***
Если и было что-то в этом мире, на что с точностью можно было положиться, так это на то, что Лавиния всегда будет одевать ее в костюм дерева. У этой старушки в арсенале было ровно два насмерть заученных трюка: один год – бумага, другой – деревья, и опять, и снова, и так до бесконечности. В мире моды, где не было предела совершенству, старая карга вновь и вновь доказывала, что и идиотизму предела тоже нет. Джоанна стояла посреди примерочной и держала руки на весу, пока ее костюм, больше похожий на комбинезон, скользил вверх по ее теперь вновь пугающе гладкому телу. Лавания же болтала о том, что, как же хорошо, что в этом году она надумала сделать полный головной убор, ведь о чем же, боже ж мой, думала Джоанна, когда отстригала свои такие чудесные волнистые волосы? О чем она тогда на самом деле думала, настолько не подходило для обсуждения в ходе светской беседы, что она лишь рассмеялась. Лавиния, отдуваясь, с усилием засунула её руки в рукава, причем обращалась с ней отнюдь не бережно. Она все еще бесилась из-за оттого, что Джоанна посмела носить наряды другого стилиста, пока недолго, но крайне откровенно и публично крутила шашни с Финником Одейром. Но раз уж Джоанна собиралась отправиться во второй и абсолютно точно – в последний раз на Игры, плевать она хотела, о чем там думает ее стилист. Ее Жатва была до крайности жалкой. Кай так долго шарил рукой внутри огромного шара, пытаясь выловить единственную лежащую в нем бумажку, что она не выдержала и шагнула вперед, выкрикнув: «Я доброволец, придурок!». Вслед за этим выбрали Чуму, и их обоих немедленно потащили в поезд, безо всяких церемоний. Тем более что у них обоих не осталось никого, с кем можно было бы прощаться. Единственный, с кем они здесь общались, был Андерс, а он и так ехал с ними. Видимо, Победителями становятся те, кому на роду написано остаться в одиночестве. И даже если поначалу у них еще кто-то есть, в конце уж точно никого не остается. Ну, в большинстве случаев. На Жатву Цецилии, от которой пришлось отрывать ее детей, смотреть было тем более невыносимо. Жатва Финника тоже была не лучше. Срыв, который случился у Энни, был гораздо ужаснее, чем любая из истерик, которые доводилось устраивать самой Джоанне – взаправду или нет. Она извивалась, кричала и билась головой о камни мостовой, пока по лицу не заструилась кровь. Мэгз, какой бы немощной и дряхлой она ни была, явно имела больше шансов выстоять на арене. Когда именно Финника вызвали из всего множества мужчин-трибутов из Четвертого, внешне он даже не был удивлен. Он умудрился проигнорировать Энни, ее окровавленное лицо и истошные рыдания, и бодро промаршировать на сцену. И только когда он уже стоял там рядом с Мэгз, Джоанна заметила, что все его тело бьет мелкая дрожь. Хотя они и пытались все делать скрытно, Сноу, очевидно, наблюдал за ними. Наконец, вырвавшись из-под опеки своего стилиста, она стояла в колеснице рядом с Чумой, и одеты они были как боярышник*. По-видимому, Лавиния за свою долгую карьеру уже успела облачить трибутов во все существующие виды деревьев, раз для Третьей Квартальной Бойни у нее не осталось в запасе ничего получше, чем этот куст-переросток. Джоанну она вырядила плодоносящим деревом, и у нее с ушей свисали гроздья красноватых ягод. Кроме того, из ее покрытого листьями головного убора торчали еще и шипы. Это было намного хуже, чем даже чертова плакучая ива. Ей даже смысла не было наносить боевой раскрас – лицо у нее было по большей части закрыто. Она могла только представить себе, каким опущенным чувствует себя сейчас Чума, который регулярно выпалывал у себя на заднем дворе цветочные луковицы, так как считал, что нарциссы и тюльпаны – слишком женственное обрамление для дома настоящего мужчины. А в итоге умудрился стать цветущим деревом. Он-то что натворил, чтобы так жестоко разозлить Лавинию? Он повернулся, чтобы взглянуть на нее, и каменное выражение его лица заставило ее расхохотаться вопреки всем обстоятельствам. Цветочки на головном уборе не могли скрыть шрама, на сохранении которого он некогда настоял, что рассекал его левую бровь и спускался вниз по щеке. Шрам и цветочки. - Заткнись, - пробормотал он как всегда весьма немногословно. Она только сильней зашлась от хохота. Финник был почти голый само собой, потому что чего уж стилисту напрягаться, когда