Forgiven

Мы поженились. Обменялись кольцами и идиотскими клятвами — я со слезами на глазах, а он с победоносной улыбкой. Руки дрожали и я дважды чуть не уронила кольцо, которое надевала ему на палец. Говорят, плохая примета. — Будьте счастливы! Ага, как же. Вот она будет счастлива в отпуске за его счет, а как я могу быть счастливой в тюрьме? Как человек вообще может быть счастлив рядом с Эриком? Счастье и Эрик — несовместимые понятия. — Ну что, дорогая жена, едем в наше уютное гнездышко? — Эрик ведет машину, а я сижу рядом с ним и прикидываю, как дальше жить. — Гори в аду. — Фу, какая грубиянка. — Что теперь будет? Что ты будешь делать? Как будешь издеваться? Будешь бить? Насиловать? Шантажировать? — На твоём пальце моё кольцо, Лина. В твоих же интересах делать всё правильно и не вынуждать меня делать всё то, что ты перечислила. — И что это значит? Как я могу быть правильной рядом с тобой? — Ты уже решила, где будешь спать? На кровати рядом со мной, как и положено добросовестной жене, или на полу? — Что еще за вопросы такие? Зачем мне спать рядом с тобой, Эрик? Положил бы ты меня в террариум со змеями — я бы больше обрадовалась. — Значит, на полу? — Да. — Будет, как ты скажешь, дорогая. Сегодня стоял прекрасный солнечный день, добавляя даже в такую мрачную фракцию, как Бесстрашие, немного радости и света. Сейчас было около девяти часов утра и, проезжая мимо населенной части Бесстрашия, я наблюдаю за тем, как эта мрачная фракция просыпается. Раньше, до того, как сбежать во фракцию огня, я редко задумывалась о своих ошибках в жизни. Но от себя не убежишь. Сейчас я отчетливо это понимаю: люди совершают ошибки, которые иногда имеют очень серьезные последствия. Я всегда успокаивала себя тем, что ошибки совершают все. И все можно исправить. Но дело тут в другом, ведь даже если тебя прощают и дают шанс на исправление, важнее не это… А то, что даже если тебе это простили — сможешь ли ты сам себя простить? Моя главная ошибка заключалась в том, что я сбежала в Бесстрашие и позволила Эрику встать на своем пути. И то, что я просто оказалась не в том месте и не в то время, меня не оправдывает, ведь я ни на секунду не задумалась об опасности, что меня может подстерегать. И наверное, я никогда не прощу себя за это. — Сколько продлится этот спектакль с браком? — Столько, сколько ты хочешь жить. — Я устала. Устала. Не осталось больше сил, Эрик. — Лина, а я устал от твоего нытья. Я предложил тебе выйти за меня, ты согласилась. За язык тебя никто не тянул. Ты стала моей женой, когда сказала «да» регистратору. Назад дороги нет, теперь мы семья. Ты носишь мою фамилию, благодаря чему, кстати, ты стала полноправным членом фракции. Ты добилась того, чего хотела, так что прими это. — Зачем тебе это нужно? Зачем предложил стать твоей женой? Кольцо вон купил, столько сил потратил. Почему не убил меня? Я прекрасно знаю, как легко тебе дается насилие, Эрик. Ты хотел убить меня. Ты поднимал на меня руку, унижал. Ты никогда не считал меня важной. Так почему не убил? Считаешь, что мало поиздевался? Ты безнадежный случай, лидер. За своими мыслями едва ли замечаю, как Эрик паркует машину. Он не смотрит на меня, но слушает внимательно. Мотает на ус, наверное. И прикидывает план мести. — Выходи из машины. — Опять эти приказы! Вечные твои приказы! «Выходи из машины», «Сиди в комнате», «Спи на полу». Может быть, ты составишь список, что мне можно делать, а что нельзя? — Ты сама это поймешь методом проб и ошибок. — И наказаний. Методом проб, ошибок и наказаний от тебя. — Видишь, ты уже знаешь своего мужа. В который раз за сегодня отстегиваю ремень