***
Е: «Смотри, какая прелесть ❤». Семь часов. Нао вновь сонно ударилась головой о подушку. Вот придурок. Вместо того чтобы заметать следы он заделался папарацци. И кто еще после всего этого должен вести себя аккуратнее? Веки закрывались, топя подсознание во владениях Морфея. Толстых и плотных водах, давящих на вымотанное тело грузом спасительной расслабленности. Она проспала каких-то жалких два с половиной часа. Так и не смогла заснуть после всей той информации, что обухом ударила по черепной коробке. Это было… слишком. Просто слишком. Ее предупреждали, что со слабым характером не нужно соваться в сложные случаи. Тяжелые пациенты — для тяжелой психики. А вести «сеансы» дома — табу. И влюбляться в клиентов тоже. Нао перечеркнула огромным «ХОЧУ» все наставления. Нао сжала пальцами край подушки. Психолог жил проблемами своих пациентов. Он переносил их через себя, но всегда оставлял за дверьми кабинета. Нао не имела такой роскоши. Она складывала проблемы Джузо в огромную коробку, где-то глубоко внутри, у которой уже не закрывалась крышка. Как он мог спокойно улыбаться после всего этого? Как… Она зарычала. Джузо. Джузо! ДЖУЗО! Все мысли только о нем. А надо было думать о деле! Наоко умная девочка. Она сделает все правильно и идеально. Как от нее того требуется. Как ее учили. Пусть, она и твердила, что не годится для этой роли. Пусть, у нее и не было выбора. И эмоции ей в этом не помешают. (Она будет врать себе об этом до самого конца, заталкивая назойливую мысль в голову крутиться пластинкой на граммофоне в бесконечном повторе). Подняться оказалась непосильным трудом. Но зато после глотка свежего кофе спать больше не хотелось. Нао развалилась прямо на неубранном диване: к черту уборку, когда на душе бардак. Пора за работу. Что там было по плану? Глаза забегали по бумагам из заветного конверта, выделяя воображаемым желтым маркером нужную, самую важную, информацию. То-то, то-то и еще немного неприятного того. — Это мне теперь по его столам что ли рыться? Она же не Агент 007. Ее не обучали искусству шпионажа. Наоко читала других людей, а не пыталась быть чокнутой барби-вуду. Она не будет этого делать. Бумаги с раздражением оказались отброшенными. Пролетели через кофейный столик и рассыпались по полу. Нао тихо выругнулась. Ну что за день. И вдруг — настойчивый стук. Назойливую песню на черной виниловой пластинке заело. Нао могла и не смотреть в дверной глазок, чтобы узнать: «Кого это принесло с утра пораньше?» Было и так понятно кто это. Захотелось резко вернуться в детство, спрятаться за старшего брата и, ткнув пальцем, наябедничать, что «вот этот мальчик ее обижал. У нее ничего не получалось. Помоги (сделай все за меня, а я поцелую тебя в щеку)». Но Наоко понимала: она больше не маленькая девочка. Пора было учиться отвечать за свои промахи и терпеть наказание. По телу пробежал холодок. Все равно, что быть одним из трех поросят и добровольно идти открывать дверь волку. Можно, она просто сделает вид, что никого нет дома? Ну, пожалуйста! Пальцы горестно закрыли лицо. Это был провал. Она совершенно не была готова к такой скорой встрече. Как не готова мышка, почти добывшая сыр из мышеловки, к пасти кота. Ни морально, ни физически. Не готова играть загадочную гадалку, понимающую и принимающую подругу или еще кого. Не готова что-то там анализировать и правильно подбирать слова, чтобы не полоснуть ножом по незажитым гнойным ранам. Не готова… — Чертовы документы! — бумаги спешными скомканными клочками полетели в урну. А Нао полетела в коридор. Остановилась возле двери. Хлопнула себя по лбу и вернулась за халатом. Встречать Джузо в одном белье, кажется, было не очень хорошей идеей. Даже если этим она могла сбить его с толку и отвести от мыслей об ее убийстве. Она встала прямо перед дверью. Стук прекратился. Джузо чувствовал, что она там. Наоко тяжело выдохнула в который раз за это утро. Раз-два. Нужно собраться с мыслями. — Ты жутко настойчивый, ты знаешь это? — она надеялась, что ее улыбка выглядела правдоподобно. — Так говорят, — он, как задумавший пакость кот, довольно прикрыл глаза. Это не сулило ничего хорошего. — Будешь кофе? — Его скривившееся лицо говорило само за себя. — А