одежда лишь скрывает эту красоту? Они мельком кивнули друг другу и только. Вести малозначительную беседу было бы ужасно сложно. Для неё же было сложно удержаться от того, чтобы не вскочить на его колесницу и не выпалить ему все то, что она держала в себе весь этот год. Или остановить себя от того, чтобы схватить его за плечо, чтобы убедиться, что он на самом деле жив. Где-то у нее за спиной маячили Китнисс и Пит, но она не успела их как следует разглядеть до того, как забралась на колесницу, а потом с таким головным убором головою было не повертеть. Так что она стояла рядом с Чумой и похохатывала над ним на протяжении всего парада. Немногочисленным зрителям, которым все же удалось разглядеть ее губы, наверняка казалось, что она просто счастлива. Двенадцатых ей удалось поймать у лифта. Они все еще держались за руки и светились как угольки даже сзади. Выглядели они… удивительно. А она - все еще как убогое дерево. Когда у нее в голове промелькнуло это нелестное для нее сравнение, перспектива встретить, наконец, Китнисс Эвердин во плоти показалась ей пугающей. И тут она дико разозлилась. Никто не может напугать Джоанну Мэйсон. Сорвав свой головной убор, она ринулась вперед и оказалась прямо перед ними. После того, как удалось стряхнуть с волос листья и ягоды, она, наконец, смогла своими глазами взглянуть на девушку, за которой наблюдала и о которой постоянно, хотя и неохотно, думала уже целый год хотя бы раз на дню. В жизни та оказалась вовсе не высокой. И не особенно красивой. Ну, сейчас или никогда. - Ужасный костюм, да? Моя стилистка — самая круглая дура в Капитолии. Наши трибуты уже лет тридцать из-за нее носят наряды лесных деревьев. Вот бы поработать с Цинной. У вас просто потрясающий вид. Да, весьма неплохо. Она справилась, хотя двадцать лет жизни как-то обходилась без «чисто женских» разговоров, а теперь вот вдруг достала козырь из рукава. Неважно, насколько она любила одежду, особенно сделанную Цинной, но сейчас ведь явно было не самое подходящее время о ней говорить. Китнисс на миг смутилась, а потом сказанула что-то о бархате, и по ее реплике Джоанна поняла, что она тоже не мастерица вести такие «чисто женские» беседы. На самом деле она в них была откровенно не сильна. И дикая грань джоанниной личности, та, которой хоть и на крошечный миг нравилось крошить недюжинных врагов, и та, что уж точно не могла стерпеть чувства ревности, взяла и набросилась на такую блестящую возможность кое-кого слегка помучить. С расчетливой легкостью она упомянула в ответ одно из платьев, которое Китнисс носила в своем Туре Победителей. Голубое с четырьмя бриллиантовыми полосками на правом рукаве. Это было то самое платье, которое Цинна сделал для нее, но почему-то использовал снова. Возможно, потому что она, как идиотка, оставила его в Капитолии. - Такая прелесть, что я готова была протянуть руку через экран и сорвать его прямо с твоей спины, - и определенно бы сорвала, прихватив заодно чуть-чуть Огненной девушки. Глаза Китнисс засверкали от нараставшей нервозности, и она бессознательно покрепче сжала руку Пита. Джоанна заметила и это, и дикая часть ее возликовала. Девчонка была настолько предсказуема, что это было даже грустно. Но это же позволяло ей так славно повеселиться. Когда подъехал лифт, она потянула за молнию на своем костюме. А когда двери открывались, уже скинула этот дурацкий комбинезон и отшвырнула его со вздохом облегчения. А потом, оставшись в чем мама родила, она шагнула в лифт, где уже стояли Китнисс и Пит, когда его двери почти что закрывались. Может у народа в Двенадцатом и смуглая кожа, но Китнисс запылала, как будто была рыжей. - А ты, я слышала, художник… - сказала Джоанна Питу, встав прямо напротив него. Вблизи он оказался достаточно красив, даже несмотря на свой макияж. И вежлив. Он выпустил руку Китнисс, чтобы пожать руку ей. На-ка, выкуси, Огненная девушка. Светловолосый мальчик ласково ей улыбался, вроде бы и независимо от того факта, что молодая и, не стоит забывать, что весьма роскошная женщина, нагой стояла в десятке сантиметров от него. - Да, балуюсь. А вы любите рисовать? Она ответила отрицательно, но задала ему наводящие вопросы о его технике, на которые он охотно отвечал, явно обрадованный, что нашел заинтересованного в вопросах его любимого искусства слушателя. Она даже