«Книга Всезнания»

Серая пыль оседала на землю дождем военного неба. Ветер разносил крупицы праха наконец дождавшегося давно запланированной смерти здания по улицам старинного городка, рассказывая украшенным потеками домам об ожидающей их судьбе. Дома молчали в ответ и закрывали глаза пестрыми шторами век. Им не было дела до смерти, пока она не постучалась в их дверь. Искореженный сетчатый забор напоминал о восстаниях в концлагерях, массовых побегах из тюрем и военных действиях не меньше груды камней, в которую превратилось хлипкое здание. Разве что на нем совсем не было багряных языков пламени, почти нежно слизывавших остатки жизни с деревянных перекрытий погибшего свидетеля зари маленького города. Взрыв положил начало закату. И жители окрестных домов, высунувшись из окон и распахнув пестрые занавески, с любопытством и недоумением взирали на памятник собственному прошлому, воздвигнутый скульптором-абстракционистом, которому взрывчатка была милее стеки. Пыль медленно оседала на асфальт, решив, что оплакивать больше нечего. По грязной, усыпанной осколками кирпичей и цемента дороге брели трое. Глубокие царапины роняли мелкие алые капли, словно уговаривая пыль продолжить притворяться дождем. Волосы этих троих были растрепаны, одежда порвана и перепачкана в пыли, гари и крови, но на лицах застыло странное, неуместное выражение. Полная отрешенность. Безразлично переставляя ноги по серому полотну, они пустым взглядом смотрели вдаль, на горизонт, но словно ничего не видели. Потому что в их головах звенел набатным колоколом вопрос, куда более насущный, чем злость на человека, решившего их убить. «Если нас попытались взорвать, что будет с Киоко?» И больше всех этот вопрос терзал Саваду Тсунаёши, который готов был прямо сейчас зажечь Пламя и лететь на ее поиски. Но он этого не делал. Потому что летать над городом под прицелом взглядов сотен горожан было запрещено. А подставлять Вонголу и своих друзей еще больше он не мог. Отойдя от места взрыва на достаточное расстояние и свернув в переулок, где никто не мог их увидеть, друзья начали быстро перешептываться. Было решено, что Тсуна, как единственный Хранитель, способный летать, отправится на поиски Киоко, Гокудера и Ямамото же должны были бежать к магазину стройматериалов — узнать, что произошло с Рёхеем, и вызвать подмогу. Телефоны парней пострадали от взрыва, равно как и планшет, но микрофлешку, за которой они приезжали, удалось сохранить: ее спасли небольшие размеры и то, что спрятана она была в нагрудном кармане пиджака Тсуны, ведь во время взрыва он инстинктивно защищал живот и грудь — самые уязвимые части тела. Впрочем, если бы парни не зажгли Пламя, даже чрезмерная выносливость и усиленные наличием Пламени защитные функции организма не спасли бы их. Но, к счастью, они успели его зажечь и даже приготовить оружие, а потому пострадали не сильно. Вот только это не решало вопрос, ржавым ножом вспарывавший сознание Тсунаёши. «Как там Киоко-чан?..» Боль. Страх. Тоска. Чувство вины. Всё это беспощадной лавиной захлестывало душу Десятого Вонголы, но его разум оставался на удивление чист. Словно что-то в нем изменилось. Словно осознав, что он явился причиной возможной гибели любимой девушки, Тсуна повзрослел. И в его сознании щелкнул переключатель, оставивший детство, сомнения и неуверенность позади. Потому что больше он не имел права на ошибку. Ни на одну. Взмыв в воздух, Савада оставил друзей и помчался высоко над городом, высматривая на дорогах черный джип, запримеченный им еще при входе в ныне почившее здание. Однако машины нигде видно не было, и Савада попытался прикинуть, в какую сторону мог податься Хоффман. Получалось, что ему необходимо было срочно убираться из населенного пункта и мчаться к автостраде, чтобы как можно быстрее покинуть зону досягаемости Хранителей, и Тсуна, взлетев повыше и посмотрев на город, словно на его уменьшенный макет, очертил для себя примерный район поисков. Рванувшись в сторону окраины, он нашел