POV Эрик
Впервые она сама, и весьма кстати, добровольно постучала в мою дверь, и что я увидел? Заплаканную и разбитую девушку. Кажется, она была раздроблена на миллион осколков, но растерянные глаза цвета крепкого чая поражали больше всего: если раньше в них плясали чертики, и дурное кокетство переплеталось с жизнью в ней, то сейчас тот свет, который горел — потух, и на пепелище всего один вопрос: «за что?». Да и сама она — потухла. Целое кладбище потухших надежд покоилось в глубине её души, и я видел их. Может, потому что у самого такое?.. Я не знаю, не предполагаю, не понимаю, что делать с такой девушкой в таком состоянии. И это немного пугает, чего уж тут. Ха, а еще и бесстрашный. Боюсь сопливой девчонки. Докатился, ёпть. Блять, а может быть не стоило вообще её впускать? Сделать вид, что не узнал или сделать вид, что меня вообще нет в квартире? Почему именно ко мне? Почему именно в мою дверь и именно на порог моей квартиры? Думаю, я последний человек, к которому она хотела бы прибежать в панике и молить о помощи и защите. Сейчас она сидит передо мной, явно стесняется вынужденной наготы и боится моей реакции на это. Буду ли добивать? Нет. Уже нет. Она только что открыла мне планы Макса на меня, но меня это предательство не сильно трогает. Наверное, подсознательно я был готов к чему-то подобному, но все-таки это неприятно. Как и признавать то, что благодаря этой несуразной девчонке у меня есть шанс выйти из ловушки без больших жертв. — Кто это сделал? — придаю голосу спокойствия и уверенности и киваю на её лицо. Девчонка морщится, и на мгновение вижу в её глазах удивление. — Я не слабая, — замечаю, как дрожат её губы и руки. Перевожу взгляд на плечи и понимаю, что она дрожит всем телом и это выдает её страх и волнение. Наивно полагает, наверное, что еще рано говорить с ней о том, что случилось, что я буду жалеть её. Но мне, если честно, плевать. Потому что я хочу идти по горячим следам, а не ждать, когда её психологическое здоровье нормализуется. Если, вообще, нормализуется. — Можно я приму у тебя душ? — вопрос вроде бы простой, но такой бесячий. Она не ответила на мой вопрос. Тупо проигнорировала его, указав, что не будет следовать по моим правилам. Думает, что имеет право себя так со мной вести после того, что было. Наверное, я сам виноват, что не сдержался тогда и позволил себе поцеловать её. Ладно, Лина. На этот раз прощаю. — Ты знаешь, где ванная комната, — сухо бросаю в ответ и наблюдаю за ней. За её попыткой встать из-за стола и, пошатываясь, пройти к необходимой комнате. Слышу, как она закрывает дверь. Чересчур резко, но наверняка не специально. Просто хотела побыстрее уединиться. Через пару секунд слышу, как она начинает плакать. Ненавижу плачущих девок. Только и могут, что реветь и сетовать на несчастную жизнью, а сделать что-то, дабы исправить ситуацию не могут. Хотя эта убогая попыталась изменить свою жизнь. И это не привело ни к чему хорошему. Хуй поймешь этих баб, вот, что я скажу. Да и не стремлюсь, в принципе, понимать: могу проникнуться к ней добротой и прочей светлой поебенью, а оно мне надо? Не думаю.POV Лина
