------>
Хносс вскинулась, вышла в круг света, выхватив меч, и одним только сиянием своего клинка очистила себе путь. Прочие стражи будто чувствовали холод, исходивший от её оружия, на клинке плясали серебристые блики, словно отражаясь от волос хозяйки. Гермиссия проводила сестру взглядом, уже взволнованно, но не до конца понимая, что происходит. Неужели Всеотец всерьёз говорит о помощи этому существу? Далее последовал допрос правителя, где Один подробнейшим образом расспрашивал незнакомца, который «наичуднейшим образом спасся» от отряда поглощённых. Поведав свой рассказ, существо упало в ниц перед Всеотцом и стало молить о спасении и прося, чтобы Всеотец поскорее выступил с войском на спасение ещё, возможно, оставшихся выживших, уповая тем самым на милосердие и доброту правителя девяти миров. Один же, отдав приказ о сборах, больше не взглянув на упавшего в ниц «пленника», быстрым шагом удалился в провал тёмного коридора, к своим покоям. Через секунду навстречу растерявшемуся и в конец упавшему духом выжившему, выбежал один из помощников Одина со знаками отличия Асгарда в узорах своего одеяния и жестом пригласил следовать за своим владыкой. Незнакомец ещё раз оглянулся на собравшихся особ и в последнюю секунду увидел братьев-наследников. Они косились на него из-за собственных волос, отбрасывавших тени на их таинственные лица, и если беловолосый ас в причудливых прекрасных одеждах смотрел на него с любопытством, то черноволосый глядел с откровенной неприязнью и пренебрежением, будто в их королевство проник самый, что ни на есть ётунхеймский ублюдок. Заметив, что «пленник» смотрит в их сторону, Тор улыбнулся, но он не был столь искусен в обращении с мимикой, как его сводный брат, и улыбка вышла совсем неприветливой. — Смущает меня эта его страсть ко всяким там выжившим выродкам, — наклонившись, тихо проговорил Локи. — Этот выродок выглядит так, будто девицы Фандала едва спасли его из-под меча альва, — фыркнул Тор. — Сдаётся мне, от этого «выжившего» будут одни только неприятности. — Я бы на твоём месте его прикончил, — Локи ненавязчиво провёл ладонью по груди брата, ощущая под тканью мантии согретую его живым теплом кольчугу. — Пока не поздно, пока он не увёл Всеотца и Асгард на смерть. Тор медленно кивнул, Локи стало слышно, как его побратим скрежет зубами в бессильной ярости. — Но как сделать это в Асгарде, чтобы никто не догадался, что убийцы — мы? Локи повёл плечом и загадочно улыбнулся. — Позови Сиф ко мне. Решим поскорее за бокалом вина, пока не стало слишком поздно. Думаю, Один, не покинет города ещё несколько дней, он ведь не настолько туп.------>
Гермиссия давно заметила, что каждый проведённый день во дворце длился раз в пять дольше обычного дня вне его стен. Но в этот раз всё было немного иначе. Части знакомого ей отряда было приказано караулить цвергов, пока остальным счастливчикам выпало патрулировать северные и восточные границы. Девушка бы всё отдала, лишь бы бродить по тропкам леса, спать на деревянных настилах в кронах деревьев, охотиться под покровом сумерек и выполнять долг, охраняя свой народ от враждебных посягательств. Гермиссия выступила с этим предложением, через неделю после той утренней прогулки по лесу. Но Всеотец был непреклонен, поэтому девушке ничего не оставалось, кроме как коротать дни до Навие*, сидя на своём балконе, с которого открывался хороший обзор на весь город, и помирать со скуки. Тем временем, приготовления к празднику поздней осени шли полным ходом. Дворец был вырезан в горе, и его ярусы уходили глубоко под землю до самых недр, где плескалась вода глубинных источников. Божественная обитель — это шедевр искуснейших мастеров среди когда-либо живших асов, и при необходимости в нём можно было месяцами выдерживать осаду. Но пиры боги предпочитали устраивать на поверхности: в огромных залах, среди деревьев, цветов и трав, под бескрайним звёздным небом. И всё же внушительных размеров территория вокруг и над дворцом, была надёжно защищена бескрайним морем на севере, горной цепью на востоке, и лучшей во всех девяти мирах стражей, неустанно охраняющей все подступы к сердцу Золотого Чертога. Предосторожности были не лишними, учитывая, что жители Асгарда любили праздновать с размахом, почти забывая о том, что за пределами дворца могли рыскать слуги Врага. Они страстно любили пиво, эль и различные вина, а особенно, они обожали заедать все эти напитки различными, поражающими глаз, яствами, от которых на праздниках ломились столы, и пока запасы не иссякали — пир не заканчивался. Этой любовью к веселью этот народ разительно отличался от «соседей» с юга и запада. Пока в зале развешивали светильники, ставили столы и хлопотали с остальными приготовлениями к Навие*, Гермиссия решила воспользоваться моментом, и спустилась к одной из темниц. — Я думал ты больше не придёшь, — сказал молодой цверг, прижавшись щекой к кованой решётке. Прошла неделя с тех пор, как цвергов привели во дворец. Их предводитель — как девушка узнала позже, — законный наследник царства