руины, в которые превратился несостоявшийся склад боеприпасов, и проследил за разветвлением дорог, отходивших от него, а затем помчался вдоль серого полотна, быстрее остальных выводившего автомобили из города. Ветер, срывая с одежды цементную пыль, осенним холодом прижигал раны. Играя растрепанными, спутанными, перепачканными красной кирпичной крошкой волосами, он шептал научившемуся летать человеку, что люди не птицы, и участь Икара — единственное, на что они могут рассчитывать, взлетая слишком высоко. Пробираясь под изорванную одежду, он ласково, с садистским наслаждением царапал кожу холодом, пробегал вдоль позвоночника лезвием опасной бритвы и, смеясь, уносился прочь. А Тсуна лишь увеличивал скорость, помогая ветру стать еще холоднее, еще острее и еще беспощаднее. «Киоко-чан, только не… только живи. Я всё сделаю, чтобы ты больше не плакала. Только не… Ты нужна мне. И старшему брату… всем нам! Пусть с тобой всё будет хорошо… Только пусть ты не…» Страшное слово Тсуна не мог произнести даже в мыслях. Он отказывался верить, что может больше никогда не увидеть Сасагаву Киоко. И летел всё быстрее и быстрее, проверяя одну дорогу за другой. Призрак летела рядом, всё порываясь ему что-то сказать, но не в силах издать ни звука. Желание Тсуны узнать, что же произошло с Киоко, было в сотню раз сильнее желания Стража ему об этом сообщить. А часы медленно и неотвратимо отсчитывали минуты, которые могли стать для девушки последними… но не стали. Тсуна резко затормозил. На одной из узких, затерявшихся в хвойном лесу дорог, он вдруг увидел одинокую хрупкую фигурку, со всех ног мчавшуюся в направлении города. Машин на трассе не было, старое асфальтовое покрытие испещряли глубокие уродливые трещины, и единственным, что было живо на этой никому не нужной, заброшенной дорожной ветке, была одинокая девушка, спешившая куда-то так, словно от этого зависела ее жизнь. Тсуна рванулся было вниз, но затормозил, взлетел повыше и осмотрелся. Машины видно не было, деревья закрывали обзор буквально через пару сонет метров, однако на открытом участке врагов не было, и потому Тсуна вновь устремился вниз. К той, кого он узнал бы из миллиона с любой высоты… Сердце бешено билось о ребра, кровь пульсировала в висках, складываясь в сознании единственным понятным соловом. «Жива». Всё остальное уже было не важно, и только чувство вины приглушало радость, впрочем, не в силах полностью ее уничтожить. Киоко, мчась со всех ног по заброшенной дороге, испуганно озиралась. Короткая клетчатая юбка и бежевый пиджак, составлявшие школьную форму, были измяты, а бант на шее сбился и казался просто рваной тряпкой, непонятно зачем ставшей частью гардероба. Волосы ее были всклокочены, будто через тело пропустили разряд тока, а в глазах застыла паника, но вместе с ней — отчаянная решимость добраться до города любой ценой. Сказать друзьям, что с ней всё в порядке. Успокоить тех, кто сейчас наверняка сбился с ног в поисках… Запястья болели, красные полосы от веревок жгло огнем, ссадины на лодыжках с каждым шагом всё сильнее прижигали нервы, посылая мозгу прошение об отдыхе. Но она продолжала бежать, зная, что друзья не найдут себе места, пока не поймут, что ее оставили в живых. Впрочем, волноваться было и не из-за чего, ведь Клаусу Хоффману невыгодно было убивать подругу Десятого Вонголы. Но никто из подростков этого не понимал, что было торговцу оружием только на руку. Внезапно опустившаяся на дорогу тень, с каждой секундой всё разраставшаяся, напугала девушку, и она отпрянула назад. Сердце бешено забилось, но, подняв глаза к небу, Киоко резко выдохнула. Колени подогнулись, слезы навернулись на глаза, а паника прошла, уступив место благодарности и счастью. Он пришел. Он ее не бросил. Он сумел найти ее там, где никто бы не смог… Тсуна приземлился на дорогу в десятке метров от подруги и кинулся было к ней, но замер в паре шагов. Чувство вины всё же перекрыло радость и, глядя на чуть не плачущую, прижимающую руки к груди