Я давно не плакала. Наверное, ни разу с того момента, как попалась на глаза к Эрику. А уж сидеть на холодном полу в чужой ванне и вовсе не входило в мои привычки. Я не слабая. Я не могу позволить себе быть слабой. Просто не могу. Медленно снимаю с себя оставшуюся одежду и подхожу ближе к зеркалу. Первое, что бросается в глаза — это большой синяк под ребрами. Не помню, сколько раз Пит бил меня по этому месту, но судя по масштабу больного места — достаточно много. И сильно. Поднимаю глаза чуть выше и даже не хочу считать, сколько гематом у меня на груди и шее. А на лицо смотреть совсем больно. Я даже где-то умудрилась рассечь бровь. В той суматохе, которая была совсем недавно, я даже не заметила этого. Разбитая губа всё еще кровит, и я включаю холодную воду, чтобы ополоснуть саднящее место. Да уж, ну и вид, Лина. Докатилась. Выключаю холодную воду в раковине и, наконец, встаю под душ. Вначале неприятно и щиплет, но с каждой секундой становится легче. Соленые слезы бегут по и без того влажным щекам, а в какой-то момент дыхание и вовсе начинает спирать от нахлынувших рыданий. Я не заслужила такого. Мне кажется, я вообще не заслужила всего того, что случилось со мной за последнее время. А может быть, это наказание за дерзость. Мол, рискнула всем, проникнув в эту фракцию, вот и получай. Надо было жить себе тихонько, где жила, и наслаждаться тем, что, вообще, жива. Вода быстрым течением смывает с меня то, что произошло час назад, и окрашивается в темно-красный цвет. Провожу рукой по волосам и начинаю смеяться. Смеюсь как одержимая, как полоумная. Смеюсь так, как не смеялась очень давно. Нервно и истерично. Начинаю царапать плечи, которых совсем недавно касался Питер, и смех сменяется новой порцией рыданий. Никогда я не переживала такие чувства как сейчас: я отвратительна самой себе, противна до изнеможения. Я позволила ему прикоснуться к себе, а потом, сломя голову побежала к кому? К Эрику! Какая же я слабая и ведомая. Оседаю на дне ванной и поджимаю под себя колени. Голова проясняется. Медленно, но верно. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Медленно выключаю воду и беру махровое, синее полотенце, висящее недалеко от самой ванной. Оно принадлежит Эрику. Интересно, лидер сильно разозлиться, когда увидит в нем меня? Особо не вытираясь, заворачиваюсь в него и медленно открываю дверь. Холодный ветерок сразу же обдувает разгоряченную кожу, и я покрываюсь мурашками. Ускоряю шаг и вот, уже падаю на огромную кровать Эрика. Подо мной хрустят белоснежные простыни, и я всего на мгновение закрываю глаза. И держу их закрытыми ровно до того момента, пока мне в лицо не прилетает нечто тряпичное. — Ауч! — убираю это нечто с лица и сажусь на кровати. Это оказывается рубашка. — Можешь одеть её. Думаю, так тебе будет удобнее, чем в моем полотенце. — В твоей рубашке удобнее, чем в твоем полотенце? Какая-то логика тут определенно есть. — Ну, хоть какую-то крошечную часть своего скудного чувства юмора ты не растеряла, — в его глазах плескаются чертики, но в тоне нет и намека на игривость. Поднимаюсь с кровати и встаю возле него. Он не сводит своих глаз с меня и, если честно, я чертовски напугана тем, что хочу сделать сейчас. Не знаю, что руководит мною в данный момент. Может, я действительно чертовски сильно приложилась головой. — Подержи, пожалуйста, — снимаю с себя полотенце и с неприсущей мне наглостью даю его Эрику, а сама попутно начинаю закутываться в его рубашку. — Так кто сделал это? — он делает шаг ко мне и, не моргая, смотрит сверху вниз. Взгляд у него тяжеленный, конечно. Чувствую себя совсем маленьким ребенком рядом с ним. Особенно сейчас. Глаза у него — ледянее только на дне Северного Ледовитого океана. — Не нужно… Тебе не нужно знать, — смотрю на него и морщусь. Я не хочу говорить ему о том, кто чуть не изнасиловал меня. Мне стыдно говорить мужчине о том, что произошло. Стыдно плакать при нем и жаловаться, ведь это моя проблема. Полностью моя. Это я виновата. Я позволила Питеру касаться меня. Во всем виновата я сама. — Если в этой фракции кто-то насилует девок, то я должен знать об этом. — Точно! Раньше