«Книга Всезнания»

Тсуна бежал со всех ног, ища взглядом в сером, затопленном стеной дождя мире фигуру иллюзиониста. Вот только не находил ее. Сердце билось где-то в горле, дыхание перехватывало, интуиция кричала об опасности, и паника медленно, но верно охватывала десятого босса Вонголы. Но он продолжал бежать вперед, а из-под насквозь промокших джинсовых кед взлетали брызги грязной, мутной воды, не впитавшейся в землю. Ливень становился всё сильнее, траву медленно, но верно пытались скрыть излишки мутной влаги, а раскаты грома вторили вспышкам молний. Страшно. Бежать вперед, не останавливаясь, задыхаться, но продолжать надеяться на лучшее. Прорываться сквозь дождь, ветер и отчаяние. Мечтать лишь о том, чтобы интуиция ошиблась, и товарищ не был в смертельной опасности. Ужасно. А где-то вдалеке падали деревья, выкорчеванные поднявшимся ураганным ветром, срывались с обрывов тяжелые камни, уносила река в бушующем потоке отломанные ветви. И каждый из них мог уничтожить иллюзиониста, так некстати решившего остаться в одиночестве. А виноват в этом был Савада Тсунаёши, чье огненное дыхание срывалось с губ вместе со всхлипами. Кошмарно. Вдалеке мерцнули блики молний, гром предсмертным воем титана прошелся по барабанным перепонкам. Сердце гулко ударилось о ребра, и Савада замер. В белой вспышке он увидел фигуру, которую бы не спутал ни с одной другой. Вот только прическа, обычно напоминавшая шипы, сейчас растрепалась, гордая осанка сгинула в небытие… А в следующую секунду Тсуна уже мчался со всех ног к обрыву, у которого стоял Рокудо Мукуро. Нет, он не собирался прыгать в бурную, разлившуюся от дождя горную реку. Нет, он не был отрезан от берега. Нет, он не оказался случайной жертвой разбушевавшейся стихии. Он просто только что перебрался через хрупкий подвесной мост на другую сторону скалы и заметил в камнях нечто блестящее. Случайно. А потому спустился вниз по течению на пару шагов и раздумывал, достать подсказку из скалистого берега или не стоит: рисковать Рокудо Мукуро не любил. Тем более, своей жизнью. Вот только интуиция Вонголы буквально взорвалась от паники, когда Тсуна увидел стоявшего неподалеку от двухметрового обрыва иллюзиониста. И потому Савада со всех ног помчался к товарищу. Подвесной мост вызвал у него лавину ужаса и кошмарных воспоминаний о другом таком же приспособлении, но парень собрал волю в кулак и осторожно двинулся по скользким деревяшкам на другой берег. Вода билась о клетку из скал, вспенивалась, с гулким шумом рвалась вниз, а редкие брызги, долетавшие до моста, оседали на раскисшем, прогнившем дереве. Но Савада брел вперед, не задумываясь о том, что может рухнуть вниз, — просто потому, что его друг был в беде. Мост остался позади, и Тсуна со всех ног кинулся к товарищу, но… вспышка осветила страшную картину. Молния, ударившая неподалеку от иллюзиониста, заставила того отступить, а в следующую секунду камни под его ногами исчезли в небытии. Просто дождь размыл землю. Просто оползень, одна из главных опасностей гор, в этом месте решил проявиться совсем не масштабно, но очень метко. Просто кусок берега вдруг полетел в бездну, вместе со стоявшим на нем иллюзионистом… Удар. Камни с гулким грохотом упали в воду, и бушующий поток со всей силы ударил ими о берег. А мозолистые загорелые пальцы сжимали тонкие, бледные, с полупрозрачной кожей, так и не восстановившейся до конца после полугода в колбе с раствором жизнеобеспечения. Карие глаза смотрели в разноцветные, и в них горело лишь одно желание — желание защитить друга. Но ему не отвечали пониманием. — С чего такая щедрость, Савада? — усмехнулся висевший над бездной иллюзионист. — Ты ведь, кажется, считаешь, что от меня можно ждать лишь неприятностей, так избавься от угрозы, что же ты медлишь? — Мукуро, ты мой товарищ. Поэтому не говори ерунды… Тсуна лежал