Загадай желание или сказка о когнитивном диссонансе

— Мужики, не подскажете, где-то тут в окрестностях детский дом был. Давно лет 20 назад… — особой надежды на вразумительный ответ Лев не возлагал. Деревенские удивлённо и недоверчиво таращились на пришлеца. Дескать, зачем он тут. Если б они его озвучили, Лев бы вряд ли ответил исчерпывающе. Найти. Что? Ответы. На вопросы, которые тревожили его на подсознательном уровне. Он дал слово Вете помочь. И начинать надо со Светы. Помочь избавиться от прошлого. Отпустить его. Детский дом. Потеря мамы. Травма страшная, порой даже непереносимая. Теперь понятно почему Светлана такая. Осталась одна против всего мира. Враждебного, как ей казалось. Девочке пришлось вооружиться. Стать сильной. В ей случае легендарная фраза «Да, красота — страшная сила» шутливо не звучала. Может даже наоборот. Лев увидел Свету настоящей. Нежной, ранимой, ласковой. Всё остальное — доспехи, броня, сверкающая серебром. Одним словом — защита. Панцирь, который Льву хотелось разбить. Целый день плутал по едва заметным грунтовым дорожкам на старенькой, ещё отцовской «Ниве». Старушка с испытанием справилась отлично, чего нельзя было сказать о самом Льве. Устал, видать с непривычки, тошнило, раскалывалась голова. Уже начинало смеркаться, а ничего путного Лев так и не узнал. День коту под хвост. «Фиговый детектив выходит из психолога», — бормотал Лев, угрюмо таращась по сторонам и то и дело сверяясь с картой. Выяснилось, что даже на дороге и с известным (чисто теоретически) конечным пунктом в тайге пользы от карты никакой. Как правило, по сторонам возвышались лишь сосны, этаким частоколом вокруг чего-то неведомого. А в это неведомое, от главной, условно говоря, дороги, ручейками текли тропинки, порой даже накатанные. Сворачивать на каждую было немыслимо, но в принципе надо. Неведомое могло хранить что угодно, от секретной ракетной базы (кстати в своём путешествии Лев — таки однажды напоролся на кордон, когда перед ним выросли будто грибы-лесовички дюжие ребята в камуфляже с автоматами и развернули к лесу задом… Хорошо хоть, по этому заду не надавали) до избушки Бабы–яги. В общем, райончик был ещё тот. У каждого свой интерес. Уфологи чаяли встретить тут тарелки или хотя бы какого–нибудь лесного человека, грибники обожали эти места из-за невиданных размеров своей добычи. Ну, а то… в 60–е район был стёрт с лица карты то ли из–за повышенной радиации, то ли из–за секретности проводимых испытаний, что, собственно, одно и то же. А потом вдруг это стало санаторной зоной. Построили детский дом. Таёжный свежий воздух, природа. А потом на природу и к свежему воздуху потянулись сначала номенклатурщики, а в 90–е — и все остальные, кто тем или иным способом добыл деньги. Теперь то и дело приходилось натыкаться на проволоку- забор и табличку: «частная собственность». Лев в общем-то не сомневался, что именно за такой преградой и будет находиться бывший санаторный детский дом. Чья-то частная собственность. Дом закрыли в смутные 90–е. Ничего удивительного, учитывая, что творилось в стране, но даже в те времена дело было громкое. Пожар, погибли дети. Вернее, формально не погибли, останков не нашли, но каждому было понятно, что случилось. Выбрались из горящего здания, убежали, а вернуться не смогли, заблудились. Тайга жестока, особенно к слабым. Поисков никто не организовал… С тех пор о местечке ходила дурная слава. Странно, но пропала только одна, младшая