Forgiven

Прежде чем меня выволокли из квартиры, я успела только слабо усмехнуться, мол, черт, я так и знала, и еще раз встретиться глазами с Эриком, увидев там слишком много. Уж точно больше, чем мне самой было нужно. Это был последний раз, когда я видела его. И мы оба видели, с каким остервенением Джанин отдала приказ увести меня. Мы оба понимали, что из этой фракции мне уже не выйти. Еще когда Эрик пытал меня в Бесстрашие, я освоила чрезвычайно важное искусство, без которого и вовсе не смогла бы выстоять на ногах, сохраняя какой-никакой, но рассудок. Умение отрешаться от ситуации, абстрагироваться, уходить. Никаких мыслей, никаких эмоций, никаких чувств. Пустая, Пустышка. Пластмассовая кукла без чувств. Чтобы было легче, можно петь про себя. Телом ты здесь, а душой можешь быть где угодно: нежиться в крепких мужских руках, ловя поцелуи то на шее, то на груди, стоять на берегу моря, позволяя соленой воде ласкать ноги, или есть любимый шоколадный пирог. Где угодно, в общем. Осознание всего того, что происходит со мной днём приходит по вечерам, когда почти бездыханное, измученное тело заносят в маленькую камеру. Там же доктор обкалывает регенеретиками, и боль, которая до этого плавно растекалась по телу горячей лавой, остывает. Это прекрасное чувство. Прекрасное. Это было бы еще прекраснее, если бы завтра это не повторялось вновь. Этакий день сурка. Хуёвый день сурка. Даже сурки и те не завидуют. Темнота сгущается, но я должна пережить это. Осознать, насколько я жалкая и беспомощная, глупая и наивная, но пережить. Осознать безграничный ужас ситуации, от которой я так и не смогла сбежать. Это было страшное место. Каждую ночь я слышала, как кто-то тихо плачет. Совсем рядом со мной, совсем близко. А в какой-то момент я поняла, что это была я. Я сходила с ума от желания выспаться, поэтому даже особо и не сопротивлялось тому, что со мной делали: исследовали, изучали. Как какую-то неведомую зверушку. Сквозь затуманенное сознание я как-то услышала, что я, оказывается, какой-то там стопроцентный дивергент, идеальный, по мнению самой сучной суки всея фракций. Не понимаю, что это значит, да и хуй с этим. Отключаться особенно легко, когда мозг и так уже не соображает. А они знали, как давить на больное. Смутные образы сменялись одним за другим, неизвестные моменты моей жизни всплывали в сознании, но так же быстро проходили. Причиняя боль ни то от того, что я быстро их опять забывала, ни то от того, какими они были. Первое время мне не давали спать, впрочем, быстро осознав, что в состоянии полуживого трупа я не особо могу быть полезной, они, все же, дали мне поспать. И больше подобным образом не испытывали. Еще кормили бы и вообще, курорт. О том, что время все-таки идет, а не стоит, я могла только догадываться по косвенным признакам: у Джанин менялась прическа и костюмы, а прежде чем начинать каждое новое испытание, какой-то неприятный мужской голос сообщал: «Номер семь. День третий». День четвертый, пятый… Я уже не вслушивалась. Голод превратился в тупую, изредка ноющую боль в желудке. Я уже пару раз испытывала это чувство еще до того, как сбежала в Бесстрашие. Есть было совсем нечего. Иногда, это могло длиться неделю или две. Так что этим меня тоже не сломаешь, это чувство мне не в новинку. На Эрика я злилась. Злилась на то, что он притащил меня сюда, что оставил. Злилась даже на то, что сама чувствовала себя преданной. Это неправильно. Я не должна. Я сама виновата. На одни и те же грабли. С разбегу. Зареклась доверять кому-то. Хватит с меня. Еще одного такого доверительного акта я просто не переживу. Если я выберусь отсюда, то уеду. Обязательно уеду. Уеду, подам на развод, закажу пиццу и построю планы на завтра. Может, даже сгоняю к морю. Хах, много ли для счастья надо? Кажется, злость на Эрика вообще осталась последним живым чувством, которое во мне осталось. Иногда я позволяю себе думать о том, чем он занимается по вечерам. То есть, мою черепную коробку вскрывают, достают потаенное, а он, наверное, гуляет вдоль главного штаба теплыми вечерами, трахает красивых эрудиток, кончает им на очки и видит цветные сны. Я больше не видела его. По-настоящему. И по-настоящему я впервые поддалась панике после того, как на мне решили попробовать электрошок. Тогда же у меня и началась истерика. Я