девушку, Тсуна вдруг осознал, что он не имеет права подходить к ней, если… — Прости, Киоко-чан, — прошептал Савада, и Пламя на перчатках Вонголы погасло, превратив их в уютные мягкие варежки. Киоко всхлипнула. Закусила губу. А в следующую секунду крепко обняла парня, уткнувшись носом в его шею, и едва слышно пробормотала: — Спасибо… спасибо, Тсуна… Без уважительного суффикса, без привычного сдержанного тона, без формальностей, всегда отдалявших их друг от друга. Она впервые в жизни позволила эмоциям руководить разумом, и отчего-то это не казалось неправильным. Савада крепко обнял дрожавшую девушку, прижав к себе и отрешенно подумав, что больше никогда и никому ее не отдаст. Просто потому, что не сможет. Ведь абсолютное доверие человека, который попал в беду по его вине, хлестало сердце окропленным кислотой хлыстом, но в то же время прижигало раны обезболивающим под названием «счастье». — Прости, я больше тебя не оставлю, — прошептал Тсуна, крепко прижимая к себе хрупкую, беззащитную фигурку, которую ему впервые в жизни хотелось не просто поставить на пьедестал и любоваться издали, а запереть на замок в пуленепробиваемом сейфе и оберегать ото всего и вся. — Спасибо… Киоко снова всхлипнула, но слезы с ее ресниц всё еще не срывались. Она со всей силы жмурилась, стараясь не показать собственную слабость слишком важному для нее человеку, а он, почувствовав, что она еле держится, осторожно сказал: — Ты… поплачь. Это же нормально… Я не скажу никому, правда. И теплые ладони, скользнув по измятому бежевому пиджаку, позволили себе непростительную вольность. Тсуна осторожно гладил Киоко по спине, закрыв глаза и не думая о том, что делает — просто пытаясь поделиться теплом, нежностью и заботой, чтобы нервная дрожь наконец исчезла, и Киоко смогла улыбнуться. И этот простой, ненавязчивый, слишком доверительный поступок уничтожил последнюю линию обороны Сасагавы Киоко. — Извини, — прошептала она и, еще сильнее обняв Тсуну, перестала изо всех сил стараться подавить подкатывавшие к горлу рыдания. Горячие соленые капли упали на смуглую кожу парня, замороженную холодом ветра. Скользнув по шее и ключице, они добрались до ссадин и ласково наградили оголенные нервы жгучей болью. Но Тсуна этого даже не заметил. Он осторожно гладил Киоко по спине, прижимая ее к себе и клянясь самому себе, что из-за него она больше не прольет ни слезинки. Тонкие, чуть дрожавшие пальцы девушки сжимали изорванный воротник его пиджака, колени ее подгибались, но Тсуна крепко держал ее левой рукой, и точно знал, что ни за что не позволит упасть. Даже без пламени, даже без подбадриваний друзей, даже без поднятия боевого духа Реборном или Стражами. Он просто был уверен на все сто процентов, что не причинит Киоко боль снова. Впервые в жизни Савада Тсунаёши поверил в себя без оговорок, без чужого влияния и без тени сомнения. Потому что впервые в жизни он принял серьезное решение исключительно по собственной воле, и решение это было для него слишком важно. — Всё нормально. Иногда можно, плакать не стыдно… — прошептал он, и, стянув варежки, зарылся пальцами в волосы девушки. Осторожно и очень мягко пытаясь ее успокоить, он всё так же крепко держал ее левой рукой, и Киоко окончательно разрыдалась. Ведь он сказал, что она может немного побыть слабой, позволил больше не прятать собственные эмоции. — Ты прости, я больше не подведу. Я… постараюсь, чтобы никто больше тебя не обижал. К тебе никто не подойдет. Я… может, и не многое могу, но с этим справлюсь, обещаю. — Спасибо, Тсуна… — Извини. Это я виноват. — Неправда! — Киоко резко отстранилась, и заплаканные медовые глаза с возмущением посмотрели на Саваду. Тот растеряно моргнул, но слезы, катившиеся по щекам девушки, были сильнее ее слов, и чувство вины не желало давать слабину. — Ты не виноват, Тсуна… кун, — привычный суффикс неприятно резанул по слуху обоих. Но первые эмоции немного улеглись, и формальности снова вступили в свои права. — Ты сделал всё, чтобы меня