группа. Как говорили, именно в их крыле начался пожар. Малышам было самое большее 5–6 лет. — Детский дом. Заброшенный. Или перестроенный. Не в курсе? — повторил Лев свой вопрос. Мужики переглянулись. Психолог махнул рукой и потянулся к зажиганию. — Ну дык, Михась, поди, знает. Лев насторожился. — Михааааась! — от полупьяного рёва заложило уши, — ты про сгоревший детдом слыхал? — Ну, а чего? — раздалось с другого конца улочки — Поди сюда! Тут из города спрашивают. Со скамейки не торопясь поднялся тщедушный мужичонка и вразвалочку направился к машине. — Чего надо-ть? — Да узнать хотел, что сталось-то с ним? Никак найти не могу. — Что сталось-то? — Михась почесал бороду.– Да ведомо что– разломали. Нонче там коттеджи строют. Место-то по природе хорошее. Озеро. Рыбалка. Порой и щуку можно было вытащить. Да такую…– мужичок развёл руки в стороны, — м–да, по природе — хорошее, да по сути поганое, — философски закончил он. — То есть? — Лев удивлённо вскинул брови — То и есть. Нечисть там шалит. Издревле уж. Мне ещё дед рассказывал — Какая нечисть? — Ведомо какая. Нечисть с сопки. А тут уж, как тема стала близка, к беседе подключились и ранее безынициативные. — Упыри там, — пробасил здоровенный рябой мужик. Со старого погоста лезут. Ещё в гражданскую то ли белые, то ли красные деревеньку у сопки пожгли, вот с тех пор и лезут мертвяки. — Да брось, — встрял ещё один, — русалки это. Бабы красивые. Говорят если ночью мужика встретят, одежду с него сорвут и до смерти за… — Дык я ж не спорю, шо красивые. Но упырихи. Раз из земли выходют. Мой шурин сам видал. На мотоцикле раз ехал мимо сопки той, и вдруг ниоткуда баба. Прям у дороги и рукой машет. Сама вся при фигуре, я имею в виду на показ. Не-е, не то чтобы, всё как надо, мелковато, конечно, но таких по телеку кажут. — Ну и что он? — Да он по газам и не оглядывался, пока до дому не добрался. Говорит, вмиг протрезвел. А глаза, говорит, этой упырихи до сих пор снятся. Жёлтые, звериные. Дьявольские глазищи. — Да дурак твой шурин, надо было её… — загоготал самый молодой. — Захлопнись, — проворчал Михась, — кто б эти бабы ни были, бесовское естество у них изнутри прёт. Детей уворовывают. Мужиков совращают. Потом ходит сам не свой: ни на покос, ни на сев. Одно хорошо, что руки на себя не накладывает, хотя и такое случается. Чаще просто спивается. — Ну, у вас–то это, как бы помягче сказать, дело обыденное, — Лев окинул взглядом лица мужиков. –Оно, конечно так, да не так, — в своей философской манере ответил Михась.– Пить когда делать нечего — одно, а когда работать надо, ни-ни. Особливо если сообща. — Ну, а детдом–то, — вернулся к интересующей его теме Лев, — не знаешь, кто пожег? — Отчего не знать, — пожал плечами Михась, — знаю. Кладовщик ихний. Сенька Губошлёп. — Какой кладовщик? Зачем? Спьяну что ли? — Зачем спьяну? Сенька и не пил вовсе. Как раз он-то на себя руки и наложил. Поди-кось, пил бы, авось и до сих пор живой бы ходил. А так… Высосала баба с сопки его душу. Дочиста. Вернулись раз с посева, а он в сарае на перекладине висит. Дурында. Залез на колесо от «Беларуси» и… — Не выдержал, что дети погибли? — Да что ему дети. Из–за лешачихи этой. Уж больно красива была. А когда послала, Сенька и не сдюжил. Хлипкий был. Некрещёный. А нечисть таких и выбирает. У нечисти–то, ведомо, души нет. Вот и хочет хоть на время человечьей погреться. — Так что, выходит, эта ваша лешачиха Сеньку на поджог подбила? — С чего