на самом краю обрыва, едва удерживая друга, и пытался вытянуть его, но ничего не получалось. Мукуро усмехнулся и в следующую секунду сказал: — Ты глуп, Савада. Я могу создать иллюзию и спасусь без твоей помощи. Но даже упав в реку, я не пострадаю. Тут всего два метра. — Я тебя не отпущу. — И не надо. Можешь упасть, я не против. А я выберусь сам. Иероглиф «Ад» вдруг задрожал, словно Мукуро собирался призвать иллюзию, но крик Тсуны его остановил: — Не надо! Ты ведь тогда не получишь информацию от Реборна! Секунда. Всего одна секунда сомнений в разноцветных глазах иллюзиониста. А в следующий миг было уже поздно. С гулким грохотом в бездну посыпались новые осколки берега — камни, некогда связанные между собой вязкой глиной, так легко размываемой дождем. И Савада Тсунаёши полетел вниз, всё еще держа за руку своего товарища. Удар о воду. Болезненный. Выбивающий из легких весь воздух, а из разума — сознание. Темнота накрыла мир, а в следующую секунду вспыхнула мириадами огней, и, распахнув глаза, Тсуна увидел водяные брызги, пену и взволнованное, но отнюдь не испуганное лицо иллюзиониста. И почему-то в голове Савады промелькнула странная мысль: «Он слишком легкий». Рокудо Мукуро был гением и, используй он иллюзии, легко выбрался бы из бурной горной реки. А еще он был очень сильным бойцом и верил, что выбрался бы даже без помощи Пламени Предсмертной Воли. Вот только иллюзионист кое-чего не учел. Целых полгода он, побежденный Савадой Тсунаёши, провел в тюрьме для особо опасных преступников, в колбе с раствором жизнеобеспечения: без сознания, скованный цепями и неспособный даже пошевелиться. Кожа его истончилась, как и кости, мышцы начали атрофироваться, мышечная масса уменьшилась, а жировые запасы были быстро израсходованы. И вернувшись к нормальной жизни, пройдя реабилитацию и восстановив здоровье, Рокудо Мукуро не смог добиться лишь двух вещей: нарушенный обмен веществ не позволил ему набрать вес, а истончившиеся кости даже от приема кальция не желали становиться прочнее. Он был слишком легким. Резкий порыв ветра, и мощнейший водный поток рванул парней к берегу, чтобы ударить о скалы новым украшением разбушевавшейся реки. Камни с грохотом впечатались в преграду, не оказывая сопротивления, а люди пытались бороться со стихией, но… Мукуро всё же был слабее воды. Просто потому, что казался ей легким, как перышко. И его начало сносить. А в следующую секунду куда более успешно справлявшийся с потоком Савада увидел надвигавшуюся на них мощную волну и, не думая, что делает, схватил иллюзиониста за руку. Рывок, и они были рядом, а вода холодной пеленой насмешливо царапала кожу, выжимая из нее алые капли. Волна накатила ужасающим монстром, сносящим всё на своем пути, и в разноцветных глазах иллюзиониста Тсуна на секунду увидел искреннее удивление и непонимание. А затем водяной вихрь поглотил их, но Савада не отпустил руку товарища — он продолжал бороться со стихией, и ему повезло: другой рукой он сумел вцепиться в толстую ветку, которая давала хоть какую-то опору. Мафиози вцепились в осколок мертвой древесины, и поток с бешеной скоростью понес их вниз по течению, но вдвоем парни сумели заставить бревно плыть по центру реки, не приближаясь к берегам. А еще они сумели спасти свои жизни, не используя Пламя Предсмертной Воли. И это было настоящим достижением для человека, не желавшего становиться боссом мафии и не верившего в свои силы. Ведь Тсуна верил лишь в то, что сделает всё возможное для спасения друзей, но не был уверен, что сумеет помочь, а вот сейчас — сумел. И это заставляло его улыбаться. Грести изо всех сил, судорожно пытаться дышать ровнее и не поддаваться панике, прислушиваться к интуиции, чтобы понять, не грозит ли им новая опасность, но… улыбаться. Брызги воды, пена, оборванная листва и изломанные ветви, камни, куски глины и