Против воли, во благо мира

Солнце ещё не взошло, а принцесса уже соскочила с постели. Её сестра — Хносс все ещё спала после изнурительной тренировки. С тех пор, как в Ванахейме ввели военное положение, Хносс, как лучший боец, взяла на себя ответственность за оснащённость и готовность армии к нападению, которое рано или поздно всё равно должно было случиться — это был всего лишь вопрос времени. Хносс пыталась заставить свою сестру — Гермиссию, тренироваться наравне с другими, но старшая, в довольно грубой форме, дала понять, что королевским особам не пристало тренироваться с остальными… кхм… воинами. И упражнялась отдельно. Свободная от тренировок Гермиссия вошла в купальню, ополоснула лицо холодной родниковой водой, затем оделась и вышла из покоев, попутно попросив служанку Эльвит, чтобы она разбудила Хносс к завтраку, и заодно попросила подать завтрак в сад. Целое утро Гермиссия провела в своём собственном уголке вселенной. Она ненавидела войны, междоусобицы и насилие. И частенько задавалась вопросом: «Почему нельзя жить в мире с друг другом? Неужели это так трудно?» Гермиссия не заметила, как Хносс проникла в сад. Благодаря своим тренировкам, младшая сестра могла подкрадываться бесшумно, что, бесспорно, было её преимуществом в разведках. Напугав Гермиссию, удовлетворённая воительница уселась под деревом и начала подшучивать над сестрой, называя её «недосадовником», ибо все цветы, которые Гермиссия так старательно пыталась вырастить, гибли. Хносс старательно успокаивала и отвлекала сестру от увядающих растений. Говорила, что смерть — это перерождение. И, что в этом нет ничего ужасного и противоестественного. Но Гермиссия считала происходящее проклятьем и старалась не показывать никому, что печалится об увядании цветов. Она очень любила цветы. Хносс вспомнила, как сестра говорила о них: «Они настолько чисты и невинны, что хочется подражать им, стать ими». И улыбнувшись, воительница наклонилась к сестре, разглядывая вместе с ней одну из лилий. Гермиссия вдохнула нежный аромат, а из причёски выбились несколько тёмных кудрявых локонов. Хносс заботливо убрала их на место. — Посмотри, как она прекрасна! — Сказала старшая и указала на грациозно склонённую головку цветка, но стоило ей прикоснуться к белоснежным лепесткам лилии, как она начала скрючиваться, высыхать и чернеть. — Да, она очень красива. — Хносс обняла поникшую сестру за плечи. — Ну же, милая, пойдем завтракать, иначе я от голода сейчас и тебя, и все твои цветы съем, — Она наклонилась к уху, а пальцами пробежалась по рёбрам Гермиссии, отвлекая её от лицезрения уже увядшей лилии. Гермиссия хихикнула и послушно поплелась за сестрой в сторону беседки, к ожидавшим их родным. — Дамы! Завтрак! — Позвала из-за кустов Мюриэль — старая и ворчливая хожалка. — Да, няня, мы тут! — Крикнула ей Хносс и себе под нос пробубнила, — Старая карга, когда ж ты уже… — Но Гермиссия не дала ей закончить, больно пихнув локтём в бок. Младшая лишь вопросительно подняла бровь, но смиренно пошла на зов няни. Мюриэль проводила богинь в небольшую беседку, где их уже ожидали мать и её только что вернувшийся из Асгарда брат — Фрейр. Он поднялся со своего места и вышел к ним на встречу, приветствуя. — Рад вас видеть, миледи, — Он наклонился к Хносс и соприкоснулся своей щекой с её, — и вас, госпожа, — Соприкоснувшись щеками с Гермиссией, Фрейр провёл девушек вглубь беседки, к ожидавшей их матери. — Мы тоже скучали по вам, дядя, — Ответила Хносс. — Расскажите нам последние новости из Асгарда, сыновья Всеотца всё так же безрассудны и горят жаждой войны? — Глаза Хносс блестели от предвкушения, ведь об Асгарде, да и об остальных семи мирах они знали лишь только то, что прочли в книгах, да услышали из рассказов нянечки и матери. Гермиссию никогда не привлекал этот мир, ей казалось, что если