безопасности и выхожу из машины. Эрик выходит следом и снова берет меня за руку, волоча за собой. — Зачем трясешь меня через раз? — возмущению моему не было предела — у меня уже голова раскалывается от его действий относительно меня. Предела не было и синякам на моих руках от рук этого морозильника. Мразильника. — Мне просто нравится тебя касаться. — Не привыкай к этому. — Посмотрим. Очередным рывком он тянет меня за собой, и я морщусь. Идем той же дорогой, которой шли, когда убегали из фракции на чертово поле. По-моему, он и в тот раз держал меня за ту же руку, что и сейчас. — Ты можешь быть нежнее? Садист! — Нет, я так не умею, убогая. Идем через длинные, ветвеобразные коридоры Бесстрашия и, наконец, доходим до его квартиры. Лидер достает связку с ключами и моё сердце начинает отбивать чечетку. Несколько точных движений в замочной скважине и дверь открывается. И неприятно так становится, что аж руки сводит. Хочется царапать себя, сдирая кожу к которой он прикасался, сдирать все синяки и шрамы, сдирать всё, что он сделал, потому что сейчас, моё тело — полностью его рук творение. Сдирать так, чтобы от Эрика на нём не осталось и следа. Сдирать так, чтобы после этого, кожа, наконец, начала восстанавливаться. Как и я сама. Пусть медленно, пусть мучительно, пусть с образованием шрамов, но все-таки, я буду новой. И самое главное — я больше не буду принадлежать ему. — Макс скоро поймет, что мы поженились и это ему не понравится. Не лезь на рожон, поняла? — я медленно прохожу на кухню, наливаю воды в чайник и включаю его. Устала. Смертельно устала. — И всё-таки, почему ты женился на мне? — облокачиваюсь спиной на столешницу и смотрю на Эрика, всем своим видом призывая его ответить мне максимально честно. — Потому что единственный человек, от которого будет зависеть твоя жизнь, единственный человек, от которого тебе будет больно — это я. И сейчас, когда мы поженились, ты под моим контролем. Таких как ты, Лина, надо контролировать, а если не получается — убивать. — Вот это да! — наигранно восклицаю я и делаю несколько шагов к командиру, — Может, еще поводок на меня наденешь? — Он уже на твоем пальце. Поджимаю губы и, чтобы не сказать ничего лишнего, собираюсь пройти мимо него в ванную комнату и умыться. — Куда ты? — его реакция, в принципе, предсказуема. Мои многострадальные руки, простите меня за то, что этот деспот постоянно терроризирует вас. — Опусти меня! — резким движением пытаюсь высвободить руку, но его хватка становится мертвой. — Отпусти, Эрик! Ты делаешь мне больно! Да побудь ты хоть пять минут нормальным человеком, отпусти! — повышаю голос и еще резче одергиваю руку. Сжимает еще сильнее, и я слышу хруст. — Отпусти! В ванную я собралась, в ванную! Отпусти! Я просто умоюсь, отпусти, — начинаю плакать, и его хватка слабеет. — Неужели я должна спрашивать твоего разрешения даже на это? — Да, убогая. Ты будешь просить моего разрешения. На всё. Я буду решать: когда ты пойдешь в ванну, а когда в тренажерный зал. Я буду решать: можно ли тебе поужинать этим или любым другим вечером с друзьями, я буду решать можно ли тебе дышать. Только я. Поняла? — всхлипываю и опускаю голову. — Поняла меня? — он повышает голос и встряхивает меня, как тряпичную куклу. — Ты ненормальный. Это ненормально. Эти отношения — это неправильно… — Ты меня поняла? — он звереет по секундам, и я вскрикиваю, когда он в очередной раз сжимает мою руку. — Да, Эрик, да! Я тебя поняла! Мы смотрим друг другу в глаза около минуты: он все еще в бешенстве, я всё еще со слезами, но тоже разгневана. Мертвая точка. Опускаю глаза и на сей раз, осторожно делаю