Заточенный топор

- Пап, а зачем нам убивать детенышей, - поинтересовался восьмилетний Гейл Хоторн. - Ведь мы и так оставили их без мамы, разве это уже не слишком жестоко? Было воскресенье, самый волшебный день недели, когда после бесконечных уговоров папа впервые согласился взять его на охоту. Но согласился он только после того, как провел с сыном долгую беседу: как надо себя вести не только в лесу, но и за его пределами, как важно держать все в секрете. В тот миг, когда они перелезли через ограждение, парнишка оказался на седьмом небе от благоговейного восторга. Вокруг все было таким нетронутым и мирным, а воздух был так свеж. И здесь все было совершенно не похоже на загаженные дома и улочки Шлака, на чуть более чистые, но все равно угрюмые торговые кварталы и на покрытую угольным налетом школу. Огромные деревья давали приятную тень, а запахи в лесу ласкали ноздри. Отец показывал ему разные съедобные растения и те, что есть нельзя ни в коем случае. Учил ходить бесшумно, незаметно, хотя пока у Гейла это плохо получалось. Теперь же они переставляли силок, в который недавно угодила незадачливая крольчиха. А поблизости они в неглубокой норе нашли ее новорожденных крольчат: еще слепые и безволосые они все явно ждали маму, которая теперь уже никогда к ним не вернется. - Теперь, когда их стало некому кормить, они все равно обречены на голодную смерть. Поверь мне, сынок, такую никому не пожелаешь, - ответил Джаспер Хоторн с печальной улыбкой на его обычно невозмутимом лице. - Убить их в таких случаях гуманнее. Он запустил руку в кроличью нору и по одному достал оттуда весь помет. Его сильная рука по очереди свернула крольчатам тоненькие шейки. Последнего он отдал сыну, который сделал то же самое дрожащими руками. Джаспер ему одобрительно кивнул, на лице его была заметна гордость. Затем Гейл надолго впал в задумчивость, пока не задал все-таки отцу вопрос, который его явно мучил: - А как же дети? Их тоже убивает Капитолий, если они потеряли обоих родителей? Ведь старики-то умирают порой с голоду… Он помнил, как один старик, что вечно слонялся по Шлаку, как-то упал и сломал ногу. Работать он не мог, семьи не имел, и некому ему было помочь. Однажды его нашли на улице. Он был ужасно тощий и болезненно осунувшийся. И мертвый. - Нет, Гейл, не убивает. Они не так гуманны. Если дети голодают, на них обычно просто всем плевать. А иногда их забирают и поселяют в такой дом, приют, где им живется уж совсем ужасно. - Но я не понимаю… - Да я сам не понимаю, сын. Но ты мне можешь кое-что пообещать, да? Гейл кивнул, желая папе угодить. - У меня очень опасная работа. И если что со мной случится, у твоей матери окажется слишком много ртов, чтобы он могла сама вас прокормить. А ты научишься охотиться и должен будешь ей все время помогать. Как старшему, я лишь тебе могу доверить заботу о нашей семье, малыш. Долговязый мальчишка лишь фыркнул. Все это было слишком уж нелепо. - Да ничего с тобою не случится, па. Ведь ты ужасно умный! - Ум не так уж много значит, когда ты работаешь в шахте, Гейл. Да и вообще, если живешь в Двенадцатом. Его сын опять на несколько минут ушел в себя. - А что если ты вдруг изобретешь что-то такое, и это все изменит, поможет всем вокруг? Разве Капитолий не захочет тебя за это наградить? Держать тебя все время под рукой, раз уж ты очень умный? - Они не любят, когда инициатива исходит не от них. И ум вообще-то не поощряют. Он их пугает. И даже если мы с тобой изобретем какое-то новое топливо, или что-то, что вообще его заменит, они все равно заставят нас рубить в забое уголь. - Но почему? - Потому что пока они нас вынуждают это делать, мы в их полнейшей власти. И сделать с этим ничегошеньки не можем. Умников же Капитолий забирает, только чтоб от них, их жизни камня на камне не оставить. Доводит их до ручки. Капитолий забрал самого смышленого парня, с каким я только был знаком, и превратил его в горького пьяницу. Так что, если хочешь что-то поменять здесь, Гейл, набирайся ума. И делай все с умом. Но только не светись. Дождись, пока они расслабятся, а потом… - он захлопнул силок, который устанавливал, чтоб показать, что он имел ввиду. - И вот они в ловушке. Четыре года спустя эти слова эхом звучали у Гейла в голове, пока на улице выла сирена. Она оповещала всех о взрыве, который унес жизнь и Джаспера, как и предсказывал его отец. Они звучали эхом в его голове, когда он стоял вместе с девчонкой Эвердин – такой костлявой, с острыми коленками – в одной из комнат Дома Правосудия перед тем, как получить какой-то жуткий вымпел - типа награду в память о доблести их отцов. Награды, которая должна была заткнуть им рты, чтобы они не выступали по поводу того, как он погиб. Они звучали, когда он помогал явиться в мир своей сестре при помощи издерганной соседки. Единственной лекаркой, какую они могли себе позволить, прежде бывала миссис Эвердин, но она теперь всегда была в оцепенении и не могла кому-либо помочь. Они звучали, когда он видел приятную и добродушную вдову его соседа, когда та пробиралась к задней двери Крея, лишь бы в итоге накормить свою оголодавшую семью. Он видел, как месяцы подобной жизни оставили в ней лишь одно отчаяние, навеки погубив доброе сердце. Они звучали, когда он вновь и вновь, опять и снова, подписывался на тессеры – их у него было уже намного больше, чем у прочих шлаковских детей, не говоря уж о детях торговцев. Когда он стал отцом своим двум братьям задолго до того, как стал мужчиной. Когда смотрел, как младшая сестренка растет болезненной и тощей лишь потому, что в доме не хватало пищи, и не было достаточно угля, чтобы зимой согреться. Когда видел, как его красавица-мать превращается в бледную тень самой себя. И каждое такое эхо отцовских слов ужасно медленно, но верно разжигало внутри него огонь. Со временем он запылал лишь жарче. И все же, диковатый полу-мальчик полу-муж, он был ужасно терпелив - он мог поставить свои силки по осени, чтобы потом проверить только по весне. Он обещал отцу, что позаботится об их семье. Не знал только, сможет ли делать это достаточно долго, ведь пламя медленно сжирало его дух. На данный же момент он следовал отцовскому совету. Он набирался ума. Он делал все с умом. И не светился. Но, к сожалению, в итоге он все равно попал в эфир национального телевидения.