лешачиха–то? Директор ихний. Головная боль стала нестерпимой: — Директор? Детского дома? Не может быть. Дикость какая-то. Михась флегматично пожал плечами. — Дикость с лешачихой в постель лезть. А тут расчёт. Логика. Во! У него ж дитяти пропадать стали. Чуть ли не каждую ночь. Малолетки все. Поди-кось, за неделю всей оравы и не стало. Одну только схватили, прежде чем убёгла. Зачинщицу. — Какую зачинщицу? — Да была там одна. Бесёнок белобрысый. Шустрая, востроглазая. Всё про ельфов каких–то балакала. Мамку ждала. Мелкие только её и слушались. Она их всех увела. В лес на этих своих ельфов смотреть. А там и сгинули. Потом её ещё в дурке заперли. Хотя я думаю, что малых лешачиха с сопки к себе заманила. Уж шибко она до детишек охоча. У самой-то, видать, нету. За лешими такое часто водится. Вот и превращаются в лисунков заблудшие в лесу ребятёнки. Они ж по малости лет сопротивляться не могут. А эти ещё и мамку все искали… — В дурку? — прошептал Лев, пытаясь связать всё воедино, — бесёнок белобрысый. Постой, как ты сказал? — «У нечисти–то ведомо, души нет. Вот и хочет хоть на время человечьей погреться». Что-то вроде сексуальной аддикции. — Чё? А. Ну да. Ад, одна дорога, — кивнул Михась, — а через секс туда и попадёшь. Бабы — зло. Из избы бы их не выпускать. А то так подолом и вертят. — Не… — машинально, думая совсем о другом пробормотал Лев, — тут другое– бегство от одиночества. Снова и снова в сексуальную связь вступает, даже с незнакомыми, пытаясь хоть на время тепло почувствовать, погреться, как ты сказал. Избавиться от внутренней пустоты. Зависимость, проще говоря. — Чё? — Ну аддикция эта сексуальная… Зависимость… в смысле от секса. Ну как от самогона что ли… — А–а. Это да. Она самая акция. Если не хлебнуть, то так худо бывает, что кажись, помрёшь прям тут. Лев не слушал. Он торопливо доставал телефон. — Сергей? Привет. Это Лев. Ну вот, ты говорил: «Звони», я и звоню. Да нормально всё, но помощь нужна. Ты теперь шишка. Не в службу, а в дружбу. Глянь по своим каналам, что есть на Гостемирову Светлану. Ага. Николаевну. Жду… Да, похоже на то. Не ржи. Ну, влюбился, с кем не бывает. Подстраховаться хочу. Ага. Спасибо. Так. Одна. Муж пропал три года назад? В Африке? А что его туда занесло? А-а, врач, под эгидой Красного креста. Да, блин, вот и командировка. Как она пережила-то. И малышка. Теперь понятно откуда травма. Спасибо. Что, ещё что-то? Паспорт получала странно? То есть? Так… Так… Ого. Запутанная история. Так и не узнали, как 16 –летняя девчонка, без родных и друзей оказалась в городе? И выдали? Странно. Ну ясно. Значит, замуж выскочила. Да знаю я, что умная. И что красивая, знаю. Да вот, как видишь, бывает. Спасибо. Слушай, ещё одно. Это уже по работе… Пожар был. В детском доме. В 90–91, да–да… именно скажи, что случилось. В двух словах. Для статьи мне. Так… Кладовщик спьяну… — Да не пьющий был Сенька! Лев предупреждающе вскинул руку. Михась что-то пробурчал и повернулся к мужикам. — …Да. Да. Тут я… Слушаю. Сгорели? Нет… не нашли тел. Ага. Не искали даже. Одна девочка? Куда? Да, знаю больницу. Ну, если что, наведу справки. Какой —какой диагноз? Ага. Психотическое расстройство, ну, обычный после стресса, пережитой травмы. Понятно… Спасибо огромное. Не всё? Что? Исчезла? Из больницы? Через неделю? Искали и не нашли? Ого. Странно это. Да нет ничего. Просто работу пишу. Да аттестацию проходить надо. Вот и затеял что-то вроде исследования! Спасибо