***
За время своего напряженного ужина Джоанна и Финник получили сразу несколько приглашений на вечеринки в честь Пира. Хоть прежде ей и не приходилось бывать на таких, но в чем их суть уловила прекрасно. Пиры на Играх всегда утраивали, чтобы в трибутах явственно вскрылось все самое лучшее и худшее: часто такие Пиры оборачивались кровавыми побоищами, которые так обожали зрители. Заодно Пир становился для самых сообразительных трибутов возможностью показать все свои выдающиеся качества. В любом случае, для зрителей это было весьма захватывающим зрелищем. К сожалению, чтобы его увидеть, приходилось ждать до рассвета. Ведущие же светскую жизнь капитолийцы не привыкли рано вставать и предпочитали уж лучше вовсе не ложиться. Поэтому вечеринки, приправленные потреблением стимуляторов, продолжались всю ночь, плавно перетекая в просмотр Пиров. В те годы, когда Финник не был ментором, хозяева вечеринок буквально из кожи вон лезли, чтобы заманить его к себе, оставив конкурентов с носом. Но последнее, решающее слово все равно оставалось за Сноу – и этот год тоже не стал исключением. Ближе к концу ужина к ним подошла женщина в переливающемся бриллиантово-голубом наряде и принесли им розу и записку. - Просто супер, - пробормотал он. А, прочитав послание, взглянул на Джоанну, не успев окончательно стереть с лица заметного отвращения. – Пойдешь со мной на самую жаркую, благодаря моему присутствию, конечно, вечеринку сезона? - в его тоне было столько того самого «капитолийского Финника», что ей захотелось его стукнуть. Руки у нее все еще тряслись. Маркуса больше не было в живых, а они болтали о вечеринке. Он умер потому, что она посмела открыть свой поганый рот и своими словами спровоцировала его зайти слишком далеко. Он умер, потому что она считала себя жутко умной, способной на раз предсказывать мотивы и действия других людей. Это она его убила. Так же как убила всех остальных. Она решила для себя больше никогда о нем не заговаривать. На краткий миг она погрузилась в воспоминания о нем, о том, каким он был, добавив его в свой мартиролог, к другим своим жертвам. Финник между тем все еще ждал ее ответа. - Конечно, нет, черт побери! - Как здорово, что ты уже для нее одета, удобно… - ответил он так, как будто она вообще ничего не произносила. – Доедай быстрее свой десерт и понеслись.***
Гости вечеринки безумно отплясывали прямо у огромного, во всю стену, экрана. На нем транслировали Игры, но сейчас изображение было временно притушено и едва различимо. Зато музыка грохотала так, что дрожали стены. Расслышать друг друга из-за шума была нереально. Финник мгновенно оказался в кольце, наверное, пары сотен обожателей, которые от него и не думали отлипать. Он прекрасно двигался в танце, но, когда Джоанна бросила на него взгляд, она заметила что в глазах у него промелькнул то ли холодный расчет, то ли даже мертвое отупение. Она уселась в сторонке и принялась потягивать пурпурный напиток, который ей кто-то преподнес, чувствуя, как от него немеют губы. Этот постыдный фарс становился просто невыносим. Когда они сюда явились, ей пришлось чмокнуть Финника в щечку и игриво подтолкнуть его к забитому народом танцполу. Как будто она чертовски хорошо знала, насколько сильно он связан со своими поклонниками и всемерно поощряла эту связь. Когда же они пытались и ее затянуть в толпу танцующих, она лишь подняла руки и с улыбкой замотала головой. Она улыбалась, показывая разом все зубы. Так же она улыбалась и когда шинковала топором девчонку из Первого. - Не больно-то ты любишь танцевать, моя Джо-Джо, - проорал ей Финник на пределе своих легких, и толпа зашлась от хохота. Потом же им пришлось оставить ее в покое. Ведь они, однако, все еще ее побаивались. Примерно через час после того, как она устроилась на обочине этого праздника жизни, к ней подсела полная женщина с серебряными цветами на щеках. Подобное происходило сегодня не впервые, но те, кто рискнул это сделать до нее, в конце концов, все отваливали сами. Но эта дамочка неспешно подрулила к Джоанне как будто с намерением что-то у нее прихватить. Джоанна уже рванулась, чтобы отстраниться, но, прежде чем она успела это сделать, женщина приложилась губами прямо к ее уху. Что бы там ни было в этом