Иллюзия

Ванда следовала за мной по пятам. Как бы я ни намекала, петляя незнакомыми коридорами, она все равно шла за мной. Когда я пробралась на крышу и села на ее край, то девушка, конечно же, приземлилась рядом. — Сейчас не самое лучшее время сканировать меня, правда, — Ведьма уже приготовилась отнекиваться, но я выразительно посмотрела на нее. — Ты думаешь, я не понимаю, почему ты единственная, кто идет со мной хоть на какой-то контакт? Я прекрасно понимаю, что ты постоянно роешься в моей голове и следишь за психикой, потому что я неуравновешенна. — Ладно, отрицать, видимо, бесполезно, — несмотря на признание, Ванда уходить даже и не собиралась. Я глубоко вдохнула морозный утренний воздух и опустила взгляд, наблюдая за суетящимися внизу агентами. Так и подмывало нагрубить Ведьме, чтобы она отстала от меня, но не хотелось портить и так не самую лучшую репутацию в команде. — Что ты подразумевала под «неуравновешенна»? Облачко пара вырвалось из моего рта. База находилась в крайне живописном месте: вокруг были хвойные леса, с одной стороны был луг, где белесыми пятнами, словно кто-то сливки разлил, расстилался туман. То и дело ухала сова, готовясь ко сну, или пролетала птица. Благодать, одним словом. Только люди все портили. Они вообще любят все портить. Ванда ждала ответа. — Меня наделили великим даром, — я сложила руки на колени и смотрела куда-то вдаль. Обычно это помогает собраться. — Но также это величайшее проклятие. Ты наверняка слышала фразу «за все нужно платить», да? Так вот, я плачу, и много. — Расскажи. Я устало потерла переносицу. Так не хотелось углубляться во все это, так не хотелось копаться в себе, вытаскивая всю грязь и каждого демона по очереди, показывая и рассказывая, от чего эта чернуха скопилась во мне. Обхватив себя руками и глубоко вдохнув, я сосредоточила взгляд на одинокой сосне у главных ворот, дабы взять себя в руки и не сорваться в самый неподходящий момент. — Они собирали только тех агентов, которых не будут искать. Полуживых, они лечили нас, чтобы потом мы завидовали мертвым, — над горизонтом появился краешек солнца, благосклонно разливая свои нежно-розовые лучи над одиноким полем. Скрепя сердце, я продолжила свой рассказ: — Сначала нас было двадцать. К концу недели осталось только десять — у остальных помутился рассудок от жуткой боли, и они погибли. Затем пятеро не выдержали дозировки химикатов. Еще через какое-то время за моими сокамерниками начали наблюдаться приступы агрессивности, бешенства. Двое убили друг друга, затем пал еще один, а третьего… — будто ком в горле встал. — пришлось убить мне. Это был мой коллега. Краем глаза я заметила, как Ведьма вздрогнула. Я буквально чувствовала кожей это напряжение, страх, неприязнь ко мне. Но все же главенствующей эмоцией была жалость. Неужели ей жаль меня? Бедная девочка, слишком много сочувствует людям, которых уже не спасти. — Если тебе неприятно об этом говорить, то можешь не продолжать. — могу поспорить, что она уже сто раз пожалела о том, что согласилась на уговоры остальных «Мстителей» и все же взялась следить за мной. Именно поэтому я рассказываю — пусть остальные тоже знают и не удивляются такой черноте моей души. — Совсем скоро выяснилось, что я тоже склонна впадать в неконтролируемую ярость, — я тоже понемногу следила за эмоциональным состоянием Ванды, и мне показалось, что она решила не рассказывать Старку и компании мою «печальную повесть», как я это называю. Скорее всего, это стойкое ощущение и послужило причиной моей последующей откровенности. — Много ассистентов перевелось у ГИДРЫ за время моего заключения, — грустно усмехаюсь. — Сначала командование было напугано тем, что мои способности имеют обратную сторону из психической неустойчивости, но Бальдауфу удалось убедить их в том, что это не недостаток, а преимущество. Ведь это значило, что я смогу убить гораздо больше врагов, чем кто-либо. Ненавижу его за то, что сделал со мной! — бессильно бью кулаком по каменной кладке, обдирая кожу, а по щеке скатывается одинокая слеза. Внезапно на своей руке я почувствовала чужое тепло, но в чувствах продолжала, не обращая на это внимания: — Я становлюсь злой, жестокой и бессердечной убийцей, когда пользуюсь своими способностями! Я же никогда такой не была, когда-то на первом месте стояли преданность делу и жажда справедливости, а не крови! — Я понимаю тебя, — поворачиваю голову и замечаю, как странно блестят не то от злости, не то от слез глаза Ведьмы. — Мы с Пьетро, — было видно, что только на произношение этого имени у нее ушло много сил, — были ослеплены ненавистью и жаждой мести настолько, что решились на отчаянный шаг: эксперименты над нами, дабы наконец отомстить Старку за смерть родителей. Но все обернулось сущим кошмаром, — она сильнее сжала мою руку. — Мстить мы передумали, но вот только теперь мой брат-близнец… мертв. Она порывисто вздохнула, пытаясь удержать слезы. В тот момент во мне впервые за прошедшие полтора года проснулось нечто человеческое и живое. Я поддалась этому порыву и сжала ее руку в ответ, морально поддерживая ее, потому что знаю, каково это, потерять частичку себя навсегда и упиваться собственным горем по ночам, воя подобно белуге в подушку. Она посмотрела на меня, и ее