высокие, скалистые берега — всё это проносилось перед парнями сплошным монолитом, словно узор калейдоскопа: изменчивый, но неспособный исчезнуть или превратиться в нечто новое. Раскаты грома сливались с ревом потока, молнии били в деревья где-то там, наверху, а дождь жалил кожу острыми холодными иглами. Река относила мафиози всё дальше, и постепенно берега сменились на пологие, невысокие, заросшие травой. Не сговариваясь, парни начали движение к суше, всё так же держась за ветку, как за спасательный круг. Как за единственную надежду. Дерево ткнулось о размытый пологий берег и было наконец отпущено. Пальцы вцепились в мокрую траву и вырвали ее с корнем, а поток продолжал сносить мафиози всё ниже. Первым зафиксировать свое положение сумел иллюзионист, Саваду отнесло на пару метров ниже по течению, но он всё же сумел остановится. Подтянувшись на невысоком, размытом, скользком берегу, парни выбрались на сушу и буквально рухнули на землю. Мукуро закашлялся, стоя на четвереньках и сплевывая на траву попавшую в легкие воду, а Тсуна лежал на животе, закрыв глаза, и пытался отдышаться. Кашель иллюзиониста вдруг стал каким-то странным, болезненным, и Савада, открыв глаза и покосившись на товарища, в который раз замер. Тело фокусника сводило судорогами, а вместе с водой на траву падало нечто алое. Мукуро кашлял кровью, и это Саваде крайне не понравилось. Он думал, что иллюзионист полностью восстановился после пребывания в колбе с раствором жизнеобеспечения, но… Тсуна не знал, что такое невозможно в принципе. Гокудера это понимал, как и Реборн, вот только они молчали, а Саваде и в голову не пришло поинтересоваться о подобном. Он просто не знал, что такое полгода без движения, без сознания, без возможности сделать вдох по своей воле, а не благодаря аппарату искусственного дыхания. Парень шмыгнул носом и заставил себя пошевелиться. Встав на четвереньки, он подполз к Мукуро и сел рядом с ним, но иллюзионист отвернулся, словно не желал показывать свою слабость врагу. — Ты в порядке, Мукуро? — нет, он не в порядке, но как же не спросить? — Чем я могу помочь? — ты ничем не можешь помочь, потому что даже не знаешь, что происходит, но ты совершенно точно готов сделать что угодно. Разве это не глупо? А может, это всё-таки правильно?.. Кашель был ему ответом, и Савада растерялся. Вся его решительность исчезла, потому как он даже не представлял, что может сделать, чтобы другу стало хоть немного легче. А зеленую, сырую от дождя траву продолжали украшать багряные разводы. «Я должен что-то сделать! Но что? Что мне делать?! Был бы тут Реборн, он бы знал, чем помочь, он бы посоветовал, как… Знал. Реборн бы знал, как помочь. Мне нужно тоже это узнать». — Лия! — Крик Савады разнесся по наэлектризованному воздуху и был заглушен шумом дождя, громом и кашлем иллюзиониста — надрывным, болезненным, выворачивающим его легкие наизнанку. — Лия, помоги! Мне нужно это знание! Как мне помочь Мукуро, что я могу сделать?! Что вообще происходит, он же не умрет, Лия?! — Не кричи, не в пыточной, — раздалось у парня за спиной, и он резко обернулся. Призрак стоял, скрестив руки на груди, и хмуро взирал на Хозяина, а дождевые капли проходили сквозь фигуру, казавшуюся абсолютно реальной. Тсуна поморщился — это зрелище его всегда пугало — но взгляда не отвел. — Лия, ты поможешь? — с надеждой спросил он. — Естественно, ты ведь сделал запрос. Страж никогда не ослушается его. Делай то, что я скажу, и иллюзионист будет в порядке… пока, по крайней мере. Савада кивнул и по совету духа попытался уложить Мукуро на бок, но тот оттолкнул его руку и зашелся в новом приступе кашля — надрывном, разрывающем горло, скручивающим желудок в тугой узел… А в следующую секунду его вырвало, и Савада, воспользовавшись секундным замешательством пытавшегося вытереть губы иллюзиониста, оттащил