он стоит выше всех остальных, то и асы там слишком высокого мнения о себе. Она не понимала восторга своей сестры, поэтому старалась не затрагивать эту тему и молча поглощала завтрак, не вникая в беседу. — Отчасти. — Ответил ей Фрейр и закусил губу, Хносс догадалась, что он что-то утаивает, ибо он всегда прикусывал губу, когда лгал. Распознать это было легко, но сейчас она не спешила раскрыть его, напротив, увела разговор в другое русло. — Скажите, лорд Фрейр, я читала, что путь в Асгард лежит через Биврёст, который сияет зелёным светом, а на вершине его, в облаках, Хёймдалль восседает, зорко мост-радугу охраняя, да так зорко, что он может видеть и слышать за сотни километров одинакового хорошо и днём, и ночью. Это правда? — процитировала она, на досуге прочтённую, по рекомендации Гермиссии, книгу. — Да, дитя. Никому ещё не удавалось проскочить мимо незамеченным. Но я тут не для обсуждения мощи и великолепия божественной обители. У меня послание для Фрейи от Всеотца. — Из-за пазухи он достал золотой свиток с королевской печатью и отдал его Фрейе. Она с минуту внимательно изучала его, в это время её глаза становились всё больше и больше. Закончив читать свиток, она повернулась к дочерям. Обе замерли в ожидании, потому что в глазах матери читалось явное беспокойство и, возможно, нарастающее недовольство. Но она отослала Хносс в свои покои под предлогом того, что той нужно заниматься. Хносс хотела возразить, но Гермиссия, прошептав заклинание, заставила её замолчать, избавляя семью от гневной тирады слишком вспыльчивой и недальновидной сестры. Уж лучше она выслушает это одна, может быть, даже получит от неё по шее, но мать будет довольна и честь сестёр не пошатнётся в глазах лорда, что поступил благородно, приютив их после того, как Од — отец ванок, сбежал. Когда Хносс удалилась, Фрейя глубоко вздохнула и задала, казалось, самый глупый вопрос в этой ситуации: — Ты хорошо себя чувствуешь? — Да, что не так? Что в письме? — Я хочу рассказать тебе кое-о чём… После разговора с матерью, Гермиссия, ошеломлённая и, находясь в состоянии шока, сопровождаемая няней, не заметила, как оказалась в покоях, а Мюриэль, благополучно закрыв за собой дверь, быстро ушла. Зная взрывной характер Хносс — это было очень предусмотрительно с её стороны — оставить старшую сестру на растерзание младшей воинствующей гарпии, скрывая семейные разборки от посторонних глаз. — Хель тебя дери, что ты сделала, Гермиссия?! — взорвалась Хносс и, не замечая подавленного состояния сестры, накинулась на неё с кулаками. Гермиссия, ожидая бурной реакции всего лишь отклонилась в сторону, и Хносс благополучно врезалась в дверь и выпала из покоев под ноги хихикающей страже, но, как только они увидели глаза младшей принцессы, полыхающие гневом, сразу прекратили смеяться и натянули самые серьёзные выражения на свои лица. Сказать правду — вышло у них хило, так что Хносс, стрельнув в них яростным взглядом, поднялась с колен и вернулась в комнату, демонстративно громко хлопнув дверью. Испепелив Гермиссию взглядом, она рухнула в ближайшее кресло, подтянула к себе колени и ладонями прикрыла глаза, обижаясь на весь мир. — Ох, моя вспыльчивая Хносс, — старшая покачала головой, осторожно приближаясь к ванке и кладя руки на её плечи, — Полно тебе злиться на меня. Я сделала это для нашего же блага. Только представь, что бы подумал о нашем воспитании Фрейр, — при упоминании его имени, она невольно содрогнулась и подавила тошноту, — если бы услышал весь твой словарный запас, которому ты научилась, захаживая в таверны после тренировок? Ты можешь представить, как бы мы пали в глазах лорда, если бы я не заткнула тебя? — Хносс подняла голову и, резко вскочив, прижала старшую к себе. — Что она сказала тебе? — Ты мне не сестра, Хносс. — от этих слов Хносс опешила и подумала