спасти! Согласился с условиями того человека, потом помчался меня искать и… Киоко вздрогнула. Только сейчас она поняла, в каком Тсуна был состоянии, и это заставило ее с ужасом посмотреть в глаза парня. — Что они сделали? Что они с тобой сделали?! — прошептала она, побледнев. — Дом взорвали, — честно ответил Савада, всё еще придерживая Киоко. Он боялся, что она всё-таки упадет. — Но мы не пострадали. Только немного поцарапало и форму разорвало, а так всё нормально. — А… братик? — осторожно спросила Киоко, и Тсуна растерялся. Он понятия не имел, что с Рёхеем, но успокаивать девушку не стал. Он уже понял, что правда лучше сладкой лжи, даже если у нее привкус серной кислоты. — Я не знаю, его с нами не было. Мы как вас оставили у магазина, больше его не видели. Но ребята побежали его искать, так что… ты скажи, что вообще произошло? Как тебя поймали? Старшего брата не забирали с тобой? Киоко растерялась. Опустив взгляд, она увидела широкую алую полосу, расчертившую бедро Тсунаёши, пропитав надорванную штанину кровью, и охнула. А затем встряхнулась, хлопнула себя по щекам и потянула его за руку к обочине. Остановившись под деревом, девушка скинула пиджак и, отдав его Саваде, попросила разорвать на лоскуты, чтобы перевязать его раны. Тсуна возражать не стал. Еще раз оглядевшись по сторонам и прислушавшись, он сел под дерево, скинул собственный пиджак и начал разрывать форму Киоко, отдавая ей лоскуты. Та же приступила к торопливому рассказу о недавних событиях. — Мы с братом закупились всем необходимым очень быстро. Там прямо в соседних отделах всё было… Расплатились, и пока нам собирали товар в коробки, Рёхей носил уже собранные в машину. Я хотела ему помочь, но он мне только лампочки доверил, так что просто так ходила за ним… Но когда он нес последний ящик с какими-то железками, я увидела старушку. У нее была большая сумка, и ей явно было тяжело. Потому попросила братика отпустить меня помочь ей. Он был против, но всё-таки согласился: мы ведь уже выходили практически, так что на стоянке я была бы рядом с ним. Я предложила бабушке помощь, она отдала мне сумку, и мы пошли к автомобилю — там какая-то черная машина была, большая… а дальше не помню. Просто вдруг дышать стало нечем, запах противный, и словно тряпку к лицу прижали… а потом темнота. Я не знаю, что с Рёхеем. Тсуна-кун, как нам быть? А что, если братика тоже забрали? — Нет, — Савада покачал головой и подумал, что Рёхея таким трюком было бы не провести, и его боксерский инстинкт не дал бы врагу шанса так просто победить. — Если бы его ударили, он ударил бы в ответ, ты же знаешь, старший брат очень крепкий, — Киоко улыбнулась, осторожно перевязывая ногу Тсуны, а он продолжил: — А если бы его попытались усыпить, как тебя, он бы сразу среагировал. Он же боец, если кто-то со спины заходит, настораживается. Так что чуть бы к носу прижали тряпку, сразу бы ударил и вывернулся. А… убивать или ранить его не стали бы, думаю. Тебя ведь отпустили, значит, и старшего брата не тронули бы, тем более в центре города. — Ты уверен? — осторожно спросила Киоко, пытаясь скрыть дрожь в пальцах. Тсунаёши нахмурился, призадумался, а затем кивнул собственным мыслям и уточнил: — Что этот человек сказал тебе перед тем, как отпустить? И что вообще произошло после того, как ты пришла в себя? — Я очнулась в темной каморке, — затараторила Киоко, спеша рассказать всё, что знала, чтобы Тсуна мог побыстрее дать ответ на ее вопрос. — Попыталась выбраться, но руки были за спиной связаны, а дверь закрыта, и даже перепилить веревку было нечем. Я пыталась развязаться, но не получалось, а потом пришел тот человек с пистолетом и повел в комнату. Я слышала часть вашего разговора, но не могла закричать: кляп мешал, а этот человек сказал, что если всё пройдет хорошо, меня отпустят, потому что их боссу незачем меня убивать. Я… «разменная монета, пешка, которая может еще пригодиться». Я запомнила это, может, тебе поможет… Савада кивнул, а Киоко, начав перевязывать