пурпурном напитке, он здорово замедлил ее реакцию. Только она собиралась схватить бабёнку за запястье, как почувствовала, что та уже засунула ей слуховое отверстие какой-то крошечный предмет. И тогда голос женщины внезапно оказался прекрасно различим. - Меня послал Плутарх, - сказала она как ни в чем ни бывало. Джоанна повернулась и уставилась на нее во все глаза. На лице женщины не отражалось ничего, лишь медленно расплывалась широкая, почти призывная, с намеком на эротику, улыбка. На ее пухлом лице такое выражение казалось странным. Она протянула руку и нежно погладила Джоанну по ушку, а потом просто прижалась как будто в порыве страсти. - Я прошу прощения за некоторую вольность, но вы же, я уверена, понимаете, важность конспирации. Джоанна не имела возможности ей ответить, она лишь взяла женщину за руку и сжала ее. - Плутарх хочет, чтобы у вас была вся полнота информации. За ним, как за Распорядителем Игр, следят постоянно. И самому ему очень сложно лично встречаться с кем-то из… единомышленников. Если его уличат в любых мятежных действиях, последствия будут для его дела просто катастрофическими. Однако он считает очень важным оповестить вас о том, что на самом деле происходит, особенно после того, что случилось в начале вечера. Как я понимаю, мистеру Одэйру не разрешали самому посвятить вас в некоторые специфические детали. Джоанна снова сжала ей руку, не разбирая даже, как сильно это рукопожатие. Женщина слегка зашипела. - Маркус был так молод, так горяч. Весь в своего отца, – в этих словах промелькнул намек на знакомую капитолийскую сентиментальность. Джоанна была даже рада, что ответа от нее не ожидают, ведь отвечать она и не могла. - Эта встреча была запланирована еще до этого прискорбного случая, так что я и сама мало что могу сейчас добавить, но это и не имеет значения. Тем не менее, нам все еще нужен дополнительный надежный связной в нашей сети. Кто-то достойный доверия, кто-то кроме мистера Одэйра, кто мог бы оперативно связываться с другими Победителями. Поэтому важно, чтобы вы знали, что наши действия пользуются поддержкой у единомышленников и за пределами Панема. Но ведь за пределами Панема ничего и нет. О чем она вообще болтает? Женщина между тем продолжала говорить, а глаза Джоанны от услышанного постепенно вылезали из орбит от удивления.***
Светало. Женщина с цветами на щеках уже давно исчезла, оставив Джоанну в раздумьях обо всем, что она ей поведала. Дистрикт Тринадцать все еще существовал, и Плутарх многие годы добивался от него поддержки. Вот что имел ввиду тогда Цинна в Тренировочном Центре. Тринадцатый готов помочь, но только если львиная доля Дистриктов присоединится к восстанию до следующих Игр. Пять шестых – таково было послание от Маркуса Финнику. И теперь она была резервным связным в стане Победителей, на случай если с Финником что-то случится. Она немедля отшвырнула эту мысль и всей душою возжелала, чтобы она больше никогда снова ее не посещала. Джоанна не могла пока взять в толк, что же ей делать с полученной новой информацией. Она позволяла ей себя чувствовать более посвященной в тайны мятежников, но пока вряд ли могла непосредственно влиять на ее действия. Пока что она должна была продолжать корчить глупые рожи перед своими корешами в ночных клубах для садистов и убеждать этих озабоченных на сексуальной почве товарищей, что девчонка, которая до Игр даже ни разу с мальчиком не целовалась, достойна их финансовой поддержки. Она даже не знала, чем именно со своей стороны занимался Финник, и как он сносился с прочими Победителями. Ее даже посетила пугающая мысль – а что, если вся их с Финником дружба проистекала из необходимости ее завербовать, но она сразу ее отвергла. Не имело смысла обхаживать ее так много лет подряд ради одной только этой немудреной задачки. В этот миг она предпочла бы оказаться на Арене и иметь дело с тамошними интригами и уловками. Там она могла в них разобраться. Теперь же на Арене была Китнисс, которая затаилась в лесу у Рога Изобилия, готовясь совершить свой удивительный акт самопожертвования. Джоанна же тем временем сидела на обитом кожей огромном диване, пытаясь уяснить себе, насколько вообще реальна перспектива восстания, и параллельно пытаясь приструнить