ещё раз! Будь здоров. Карабкайся ещё выше Ага. Выше гор могут быть только горы. Не-е. Не пропаду. Давай… Итак, детский дом сгорел, дети исчезли. Осталась только одна девочка. Девочка, которая рассказывала про эльфов, Девочка, которую поместили после пережитого шока в специальное лечебное заведение. Девочка, которую никогда не выписывали, потому что через неделю она просто исчезла. Играла на площадке с другими детьми, убежала за укатившимся мячиком и не вернулась. Девочка, которая считала себя эльфийкой и очень ждала маму. Девочка по имени Света. Вспомнились истории о суккубах. Вспомнилась Светлана. И её слова «Самое страшное в том, что в этом «вашем» мире с вами вынуждены жить и другие. И умирать. Потому что созданы они иначе, не так как вы» Что это она себя-то из круга исключила? «Вы» да «вашем». Неужели правильный диагноз девочке поставили, хоть и предварительный? «Острое преходящее психотическое расстройство». Лев знал, что именно с таким чаще всего попадают в больницу впервые. Так что могли шлёпнуть и для галочки. Ну, а вот если серьёзно, то серьёзно. Могут за этим скрываться и шизофренические психозы и кое-что похуже, если он правильно помнил клиническую психиатрию. Может, и не защитная реакция вовсе весь облик Светланы, а наоборот как раз? Боевой раскрас. Хищница, вышедшая на охоту? Ведь первое впечатление такое было. Это потом он копаться стал в себе и в ней. О самопрезентации рассуждать. Спасти захотел. Да его самого, похоже, спасать впору. А то повторит судьбу Сеньки Губошлёпа. — Михась, ты извини, что перебил. Так зачем директору пожар нужен был? — спрашивал Лев скорее для формальности. Во-первых, было уже не интересно, а во-вторых– понял. Михась его догадку подтвердил. — Так пропали ребятки-то. Не сберёг. Узнают– кому отвечать? Не кладовщику же. А так всё шито-крыто. Ну, пожар, ну посадили Сеньку, дали пять лет, через три вернулся… Виновный наказан. Отстраивать заново здание никто не будет, можно и распродать кое–что. Детей в город да в райцентр увезли, а дом прихватизировали по-быстрому. — Да откуда ты это всё знаешь-то, чёрт возьми! — всё-таки не выдержал Лев. — Э! Не поминай нечистого к ночи! Тебе ещё впотьмах возвращаться. А я знаю, поскольку там сторожем работал. Колхоз вон разогнали, работы не было, все и подались кто куда. Сторожить детишек-то всяко лучше, чем в городе в коптёрке какой-нить вшей кормить. Хоть и страшновато ночами окрест сопки-то бродить было, врать не буду. А Сенька Губошлёп, так тот свояк мой. Сеструха сильно по нему убивалась. Я как-то даже с ружьишьком на эту лешачиху ходил. Думал, бахну ей в брюхо, авось Сеньке и полегчает. В семью вернётся, а то пропадает сеструха, извелась вся…– Михась замолчал, а затем зло сплюнул. — Ну и как? Не нашёл? — А вот не твоего ума дело! — окрысился вдруг мужичонка, — хотишь, чтоб я сказал, что бабу грохнул? Нашёл дурака. Накося, выкуси — он сунул в окно заскорузлый кукиш, —, а ну, езжай отселева, пока вилами не помогли… Лев пререкаться не стал. Поблагодарил и медленно двинул восвояси. Подумать было о чём. Страшно, но в голове неотступно крутилось, что психические расстройства и шизофрения в частности обуславливается генами. В такт головной боли то и дело огненными буквами в сознании вспыхивала фраза из пособия по клинической психиатрии: " …исследования говорят о высокой степени наследственной обусловленности заболевания» Вот и взялся помочь Виолетте. На душе было погано.