A Different Curse

      Это было лучше, чем она мечтала.       Кровь вампиров давала людям огромную силу и выносливость. В сочетании с ее галлюцинациями, которые в основном были связаны с Румпелем, умоляющим ее, просящим милость в ее глазах. Она так просто не остановится, она не слезет с него, она не прекратит к нему прикасаться. Ее пот оставался на его коже, губы и зубы находили его рот, проникая языком в горло, и лучшее, что он мог сделать, больше не реагировать на это.       Мольбы, звуки боли, попытки поговорить с ней, чтобы привести ее в осознанное состояние, были бессмысленны. Он был опустошенным, единственным показателем его выносливости и мучений, были слезы и агония из-за пыток Зелены.       Она обещала ему, что заставит его быть вместе с ней, заставит его сделать ее «своей», и ничто не остановит ее. Мужчина не был уверен в том, что его план сработает, но такая как Зелена хотела его, он будет готов солгать, он готов сделать все, чтобы остановить ее.       Его крайняя плоть была раздраженной, и каждое новое движение отдавалось жжением, распространяющим пульсирующую боль по всему телу, он был как натянутая струна. Она лепетала глупости, ласкала и царапала его лицо, сильно таская его за волосы. Порой она начинала его бить или была слишком резка с ним.       Рубашка на вампире была в лохмотьях, грязной и окровавленной, этот клочок был единственным доказательством того, что он все еще оставался человеком. В противном случае, он был животным. Игрушкой. С ним играли, а когда теряли интерес, то морили голодом, издевались и заставляли разрываться изнутри.       Да, он был никем, и он признался ей в этом. Он был жалок, он был трусом, был чертом, чудовищем, но это было ужасным оправданием для мужчины. Он кричал об этом, стараясь избежать ее прикосновений, раздирающих его клеймо на бедре, но это было бесполезно.       Она выжгла клеймо заново, оставляя его кровоточить, и ухмылялась.        — Такой позор, и ты забыл об этом. Никто не должен забывать, кем он был раньше, верно, Румпель?       Он испытывал боль и истощение, проснувшись от того, как через бутылку ему вливали в горло гниющую кровь. Задохнувшись, он подавился, кровь потекла из носа, но ему не оставалось никакого выбора, кроме как проглотить это, его заставляли это делать.       Зелена не остановилась, пока содержимое бутылки не закончилось, она смеялась, когда его вырвало на пол, и он задрожал, покрываясь испариной, задыхаясь в извинениях. Раньше он извинялся за то, что делал, теперь он понятия не имел, стоило ли это делать, но лучше было извиниться.       — Знаешь ли ты, как ты неблагодарен? — она цокнула языком. Он всхлипнул, не сводя с нее глаз, ожидая, что будет наказан за это. — Я предоставляю тебе спальное место, я кормлю тебя, мою, я трахаю тебя и что же я получаю взамен? Взгляд полный ненависти и мольбы о том, чтобы я остановилась. Большинство людей за такие вещи будут намного благодарнее тебя. Но ты непослушный питомец, не так ли? — он покачал головой.       — Н-нет. Нет... Я не он, Я... — она ударила его, так же как била его жена, и теперь он не видел разницы между прошлым и настоящим, его мысли затерялись во времени.       — Мне так жаль. Что ты сказал? — прошипела она, насильно удерживая его за подбородок. Он моргнул, и слезы покатились по его щекам.       — Я сказал, что мне очень жаль, и я буду хорошим, — прошептал он.        — Хороший питомец, — улыбнулась Зелена обходя его сзади и прикасаясь к нему руками, стимулируя, чтобы она снова могла поиметь его.       Он всхлипнул, напрягаясь от боли и отвращения, на мгновение, прикрыв глаза, только на мгновение.       — Пожалуйста. Пожалуйста, это больно! Достаточно, достаточно...       Конечно, это не остановило ее. Она капнула каплю его крови себе на язык и, задрав юбку, опустилась на него, удовлетворяя себя.       В этот раз он плакал, боль в паху была слишком сильной, а пульсирующее клеймо напоминало ему о том, кем он был на самом деле — трус. Отвратительный трусливый урод, грустный человек, который провел большую часть своей жизни прячась в тени, а затем и вовсе стал ее частью. Напоминание о том пути, выбрав который, он потерял сына.       Все это било по нему с каждым грубым, жгучим движением ее бедер. Когда Зелена вцепилась ногтями в его клеймо, он закричал.       — Ох, как некрасиво, Румпель, — вздохнула она, размазывая кровь по его лицу. — Я скоро буду твоей. И ничто не сможет нас разлучить. Ты же хочешь этого, так?       Он ничего не сказал, прикрыв глаза и концентрируясь на ускоряющемся скрипе койки. Не зависимо от того, что он ответит, она услышит совсем другое, даже если он ничего не скажет, она все равно что-то услышит. Даже если бы она хотела его услышать, она бы не смогла, его кровь лишала ее рассудка.       На некоторое время она оставила его дрожащим, опустошенным и испуганным.       — Ты сегодня был послушным со мной, питомец, — проворковала она, слезая с него и ухмыляясь. — Ты сегодня не испортил мне настроение, и я думаю, что могу тебя вознаградить чем-то. Я дам тебе то, что ты хочешь. Попроси об этом, и я дам тебе это. Как насчет одеяла? Хороший теплый душ? Более свежая кровь? Свет, когда я ухожу?       Румпель посмотрел на нее. Его лицо было в кровавых слезах, темные глаза — полны боли.       — Я хочу домой.       Она рассмеялась прямо ему в лицо, качая головой.        — Я знаю, что ты никогда не упустишь возможности — он отвернулся, его губы дрожали. — Мой бедный маленький чертенок. Такой милый и жалкий. Ты на самом деле вкусный. — она провела языком по его щеке, слизывая одну из его слезинок. – Ммм, очень.       Он смотрел ей вслед, зная, что упустил возможность, которой не возникнет в ближайшем будущем, но он не попросит второго шанса, не будет молить о милосердии. Иначе это даст ей повод держать его тут еще дольше.       Дрожа в темноте, к нему вернулись его галлюцинации, делая ему еще хуже и усиливая его боль. На этот раз сладостный голос позвал его.       — Белль?       — Тсс... отдохни, ты должен отдохнуть, Румпель. Я здесь. Все в порядке, — ее мягкая рука коснулась его лица. Прохладной тканью она вытирала кровь и пот с его лица и шеи, ее чувственные губы целовали его в лоб, стараясь избавить от этого безумия.       — Мне так жаль, — взмолившись, прошептал Румпель.       — Эй, ничего подобного, — заверила она его. Ее глаза блестели в темноте. — Все в порядке, ты ничего плохого не сделал.       Видение было так прекрасно, но это был обман. Он знал это, он чувствовал в голосе фальшь, которая пытался ненадолго вселить в него ложную надежду. Но этого хватило, чтобы он смог заснуть, однако, сон был недолгим. Но и этого было достаточно.       Он только надеялся, что ему не придется видеть это видение всю оставшуюся жизнь, всю вечность.