было, что Гермиссия, как всегда, шутит, но та отстранила её, качая головой. — Она сказала, что я тебе не родная. Она лгала мне, Хносс. Ты понимаешь это? Она всю жизнь говорила, что так хорошо, что у неё есть две девочки, о которых можно было только мечтать, но на деле-то. НА ДЕЛЕ, ХНОСС. Я — последствие совокупления брата с сестрой! Я — следствие инцеста, Хносс! Я — позор нашей семьи! Я ненавижу её, Хносс! Ненавижу их всех. — вокруг Гермиссии начали плясать языки серебряного пламени, ибо она ещё не научилась стопроцентному контролю над своей магией, потому что в Ванахейме только старейшинам было разрешено пользоваться магией и альвам, что приезжали сюда набираться у мудрецов опыта. Поэтому, чувствуя, что пальцы, лежавшие на плечах Гермиссии начало жечь от переизбытка еле сдерживаемой энергии, Хносс отпрянула от сестры и та, приняв это, как отвращение к своей персоне ещё сильнее сжала кулаки, гася пламя, и выбежала из покоев, оставляя младшую сестру одну, полную противоречивых чувств и непонимания. Хносс решила, что ей необходимо найти мать и выяснить, почему Гермиссия несёт такую ересь, но проходя мимо приоткрытой двери главной залы Сессрумнир, она услышала голоса и, подкравшись к дверям, прислушалась. — Что происходит, Фрейр?! Не потрудишься ли ты мне объяснить, с какой стати я обязана отдавать в жёны своих дочерей за ётунхеймского ублюдка и его брата, помешанного на жажде войны?! Ну уж нет! За кого-кого, а за НИХ, — она указала пальцем на свиток, — Я своих девочек не выдам. Пусть Один и думает о себе, что он «Всеотец», но мы — истинные старейшины, знаем, что он представляет из себя на самом деле! Почему, ну почему за все ошибки Всеотца должны расплачиваться мы?! (имеется ввиду ванны) — Фрейя успокойся. Ты вообще понятия не имеешь о том, что происходит за пределами этого мира! — лорд сделал пару шагов к месту, где сидела его сестра, — Ётунхейм грозит всем мирам войной, Свартальвхейм уже присоединился к нему. Ётуны собирают сторонников, Асгард делает тоже самое. Фрейя, ты не хуже меня знаешь, что наш народ вымирает, а в случае атаки нам не хватит сил, чтобы сдержать натиск. Это единственный шанс спасти наш мир. Одумайся, я прошу тебя не как правитель, а как твой брат и любовник. Гермиссия — моя дочь, и она выйдет за Тора. Он же — наследник престола, второй ас после Одина. И я истинно верю, что, благодаря своим умениям и характеру, она сможет усмирить этого заносчивого юнца. — Фрей гладил свою сестру по голове, плечам, как бы не нарочно задевая её грудь. Она же замерла и явно обдумывала слова брата. «Она говорила правду» — прошептала Хносс. — А что будет с Хносс? — Один хочет, чтобы она вышла за Локи. Наверное, он думает, что она сможет растопить ледяное сердце сына Лафея. — лорд усмехнулся своим словам. «Нет…» — выдохнула Хносс, зажимая рот рукой. — Кстати, ты знала, что он смог управлять армией Читаури и одним из камней? Правда, он развязал войну в Мидгарде, но там нашлись свои защитники. В общем, он снова в Асгарде, зализывает раны, купаясь в лучах своего величия, ведь его выставили как героя, что, на мой взгляд — глупо. Идём сестра, нам нужно отдохнуть и ещё раз всё обдумать, а затем, за обедом, мы объявим девам о помолвке. Хносс, осознавая, что они сейчас выйдут, сломя голову кинулась прочь из замка. За королевским садом, немного восточнее леса, было море. Туда она и побежала. Ей необходимо было просто побыть одной, осознать произошедшее, смириться с будущим. Когда появилось ощущение, что сердце готово остановиться, а ноги больше не подчинялись хозяйской воле — Гермиссия упала на колени и дала волю всей силе, что накопилась. Никто, кроме младшей сестры, не знал о её даре, точнее сказать, о её проклятии. Мать рассказывала, что в роду, среди женщин, никто не обладал магическими способностями, а городские ведьмы