до крайности возбужденную парочку, которая порывалась заняться этим делом прямо у нее на коленях. Ее ужасно беспокоило то чувство душевной близости, которое она испытывала к этой девчонке на экране, которую даже не встречала в реальной жизни. Все только о ней и говорили, только о ней и думали. Китнисс была повсюду. Их одержимость, может и помогала воплощению высокой идеи, но от этого она не становилась менее жуткой. Она заметила, что Финник испарился. Она не знала, с кем он ускользнул, но это было наверняка и к лучшему. В противном случае ей пришлось бы закатывать ужасающую сцену ревности, и избивать разлучницу до полусмерти. Толпа ахнула, когда из жерла Рога выскочила девчонка из Пятого, схватила свой рюкзак и бежала. На лице Китнисс появилось неприкрытое разочарование и досада. Она рванула вперед, но ее тут же поймала девка из Второго, Мирта. Пока они боролись на экране, в душе Джоанны бушевала ярость от того, что люди думают, будто она с этой паршивой профи одним миром мазаны. Сама они никогда не пошла бы в такой ситуации врукопашную. Она бы кралась за ней и затаилась до момента, когда бы преимущество было однозначно у нее самой. Особенно имей она в союзниках такого здоровенного громилу, как этот парень из Второго. Эта же девчонка только тратила время, угрожая отрезать Китнисс губы, а ведь большущий и невесть где рыскающий амбал из Одиннадцатого мог объявиться в любую минуту. Вот же идиотка. Да окажись на ее месте Джоанна, Китнисс уже лежала бы в луже собственной крови, а Джоанна скакала по лесам с подарочком в руках. Мирта же, однако, ужасно захотела поболтать. Вполне предсказуемо Одиннадцатый явился и порешил ее, ударив камушком по черепушке. Он убил ее из-за смерти малышки из своего Дистрикта, и потом позволил Китнисс уйти живой - по той же самой причине. Джоанна лишний раз порадовалась, что не завела себе союзников на Арене. От этого могла начаться такая вот дурацкая неразбериха. Потом же Китнисс побежала через лес, и из раны у нее на голове обильно вытекала кровь. Толпа затаила дыхание, когда её движения замедлились, и она, казалось, вот-вот упадет без сознания. Но она, конечно, добралась. Когда Китнисс уже заползала в пещеру, Джоанна встала и пошла прочь. Ей больше не нужно было дожидаться Финника и изображать из себя его любовницу. Ей уже даже не стоило метаться в поисках спонсоров для этой девчонки. Если до этой минуты и оставались в этом какие-либо сомнения, то немыслимо радостный крик, который хором издала толпа, когда Джоанна закрывала за собой дверь, рассеял их все без остатка.***
После того, что произошло тем утром, она бросила смотреть Игры. У нее было право на это как у Победительницы. Одно из немногих оставшихся у нее прав. Финника же, напротив, с этого момента было за уши от трансляции не оттащить, поэтому она слиняла из пентхауса и принялась слоняться по улицам. На них было пустынно, а немногочисленные группки пешеходов все равно пялились на экраны. Никто ни на секунду не хотел отрываться от того, что творилось между несчастными влюбленными. Через два дня после вечеринки она тоже подняла глаза к уличному экрану, чтобы увидеть, как Пит и Китнисс страстно целуются. Спустя несколько мгновений камеры уже показывали залитое дождем поле, где в свете коротких вспышек молний отчаянно боролись трибуты из Одиннадцатого и Второго. Распорядители о такой смертельной схватке прежде могли лишь мечтать. Но это длилось совсем недолго, и трансляция быстро перенеслась обратно в пещеру. То, ради чего они все так старались, прилагая столько усилий, наконец, случилось. И она от этого была в невероятном бешенстве. Когда она наконец вернулась домой, Финник пытался с ней поговорить. Но ей нечего было ему сказать, да и не только ему. Она заперлась в своей комнате и долго стояла на том самом балконе, с которого спрыгнул Маркус. О нем она не думала. К несчастью, она не думала о нем так интенсивно, что понадобилась целая ночь, чтобы отогнать видение его лица в тот момент, когда он гладил ее по щеке. Иногда он разговаривал с ней, но голос у него был с тем акцентом, с которым мог говорить лишь парень из Седьмого. Иногда вместо его лица появлялось другое, гораздо более угловатое лицо, которое она хотела бы не вспоминать, но