его руку, продолжила рассказ: — Дальше ты знаешь: меня завели в комнату. Спасибо, Тсуна-кун, ты рисковал собой… все вы рисковали. Спасибо… — Не надо, — Савада смутился, опустил взгляд, но чувство вины шепнуло, что благодарность Киоко не просто излишня, но еще и неправильна. — Тебя ведь похитили из-за нас, так что… — Нет, неправда! — возмутилась девушка и заглянула Тсуне в глаза. — Ты не виноват. Это тот человек… Мы ведь просто делали покупки, никого не трогали, а он решил меня похитить. Это не твоя вина. — Но если бы я не пошел к нему… Тсуну перебили, просто взяв за руку. Киоко смотрела в карие, полные раскаяния глаза и осторожно сжимала ладонь друга… или кого-то большего, всеми силами стараясь донести до него мысль, в которой была полностью уверена. — Ты не виноват. Ты хотел прекратить войну, потому и пошел туда. Просто тебе не повезло, этот человек оказался очень хитрым. Но ты ведь хотел как лучше. Поэтому ты не виноват. Просто… просто в следующий раз ты должен быть хитрее него. Вот и всё. Не вини себя, ты же не знал, что он такой изворотливый. — Должен был предположить… — еле слышно ответил Тсуна, отводя взгляд. Но Киоко перехватила его, склонившись к парню, и улыбнулась. Отнюдь не вымученно и не фальшиво. По-настоящему. — Все ошибаются, Тсуна-кун. Главное, всё хорошо закончилось. Давай найдем братика, а потом вы придумаете, как этого человека вывести на чистую воду. Я тебя не виню, и тебе не стоит. Ты ведь не в ответе за то, что делают другие. Поэтому не обвиняй себя в чужих плохих поступках. А за ошибку прости. Всё ведь хорошо. Да и ты хотел как лучше. — «Благими намерениями вымощена дорога в Ад», — сказал Тсуна и посмотрел прямо в глаза Киоко, больше не пытаясь скрыться от ее взгляда. — Теперь я это понял. Но… спасибо. Я постараюсь больше не ошибаться, поэтому… спасибо, что веришь в меня и… — парень сглотнул и, прогнав собственную нерешительность, осторожно спросил: — Можно я попрошу тебя и дальше в меня верить? Я постараюсь больше не ошибаться. Изо всех сил. — Конечно, — улыбнулась девушка и кивнула. — Можно было и не просить: я всегда буду в тебя верить, Тсуна-кун. И от этих слов на душе Десятого Вонголы вдруг стало очень тепло. Покой и умиротворение, радость и облегчение смешивались, рождая простое, но такое редкое чувство — счастье. — Спасибо… — Не за что, — Киоко вернулась к перевязке и вспомнила, что еще не всё рассказала, а потому продолжила повествование: — Я не думала, что вам что-то угрожает, Тсуна-кун. Когда этот человек, Хоффман, кажется, меня вывел из комнаты, его охранник перекинул меня через плечо и бегом кинулся вниз. Этот Хоффман себя очень странно вел: был совершенно спокоен и даже бежал так… будто пробежку утреннюю совершал, а не убегал от врагов. Он словно уверен был, что вы за ним не последуете. А потом меня запихнули в машину, большую такую, но не в ту, к которой я бабушку провожала, и этот человек сел рядом. Машина поехала, а он всё смотрел на экран часов и молчал. Я пробовала заглянуть туда, но мне не дали: охранник… ну, он меня оттолкнул, так что я больше смотреть не решалась, — девушка потупилась, но решила не уточнять, что благодаря толкнувшему ее охраннику врезалась в дверцу машины и больно ударилась о стекло виском. Волновать Саваду лишний раз она не хотела. — А потом мы приехали в лес, и он вдруг довольно так улыбнулся, выключил экран и сказал… Я запомнила почти дословно, может, тебе пригодится. «Убивать тебя нет смысла, да и не люблю я сам марать руки. Ты можешь пригодиться, если что-то пойдет не так, так что передавай привет тем, кто сумеет тебя дождаться. И скажи им, что Вонгола теперь у меня в долгу». — Это еще почему?! — возмутился Тсуна, и тут в разговор вклинилась Лия, до сего момента старавшаяся держаться вне поля зрения Тсуны, чтобы его не смущать. — Видеозапись. На ней Хаято атакует первым. Не будет звука — не будет шанса доказать, что вас спровоцировали. — Не знаю… Но он был очень доволен, — вздохнула Киоко, а Савада