говорил, — Тсуна встал, и в его глазах все увидели то, что обычно появлялось там лишь при зажжении Пламени Предсмертной Воли. Решимость. — Я всегда хотел спросить, но не решался. Всегда чувствовал, что что-то не так, но не мог найти слов. А теперь понял, что хотел спросить. — Прекрати, Савада. Моя жизнь — не твое дело… Мукуро поднялся, а Тсуна схватил его за запястье и тихо спросил: — Почему ты не веришь самому себе? Иллюзионист отдернул руку, а Тсуна вдруг обратился к остальным: — Ребята, выйдете, пожалуйста. Все. Я хочу кое-что сказать Мукуро. — Проваливай, я не собираюсь тебя слушать. Рокудо распахнул дверь, выпуская из комнаты живительное тепло, но покинули комнату Хранители, а не тот, кого он хотел прогнать. Вот только уйти самому иллюзионисту не позволила бы гордость. — Ты не веришь самому себе, потому что боишься, — тихо сказал Савада, как только шаги друзей замерли вдалеке, а призрак растворился, пройдя сквозь стену. — Ты не трус, и я тебя очень уважаю, но я наконец понял, чего ты боишься больше всего на свете. — Я ничего не боюсь, в отличие от некоторых… — Ты боишься самого себя. Попадание точно в цель. — Знаешь, что можешь быть куда ужаснее тех, кто мучил тебя, и боишься снова стать таким. И еще одно. — Хотел уничтожить мир, потому что ненавидел его, а потом понял, что не весь мир состоит из таких людей, как семья Эстранео. И не все люди такие, как ты. Не всех надо уничтожать. Шаг назад. Не испуг и не раздражение — пустота. Пустота в душе иллюзиониста, которому предъявили правду о нем самом. — И ты понял, что если есть люди плохие и хорошие, ты не из числа хороших. Потому что уничтожил свою семью. Мучил грешников в Аду. Был воинственным асурой и безжалостным голодным духом. И не верил, что можно поступать иначе. Руки в кулаки. Нервное напряжение. Спазм горла. Мукуро вдохнул через нос, и тут же кулаки сжались еще сильнее. Ведь этому приему его научил этот чертов Савада! Человек, что сумел понять истину за какую-то секунду. А может, за всё время знакомства?.. — А когда увидел, что есть люди, умеющие прощать, понял, насколько отличаешься от них. Но разве это так? Разве не ты простил Хром, когда она засомневалась, стоит ли оставаться с тобой, а затем вернулась, сделав наконец выбор? Не ты прощаешь Франа за его колкости? Не ты прощаешь Кену покушения на ваши припасы? Ты умеешь прощать, но не хочешь в это верить. Мукуро остановился. — Ты такой же, как и мы. Ладони разжались. — Так почему ты не хочешь в себя поверить? Тишина. А затем Тсуна вдруг улыбнулся и тихо сказал: — Я поверил. Ты сказал как-то не говорить за других — я не буду. Так вот, я в тебя верю. И буду верить, даже если ты сам в себя не поверишь. Мукуро оперся спиной на дверной косяк. Усталость, смешанная с избытком нервного перенапряжения, давала о себе знать, на лбу выступили крупные капли холодного пота, глаза запали, кожа побледнела еще сильнее. А Тсуна стушевался, замялся, но подумал, что сказал всё правильно, а потому вышел в коридор и прошептал: — Мне как-то папа сказал, что проигрывает не тот, кто признает свою ошибку, а тот, кто ее повторяет. Я тогда не понял. А теперь понимаю. И постараюсь своих не повторять. Удачи… Топот заполнил пустынный коридор Кокуё-Ленд, по которому гулял ветер. Савада убегал прочь от иллюзиониста, чтобы найти Хром и попросить ее помочь Мукуро добраться до кровати, иллюзионист же стоял, прислонившись спиной к стене, всеми силами заставляя себя не осесть на пол, и думал о том, что же такое проигрыш. А в это время Вольфрам Фукс победно усмехался, паря над полуразрушенным зданием парка развлечений.