успела на миг пережить триумф, когда его взгляд один разок оценивающе скользнул по ее телу вниз-вверх. Но затем, к ее огромному неудовольствию, он стрельнул глазами в сторону Китнисс и задержал на ней взгляд намного дольше. Сама девчонка тем временем метала глазами молнии и смотрела куда угодно, но не на них. Пит снова потянулся к ее руке, но она дала ему ладонь весьма неохотно, все еще отказываясь на него смотреть. Он ухмыльнулся, как будто смущение его невесты с заметным налетом ревности показалось ему одной из самых милых вещей, которые ему приходилось наблюдать в жизни. Он усмехнулся про себя, как парень, который прежде такого никогда еще не делал. Он был в восторге и даже немного в шоке от того, что она ревновала. К счастью для него, Джоанна собиралась заставить Китнисс ревновать так часто, как это только было возможно.***
Позднее в тот же вечер, после того как Чума швырнул кучу одежды ей в голову и велел ей «отправить все это на хрен», она оделась и пошла на крышу. Как она и ожидала, Финник был уже там. Он долго прижимал ее к себе, и она почувствовала на своем плече его слезы. Это было уже слишком, даже для него, но ведь он перед этим пережил немало тяжких дней. - Энни в порядке? - спросила она, в конце концов, отпрянув, чтобы иметь возможность на него взглянуть. - Да, - голос у него был хриплый. – Но ведь именно нас с ней выбрали из такого множества Победителей. Нет ни малейшего шанса, что это совпадение. Он хочет от нас всех избавиться. Она не в безопасности. И Мэгз. А все это восстание. Я не способен их сберечь, даже после всего, что я… - он замолк и тяжело сглотнул. Было слышно лишь, как звенят, покачиваясь, колокольчики и как посвистывает ветер. Больше говорить было не о чем. И так понятно было, что Мэгз с арены не выбраться ни при каком раскладе. Женщина, которая была Финнику заместо матери, собиралась пожертвовать жизнью ради той, которую он любил, но с которой уже не мог соединиться. Неясно было и то, выберется ли с арены сам Финник. А если и выберется, что будет при этом с Джоанной? Она тоже будет мертва, это было очевидно. Когда ветер высушил его слезы, что-то в его позе вдруг изменилось. Мальчик, который безжалостно убивал под прицелом камер, уступил место мужчине, который прошел через ад, и, возможно, даже потерял там душу в отчаянной попытке защитить тех, кого ему все равно суждено было потерять. Его лицо отяжелело и обернулось страшной маской. - Эти Игры будут последними из всех, что когда-либо устраивал Капитолий. - Что? - Плутарх убедил Тринадцатый. Наша же задача разжечь бунт в самом Капитолии, чтобы они отвлеклись и прощелкали момент, когда к арене подлетят чужие планолеты. Мы должны доставить к ним Китнисс, и тогда они точно будут с нами. Может быть, они даже смогут всех нас забрать с арены. Они так и планируют. Плутарх затевает там что-то с Вольтом, тот изобрел какой-то провод, что может обрушить силовое поле. - Почему же им нужна она? - Ты же видела ее, Джо. Она заставляет людей почувствовать себя сильнее. Они в нее верят, хотя она об этом даже и не знает. Каждой революции нужен такой вот идейный вдохновитель. - Ладно, хорошо, она вся из себя такая героиня, и, уверена, без проблем станет лицом восстания. Но как нам удастся замутить большой бунт в Капитолии, Финник? Испортить десерт? Отрезать им поставки лака для волос? Мы ведь всего лишь кучка психов, стариков, наркош и ампутантов. Его застывшее лицо вдруг осветилось, когда он рассмеялся, и тогда опять вернулся прежний мальчик. Но, стоило смеху смолкнуть, она снова увидела в его глазах тот самый взрослый разгневанный взгляд. - Нам не удастся, Джо. Никто из нас на это не способен. Но, знаешь что… И Финник взглянул на блеклую линию горизонта со столь неугасимой надеждой и с таким отблеском трагедии во взгляде, что Джоанна даже на долю секунды, прежде чем он продолжил, задалась вопросом, каково же это - любить его. - Я совершенно уверен, что на это способен Пит Мелларк. *англ. Hawthorn (Хоторн) – боярышник. Автор, очевидно, намекает на будущий пэйринг, подробнее о котором можно прочитать в ее же серии Ashes of District Twelve. В частности, здесь https://ficbook.net/readfic/3219599. Кстати, хотя в отечественном понимании боярышник – это, скорее, кустарник, в Северной Америке гораздо шире распространены древовидные боярышники.