его от края реки и уложил на бок. — Дыши через нос, это тяжело, но постарайся, — затараторил Савада. — Не верь мне, не надо, можешь даже ненавидеть, но сейчас сделай так, как она говорит: она знает всё о том, как тебе помочь, поэтому сделай это, Мукуро… Хранитель Тумана, судорожно пытавшийся сделать вдох, но неизбежно начинавший кашлять, закрыл глаза. Он знал, что надо дышать носом, но это было слишком тяжело, и когда такие приступы случались (к счастью, всё реже), он порой терял сознание, потому что не мог остановить кашель. Потому что не мог сделать вдох носом… Но ведь он не имел права быть слабым перед Савадой Тсунаёши, будущим боссом ненавистной ему мафии, разве не так?.. — Подтяни колени к животу, обхвати их руками, полностью расслабься и старайся дышать носом. Главное не давись. Только не давись, а если в горле першит, держись: пусть будет неприятно, но не кашляй. И тебе надо срочно согреться, но для этого надо пройти к пещере неподалеку. Сейчас согреть тебя могу только я, но сначала тебе надо хоть немного успокоить дыхание. Давай, Мукуро, дыши через нос; ты сможешь, это же ты. «Это же ты». Самые жестокие слова, которые Савада мог сказать сейчас иллюзионисту. Рокудо Мукуро не мог показать ему свою слабость, ведь… «это же он». А потому фокусник подтянул колени к груди, обхватил их и попытался расслабиться — получалось плохо, грудь и живот сводили спазмы, а горло словно рвало крупной наждачкой. Тсуна же скинул рубашку, скрутил ее аккуратным кульком и подпихнул под щеку товарища. Трахея была хоть немного выпрямлена, спазм мышц горла на одну сотую долю спал. — Теперь просто расслабься, рот должен быть приоткрыт, чтобы слюна стекала: лучше не сглатывать, не напрягать шею. И прости, Лия говорит, что если тебе будет холодно, станет только хуже. Так что извини, я тут рядом лягу… Блин, короче, просто не бей меня, ладно? Я просто буду… грелкой, вот. Лия ухмыльнулась. Очень вовремя она сказала: «Побудь живой грелкой», — Тсуна тут же использовал слово по назначению. Мукуро не ответил боссу ненавистной мафии — он продолжал кашлять, всеми силами стараясь дышать носом. Тсуна же лег у него за спиной и прижал иллюзиониста к себе, а затем затараторил: — Так, Лия говорит, что ты слишком стараешься не закашляться и этим напрягаешь горло. Сконцентрируйся на том, чтобы сделать вдох носом, забудь о горле, словно его и нет. Я как-то не очень понял, но… она говорит, попробуй дышать, словно ты на аппарате, словно дыхание не твое. Делай вдох сам, но полностью расслабься, пусть воздух проникает в легкие без напряжения. И главное, не препятствуй вздоху через рот, а то это приводит к новым спазмам. Если совсем немного кислорода попадет через рот, это не страшно. Главное основной вдох делать носом. «Об этом врачи никогда не говорили», — промелькнуло в голове иллюзиониста, и память услужливо подкинула воспоминания о том, как его легкие наполнял кислород из баллона. Аппарат искусственного дыхания медленно расширял их, наполняя живительным газом, а затем заставлял опадать, и эти мерзкие, страшные, отвратительные воспоминания почему-то вдруг не вызвали отторжения. Ведь тогда ему и правда было легко дышать… Мукуро расслабился и позволил кислороду течь свободно, как ему заблагорассудится. Он перестал пытаться не дышать через рот, как советовали врачи, и делать вдох исключительно носом. Закрыв глаза и ощущая, как по замерзшему телу со спины разливается живительное тепло, он медленно и очень осторожно потянул носом воздух. Спазм сдавил горло, но Савада надавил на живот иллюзиониста, и воздух с тихим свистом покинул легкие, а мерное бормотание над ухом о том, что надо дышать очень осторожно и неглубоко, почему-то помогало расслабиться и преодолеть спазмы. Медленно, но верно дыхание Мукуро выравнивалось, всё реже спазмы переходили в кровавый хриплый