орала, била, царапала, стучала по железной двери и всячески травмировала себя еще больше. Охранники надавали мне пощечин и несколько раз не плохо так встряхнули, в попытках заткнуть меня. У них получилось. Мое не спокойствие означало, что и им будет выговор. Может, еще что, не знаю. Но они постоянно давали мне понять, что от меня зависят и их жизни. А мне, если честно, было абсолютно плевать. Бесконечный, изводящий зуд, черная бездна огромных размеров в моей груди стала действительно необъятной. Дыра. Невъебическая. Она не заживала. Она царапала изнутри, заставляя меня сжиматься калачиком в углу этой блядской конуры и погружаться куда-то, где есть море и планы на будущее. На светлое будущее. В котором я уж точно и шага больше ни в одну фракцию не сделаю. Разве что, загляну к дружелюбным. Говорят, они там под наркотиками. С того дня сил не осталось даже на истерики. С Эриком я столкнулась случайно лишь однажды, в каком-то коридоре, по которому меня под руки тащили двое бесстрашных. Этот день был по настоящему отстойным: бесконечные симуляции — они фактически не оставляли сил абсолютно ни на что. Я знала, что у меня кровь пошла носом, но кого это волновало? Точно не Джанин. Однако на тот момент мне решили дать передышку. Возможно, это не волновало уже даже и меня саму. — Лина… — должно быть вид у меня был просто потрясающий, потому что он от меня шарахнулся, но быстро взял себя в руки. Я поморщилась и потерла правой рукой глаза. Они почему-то заслезились. Мужчины всё еще держали меня, но даже это не помешало мне качнуться в сторону, заваливаясь на одного из них. Что сказать, в тот день у меня с равновесием было не очень гладко. — Эрик, — голос был сиплый, словно я подхватила простуду. Горделиво расправляю плечи, чуть вздергиваю подбородок и пытаюсь сфокусировать на нём свой взгляд. — Пожалуйста, сделай вид, что меня не существует. Он уничтожил во мне всё до чего смог дотянуться. Он уничтожил меня саму. И лучше бы, тогда, на поле, он действительно меня похоронил. Я никогда не думала, что являюсь чем-то весомым, чем-то… ну, стоящим. И защищая меня, он дал мне это почувствовать. Поселил крохотную надежду. Кто же знал, что таким изощренным способом он просто вёл меня на убой. Я, кажется, была важна только для его собственного плана. На этом, собственно, и всё. Сколько-то там дней назад моя важность перестала быть актуальной. Отвратительная, душная, удушливая мысль о том, что я больше так не могу, что я устала, обвилась вокруг тонкой шеи и с каждой минутой сильнее её сдавливала. Весь следующий день меня не трогали. А вот интуиция змеей нашептывала мне что-то про затишье перед бурей, а я успела понадеяться, что ироды выяснили все, что им надо было и совсем скоро меня отпустят. Мне дали отдохнуть от психологических испытаний только для того, чтобы проверить физическую выносливость. Ладно, хоть иглы под ногти не загоняют и не ломают кости. Хах. С костями я, конечно, сильно поторопилась. Это испытание показалось мне куда легче, чем все предыдущие, потому что оно было максимально похоже на то, что с нами проделывали в Бесстрашии — обычный бой, чтобы понять, кто сильнее. И я снова ошиблась. Здесь не хотели проверить слабая я или нет. Здесь хотели посмотреть сколько я вынесу. Совсем не по себе стало, когда я увидела, как четверо мужчин обходят меня, окружая и зажимая в ловушку. Замечаю, как там, по ту сторону стекла, Джанин с научным интересом наблюдает за моими реакциями, говорит что-то парню, который стоял справа от неё с блокнотом в руках, и тот что-то в него записывает. Первое время я держалась молодцом. Не то, чтобы я победила хотя бы половину из них, но и себе не дала нанести увечий. Они говорили что-то неприятное, что-то мерзкое, толкали меня, как мячик, передавая из рук в руки. Говорили, что я неправильная, что таких, как я надо сажать на цепь или убивать. В какой-то момент я запаниковала и пропустила несколько ударов. Этого им хватило, чтобы повалить меня на лопатки и начать бить. Вначале они били по спине и ногам, кое-как я смогла свернутся и закрыть руками голову. Не кричала. Взвыла только тогда, когда услышала треск и жгучую боль где-то под грудиной. Кажется, они сломали мне ребро. Каждое движение грудной клетки как будто бы пронзало. И в итоге, в какой-то момент я просто позволила им наносить