***

      — НЕТ! — Белль хлопнула ладонью по столу, чтобы успокоить шерифа Свон и другие пререкания между вампирами, оборотнями и людьми за столом. — С меня достаточно!       — А кто ты, собственно, такая? — почему-то спросил ее Ученик из Магистрата вампиров, многозначительно взглянув на девушку.       — Девушка Его Королевского Величества, — сообщила Тамара, одна из присутствующих людей, стоящих напротив него.       — И почему она здесь?       — Потому что я единственная, кому, черт возьми, плевать, о чем сегодня вечером будут говорить в новостях на CNN, — закричала она, глядя на всех них.        — Много чего может просочиться, Белль, — пожал плечами другой оборотень, сидящий рядом с Руби и Грэмом. — Скорее всего, они просто прыгают от счастья. Хотя они были бы рады, если бы это случилось и с обычным вампиром. Может быть, правда, они узнали бы об этом не так быстро.       — Не так быстро?! — потребовала она, зная, что это была не вина оборотня, не пытаясь унять свои чувства, но Белль все так надоело, она устала и была недовольна всем этим процессом. — Прошло уже почти две недели, две недели, а вы, люди, не имеете ни малейшего представления о том, где он находится!       — И ты тоже? — спросил, щурясь на нее, Ученик.       — Ну, если бы она знала, — сказал человек, которого звали Айзек, печатая что-то в ноутбуке. Он пришел с остальными вампирами самодовольно улыбаясь. — То это была бы ужасная трата времени каждого. Почему бы тебе не присесть, милая?       — Милая?!       — Хэй! — крикнула Эмма, вставая из-за стола.       Мужские клыки обнажились, и Руби зарычала, двинувшись, чтобы оградить Белль, но девушка подняла руку.       — Хорошо, — сказала она, Белль просверлила каждого взглядом и остановилась на Эмме. — Я... я ухожу, — она развернулась на высоких каблуках и направилась к выходу.        — Белль, — окликнула ее Эмма, заставляя остановиться и обернуться. — Не... не делай глупостей, хорошо?       Она усмехнулась.       — Что? Таких, как вы все?