кашель, всё ровнее билось его сердце и всё тяжелее становились веки. Наконец, он сумел окончательно справиться с не на шутку разошедшимся организмом и отрешенно подумал, что такого дикого приступа давно уже не было. После тюрьмы его легкие стали крайне слабыми, от сильного кашля могло начаться небольшое кровотечение, а остановить спазмы у него никогда не получалось, и они проходили сами собой, но сначала выматывали его до полного изнеможения, а то и до обморока. И только медикаменты могли исправить ситуацию, заставив легкие работать нормально. А вот сейчас, в один из сильнейших приступов, ему удалось справиться самому. И как? Благодаря помощи лидера ненавистной иллюзионисту мафии! Человека, из-за которого он пересмотрел свои взгляды на жизнь, но который буквально несколько часов назад показал, что абсолютно не доверяет своему Туману — ни на йоту. И это било по самолюбию, ведь несмотря ни на что, даже на собственные слова, Мукуро и впрямь ни разу не попытался навредить Вонголе. И от недоверия, выраженного так открыто и так безразлично, ему становилось… немного больно. Самую малость. И это раздражало, так же, как раздражал тот факт, что вся помощь иллюзиониста была забыта, но зато были припомнены старые грехи. Нет, Рокудо Мукуро не хотел, чтобы Савада Тсунаёши ему поверил. Он просто хотел, чтобы человек, однажды показавший ему, что значит настоящая забота о друге, не смотрел на него как на абсолютного врага. Ведь Мукуро никогда не признался бы себе, что совсем немного, самую малость, хотел быть похожим на Саваду, потому и стал его Хранителем ради того, чтобы Вонгола защитила его друзей, Кена и Чикусу… Он просто больше не хотел быть один. Ведь одиночество иногда убивает сильнее ножа. Но Мукуро бы в этом никогда не признался, поскольку мафию он на самом деле ненавидел. Вот только ненавидеть Саваду не получалось: слишком он был не похож на мафиози. Слишком он был добр. А еще он оказался первым человеком, который показал иллюзионисту, что в жизни есть не только принцип: «Убей, или убьют тебя». Он пожалел своего врага. И это не давало Мукуро ненавидеть его, не давало захватить его тело и уничтожить мафию изнутри. И потому видеть в глазах человека, которого он всё же немного, самую малость ценил, то самое выражение неверия, как во времена битвы в Кокуё-Ленд, иллюзионисту было крайне неприятно. Это раздражало. Злило. А еще ему было немного больно… Отдышавшись, Мукуро попытался встать, но Тсуна его не отпустил. Прижав иллюзиониста к себе, он быстро, но очень четко заговорил: — Лия говорит, здесь неподалеку пещера. Ты отдышался, но если сейчас нагрузишь организм, приступ может повториться. Она говорит, тут два варианта. Первый: я тебя дотащу до пещеры, второй: ты создашь реальную иллюзию чего-то подвижного. Тебе просто нельзя сейчас идти. Я никому не скажу о том, что произошло, обещаю. Лия говорит, ты из-за этого переживаешь, но не надо. Я, может, и не особо умный, но если надо что-то сохранить в секрете, смогу не проболтаться. Так что это только между нами, ладно? Главное сейчас добраться до пещеры охотников, развести огонь и отогреться, а то заболеем окончательно. Ну что? Наверное, решишь Пламя использовать? Мукуро молчал. Зажги он Пламя Предсмертной Воли, и все старания полетели бы к чертям — он бы не получил от Реборна столь нужную ему информацию и не сумел бы отомстить. Но и позволить Саваде себя нести… На это Мукуро никогда бы не пошел. А потому, сглотнув и пару раз вздохнув поглубже, парень мысленно кивнул самому себе и прохрипел: — Я пойду сам. Ты поддержишь. Никакого Пламени. — Лия, как так? — в голосе Савады сквозило искреннее непонимание, и Мукуро поморщился. «С кем он вообще говорит?! И почему заявляет, что вся эта чертова ситуация останется между нами, если тут есть еще кто-то?!» — Ладно, Лия говорит, что если идти очень