Forgiven

Естественно, положительный ответ я от Эрика не получила. Вообще-то, он отказал мне. Семь раз. На последней моей попытке лидер пригрозил мне мучительным убийством, если я еще раз начну с ним в эту тему. Тогда я решила попытать удачу, и пока меня еще не вышвырнули из этой фракции, я попыталась разузнать хоть что-нибудь о человеке, которого мысленно называю отцом. Информации, на самом деле, было не слишком много. Вообще не было, я бы сказала. А всё, что мне удалось выяснить, было вовсе не о моем отце, а о человеке, о котором в Бесстрашие говорить было не принято. Этого человека звали Марк, и он был главным лидером фракции с огненным знаком до тех пор, пока этот пост не взял нынешний лидер — Макс. Наверное, карма у этой фракции такая, что имена главных лидеров похожи. Ну, им же хуже, что тут еще сказать. Тату-мастер, девушка по имени Тори Ву, рассказала мне, что Макс силой присвоил себе титул верховного лидера, и сейчас бывший лидер отсиживается в тюрьме фракции искренних. Чтобы выведать это, мне, кстати говоря, пришлось сделать татуировку. Я не знаю кто такой этот Марк, но если мой отец был здесь, в этой фракции, то Марк должен знать его. Уж точно лучше, чем я. Выходит, этот преступник и есть моя последняя, пусть и очень тонкая, ниточка к человеку, который не смог посмотреть в глаза собственной дочери и сказать, что бросает её, оставляет там, где приличный человек и собаку не оставит, иначе её просто съедят. Отношения между Максом и Эриком — натянуты. Эрик очень напряжен, это я чувствую каждый раз, когда встречаюсь с ним. А встречи наши, к слову, коротки и мимолетны. В то время, когда я не занимаюсь поисками своего настоящего отца, я всю себя отдаю тренировкам, в особенности ведению рукопашного боя. Стрелять и метать ножи я уже научилась и, кстати, справляюсь с этим не хуже остальных, а вот в попытках победить кого-нибудь, кто хотя бы на пару килограммов больше меня — терплю неудачи. Эрик, который не упускает возможности подстебнуть меня этим, говорит, что у меня слабые руки и, что я быстро теряю равновесие, когда дело касается активных действий. Доля правды в его словах, конечно же, есть. Что касается Питера, так я обхожу его за километр, если вижу рядом с собой. Или вижу хотя бы намек на то, что он скоро будет рядом со мной. От наблюдательности младшего лидера, это, конечно же, не скрылось. Если честно, я еще не до конца поняла, что Эрик испытывает к Питеру: благодарность за то, что попытался, наконец, убить меня или же, напротив, безграничное отвращение за то, что использовал свою силу против того, кто не мог ответить тем же. Тогда не мог. В глубине души мне очень хочется верить, что я не безразлична ему, но сдается мне, что я просто обуза, упавшая ему на голову, и он с радостью сам бы избавился от меня. Но по не совсем понятным мне причинам пока что не сделал этого. Плюс ко всему, его явно напрягают мои взаимоотношения с Максом. На личный диалог чернокожий лидер больше не вызывал меня, но иногда он так на меня смотрит… Словно контролирует каждое мое движение и готов в любой момент переломать мне все кости в том случае, если мои действия не удовлетворят его. От такого взгляда мне становится по-настоящему жутко: хочется спрятаться в максимально тесной комнате, сложиться в комочек и просто пережить это, не поднимая головы. Умом я понимаю, что Макс ждет моего ответа (и терпение его совсем не безгранично) на его предложение о том, чтобы я сдала ему Эрика, но сердцем я понимаю, что не смогу предать его. Не знаю почему. Может, изгоиское воспитание не позволяет?.. Надеюсь, что и Эрик это понимает. И не придумывает в своей голове хитровыебанный план моей скоропостижной смерти по несчастной случайности. А в данную секунду чья-то крепкая рука выхватывает меня из цепких лап извилистого коридора Бесстрашия и тянет на себя в темноту. Хочу вскрикнуть, но и это явно предвидели, и вторая рука ложится мне на рот, не давая тем самым не то, чтобы начать кричать, но и просто его открыть. — Паранойя — секрет живучести, тебе