Нидавеллир*, с которым Одину ещё предстояло заключить пакт о взаимном ненападении, оскорбил и разгневал Всеотца, и теперь вся компания цвергов застряла в темнице, возможно, до конца своих дней. Это и не удивительно. У Владыки Девяти Миров были давние счёты с правителями Нидавеллир, и он не хотел так просто отпускать Тервара на волю, подозревая его в намерениях, противоречащих интересам Золотого Чертога. — Ты ждал меня, гном? — изогнув бровь с наигранным удивлением, спросила Гермиссия. — Я неделю провел в сырой камере, и заслужил хоть немного света, — криво улыбнулся он. Если кто-нибудь узнает, что Гермиссия приходила сюда, и болтала с молодым цвергом, её, наверное, сочтут, мягко говоря, подозрительной и запрут в соседней камере. Пусть так. Как для гнома, Карадраш был очень смышлёным и интересным собеседником. Он рассказывал ванке о дальних землях, которых она никогда не видела, о народах, которых никогда не встречала, и мыслями своими девушка уносилась туда: за холмы и горы, за реки и долины. Его истории посеяли в её душе опасное желание — когда-нибудь, через годы или столетия, бросить всё и отправиться в далёкое и долгое путешествие по великому, бескрайнему древу. Пойти по дороге, не зная, куда она её приведёт. В глубине души Гермиссии было немного обидно, ведь Карадраш прожил несравнимо меньше, нежели она, и за свою короткую жизнь столько всего повидал. А ей не удалось даже навестить их ближайших соседей из Юсальфхейма, хоть такая возможность выпадала не единожды. Когда девушка просила Фрейю позволить ей отправиться туда, мать и слушать не хотела и всегда отправляла Хносс и Фрейра. — Похоже, у вас там гулянка наверху, — сказал Карадраш, окинув взглядом тёмные стены темницы, уходящие далеко вверх. Гермиссия знала, что жалость — последнее чувство, которое должно испытывать к заключенному. Но она ничего не могла с собой поделать. Гном запал ей в душу, и сердце её разрывалось каждый раз, когда она видела его, храброго молодого воина, вынужденного сидеть на полу крошечной неуютной темницы вдали от света солнца и луны. — Да, сегодня вечером мы празднуем Навие. Этот день посвящен сбору последних плодов щедрости природы и прощанию с ней, — Гермиссия села на ступени рядом с решёткой и прислонилась головой к грубо обтёсанным стенам. — У вашего народа есть подобные праздники? — Мы не чествуем смены времён года, как асы, — ответил Карадраш, задумчиво глядя вдаль соседних темниц. — Великий Бримир* создал мой народ для жизни в горах и в их недрах. Мы годами можем не выходить на поверхность и не знать, есть ли там снег или летний зной. Мы не занимаемся земледелием, поэтому в нашем укладе жизни нет цикличности, как в жизни Золотого Чертога. — Наверное, это невыносимо — жить, не видя синего неба, звёзд, солнца и луны? — от одной мысли о таком существовании, Гермиссии стало мучительно тоскливо. За почти две недели пребывания во дворце ей хотелось рвать на себе волосы от уныния. — Это не обязательное условие, — засмеялся гном, и посмотрел на ванку своим теплым взглядом. — Я всю свою жизнь провёл, скитаясь по ветвям великого Игграсиля вместе со своим народом. Не думаю, что теперь смогу смириться с жизнью в недрах гор. — Гном-бунтарь? — усмехнулась Гермиссия, и пленник широко улыбнулся в ответ. — Когда-нибудь твой отец заставит тебя осесть, жениться и положить жизнь на служение вашему народу. Гном нахмурился и непонимающе посмотрел на ванку. Он молчал с минуту, затем снова заговорил: — У гномов не принято решать, когда и на ком жениться, даже если речь идёт о наследнике короля. Мы женимся либо на своих возлюбленных, либо не женимся вообще. Принцесса ощутила слабый укол зависти. Потому что у неё такой возможности никогда не будет. Брак не по любви — это её жизнь. Не сказать, что она уж очень этого желала. Совсем, нет. — У нас всё сложнее, — с тоской ответила она и поднялась на ноги, чтобы уйти. — Мой выбор ограничен. — Так уходи со мной! — горячо прошептал Карадраш, прижавшись к решетке и поймав царевну за руку. Гермиссия опешила от внезапного горячего прикосновения. — Ты заслуживаешь большего, нежели прислуживание алчному жестокому королю! — А я и не прислуживаю ему! — возмутилась она, и попыталась вырваться из хватки. — Всеотец жесток ровно настолько же, насколько и великодушен. Это честь быть суженой его старшего наследника. Карадраш медленно отпустил Гермиссию и отошёл от двери. Все что он знал о Всеотце — рассказы обиженных родичей, запертых в своём королевстве. Он не понимал, как обстоят дела на самом деле. И при всём предвзятом отношении Всеотца, Гермиссия не могла представить себе правителя более мудрого и достойного. — Прости, — бесцветным голосом сказал гном. Лицо его скрывала тень. — Но я действительно считаю, что ты заслуживаешь увидеть мир, пока он ещё прекрасен. Враги плодятся в проклятых землях и глубоких пещерах, они набирают свою силу в вечных льдах. Скоро всё может измениться. — Значит, я разделю судьбу моего народа, защищая земли от врагов, — процедила царевна, и вышла из темницы.