медленно, с привалами, всё должно получиться, но она не ручается за последствия. Рискнем? Иллюзионист криво усмехнулся и медленно начал подъем. Спине вдруг стало ужасно холодно, а мокрая рубашка, прилипшая к коже, мгновенно превратилась из теплой в ледяную — ливень беспощадно уничтожал тепло, словно ненавидел его больше всего на свете. Тсуна тем временем надел собственную рубашку, встал и напряженным взглядом воззрился на сидевшего на земле бледного иллюзиониста, чьи губы были синюшного оттенка и дрожали, а тонкие пальцы судорожно цеплялись за траву. И только глаза его, как и всегда, оставались решительными, ехидными и слегка надменными. «Горбатого могила исправит» — очень точное выражение в данном случае. А впрочем, Мукуро ведь познал все Шесть Путей Ада, значит, рассчитывать не приходилось даже на радикальные меры. — Ты в порядке? — осторожно спросил Савада, пристально глядя на иллюзиониста. Мукуро всегда казался ему очень сильным, одним из самых сильных людей, что его окружали, но он и подумать не мог, через что постоянно проходит этот человек, кажущийся абсолютно надежным, безумно сильным и главное — здоровым. Да, у него была бледная, почти прозрачная кожа, да, он был чрезмерно худым, да, иногда его губы становились синюшными, но никогда Савада не задумывался о том, что с Мукуро может быть что-то не так. Он просто отмахивался от очевидного, игнорируя реальность, живя надеждой на лучшее и веря в то, что «с такими людьми ничего не может случиться — они ведь очень сильные!» И совесть болезненным уколом кольнула Саваду прямо в сердце. — Понял, что надо смотреть на факты? — хмыкнула Лия, подойдя к Хозяину. — Если бы ты призадумался над тем, как организм ведет себя после комы и пребывания в условиях тюрьмы Виндиче, ты бы понял, что Мукуро не может быть здоров. А он ведь живет в Кокуё-Ленд, где даже здоровый человек как минимум подхватит хроническую простуду. — Я был идиотом, — пробормотал Савада, продолжая смотреть на иллюзиониста, медленно старавшегося подняться, но не пытаясь протянуть ему руку — просто чувствовал, что такого бы Мукуро уже не потерпел. Ведь он всё же был слишком гордым… — Ты права, Лия-сан, я должен научиться видеть, что происходит вокруг, думать и анализировать. Должен перестать плыть по течению. Но всё равно ты мне это слишком… жестоко показала. Зачем ты с Мукуро так? — А потому что мне плевать на людей, — без зазрения совести ответила Страж. — Мне не плевать лишь на одного человека — на Хозяина Книги. Остальные значения не имеют, и их чувства меня не волнуют. — Так нельзя… — Тебе — может быть. Но я не ты, не так ли, Савада Тсунаёши? Тсуна вздохнул, а Мукуро, сверливший взглядом пустоту рядом с боссом, поморщился и не спеша двинулся прочь от реки. Тсуна тут же всполошился и подбежал к товарищу, и тот всё же принял помощь, потому как резкий ветер сбивал с ног человека, и так еле способного удержаться в вертикальном положении. Тсуна закинул руку иллюзиониста на плечо и пошел следом за Лией, показывавшей дорогу к пещере, в которой часто оставались на ночь охотники, и в которой благодаря этому были сухие дрова для растопки. Холодный дождь беспощадно хлестал путников, ветер старался сбить их с ног, скользкая земля норовила поиграть в каток, а бежавшие по ней пока еще не очень сильные потоки воды лишали ступни последней скользкой опоры. Пошатываясь, оскальзываясь на каждом шагу, парни неспешно брели по заросшей травой поляне, а затем ее сменил лес, однако стало не намного проще: ветер здесь был послабее, но земля оказалась мягче, она разбухла, а потому затягивала ноги путников, словно бездонная трясина. Мокрая ткань липла к коже, растрепанные волосы, словно в издевку, щекотали щеки, ботинки погружались в грязь и не желали из нее выбираться — их приходилось буквально вырывать из земли, с громким чавканьем неохотно