кончали свою жизнь на костре, из-за того, что магия поглощала их и они больше не могли её контролировать и, благодаря этому их находил и сжигал Совет. В её голове промелькнула мысль, что и её, скорее всего сожгут, когда вскроется её происхождение и способности. Неожиданно свет померк, а лес вокруг сменился скалами. Девушка находилась в пещере или, вероятнее всего, где-то глубоко под землёй. Там стоял затхлый, сухой воздух, было ужасно темно и жарко, словно где-то поблизости протекала река лавы. Выглянув за пределы постамента, девушка убедилась в своём предположении — внизу действительно протекала раскалённая река лавы. Ванка стояла на скалистом выступе, а пред ней был огромный длинный камень, начало которого терялось в тумане пещеры. Сверху тоже тянулся камень. Конструкция была похожа на пресс, но между плитами было расстояние, из которого выходило красное свечение… Это пугало и завораживало одновременно. Гермиссия думала подойти, но не смогла сделать и шагу, ровным счетом, как и закричать. В тот же миг пред её глазами вспыхнула вспышка ярко-красного света, кожу обожгло и видение исчезло. Гермиссия вновь была в лесу, только это теперь, скорее была поляна мёртвых деревьев, которые она разрушила, потеряв контроль. Девушка чувствовала себя чёрным облаком, которому нужно было выплакаться, опустошиться… Они лгали ей, скрывая её происхождение, прикрываясь заботой и любовью. О какой любви могла идти речь, когда тебе на протяжении всей твоей жизни нагло врут, скрывают и выдают ложного человека за родного. Бедный Од, Гермиссии было жаль его, как никого другого. Даже свои проблемы теперь отходили на второй план. Фрейя, не только нарушила один из законов, но и повергла ни в чём неповинного бога в вечное изгнание. Теперь понятно, почему он сбежал. Зато сейчас, раскрыв ей правду, они хотят, чтобы она была благодарна? Что ж, она будет. Будет настолько, что они подавятся, а потом и вовсе захлебнутся её благодарностью, когда её клинок… Что за чушь?! Они — её семья. Они вырастили её. Дали ей жизнь, воспитание и всё, что у неё есть сейчас. Разве сотни лет заботы не могут искупить один секрет? С этими мыслями принцесса добралась обратно в замок и сразу же пошла к себе в покои где, взглянув на время, начала поспешно собираться к обеду с её «любимыми» родителями. Она сдержится. Покажет, что достойна своего титула. Большой зал трапезной, где обычно обедали не только знатные особы и старейшины, но и друзья, сейчас пустовал. За столом сидели только Лорд и Госпожа, Хносс и Гермиссия. — Почему? — это было единственное, что Гермиссия смогла произнести за весь обед. Второй раз она произнесла этот вопрос уже громче, после того как Фрейя сказала, что ненавидит, когда Гермиссия мямлит… — Как это почему? Сотни дев хотели бы оказаться на твоём месте, Гермиссия. Вы обе должны быть благодарны, что вам выпал такой шанс. — Фрейр посмотрел на старшую, а потом на Хносс, которая тупо смотрела к себе в тарелку. После объявления о помолвке, Хносс же, резко встав и при этом опрокинув стул, бросила приборы на тарелку и выбежала из залы, и Гермиссия сделала предположение, что у той есть только два способа чтобы усмирить свой гнев: отправиться в таверну и напиться эля до беспамятства или же идти в зал и драться до изнеможения, пока все ненужные мысли, вся энергия и все чувства не иссякнут, уступая место пустоте и безразличности. Судя по тому, что солнце ещё в зените, она скорее всего выберет второе. Гермиссия же, сидя за столом, пила предложенное ей вино и думала, как бы в её случае поступила бы мать. Ей хотелось закричать, что она никуда не поедет, что её предали и лгали ей, что она ненавидит их, но вместо этого, она улыбнулась и почтительно склонила голову, благодаря за оказанную им честь и извинилась за манеры сестры. Затем поднялась, присела в легком