сладкий? — Джузо, чуть помедлив, кивнул. — Проходи. Только… у меня тут немного все в беспорядке. Я не ждала так рано гостей, — Нао достала еще одну кружку, — Кстати, что тебя привело в такую рань? — она суетилась. Говорила слишком много. Быстро. Подставляла саму себя. Все было до чертиков очевидно. Неизвестно откуда взявшаяся паника нарастала. Она пустила домой волка. Глухой смешок прозвучал над самым ухом. Холодные пальцы легли поверх ее, останавливая ударяющее по мозгам дребезжание ложки о кружку. — У тебя руки трясутся. — Она побледнела — Что-то не так, Нао-тян? Она открыла рот, но слова застряли в горле, как воздух застревал жгучей агонией в жабрах у пойманной рыбы. Еще бы всадить крючок. Если бы она сейчас сказала хоть слово — ее голос несомненно дрогнул. Хотя хуже уже и так не могло быть. Мышку зажали в пасти и готовы были прокусить зубами глотку. А затем бросить. Ведь игра закончится. Нао оказалась в кольце его рук полностью прижатой к столешнице. Ни двинуться. Только если развернуться. И встать на исповедь его испытующим пронзительным глазам. Манящим алым глазам. На это Наоко была совершенно неспособна. Ее сердце неслось галопом по сиротливой длинной бесконечной дороге. С каждой секундой все ускоряя бег. Мысли путались, руки все еще предательски дрожали. А по лицу так и норовил сойти холодный нервический пот. От волнения. И от его дыхания, бьющего горячим паром углекислого газа о шею. Он проверял ее — это было ясно как день. Но она не прошла поверку. Еще тогда, когда открыла ему дверь. Нет. Уже в тот миг, когда бессовестно бросила ему в лицо ложь об этой дурацкой кошке. Наоко не оправдала ожидания. За неоправданные ожидания — следовало наказание. Джузо начинала надоедать эта односторонняя молчанка. Но и прекращать он ее не собирался. Его ножи всегда наготове. Он сможет убить ее в любой момент. Если захочет. Статья 13. «Следователи по гулям обязаны ставить своим высшим приоритетом безопасность граждан». Мы никогда не бываем неправы в своих желаниях или решениях. Все потому, что в своем понимании ты всегда прав. В данный момент. В данную секунду. Джузо будет прав, даже если убьет ее. Нао-тян — предатель. Пособница гулей, скрывавшая их истинную личину. Но… Джузо будет неправ, если убьет ее. «Друзья должны поддерживать друг друга и защищать в трудных ситуациях, Джузо-кун. Даже, если ты понимаешь, что твой друг неправ, — наш долг помочь ему вернуться на правильную сторону», — говорил Шинохара-сан. Делать нечто подобное Джузо, естественно, не собирался. Он не собирался понимать. Он давно уяснил: гули были его врагами. Реакция. Он ждал хоть какую-то реакцию от Нао-тян. Ему не нужны были ее оправдания. И в то же время он хотел их услышать. Услышать, что она могла сказать, чтобы защитить себя. В чем еще солгать. Или же выложить ему всю правду. Джузо по-прежнему не чувствовал в ней страха. Только тревогу. Она-что-то-скрывала. И Нао-тян понимала, что Рей-чан об этом догадался. Она была в тупике. И это было интересно. Ее запах тоже все еще был ему интересен. Все еще будоражил его до самых костей своей необычностью. Джузо только недавно сказал Джузо-чан, что не хочет терять ни притягательный аромат, ни его обладательницу. И в то же время, он уже готов был без промедления раскромсать Нао-тян грудную клетку. Все это противоречие взвинчивало до состояния неистового бешенства. — Хочу убить тебя. — Наоко застыла. — И не хочу. Ей сейчас бы хлопнуться в обморок — хотя бы так сбежать из этого тупика. Да даже этого не получалось сделать. Только нервно смеяться. — Что смешного? — Если… — Нао тяжело выдохнула. Кажется, выдохнула все вместе со своими легкими, — Если я обещаю рассказать тебе все, — голос извивался тоновыми перепадами, но ей было уже плевать, — все до мельчайших подробностей. Но попрошу тебя немного подождать. Ты согласишься? Джузо хмыкнул. — Будут умирать люди. А я, вроде как, следователь… — Для него самого это, конечно, не имело никакого значения. — Никто больше не умрет! — Нао резко развернулась, заставив Джузо слегка опешить. Но не сдвинуться ни на шаг, соблюдая дистанцию считанных сантиметров между носами. Ее голос был твердым и полным уверенности. А в глазах