отдававшей добычу. Парни продрогли, вымотались и замерзли, Тсуна икал от холода и даже задержка дыхания не помогла справиться с сокращениями диафрагмы, и лишь Лие было наплевать на дождь, холод и непролазную грязь. Но ее мучил голод — постоянный, беспощадный, неутолимый… И она знала, что ей от него не спастись, а вот у мафиози надежда на спасение была. Но ведь на первый взгляд казалось, что им гораздо хуже, так зачем жалеть призрака? Дойдя до пещеры, Савада чуть было не закричал от радости, но ему вовремя закрыли рот ладонью — оползень Лие был не нужен, и она поспешила спасти Хозяина от него самого. Войдя в темную сводчатую пещеру, Савада усадил Мукуро у стены, и тот закрыл глаза. На пару минут, чтобы собраться с мыслями. Сам же Тсунаёши, окинув помещение хозяйственным взглядом, отметил, что всё необходимое для разведения костра имеется: и тонкие ветки, и мох для растопки, и крупные деревяшки, и кострище, обложенное камнями. Здесь даже был небольшой котелок и завернутый в толстый слой полиэтилена коробок спичек. Быстро отыскав подходящие для растопки прутья, Тсуна поджег мох и четкими, отточенными движениями начал разводить костер. Спички спасли его от необходимости добывать огонь вручную, а знания Книги позволяли с каждым разом всё увереннее следить за пламенем, не давая ему погаснуть от неверных действий, и потому даже усталость и икота не смогли помешать Тсуне в который раз покорить огненную стихию. Вскоре алые языки пламени мерно трещали на сухих ветвях, а Тсуна, скинув башмаки, поставил их к костру и стащил рубашку, которая тут же была натянута на палку для просушки. Советы Книги Всезнания ведь невозможно забыть… — Мукуро, если не просушишь одежду, замерзнешь и заболеешь, — осторожно обратился к Туману Десятый Вонгола. Иллюзионист открыл глаза и посмотрел на босса. В его взгляде боролись раздражение, злость и непонимание — почему Савада снова стал самим собой, хотя еще несколько часов назад был кем-то абсолютно неизвестным, чужим, а его взгляд так напоминал взгляд, которым Мукуро был награжден во время битвы в Кокуё-Ленд… И это злило больше всего, ведь иллюзионист не мог понять, где же настоящий Савада Тсунаёши. — Ты мне ничего не хочешь сказать, Савада? — процедил Мукуро, пристально вглядываясь в лицо Десятого. Тсуна вздохнул и, почесав кончик носа, тихо ответил: — Извини, я был неправ. Но благодаря этой ссоре я понял кое-что очень важное. — Мне плевать на твои умозаключения, — проявил всё свое хамство Мукуро. — Кто сейчас с нами? Кого ты слушаешься? Кто на тебя так влияет? — Она не то, чтобы влияет… В общем, я расскажу, только не говори, что я псих, ладно? — в карих глазах промелькнула надежда и мольба, и Мукуро перевел взгляд на огонь. — Посмотрим по твоему рассказу, — ответил он, но всё же, поморщившись, добавил: — И так ясно, что ты на самом деле не один, но верить твоему рассказу или нет, я решу после. Ты наивен, Савада, и тебя могли ввести в заблуждение, а может, ты мне просто солжешь. Рассказывай. — Ладно, ты имеешь право злиться, — вздохнул Тсуна и, посмотрев на огонь, тихо произнес: — Но я тоже имею на это право. Потому что ты, когда мы поругались, смотрел на меня с ненавистью, как тогда, во время боя. Иллюзионист удивленно вскинул бровь и искоса посмотрел на товарища. Тот неотрывно смотрел на пламя, осторожно просушивая над ним рубашку, и почему-то выражение его лица, озаренное оранжевым живым пламенем, казалось Мукуро не таким как обычно. Слегка растерянное, незадачливое, наивное… в нем было еще кое-что. Кое-что лишнее. Грусть. Тоска, настолько сильная, что, казалось, она может уничтожить маленького человечка — разорвать изнутри. Иллюзионист, вздохнув, провел по лицу рукой, словно стряхивая наваждение, но оно никуда не исчезло. И Мукуро понял, что его собственная злость задела Саваду ничуть не