***

      — Привет.       Обычно, когда кто-то стучал по его шляпе на голове, отрывая так по хамски его от еды, вампир бы выкинул его через окно, но обернувшись и увидев крошечную темноволосую девушку, Джефферсон сразу же смягчился. Он во все глаза уставился на нее.       — Белль? — спросил он, убирая с лица голодное выражение. — Черт возьми, что ты делаешь в Нью-Йорке, голубка?       — Мне нужна твоя помощь.       — Как ты вообще нашла меня здесь? — усмехнулся он. Белль показала телефон.       — Ты зарегистрирован на Facebook, Джефферсон, — вежливо ответила она.        - Ах, да, — он усмехнулся, глядя на нее.       Она выглядела измученной, едва стояла на ногах в тех самых высоких каблуках, ее лицо было осунувшимся, кожа бледной и нездоровой, Он нахмурился, осматривая бар.       — Где Румпельштильцхен? — спросил он. — Голд никогда не оставит свою вторую половинку. Если ты пришла сюда, значит, что-то произошло?       Она сглотнула, заламывая руки.       — Его похитили. Кто-то схватил его. Это было во всех новостях! — воскликнула она, осуждая его. Он был занят тем, что нарушал некоторые человеческие законы, такие как воровство и кусание людей и не смотрел новости, как это делают добропорядочные люди.       — Я...        — Его нет уже больше двух недель, и я знаю, где он, — надавила она. — Но никто не поможет мне, никто даже не слушал меня, когда я говорила, что я… Мне очень нужна твоя помощь, пожалуйста, — она измождённо смотрела на него, глазами полными надежды, и он без колебаний согласился.       Джефферсон посмотрел на часы.       — Солнце встанет через час, давай вернемся к этому разговору завтра, хорошо? Можешь ли ты немного подождать? — отшутился он.       Она кивнула, глухо сглотнув.        — Хорошо. Хорошо, мы вернемся к этому разговору, как только солнце зайдет.       — Обещаю. Мы сразу же уедем отсюда, — поклялся он.       Белль осталась в комнате Джефферсона, которую он снимал при баре. Номер был скуден. Мужчина сел на диван, а Белль в изнеможении рухнула на кровать и, свернувшись калачиком, заснула.       Ее сны были такими же, как и у ее вампира. Мягкие руки, нежные голоса, заверения в том, что он в безопасности в ее объятиях. Она прижимается щекой к его мягким волосам, они лежат в постели теплого дома, прячутся от всего мира, и все у них хорошо. Но это всего лишь сны.