реверансе и удалилась из залы, направляясь на поиски сестры. Но, вспомнила, что натворила с лесом и решила, что сейчас бой с разъярённой и не контролирующей свой гнев Хносс — не самая лучшая идея. «Пусть развлекается с воинами, я вернусь к ней позже». — подумала она и ушла в противоположное крыло замка — в библиотеку, надеясь отыскать значение своего «видения», попутно приказав служанке подать туда кувшин кудина. Они отдавали её, сначала лгали столько лет, а теперь выкидывали словно шавку. Навсегда. Когда до Гермиссии дошёл смысл услышанного — внутри всё оборвалось. Чем она заслужила такое? Они ведь, как ни как, её семья. Как они могли поступить так с ними? Мысли вертелись в голове принцессы, когда она искала ответы на своё видение, перелистывала страницу за страницой, одну книгу, за другой, стеллаж за стеллажом, но ничего не было и, поняв, что это бредовая идея, осела в кресло и, подтянув колени к груди, начала тихо-тихо подвывать. Когда напиток был выпит, а его будоражащее действие прошло, солнце уже скрылось за морем, освещая дворец в своих последних лучах. Дева, так и не нашедшая ответа на свои «видения», не пожелала больше тратить время на книги и отправилась, наконец, в тренировочную залу, дабы хоть немного снять накопившееся напряжение и отдаться азарту боя, который как ничто лучше выгонял лишние мысли из головы. По пути она зашла в оружейную — взяла именные парные кинжалы и копьё. Затем, она подошла к залу, где услышала подбадривающие крики товарищей по оружию: — Сакс, ну что же ты. Покажи ей, что значит настоящий мужчина. — Голос Фандира перебивал гогот остальных. — Я не бью женщин! — Кричал Сакс. — Да ты не бей, а возьми, в конце концов, меч и сразись с ней, иначе она на тебе живого места не оставит! — Хохотал Бергун. — Я не сражаюсь с дамами! — Это кого ты тут «дамой» обозвал?! — Послышались восклицания Хносс и глухие удары, после которых Сакс явно упал с грохотом на пол. Гермиссия вошла в зал, напоминающий оружейную, но с отличием в виде двух больших арен, где на одной из них сейчас находилась победительница Хносс и поверженный Сакс, который едва ли не дрожал от страха, видя, что воительница занесла свой топор над его головой. Гермиссию эта ситуация откровенно забавляла, и она произнесла, привлекая тем самым внимание к своей персоне: — Хносс, отпусти ты его уже, а то смотри, придётся покрытие меня менять, снова. — Она рассмеялась. От звука её голоса, Сакс, как ошпаренный вскочил, и напрочь позабыв о воительнице и её топоре над своей головой, подошёл к краю арены смущенно опустив взгляд и приветствуя, остальные же, кроме самой Хносс, встали и поклонились вошедшей в залу Гермиссии. К ней подошёл уже давно влюблённый в нее Сакс, и начал тараторить о том, что если госпожа желает поупражняться, то они могут сию минуту освободить зал. Гермиссия осматривала повзрослевшего Сакса, отмечая, как он изменился за все эти годы и удивлялась, почему она раньше этого не замечала: Сакс — широкоплечий блондин с голубыми глазами, храбрый и почтительный, с превосходным чувством юмора и открытой душой… Мечта! Но потом вспомнила, что обручена с богом грома и молний, и поспешно отвела взгляд, скорее из вежливости, чем из-за веской причины, поблагодарила Сакса и предложила бойцам совместную тренировку, попутно спрашивая, не против ли никто, опять же, делая это исключительно из вежливости. В любом бы случае перечить госпоже никто бы не осмелился. Раздался веселый голос Хносс, подначивающий сестру к поединку. Гермиссия не могла отказаться, особенно на глазах у доброй части отряда Хносс и согласилась на поединок. Облачившись в чёрный камзол с серебряными пластинами, которые, в свою очередь, выгодно скрывали её магическое оружие, она развязала чёрный плащ, который, струясь, опустился к ногам готовой к бою воительницы. Бойцы, впервые