несколько шагов от него в сторону. Он отпускает меня, и, ни секунды не медля, я бегу в ванную комнату и так же быстро закрываюсь на замок. Обессилено сползаю по двери на пол, запускаю руки в волосы и опускаю голову, пытаясь отдышаться. Паника. Паника. Паника. Слезы душат, и я не понимаю, куда я ввязалась. Он наступит на меня, раздавит. От меня ничего не останется, он просто не позволит чему-то остаться. Мне кажется, я исчезаю. Медленно, кусочек за кусочком. Будто бы я сломана. Я не хочу больше жить, только не так. Как будто бы меня нещадно избивают, а я не могу отразить удары. Даже самые маленькие и, казалось бы, не наносящие серьезного урона. Я надеваю маску сильной девушки, которая справится со всеми трудностями, которая не потеряла веру, но это не правда. Раз за разом Эрик доказывает мне насколько я бесполезна, и насколько сильно я подвожу тех немногих, кто мною дорожит. Сейчас, сидя на холодном кафельном полу, я утопаю в собственном отчаянии, сдавливаю собственные руки на собственной шее. Мне просто не хватает света. Кажется, словно на сердце у меня висит тяжелый груз, и я сгибаюсь под его тяжестью. Я умираю. Медленно и очень мучительно — еще при жизни моя душа покидает тело. Делаю глубокий вдох и поднимаюсь с пола. Одной рукой опираюсь на раковину, а другой включаю холодную воду. Почему-то мне совсем не хочется смотреться в зеркало. Что я увижу в нём? Молодую девушку, которая за пару недель постарела лет на десять? Пустой взгляд? Полное отсутствие желания жить? Держу ладонь под краном, и как только холодная вода начинает литься в раковину, подношу руку к лицу и умываюсь. Ладно, Лина. Ты просто должна пережить это. Пережить этот брак. И не дать ему пережить себя. Выхожу из ванной и возвращаюсь на кухню, чтобы заварить крепкий чай: Эрик, замечаю, вальяжно разлегся на кровати, положив руки под голову. Надеюсь, он уснет. На месяц. Нет, на два! Настоящая спящая красавица. Достаю две кружки и заварку — чайник только что вскипятился, но это только к лучшему. Всего пару минут, и две кружки практически до краёв наполнены кипятком. Свою я ставлю на стол, а ту, которую приготовила для Эрика, осторожно беру за ручку и медленно, чтобы не разлить на пол, несу к нему. Сама не знаю, зачем и для чего — может быть, потому, что всё еще надеюсь на примирение, а может быть, надеюсь, что он обожжет язык. Эрик, кстати говоря, почувствовал мое приближение еще до того, как я подошла к нему меньше чем на пять метров. — Я сделала тебе чай, — мне неловко быть с ним такой: мягкой, участвующей в его жизни, интересующейся, — Ты, наверное, устал сегодня. Выпей, будет легче. — мужчина садится на кровати и презрительно смотрит на меня. — Думаешь, если я выпью этот блядский чай — мне будет легче? Думаешь, перекроешь этим ебучим чаем всю ту хуйню, которая произошла в моей жизни из-за тебя? Если это так, то ты еще тупее, чем я предполагал, — лидер резко поднимает руку и одним движением выбивает чашку из моих рук. Но вместо того, чтобы расплескаться по всему полу, большая часть содержимого выливается мне на руку, и я вскрикиваю, роняя чашку. — Хватит! Хватит, Эрик! Я виновата перед тобой, виновата! Я виновата, что осталась наедине с тобой в том чертовом кафе! Я виновата, что не зная тебя, бежала к тебе! Я виновата, что испортила твою жизнь своею! Я виновата, виновата, виновата! Я не знаю, как исправить то, что уже сделано, правда, не знаю. Если бы знала, то исправила бы! Я не могу жить с чувством вины, просто не могу… — Не можешь жить с чувством вины? Уверен, с чувством ответственности за смерть любимых сможешь. — Ты мне не любимый. — А я не про