читалась решимость, несмотря на навернувшиеся слезы. Наоко, черт возьми, сделает это и покончит со всем. Покончит с обманами и увертками. Больше не хочется врать. Ни себе, ни ему. — С чего мне тебе верить? — Потому что мы друзья? — Для меня это ничего не значит, — Она закусила губу. Это было обидно. — Я не лгу. И ты прекрасно знаешь это. Джузо… ты же чувствуешь, когда люди лгут, разве я неправа? Он ухмыльнулся. Он поиграет в ее игру еще немного. Еще совсем чуть-чуть. Джузо примет очередное правильное решение. — Ла-а-адно. Но взамен ответь мне на один вопрос. — Какой же? — его нарочито придвинутое уже совсем неприлично вплотную лицо с немигающим взглядом заставляло сжиматься Наоко еще больше. Еще больше отклоняться назад, сжимая край столешницы пальцами до белых костяшек. Нао искренне надеялась, что он задаст такой вопрос, на который она сможет честно ответить. Врать ему опять — сейчас было чистым самоубийством. — Ты сообщница или питомец? — его взгляд горел безудержным любопытством. Он, вероятно, впервые встречал человека, как и он, настолько тесно связанного с гулями. Но ее ответ его расстроил. И одновременно разгорячил интерес к ней еще больше. Нао-тян сказала: — Ни то, ни другое.***
Это было похоже на игру в салки со смертью. Он и сам был смертью и носил на себе тринадцатый аркан. Это было совсем не весело, но чертовски приятно. Бегать по аллеям неправды, заворачивать в подворотни лжи, вырывая из своего горла «Прости», «Извини» вместо хохота. Это вот совсем не весело. Ты убегаешь настолько далеко, насколько только возможно. Но оставляя себя в поле видимости. А затем ты как бы нечаянно (специально) даешь костлявой поймать себя. Обвить тонкими бледными руками свою талию и уткнуться носом в макушку. Вот это чертовски приятно. Джузо говорил, что ему нравится ее запах. Сам же он пах свежим металлом. Резал по пазухам опасностью во всем своем проявлении. Наоко любила опасность. Ее жизнь была настолько размеренной, что она стала зависима от адреналина и искала его во всех проявлениях. В поступках, в ситуациях. В людях. Она бы, конечно, соврала, если бы сказала, что дошла до этого сама. Самый первый ее раз ей это показали. Показали, как приятно, когда сердце бьется сумасшествием о нормальность. И сказали, что это по кайфу. Подсадили на этот наркотик, похлеще какого-нибудь никотина. После первой встречи с Джузо, Наоко четко сказала себе, что не очень-то хотела падать в его ненормальность. Но она в ней буквально потонула. Наоко чуть сдвинула голову. Чашка с недопитым переслащенным кофе стояла рядом на кухонной тумбе. Очередным переслащенным кофе. Кажется, скоро ей придется покупать еще пачку. Со своими ста пятьюдесятью пятью сантиметрами она почти одного роста с Джузо. Так, что не нужно было вставать на цыпочки, чтобы каждый раз класть ему голову на плечо. Это все было похоже на салки со смертью. Почти ежедневные серии наркомании для обоих. Для нее — адреналина. Для него — запаха. Они стояли в обнимку, почему-то всегда на кухне, несмотря на то, что где-то недалеко уютный мягкий диван. Это, видимо, уже стало традицией. Это напоминало им обоим об их маленьком соглашении, в котором они сделали правильный выбор. Нао обещала правду. Джузо обещал ей дать время (жизнь). Они стояли просто молча, заковывая друг друга цепями рук и замками на поясницах. Наслаждались умиротворенностью друг в друге. Джузо расцепил объятия. — Мне уже пора, — Нао кивнула. — Сегодня Шинохара-сан выписывается из больницы. — Его напарник пострадал в одном из сражений. — Я, может быть, стану приходить реже. Он усмехнулся. Это как шантаж. Он завуалированно выдвинул ультиматум: если забудешь обо мне, я прекращу ждать. Джузо отпил остывший переслащенный кофе и отдал чашку Нао-тян в руки. Она могла не провожать его: он найдет выход сам. Наоко посмотрела на обведенное число в календаре на холодильнике. Через несколько дней она, наконец-то, сможет снова сунуть нос в чужое дело. В чужие шкафы, а точнее — рабочие ящики. Нао, наконец-то, сможет все закончить, как того и хотела. Наоко бросила взгляд на дно холодной кружки. Кофейная гуща и сгустки сахара образовали прямую и изогнутую линию. — Похоже на цифру двенадцать.