поморщился. Открывавшиеся перспективы его определенно не радовали. — Ну а потом меня высадили, и машина уехала, а я побежала обратно. Ну так что, Тсуна-кун, думаешь братик?.. — С ним всё должно быть в порядке, — ответил парень и поднялся. Превратившийся в бинты пиджак неприятно давил на царапины, но отчего-то Тсуне это даже понравилось, словно боль была его наказанием за глупость, и то, что пиджак принадлежал именно Киоко, пострадавшей, на его взгляд, больше всех, только добавляло наказанию справедливости. — Ты уверен? — Почти. Им не было смысла что-то делать со старшим братом. Нет, его точно не похищали, потому как не сумели бы, а ранить на глазах толпы свидетелей не решились бы. Если Хоффман-сан хочет, чтобы Вонгола была его должником, он не станет причинять вреда членам семьи без причины. — А если братик кинулся мне на помощь? — прошептала Киоко и тоже встала. Даже не отряхнув перепачканную юбку, она сжимала кулаки и с надеждой смотрела на Тсуну как на прорицателя, способного рассказать всё о ее брате. — Тогда они могли бы, конечно, в него выстрелить, но Рёхей-сан слишком хорошо дерется. Колонелло учил его уворачиваться от пуль и уничтожать их, так что если он ждал атаки, то наверняка отбил ее. — Надеюсь, там не было очень сильных бойцов, — пробормотала Киоко, и Савада подумал, что это единственное, что могло бы разрушить его теорию. Но он надеялся, что таких бойцов у Хоффмана не было, а потому предпочел не делать ставку на худший вариант развития событий. — Киоко-чан, нам надо встретиться с ними, тогда точно всё узнаем, — осторожно сказал он и внес предложение: — Если пойдем пешком, доберемся до города еще не скоро. Может… если не испугаешься, может, я тебя донесу? В смысле, по воздуху… Тсуна смутился, а Киоко ошарашенно на него посмотрела и машинально поправила юбку. Переведя взгляд на небо, она сглотнула, нервно поежилась, но встряхнулась, глубоко вздохнула и, предприняв слабую попытку улыбнуться, ответила: — Хорошо. Если так будет быстрее… я согласна. Только я… тяжелая, так что… — Ничего, всё нормально! — всполошился Тсуна и замахал руками. — Да и ты не можешь быть тяжелой, ты же такая худенькая… в смысле… ну… — Обычная стеснительность давала о себе знать, и Тсуна почесал затылок, пытаясь выиграть время и успокоиться. Доверие любимой девушки и ее слова выбили его из колеи, а краска, залившая щеки при упоминании ее худобы, и вовсе заставила потерять дар речи. Но Савада сумел на секунду закрыть глаза и мысленно четко проговорить: «Не паникуй, Тсуна! Держись». Нервы несколько успокоились, и взявший себя в руки парень, посмотрев на замявшуюся девушку, нервно теребившую искалеченную шейную ленту, повязанную прямо на свитер, решительно шагнул ей навстречу. — Я справлюсь, не волнуйся, — уверенно сказал он, и Киоко кивнула, настороженно глядя на него. Она знала, что зажигая Пламя Предсмертной Воли, Тсуна становится невероятно сильным, но глядя на него в обычном состоянии, сомневалась, сумеет ли он ее удержать. А парень кивнул, поднял с земли собственный пиджак, накинул его на плечи Киоко и, игнорируя ее робкую попытку вернуть ему теплую вещь, побежал за оставшимися на обочине варежками. Надев их, но всё еще не зажигая Пламя, Тсуна вернулся к Сасагаве, осознавшей, что пиджак Тсуна у нее ни за что не заберет, а потому продевшей руки в рукава и слегка осуждающе взиравшей на своего спасителя от холода. А еще в ее взгляде читались благодарность и опасение, а потому Тсуна расстроенно подумал: «Она наверняка боится, что я ее уроню. Значит, надо доказать, что я и без Пламени ее удержу. Иначе она так и будет беспокоиться». Размышления его оказались абсолютно верными, и потому, когда Тсуна, не зажигая Пламя, легко поднял девушку на руки, словно принцессу, она удивленно на него покосилась и спросила: — Не тяжело?.. — Нет, ты очень легкая, Киоко-чан, — абсолютно честно ответил Тсунаёши. — Я же занимался с Реборном и Колонелло, так что хоть и выгляжу как слабак, но не совсем уж