себя. — Я не специально, Эрик, — мой тон понижается, а глаза начинают снова предательски слезиться, — Ты рассержен на меня, ты винишь меня. Мне не понять твоих чувств, но прошу тебя, хватит. Я так больше не могу. Смотри, — показываю ему обручальное кольцо и продолжаю: — Ты женился на мне. Ты сказал, что я, отныне, под твоей защитой. Прекрати злиться на меня, прекрати мстить мне. Прости меня. — Прими то, что ты сделала, Лина. Возьми ответственность на себя, если вообще способна на это. — Еще пожелания будут? Да, я чувствую себя виноватой, но это не значит, что он может обращаться со мной хуже, чем с собакой, которая будет покорно ждать, когда её хозяин сменит гнев на милость. Он женился на мне, потому что хотел. Вообще, всё началось с того, что он просто хотел, и с тех пор моя жизнь напрямую зависит от его «хочу»: хочет — целует, хочет — толкает, хочет — заставляет рыть себе могилу, хочет — делает мне предложение, хочет — спасает меня. Рука всё еще горит и пульсирует от ожога, а ошпаренное место покраснело и припухло. Начинаю дрожать и, не дожидаясь от лидера ответа, разворачиваюсь и снова иду в ванную комнату, чтобы хотя бы немного обезболить ожог. Слышу шаги недалеко от себя и не успела я обрадоваться, что мучитель собирается покинуть квартиру, оставив меня одну, совсем близко слышу щелчок зажигалки. В нос ударил запах табачного дыма. — Убери это от меня, — рука все еще наслаждается прохладой, а Эрик, кажется, моей уязвимостью. — Ты про сигарету? — он подходит еще ближе, и я закрываю глаза. — Отойди, — стараюсь засунуть воспоминания куда подальше. — Я боюсь тебя, убери это от меня. — Если хочешь что-то сказать, то говори мне это, смотря в глаза. Поворачиваю голову на голос мужчины и невольно опускаю глаза. Наверное, я никогда не смогу смотреть ему в глаза. В общем-то, и глаза я зря опустила. Эрик, судя по всему, снял с себя свою белую футболку, и сейчас я практически дышала ему в обнаженный торс. В очень крепкий обнаженный торс. Собираюсь с духом и поднимаю на него глаза. — Убери сигарету. И никогда больше не приближайся ко мне с этой штукой в руках. — Не скажи мне так в первую брачную ночь, Лина. — Мы уже говорили об этом. — Ты говорила. — Мы женаты только на бумаге. Так будет и дальше. — Никогда не говори никогда. — Ты не поступишь так со мной, Эрик. Это не в твоих правилах, ты не такой мужчина. — А что, если это и есть единственный способ искупить свою вину? Ты моя жена. Моя. Но если я когда-нибудь тебя возьму, то это и будет твоим наказанием, Лина. Держу пари, ты не так представляла себе секс со своим мужем. Закрываю глаза, выключаю воду и молча выхожу из ванной комнаты. Эрик потушил сигарету и снова пошел за мной. — Так и будешь везде за мной ходить? — Захочу — буду. Захочу — уйду. Тебя вообще не должно ебать то, что я делаю. Не лезь в мои дела. Вот тебе еще одно правило нашей счастливой семейной жизни. Мужчина одевается и, ничего не объясняя, уходит из квартиры, запирая меня в ней на ключ. Делаю глубокий вдох и, вместе с воздухом во мне поселяется еще одна, но не менее важная мысль: пусть всё происходит так, как он хочет. И пусть сейчас, мы всё проживаем так, как того хочет лидер. Пусть. Но когда-нибудь я перестану робеть, перестану бояться его и научусь говорить ему «нет». Когда-нибудь я смогу постоять за себя. Медленно подхожу к подставке для ножей, который стоит в центре кухонного стола, и достаю из него самый маленький нож. Для овощей, наверное. Боясь, что он вот-вот придет и застукает меня, я подбегаю к той половине кровати, на которой Эрик еще не повалялся и кладу нож под подушку. Береженого Бог бережет.