***

      — Ты не рад, питомец? — усмехнулась Зелена, крепко держа в руках ножницы. — Наконец-то ты станешь моим, разве ты не счастлив?       Он не хотел этого. Он не знал, возможно ли это, но происходило сейчас вне зависимости от его желания. Она будет пить его кровь, а он ее. Она попытается заставить его пить свою кровь, в том положении, в котором он был, после непрекращающейся голодовки, он не был уверен в том, что сможет противостоять этому.       Румпельштильцхен не ответил ей и заработал пощечину.       — Ты даже не слушаешь меня? — она нахмурилась. — Это один из самых важных дней в моей жизни, а ты не слушаешь меня?       — Н-нет, нет, Я... — заверил он, надтреснутым, сломленным голосом. – Я, я просто подумал, что...       — Что? — цокнула она, поднимая его лицо.       — Я подумал, что будет лучше, если я… если я смогу держать тебя. В то время как мы будем делать это, — пробормотал он. — Я... я не могу перестать думать о тебе, Зелена. О том, как я ошибался, о том, что единственное, что сделало меня несчастным, это был отказ преподнести тебе подарок, который ты заслуживала.       Ее эго и одержимость, единственные, что ему необходимо было хвалить, чтобы достаточно ее отвлечь, обращая внимания на незначительные вещи. Она смотрела на него с опаской, наблюдая за тем, как он сел.       — Мне больше никто не нужен, кроме тебя, — мягко сказал он. — Ты раскрыла мне глаза. Ты показала мне, что счастье может быть. Сначала я не понял, но теперь увидел это. Пожалуйста. Пожалуйста, прежде чем это произойдет... сними оковы.       Зелена смягчилась.       — А как же она? Белль?       Вампир нахмурился.       — Кто?       Зелена рассмеялась.       — Ах, мой питомец опомнился, не так ли? — она улыбнулась, придвинувшись, чтобы снять оковы с обеих рук. Он зашипел, когда они были сняты, его сердце бешено билось в груди. Ели бы он мог ее убить, если он сможет вонзить в нее свои клыки, то он сможет дезориентировать ее. Тогда он сможет убежать. Он сможет убраться отсюда подальше.       Он смотрел на нее с возрастающим нетерпением, напряженный и почти задыхающийся, он сконцентрировался только тогда, когда она поцеловала его. И Румпель должен был ответить на этот поцелуй с охотой.       Его разъедало изнутри при мысли о том, что ему необходимо сделать, он поднял одну руку и коснулся ее волос, не кожи, достаточно было волос. Он не смог бы выдержать чего-то другого, помимо того, что его свободная рука сейчас делала.       Его руки и лодыжки были свободны, и он был близок, так близок к свободе. Он только касался ее одежды, только касался и охотно целовал, придерживая ее, отвлекая от своих намерений стать свободным.       Оставался только ошейник, и она погрузила свои пальцы ему в волосы, скользя губами над кровавыми волдырями, порезами от серебра, так близко к ошейнику. Он притворялся нежным и даже сымитировал неровные стоны.       — Ммм... ты знаешь, что я ненавижу в тебе больше всего, питомец? — улыбнулась она, касаясь губами его горла. Он поборол дрожь и ответил через силу.       — Насколько я тощ, — без колебаний ответил он.       Она усмехнулась.       — Кроме того, ты выглядишь тоще птицы. Что еще?       Он покачал головой, резко нетерпеливо выдохнув.       — Я- я не знаю.       - Ты чертов лжец!       Он не заметил, как она взяла ножницы, но прежде чем он успел возразить, она вонзила их ему в травмированную лодыжку. Мужчина закричал, задыхаясь в агонии, пронизывающей его тело и ослепляя его.       — Ты думаешь, я не знаю? — потребовала она. — Ты думаешь, я каким-то образом поверю в то, что ты передумал за один день? Ты думаешь, что я так глупа?       — Мне жаль! Прости меня, не... Мне больно! — взмолился он, теряя надежду. Его воля разрушалась с каждой каплей крови, вытекаемой из его лодыжки.       Она с презрением встала над ним с цепью в руках.       — Скажи «пожалуйста», — прошипела она. — Ты всегда так красиво его произносишь. — Проси меня, как хорошая шлюшка, как послушный питомец.       Он закрыл глаза, держа руки у лица, стараясь защититься. Слабый. Он был настолько слаб, после той власти, которая у него была столько лет, что отвык делать подобные вещи.       — Пожалуйста, — заскулил он. — Пожалуйста, Зелена, не делай мне больно. Не бей меня, прости меня. Мне так жаль, пожалуйста!       — Такая жалкая попытка сбежать от меня. Трусливая маленькая шлюшка, да как ты смеешь!       Она ударила его по животу цепью, как кнутом, и он закричал. Она стегала его до тех пор, пока он, лишившись голоса, высеченный, рыдал и обливался кровью. Она проклинала его с каждым ударом, смеялась над ним и плевала. Кричала, вынуждая соглашаться с ней, и не останавливалась до тех пор, пока он не признался, что она была права.       Он чувствовал себя таким разбитым. Он был настолько отвратителен, что был недостоин помощи и любви. Все, чего он заслуживал, была боль, темнота, гул голосов в его голове, соглашающихся с его отчаянием и агонией. Все, что ему было нужно, милость и привилегия.       Это зашло настолько далеко, что он даже поблагодарил ее, когда она остановилась. Он поблагодарил ее, когда она раскрыла одну из отвратительных бутылок и бросила ее на него, чтобы он смог исцелиться. Поблагодарил ее еще раз, когда она вылила ведро ледяной воды на него, смывая с него кровь, так как не хотела, чтобы ее шлюшка была окровавленной в тот момент, пока она будет трахать его.       И он благодарил ее.       — Нет, нет, ты не... Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, пожалуйста, — шептал он, шипя, когда Зелена заковывала его руки высоко над головой.       — Этой ночью, ты собирался стать моим, — прорычала она. — А теперь? Теперь у тебя есть время, на то, чтобы снова заработать мою милость. И ты можешь начать с того, что закроешь свой рот.       Шелковый платок, что был когда-то в его пиджаке, был затолкан ему в рот, а ножницы оставались торчать в лодыжке, как напоминание.       Он был уже не тот, потерянный, слишком напуганный и не уверенный в том, что в его жизни было что-то хорошее, что вообще что-то было хорошее за рамками этого подвала.       Он рыдал в темноте. И Белль снова пришла, в этот раз он настаивал, чтобы она никогда не стала реальной. Но она по-прежнему обещала не оставлять его, гладила его волосы и лицо, все эти выдуманные жесты были настолько нежны.       - Я не заслуживаю этого, — думал он, не в состоянии говорить с кляпом во рту. — Я не заслуживаю тебя.        — Тсс...- шептала она, целуя его лоб. — Тсс... Ты прав.