лицо осветила полоса золотистого утреннего света, отражаясь в слезах, которые она поспешно вытирала платком и судорожно вдыхала свежий лесной воздух. Тут же мне пришла мысль стремительная, меткая и удручающая: человек прекрасен в горе, а особенно в трауре. Следующие два дня мы допрашивали всех, кто был на базе и мог знать хоть что-то полезное. Одно могу сказать точно: мне было скучно. Безумно скучно, а порой и вовсе хотелось заставить этих сопротивляющихся и притворяющихся, что не знают английского агентов страдать, только бы все рассказали побыстрее, и мы могли бы спокойно улететь обратно в штаб-квартиру, где можно было продолжить мои тренировки. Рассказывать о моих некоторых недоработках мне пришлось самой, потому что Ванда действительно молчала о нашем с ней слишком личном и откровенном разговоре на крыше. После всего сказанного было странно просить ее передать соль или еще что-то в этом роде, потому как казалось, что все это незначительно и вообще не то, о чем мы должны общаться. «Мстители» выслушали меня молча. Я не стала рассказывать всю «печальную повесть», лишь часть о том, что я часто не могу контролировать себя во время использования способностей. Тони стал угрюмее, Капитан также наградил меня многозначительным взглядом, Вижн практически никак не отреагировал (хотя, возможно, я просто не достаточно хорошо его знаю), а на лице Бартона можно было прочитать: «Будто ты что-то новое мне о себе рассказала». В конце концов все решили, что пользоваться я своими способностями буду только в самом крайнем случае. Тренировки увеличили вдвое, раз уж полагаться теперь придется только на свои навыки, а не на странный зеленый дым, сводящий с ума. Чудом уворачиваюсь от удара в живот и тут же атакую муляжом ножа в плечо. К сожалению, Бартон захватывает мою руку и выкручивает. Вскрикиваю и тут же досадую, как могла так легко попасться. Но я не остаюсь в долгу и подсекаю ногой, заставляя лучника потерять равновесие и оказаться на полу. От неожиданности он отпускает мою руку. — Пожалуй, пора сделать перерыв. Выдыхаю и, убрав выбившиеся из косы пряди с лица, встаю с него. Практически сразу же оказывается рядом со мной и передает мне бутылочку с холодной водой. Тут же открываю ее и делаю несколько жадных глотков, пытаясь таким образом охладить свое тело. — Знаешь, мне уже несколько дней не дает покоя одна мысль, — привинчиваю крышку обратно к горлышку бутылки. Бартон кивает, делая знак, что я могу продолжать, — почему мы больше не обнаружили никого из подопытных агентов на базе? Насколько я помню, Бальдауф несколько раз проговаривался о других экспериментов и часто отъезжал к другим «объектам». Кривлюсь от последнего слова так, будто проглотила крайне горькую пилюлю. Бартон сунул свою бутылку назад в холодильник и сел на мягкую скамейку. Хлопает по месту рядом с собой, приглашая сесть рядом. — Мы думали над этим, — хмыкаю, подтверждая свои догадки о том, что совещания все еще проходят без моего присутствия. — Есть две версии: или все раскиданы по другим базам, или остальные эксперименты провалились. — Это вряд ли. Наверняка есть еще агенты, которым хватило смелости и силы выжить. Некоторое время сидим в молчании, выравнивая дыхание и проясняя ум. Мои мысли были далеко отсюда, в той провонявшей химикатами лаборатории, где крики боли смешивались со звуком стука по клавишам пишущей машинки. Такую ценную информацию о ходе эксперимента нельзя было доверять электронной машине, которую так легко взломать. Ребята из ГИДРЫ это очень хорошо понимали, и именно поэтому «Мстители» так долго не могли узнать о нас. Видимо, даже данные о местонахождении всех баз были не такими ценными, как данные о ходе эксперимента. — Слушай, — мой плавный ход мыслей прервал голос Бартона. — А почему ты используешь только обратный хват ножа? В последнее время в ЩИТе практиковали немного другое. — Не знаю, мне так удобно, — я была немного сбита с толку этим вопросом. Неужели его действительно интересует такая ерунда? Я даже нахмурилась. — Когда-нибудь эти базы иссякнут. Что планируешь делать после? — В ЩИТ вернусь, скорее всего, — пожимаю плечами. Не имею привычки задумываться над прошлым, если настоящее слишком бурное и буйное. — Тогда у меня для тебя плохие новости, — усмехается, от чего мне становится не по себе. — ЩИТа больше нет. Распался в прошлом году. — Как так? — на моем лбу пролегла складка задумчивости. Да быть этого не может, Бартон наверняка шутит. Великий и непоколебимый ЩИТ просто взял и распался? Словно прочитав мои мысли, он продолжил: — ГИДРА постаралась. — Тогда все ясно, — выдыхаю и прикрываю глаза. — Признаюсь, очень удивилась, когда Фьюри собрал некоторых агентов на операцию в Дубаи и заговорил об этой организации, — предупреждая вопрос Бартона, добавляю: — Вы с Романофф были немного заняты в Италии на вскрытии очередного клана мафиози. Зато мы с Рамлоу неплохо спелись вместе. — Он предатель. — Жаль, хороший парень был. Снова сидим в неловком молчании. Вроде и нужно что-то сказать, но ты не знаешь что именно. Ненавижу такие ситуации. — Пойдем, — открываю один глаз и вижу Бартона, протягивающего мне руку. — Тебе нужно еще многое наверстать. Нехотя хватаюсь за протянутую конечность и следую на татами снова.