это была полностью твоя прерогатива, — как только я выговариваю это, сразу же падаю обратно на кровать. Эрик никогда не любил церемониться. Инстинктивно свожу обнаженные и еще слегка влажные ноги, и этот жест не остался без его внимания. — Я не насильник, — вот, опять у него такой нехороший взгляд. Мои некогда влажные волосы уже высыхают и становятся волнистыми. Поднимаю глаза на мужчину и закусываю нижнюю губу. — Да, ты еще всячески против физического насилия, как я могла забыть. Эй, Лина, прикуси уже свой язык, пока Эрик тебе его не отрезал. Или еще чего похуже. — Поговорим об этом позже, когда ты придешь в себя, — Эрик делает глубокий вдох, а потом продолжает: — Спать хочешь? — казалось бы, такой простой вопрос с нотками заботы и участия, но я так не привыкла слышать подобное от этого мужчины, что меня аж передернуло от неожиданности и с непривычки. — Хочу, — такой же простой ответ как и вопрос. Впервые мы с мучителем такие простые. Не «убогая», а просто Лина. Не пустоголовый садист-урод-мудак, а Эрик. Очень непривычно. Как бы окончательно не привыкнуть, ибо больно будет потом снова отвыкать. С Эриком, вообще, не бывает «не больно». Это я отлично уяснила на собственной шкуре. — Можешь спать на моей кровати. — А ты? — Посплю в кресле. Перечить ему я не стала. Уж тем более не стала уговаривать его ложиться рядом со мной, ведь я чувствую себя немного неуютно от того, что вынуждаю хозяина этой кровати и квартиры в целом ютиться в кресле, таком неподходящем для массивного мужского тела. Залезаю на середину кровати и сразу ныряю под одеяло, пытаясь отогреться. Я даже не подозревала, что так сильно замерзла. Практически полностью укрываюсь, но продолжаю наблюдать за Эриком, который усаживается в кресло, попутно теребя в руках какую-то книгу, которая раньше лежала на прикроватной тумбочке. Ого, он умеет читать! — Не будешь спать? — сама не понимаю, зачем спрашиваю это у него. — Не хочется. — А где твое одеяло? Замерзнешь ведь. — Волнуешься? — Может, совсем немного. — Я польщен. — Не принимай близко к сердцу. — Не боишься спать сегодня со мной в одной комнате, а, Лина? — Эрик спрашивает серьезно. Практически серьезно. Было бы куда серьезнее без этой дьявольской ухмылки на губах. — А мне нужно бояться? — опускаю голову так, что теперь не смотрю на лидера, а просто пытаюсь согреть кончик носа в недрах его одеяла. — А сама как думаешь? — он всё еще расслабленно сидит в кресле, но хищник в нём прощупывается очень явственно. То, что он якобы расслаблен сейчас — не более, чем видимость. Может, для того, чтобы легче и спокойнее было мне? Ну уж нет, бред какой-то. — Мне, наверное, уже всё равно. Не хочу думать, что завишу от тебя и твоего настроения. — Это сделал Питер? — лидер резко меняет тему нашего разговора и вздрагиваю. По телу пробегают неприятные мурашки, и меня коробит. Еще немного и стошнит. Не хотелось бы испортить такое приятное постельное белье. — Нет, он тут ни при чем, — не узнаю свой голос и сглатываю. — Все мы ни при чем. Главное, чтобы на страшном суде также решили. Ого! Неужели мучитель религиозен? Не хочу продолжать с ним эту тему. Не знаю как. Поэтому просто закрываю глаза и чувствую, как начинаю окончательно согреваться. — Доброй ночи, Эрик. И спасибо. Что-то поменялось в наших отношениях, но я не могу понять что и в какую сторону. Чувствую, что он рвется что-то доказать мне, но не знаю что и от этого страшно. А может, и не надо вовсе ему что-то мне доказывать?.. Опасный ты, лидер, потому что не могу понять, какую игру ты ведешь со мной, и каким будет твой следующий шаг. Так от чего же тогда так больно?