слабый. Просто… с Пламенем проще. Не сомневаюсь в себе. Но знаешь… я решил даже без него не сомневаться. — Это здорово, — улыбнулась Киоко, обняв парня за шею, и Тсуна зажег Пламя. Варежки тут же превратились в перчатки, оранжевый огонь окутал их, и Киоко испугано вздрогнула, но слова Савады о том, что Пламя не причинит ей вреда, если он не сделает его разрушительным, ее успокоили. Да и теплое покалывание вместо обжигающей боли, распространявшееся по коже, доказывало правоту его слов. И потому Киоко окончательно успокоилась, а Тсуна крепко прижал ее к себе и, легко оттолкнувшись от земли, плавно взмыл в небо. Ветер окутал незваных гостей поднебесья холодной влажной пеленой. Изворотливой змейкой заползая под одежду, он пытался прогнать людей прочь. Но те не обращали на него никакого внимания и продолжали свой путь к городу, согревая друг друга биением собственных сердец и улыбками, дарившими куда больше тепла, чем ветер мог отобрать. Постепенно страх в глазах Киоко сменился восторгом: прижимаясь к Тсуне и стараясь как можно меньше шевелиться, чтобы не доставлять ему неудобств, она смотрела вниз, на проносившиеся под ними океаны зелени, опутанные серыми щупальцами дорог, и чувствовала, что сердце готово выпрыгнуть из груди. Причем не только от избытка адреналина, эйфории от полета и огромной скорости, заставлявшей дыхание застывать в горле… А Тсуна внимательно следил за состоянием своей принцессы, стараясь лететь не слишком быстро, чтобы не пугать ее, но и не слишком медленно, чтобы не заставлять ждать встречи с братом излишне долго. Он вглядывался в мир, расстилавшийся под его ногами, незаметно косясь на спутницу, и мечтал, чтобы этот полет никогда не кончался. Но город был слишком близко, и потому слишком скоро заставил Тсуну испытать разочарование холода одиночества. Спустившись в темный переулок, парень нехотя поставил Киоко на асфальт и с минуту обнимал ее, давая возможность прийти в себя и обрести твердую опору под ногами. Вот только эта минута явно была слишком долгой: девушка, обладавшая хорошим вестибулярным аппаратом, пришла в норму буквально за пару секунд. Но отчего-то не спешила отстраняться от Савады. А он не спешил ее отпускать, хотя не понимал, что она и сама не стремится отойти от него далеко не только из-за страха упасть или из чувства благодарности. А Лия довольно улыбалась, глядя на своего подопечного с крыши одного из домов, и размышляла о том, как скоро Тсуна наконец поймет, насколько дорог этой девушке. Проехавший мимо переулка автомобиль заставил Саваду резко осознать, что он неправ и так долго обнимать сестру Рёхея ему никто права не давал, а потому парень сделал шаг назад и, разжав руки, нервно дернулся в сторону. — Прости, Киоко-чан, я это… беспокоился, что… — Всё нормально, Тсуна-кун, — перебила его девушка и отвернулась, чтобы скрыть румянец и слегка разочарованное выражение лица. — Побежали? — Конечно! — тут же ответил Савада, порадовавшись лояльности подруги, не обвинившей его в нескромном поведении. — Нам туда, я дорогу еще сверху заприметил. Тсуна бросился бежать, правда, далеко не на полной скорости, а Киоко помчалась за ним, изо всех сил стараясь не отстать. Дом за домом, переулок за переулком проносилась мимо них ставшая реальной трехмерная модель города. Тсуна старался бежать рядом с девушкой, а она пыталась не быть обузой, и отчего-то подобное положение вещей казалось Саваде на удивление правильным. И только всё сильнее разгоравшаяся тревога в медовых глазах спутницы упорно шептала Тсуне, что расслабляться пока рано. Выбежав на парковку перед магазином, Тсуна почувствовал, как сердце пропустило один удар. А добравшись до места, где их должен был ждать микроавтобус, замер, не в силах пошевелиться. Машины не было, равно как не было и Хранителей, которые должны были дождаться друзей именно здесь. И только несколько небольших коричневых пятен на грязном асфальте спокойно дожидались Небо Вонголы, чтобы сообщить ему о новых неприятностях.