об этом никто не говорил, Лина? — даже когда мозг отказывается здраво мыслить, я узнаю этот голос. Лидер медленно убирает руку от моего лица, но все еще не перестает прижимать меня к скалистой поверхности стены. — Ты совсем сдурел? Напугал меня! Чертов параноик! — говорю злобно, но тихо, от чего Эрику, видимо, стало очень смешно, и он уже не сдерживал своей ухмылки. — Макс хочет казнить тебя за то, что ты осквернила эту фракцию своим присутствием, так что извини, если я все еще пугаю тебя. — Откуда ты… — Я — лидер этой фракции. От меня ему будет не так легко избавиться, тем более, оснований нет. Вчера он сказал мне, что ты не выходишь у него из головы, и, видите ли, он, как верховный лидер, не может позволить такой как ты находиться здесь. Тем не менее ты нарушила закон. — Но почему ему просто не выгнать меня из этой фракции? Почему он хочет убить меня? — Он объяснил, что это как в качестве урока всем остальным, но мне кажется, здесь есть что-то еще. Он словно боится тебя. — Почему ты предупреждаешь меня об этом? — мне тяжело дышать: подсознательно я была готова к такому повороту событий, но когда сталкиваешься с этим вот так вот, в лоб, то на душе действительно становится паршиво. И снова в грудной клетке волком взвыло желание жить. Как тогда, когда меня ранили в квартире Эрика. Под черным топом засаднили едва ли зажившие раны. — Не люблю быть в долгу. Ты предупредила меня о том, что Макс хочет и от меня избавиться, так что теперь мы квиты. Эрик отпускает меня и делает небольшой шаг назад, чтобы развернуться и уйти в свою собственную темноту. Он так и оставит меня здесь? Вот так вот он сообщил мне, что скоро меня убьют, и сейчас всем своим существом он показывает мне, что хочет поскорее избавиться от меня? Действия опережают ошарашенный мозг, и я делаю шаг вслед за лидером, попутно отчаянно хватаю его за рукав кожаной куртки. — Что мне делать? — Бежать. Как можно быстрее и как можно дальше. — Одной? — Холла попроси. Он же помог тебе забежать в эту фракцию, значит, и выбежать поможет. — А ты? Не побежишь со мной?.. Я не знаю, зачем я спрашиваю у него такое. Не знаю. Знаю только то, что по непонятным мне причинам нуждаюсь в нем. — До тебя я же как-то выживал, так что и без тебя прекрасно справлюсь. — Я уйду после ужина. Если на него не приду, он заподозрит что-то. — Тут ты права — он с тебя глаз не сводит, я это заметил. — Пожалуйста, не говори ничего Адаму. Не вмешивай его в это. Пожалуйста. Пора бы мне уже привыкать прощаться со всем тем, что для меня дорого, со всеми своими желаниями и мечтами. Но сердцу от этого не легче, и сейчас оно горит огнем от понимая, что скорее всего я никогда в жизни не смогу узнать своего отца или, хотя бы, хоть что-то о нем, да и вообще, обо всей своей семьи. Сердце горит от того, что я до сих пор одна: как пришла в эту фракцию одна, так и ухожу одна. Убегаю. Сбегаю. Как настоящая трусиха. Горит от того, что, убегая, я оставляю здесь его маленькую часть — Адама. И Эрика. Я хочу, чтобы он выжил. Чтобы они оба выжили. — Ты, Лина, испортила мне жизнь своим появлением и еще смеешь просить меня о чем-то? Из-за тебя, из-за одного твоего существования Макс нашел повод убить меня, а ты все же волнуешься о каком-то мальчишке? — Он мой друг! — А кто тебе я, а? — Человек, которому я обязана своей жизнью. — Может быть, пришло время вернуть долг? Может быть, сейчас я смогу обменять твою жизнь на свою? — В моей жизни нет ничего ценного, — дыхание совсем сбилось, а смотреть прямо ему в глаза нет ни малейших сил. — Я не ценна. Я просто… Просто девушка-изгой, которая захотела лучшей жизни. И уже жалею об этом! — Правильно делаешь. А что касается твоей ценности, то сейчас мы её узнаем. После того, как я проведу тест. — Какой еще тест? — моя рука, которая еще секунду назад судорожно сжимала куртку Эрика, опускается и я делаю шаг назад. Сердце ёкнуло, а живот скрутило. Тошнотворный ком в горле не предвещал ничего хорошего. — Тест на профпригодность. Ты немного с этим опоздала, но мы наверстаем.