меньше, чем недоверие босса задело его самого. — Ладно, я понял. Рассказывай. Извиняться Мукуро не умел, благодарить от всей души — тоже, а потому и спасение из реки, и ссора в лесу были задвинуты им в темный чулан памяти, где хранились самые неприятные, отталкивающие, вызывающие больше всего раздражения воспоминания. — Хорошо, держи только палку, а то простудишься, — сдался Савада, которого тонкой иголкой уколола обида, но он проигнорировал ее: слишком хорошо знал, что если Мукуро и способен на благодарность или извинения, то уж точно не по отношению к членам мафии, да и просто к людям, которых не подпускал к себе близко. Фокусник принял протянутую ветку и скинул башмаки. Поставив их у костра и передвинувшись ближе к огню, он покосился на Саваду и мысленно поморщился. Тот факт, что буквально полчаса назад босс ненавистной мафии, а по совместительству еще и человек, над которым Мукуро постоянно потешался, видел его слабость, злил иллюзиониста, и вдобавок к позору у реки снимать перед Савадой рубашку он совершенно не хотел. Ведь выпирающие ребра, тонкая кожа с сеткой четко просвечивающихся сосудов и десятки шрамов яснее любых слов говорили о том, что он болен, а выглядеть слабым в глазах «никчемного тунца» лидер банды Кокуё отчаянно не желал. Но всё же здоровье для него было куда важнее, а потому он нехотя скинул рубашку, повесил ее на ветку и начал просушку. Тсуна бросил косой взгляд на иллюзиониста и вздохнул. «Почему я ничего не замечал?» — подумал он и тихо сказал: — Мукуро, я тебе поражаюсь. Как тебе удается быть таким сильным? Я ведь даже не заметил, что ты болен — никогда бы не подумал… Как только у тебя это получается… Иллюзионист удивленно вскинул брови и посмотрел на Саваду. Он ожидал ехидных подколов, слов о том, что не болезному дохляку босса мафии никчемным было называть, да чего угодно, но только не слов о том, что он очень сильный. — А! Прости! — всполошился Савада, поймав полный скептицизма и удивления взгляд разноцветных глаз. — Я вечно говорю, что думаю. Забудь. — Савада, у тебя слишком странно расставлены приоритеты, — хмыкнул Мукуро. — Думаешь? — озадачился Тсуна. — Ну не знаю, по-другому я не умею. — Зато с помощью своего «благодетеля» научился, — нахмурился иллюзионист. — Рассказывай. — Ладно. Всё началось с того, что я решил поспать… Иллюзионист удивленно вскинул бровь, а Савада пустился в объяснения, отчаянно не желая смотреть на Мукуро из-за страха увидеть неверие в его глазах, и в то же время заставляя себя не отводить взгляд. Ведь он сказал себе, что будет анализировать всё происходящее, значит, должен выполнить обещание, разве не так? И он смотрел в застывшее, словно маска, лицо фокусника, не показывающего ни единой эмоции, и лишь на рассказе о Книге Всезнания едва подавившем готовый сорваться с губ вопрос. А еще в разноцветных глазах промелькнуло алчное пламя, когда Савада сказал, что Книга настоящая и предоставила ему неоспоримые доказательства своего существования. Какие именно, он не уточнил, но и по тону Мукуро понял, что они были весомы. И желание заполучить бесконечные знания вспыхнуло в его глазах. Тсуна заметил это, но лишь продолжил рассказ, а завершив его объяснением того, почему Лия их поссорила, спросил: — Ну и что скажешь? — Это бред, Савада, — усмехнулся Мукуро, и Тсуна вздрогнул, но иллюзионист добавил: — Хотя бред интересный. Ты бы такое не выдумал. Что ж, давай-ка проверим, правду говорит это твое видение или нет. — А как? — осторожно уточнил Тсуна. — Воспользуемся твоими новыми «силами», конечно же, — ответил Мукуро, и в глазах его промелькнул недобрый огонек. Вот только смотрел иллюзионист не на Саваду, а куда-то мимо него. И Лия рассмеялась, понимая, что он задумал. Рассмеялась мертвым, безжалостным, саркастичным смехом. Не стоит играть с огнем, люди. Огонь может вас уничтожить.