удары. Потому что в глубине души надеялась, что с минуты на минуту кто-нибудь из них ударит так, что я больше не вздохну. И то ли у них с самого начала всё было рассчитано, то ли я до блядского везучая, но и на этот раз я так и не сдохла. И именно после этого раза мне не просто вкололи сыворотку, ускоряющую регенерацию, а полноценно положили в больницу. Мне назначили какие-то таблетки и уколы три раза в день, от которых я практически ничего не соображала и постоянно проваливалась в сон. В сознании затесалась мысль, что Джанин настолько не взлюбила меня в качестве невестки, что решила сделать из меня овоща. Хах. Но мысли эти были настолько сложные и запутанные, что разбираться в них просто не было сил. Силы, ну, или что-то типа этого, появились однажды, в какой-то из очередных дней, когда я проснулась и с удовольствием обнаружила, что рассудок чист. Или не особо с удовольствием, потому что тело окутала невероятная болезненная тяжесть. Медленно оглядевшись, я действительно удивилась тому, что рядом никого не было. Это ли не удача? Еле-еле встала с койки: на мне белая больничная сорочка из какого-то плотного материала. С осторожностью я вышла в коридор. Боже, и тут чисто. Может, я умерла и попала в рай? Но если мой рай — это ебанные коридоры Эрудиции, то я лучше уж в аду посижу. Медленно, по стене прохожу к двери с табличкой «Выход», аккуратно её открываю и оказываюсь в прохладном лестничном пролете. Блеск. Я понятия не имею, куда иду, но все же продолжаю спускаться по лестнице. Безумно больно. Едва ли осилив три ступеньки, я буквально повисла на перилах, почти что рыдая от собственного бессилия. Дойдя до следующей двери, этажом ниже, я увидела две фигуры, казалось бы, на другом конце коридора и далеко от меня. Уже хочу аккуратненько развернуться и съебаться подальше отсюда, от греха подальше, как понимаю, что фигуры заметили меня и даже направляются ко мне. Фортуна окончательно отвернулась. Я просто хочу умереть сбежать пить. Эрик. Снова он. И какая-то блондинка рядом. Не удивительно. Лицо у Эрика серое, не выражающее абсолютно никаких эмоций. Я просто хотела хотя бы глоток воды. Эрик смотрит на меня, как на оживший труп. — Ммм… наверное, ты можешь быть доволен, товарищ, — голос такой, как будто бы мне в глотку напихали земли. — Твои шрамы теперь последнее, что меня волнует. Наверное, теперь их и не видно. Я вообще не хотела говорить ему что-то ехидное и гадкое. Я вообще не хотела ничего говорить. Ни ему, ни кому бы то ни было. Да просто добейте меня уже окончательно. Сколько может выдержать один человек, совершенно не подготовленный к подобному? — Ты Лина, верно? — блондинка осторожно приблизилась ко мне и протянула свою тонкую руку. Она действительно рассчитывала каждое свое движение, словно я какой-то сумасшедший, слетевший с катушек суицидник, который стоит на краю крыши, практически делая шаг вперед. А её задача — спасти этого несчастного. Она мягко подвинула лидера плечом и привлекая меня к себе, осторожно обняла, едва ли касаясь травмированных мест. И… Нет. Нет. Нет-нет-нет-нет-нет. Нет! Я и без этих соплей держусь на честном слове, а тут она. Впервые за долгое время кто-то просто обнимает меня. И это не иллюзия, не обман, не сыворотка. Я пытаюсь отстраниться, высвободиться, но эти попытки оказались только жалкими и беспомощными, да и, по правде говоря, было уже очень поздно. Не могу вдохнуть. Раз. Два. Три. И вот, я понимаю, что рыдаю уткнувшись лбом в плечо совершенно незнакомой мне девушки. И плевать, что все видят. Что они видят. Что он видит. — Послушай, Лина, нужно потерпеть еще чуть-чуть, понимаешь? Я вытащу тебя, но мне нужно время. Дай мне его, ладно? Придумает он. Надежда, которую он дает — мертвая от рождения, а я больше не могу разочаровываться в доверии. Мне это не нужно. Я собралась с силами и посмотрела в его лицо. Такое ощущение, что он не спал уже очень долго. Могла бы пошутить, что даже я выгляжу лучше. Хах. Вот еще, что забавно. Я столько смешных выводов сделала за последнее время… Но вот смеяться до сих пор не хотелось. — Хорошо, — выпалила на одном дыхании и не спеша отодвинулась от девушки. — Но я не знаю, сколько времени у меня есть, — даю понять, что не выдерживаю больше и вытираю слезы. Кто-нибудь отберите у меня талант сводить себя в могилу. Пожалуйста.