видя преображение Гермиссии и вообще её присутствие на тренировке, удивленно раскрыли рты, во все глаза рассматривая доспех старшей сестры. Хносс, видя, как её друзья переключили всё внимание с неё на сестру, гордо вскинула голову и, смеясь, поддразнила Гермиссию, что бы та поторопилась. Гермиссия, по праву старшинства, объявила в этой схватке оружием кинжалы, затем ступила на арену, готовясь к бою. — Ну, и кто на кого ставит? — предчувствуя отличную схватку спросил Фандир, но другие не обратили на него внимания, сосредоточившись на танцующих по кругу сестёр. — Так вы будете стоять или начнёте биться? — Парни, ожидающие кровавой резни меж девушками, подали свои голоса и уже было собрались уходить, как Хносс, не выдержав паузы ожидания поединка, сделала выпад, который Гермиссия весьма успешно отвела и развернулась, пытаясь нанести удар, который Хносс встретила своим клинком. По всему залу раздался звонкий лязг метала и возбужденные вздохи, и охи парней, явно не ожидающих такого напора от девушек. Все-таки одиночные тренировки, вдали от других бойцов, сказывались явным минусом в технике Гермиссии. Она, по возможности, старалась парировать удары, но ей явно не хватало скорости и силы Хносс, из-за чего младшая сестра умудрилась заломить Гермиссии руку и ударив по ней, выбить один из клинков. Но Хносс уступала старшей сестре в гибкости, благодаря чему та, резко наклонившись назад, смогла увернуться от клинка, который мог снести ей голову и высвободить из захвата левую, рабочую руку. Гермиссия схватила воительницу за ногу, от чего Хносс, явно не ожидая такого поворота, проехалась одним коленом по мрамору, создавая при этой омерзительный и леденящий душу звук скользящего металла. Когда старшей показалось, что та победила, Хносс сделала полукруг рукой и задела клинком бедро сестры, от чего та, вскрикнув, выпустила оружие и схватилась за ногу. Видя злобную усмешку младшей сестры, потеряла самообладание и, напрочь позабыв о ноге, начала бить Хносс кулаками в корпус. Хносс пыталась ставить блок, чтобы защитить ребра от сокрушающих ударов и, когда ей это удалось, она схватила Гермиссию за правую руку и перекинула через бедро, от чего та оказалась на полу и тут же получила удар коленом в рёбра. Хносс же в ответ, получила ногой в лицо и выпустила хватку, отлетая от Гермиссии на достаточное расстояние. Откуда-то сбоку раздаётся озорное посвистывание. Хносс отвлеклась, за что наткнулась на сокрушающий удар кулаком в живот. Хотя кожаный жилет и частично защитил её, удар все равно оказался ощутимым и, мягко говоря, неприятным. Оторвавшись от друг друга, сёстры отошли на пару шагов в стороны, чтобы оценить ранения противника и собственные силы. Гермиссия подняла с пола клинок и начала дразнить сестру, стараясь ещё сильнее вывести её из себя, чтобы яростью ослепить противницу. — Ну, что, Хноссик, готова снова передать мне пост главнокомандующего или полёт в грязь тебя ничему не научил? — шипит Гермиссия, сплёвывая кровь на пол. Глаза Хносс, казалось, могут метать молнии. Она повелась на провокацию и кинулась в атаку. Вновь сцепившись, Гермиссия занесла клинок для удара, но голос матери остановил её. — Что, Хель вас дери, здесь происходит?! — царица была в бешенстве. Все, кто был в зале моментально преклонили колени, но Фрейя смотрела только на дочерей, тяжело дышащих, ошалелых, с безумно горящими глазами, сменяющих доспехи на повседневные наряды. — Пошли прочь. — Фрейя кивнула в сторону воинов и, когда в помещении остались только две воительницы и царица, она вновь повысила голос, но не кричала, ибо царицам не подобает такое поведение, даже если они в ярости. — Через несколько часов сюда прибудет Тор, а вы выглядите хуже, чем все Ётуны вместе взятые. Мюриэль?! — через минуту за спиной Фрейи появилась нянька, склоняя