видела все время. На следующий день ближе к вечеру Финник постучался к ней и сказал, что Катон умирает и скоро их останется лишь двое. Он сказал, что собирается в Тренировочный Центр, чтобы побыть с Хэймитчем, и она может пойти с ним, если захочет. Его голос был очень печален, когда он очень вежливо просил ее открыть ему дверь. Он ждала, и он, судя по звукам, в итоге сел на пол, прислонившись к ее двери спиной. Тогда она и открыла. Он оказался распростертым на полу, и ей, одетой в один из цинниных нарядов, пришлось к нему склониться, чтобы сказать: - Ну, что ж, давай посмотрим, что там поделывает этот старый пьяница.***
Эффи Бряк кормила его с ложечки. Он же сидел, поставив локти на колени и подперев голову кулаками, и, не отрываясь, наблюдал, как Китнисс и Пит ждут, пока не уберется стайка переродков. На щеках у него колосилась многодневная щетина, и немытым телом разило так, как будто он не был в ванной по меньшей мере месяц, так что было удивительно, как эта женщина вообще способна к нему приближаться. Однако она была здесь и, держа в руке, затянутой в кружевную перчатку, изящную серебряную ложку, пыталась заставить его поесть хотя бы чуточку куриного бульона. - Хэймитч, у тебя много дней маковой росинки во рту не было. Ты должен, наконец, поесть. Ты нужен им, и если ты не съешь хоть пару ложек, ты можешь и сознание потерять. И тогда помочь им будет некому. Я точно тут одна не справлюсь. Просто поешь, Хеймитч, – говорила она мягко, почти умоляюще. Медленным, неуверенным движением он взял из ее рук плошку и опустошил ее одним большим глотком. - Ты довольна? А теперь убирайся с глаз моих, женщина. Все еще сжимая ложку в руке, Эффи резко вздернула подбородок, пытаясь скрыть, как задрожала ее нижняя губа. - Ты просто невозможный человек, Хеймитч Эбернати, – она пробралась между Джоанной и Финником, но только чтобы налететь на Цинну, который только что бесшумно возник за их спиной. Едва устояв на ногах, она постаралась принять гордый вид и потопала из комнаты. Потом они услышали, как в холле Порция окликает сопровождающую и спрашивает все ли у той в порядке. Они же втроем, так и не проронив ни слова с момента появления здесь, столпились возле экрана позади Хэймитча. Китнисс держала лук наизготовку, зарядив в него последнюю стрелу. Она дожидалась, пока рассветет. Когда небо зарозовело, Катон умоляюще прохрипел ее имя. И она выпустила стрелу в кусок освежеванной плоти, что некогда была привлекательным, высокомерным парнем. Пушка выстрелила. И больше ничего не случилось. Джоанна стиснула кулаки. Цинна резко выдохнул. Планолет прибыл и унес прочь останки Катона. Финник закрыл глаза и с хрипом набрал в легкие побольше воздуха. Все еще ничего. Это было очень дурным знаком. Двое трибутов стояли возле озера в полной растерянности. Хэймитч же утратил остатки разума. Он схватил стул, на котором сидел, и запустил им в пульт управления. Он орал что-то, но что именно – невозможно было разобрать. Он вытащил стул из-под обломков и начал им систематически крушить каждый экран в комнате. Вбежали Эффи и Порция и застыли с изумлением на лицах. Потом Эффи принялась безумно громко звать Хеймитча по имени, пыталась его остановить, заставить дождаться, пока она объявят что-то. Джоанна взглянула на Финника, и тот кивнул. Ринувшись вперед, они сграбастали его под руки. Финник заломил ему руки за спину, пока Джоанна ставила стул напротив уцелевшего экрана. Они швырнули Хэймитча на этот стул, и Цинна его там зафиксировал. В конце концов, он успокоился и закрыл лицо ладонями как раз в тот момент, когда Клавдий Тэмплсмит объявлял, что ранее установленное правило отменяется. Эффи принялась скулить. Наступил хаос. На миг ей показалось, что народу в «Шиле» сегодня будет что отметить, когда Пит обнаружил, что ее стрела нацелена прямо ему в сердце. Но он швырнул свой нож в озеро и рванул стягивавшую его ногу жгут без малейшего к себе сожаления. Джоанна очень старалась испытать в этот миг отвращение, но не смогла найти в сердце ничего, кроме горестной печали. А затем Китнисс совершила то, чего от нее никто не ожидал. Насыпала им обоим по пригоршне ягод, тех самых, что уже убили трибутку из Пятого. - Покажи их. Пусть все видят. И они видели.