голову. — Вы звали меня, миледи? — кряхтит она. — Почему ты позволяешь им калечить друг друга на кануне свадьбы? — накинулась Фрейя на слугу. — Но, моя миледи, я готовила их наряды к поездке. У меня не было возможности уследить за ними. — Лекаря ко мне в покои. — приказала она и, больно взяв дочерей под руки, вывела их из залы. Тройка ванок-воительниц в полном молчании достигла покоев и, распахнув двери, Фрейя буквально втолкнула сестёр внутрь и, закрыв за собой дверь, начала отчитывать. Но не успела она сотый раз низвергнуть их в чертоги Хель, как появился лекарь. Это был старик, который, по слухам, лечил от ран саму Фрейю, когда та была ещё ребёнком. — И, чтобы следа не осталось! — наказала она Курво и, отвела Хносс в другую часть покоев, намереваясь самой ею заняться, ибо её раны были легче сломанных рёбер и порезанного бедра Гермиссии. — Царевна, — скрипучий голос лекаря Курвы ворвался в лихорадочно размышляющий о дальнейших действиях разум, увлекая Гермиссию в сторону от мысленного построения новой паутины. — У меня такое впечатление, словно сам Тор проехался по тебе своим молотом! При упоминании имени своего жениха, Гермиссия нахмурилась и начала отнекиваться, говоря, что они просто дурачились с сестрой. Курва усадил деву в кресло, заставив поднять руку, показывая ему травмированные рёбра. Он был единственным, кто и вправду обладал магическим даром исцеления, и только по этой причине был ещё жив и ему, в следствии всех обстоятельств, позволялись некоторые вольности, вроде оскорблений, которые никто старался не принимать на свой счет. Затем лекарь обошёл табурет и сел на корточки прямо перед глазами Гермиссии. Крепко ухватив её лицо своими пальцами, старик принуждал взглянуть себе в глаза. Девушка отрешённо созерцала старое, морщинистое лицо врачевавшего её с самого детства лекаря. А в голове крутилась лишь одна фраза: «Мне будет не хватать тебя, старый друг. Я чувствую, что тебе осталось недолго.» — Ну и зачем ты полезла с ней в драку? У тебя голова на месте, а? — он постучал по голове девушки, словно, по двери. Гермиссия ничего не ответила, только опустила глаза в пол, рассматривая свои руки. — На! Выпей, — протянул кубок с лекарством Курво Гермиссии. — У тебя внутри не пойми, что творится! Старчески прокряхтев, лекарь притянул другой табурет поближе к царевне и уселся напротив, следя за тем, чтобы дева выпила всё из кубка до дна. — А ну! Не куксись! — проскрипел лекарь, заприметив, что Гермиссия, как ребёнок, набрала отвар в рот, надеясь, что едва Курво отвернётся, сможет выплюнуть отвратительное поило. — Знаю, что бурда. Знаю… Но раз сама в драку полезла, зная, что сестра тебя сильней, то вот и пей бурду! Считай, что это наказание за твоё поведение, лентяйка, ясно? Гермиссия послушно проглотила лекарство и, скривившись от столь омерзительного вкуса, бросила Курво в лицо: — В следующий раз, старик, ты сам будешь пить это поило. — Дура малолетняя, не тебе со мной тягаться, — привычно отозвался лекарь и его губы тронуло подобие тёплой улыбки. — Ну, ни капли же не изменилась, если количество переломов не считать, — он тяжело вздохнул и замолчал, явно предаваясь воспоминаниям, но резко спохватившись промямлил: — Ладно, миледи, я рад бы с тобой тут языком почесать, да и у меня дел полно. Гермиссия наблюдала, как он тяжело поднимается с табурета, собирает свои вещи, и поклонившись, ковыляет к выходу. С трудом поднявшись с кресла, дева попыталась надеть халат, но из-за повязки, которую Курво наложил девушке на рёбра и ногу, это почти невозможно и она, оглянувшись по сторонам, плотнее заперла дверь и пошевелила пальцами, из которых вышел серебряный дым. И за считанные секунды вокруг девушки материализовалось повседневное одеяние. Гермиссия, довольная собой, открыла дверь, сказав матери, что устала, уходит к себе.