Salvare la mia anima

От автора: Счастье-то какое - сообразила сохранить последнюю главу. Еще раз представляю вашему вниманию 3 главу. P.S. Мелодия из воспоминаний Реборна - Людвиг ван Бетховен – Музыкальная шкатулка. 2 месяца спустя. Июнь для жителей Мессины в этом году выдался чрезвычайно жарким. Полуденное солнце нещадно светило высоко на небосклоне, раскаляя воздух до сорока градусов по Цельсию в тени. Хуже всего приходилось туристам и водителям. Местные жители в такое время попрятались в своих оснащенных кондиционерами квартирках, плотно зашторив занавесками окна, и, без нужды, носа на улице не показывали. Туристы же, гулявшие по Соборной площади и не привыкшие к такой жаре, спасались панамками, солнечными очками и, иногда, буквально обливали себя из бутылок питьевой водой, не обращая внимания на липнувшие к телу мокрые футболки — в скором времени они все равно высохнут и будут липнуть уже от пота. У водителей положение было менее выгодное. Вынужденные пережидать жару в тесноте своих машин, они полчаса, а, может быть, и больше, тряслись в пробке. Не прибавляло им радости и то, что они передвигались по дороге медленными рывками. Посреди каравана из разномастного авто, сверкая на солнце полированными боками, невозмутимо следовал в своей очереди черный Роллс-ройс Фантом. В отличие от остальных машин, его окна были плотно закрыты, но при этом пассажиры чувствовали себя вполне комфортно благодаря автоматическому климат-контролю. Знающие водители понимающе хмыкали, с завистью поглядывая на гордость английских производителей, в мыслях делая себе заметку, что уж в этом году он затянет поясок потуже и точно сменит свою старушку на что-то посовременней. Внутри Роллс-ройса царила привычная тишина, не прерываемая ни разговорами, ни радио, ни даже шумом с улицы. Реборна атмосфера безмолвия вполне устраивала, поскольку в первый же день он установил главное правило: не разговаривать на отвлеченные от его работы темы. Он с самого начала прервал все попытки Тсуны установить между ними дружеские отношения. Если учесть, что у девушки эти попытки были весьма жалкими, дважды Реборну повторять не пришлось. И все было бы прекрасно, если б она перестала смотреть на него. Каждый раз, думая, что он не видит, она украдкой рассматривала его этими раздражающими глазами олененка Бемби. Своей наивностью и открытостью они заставляли его, молча стиснув зубы, еще крепче сжимать мягкую кожу руля. — У меня на лице Вы нашли что-то интересное, раз уделяете ему каждые пять минут своего времени, синьорина? Если у вас есть столько свободного времени, почему бы вам не потратить его на повторение вступительной речи перед концертом. Лицо Тсуны сидящей на заднем сиденье приняло пунцовый оттенок. Она быстро отвела взгляд, пропадая с зеркала заднего вида, и еле слышно прошептала: — Н-нет. Извините, Реборн-сан. Реборн молча перевел взгляд на дорогу, чувствуя в душе некоторую удовлетворенность от звуков ее слабого голосочка и оттого, что избавил себя на какое-то время от возможности ловить взглядом ее карие глаза. Попавшие в ДТП машины наконец-то разъехались, и пробка потихоньку начала рассасываться. Дорога будто облегченно вздохнула, и застоявшийся в жарком мареве поток машин тронулся с места беспрерывным движением. Тсуна сидела, низко опустив голову, и, закусив губу, пыталась не расплакаться. Сердце учащенно билось в груди, громкими ударами отдавая в ушах, а щеки неприятно жег румянец стыда. Реборн не обращал на нее никакого внимания, безупречно выполняя свою работу, а если такое все-таки случалось, то обходился он вот такими колкими обрывками фраз. Они вроде не подразумевали под собой никакого негатива, но тонко определяли границу между ними. Такое отношение причиняло ей намного больше боли, чем самые обидные слова на свете. Если бы она только могла… если бы была чуточку храбрее, то обязательно рассказала ему о своих чувствах, и тогда… А собственно говоря, что тогда? Что бы это изменило? Он заключил бы ее в свои объятья и ответил взаимностью? С него бы спала эта ненавистная Тсуне маска бездушности и отчужденности? Она еле заметно качнула головой из стороны в сторону, с силой зажмурив глаза, тем самым отвечая на собственные вопросы. Ничего подобного, и тешить себя пустыми мечтами — глупо и наивно. Но как же хотелось, чтобы все было именно так. Как хотелось ей увидеть улыбку на его красивом лице, предназначенную именно ей. Чуть слышный вздох сорвался с ее губ, заставляя Реборна бросить мимолетный взгляд в зеркало заднего вида. Тсуна сцепила тонкие пальцы в замок, мысленно напевая себе предназначенную для концерта песню, она повернулась к окну. Мимо проносились яркие витрины и одинокие прохожие, не побоявшиеся солнцепека. Нужно было отвлечь себя от ненужных мыслей и настроиться на предстоящий благотворительный концерт, устроенный директором ее школы в помощь местному сиротскому приюту. Подобная акция была красивой ширмой для сбора денег с богатых родителей учащихся и местной власти, которая тоже была приглашена и не могла пропустить подобную встречу, дабы не прослыть бессердечными скупердяями. Сироты, конечно, получат предназначенную им сумму, но и школа в обиде не останется. Брошенный Реборном мимолетный взгляд, заставил его нахмуриться и упрекнуть себя. Посмотрел только потому, что услышал ее тихий вздох. Смешно. Однако он посмотрел снова, быстро, незаметно. Она сидела, отвернувшись к окну, но глаза ее были прикрыты. Хрупкая и беззащитная в легком голубом платье, волосы цвета жженой карамели крупными локонами рассыпались по плечам, оттеняя светлую кожу. Неожиданно, память Реборна подкинула ему мелодию, звуки которой будто доносились до него откуда-то издалека. Мелодию музыкальной шкатулки, перенесшую его в воспоминания далекого прошлого. …Массивная деревянная шкатулка, стоящая на краю обшарпанного подоконника. Тонкая фигурка в летнем платье кружится в изящном танце в темноте под звуки стрекота сверчков, и… Реборн с силой заставил себя вынырнуть из неожиданно возникшего наваждения. Они приехали. Слава Деве Марии. Припарковавшись чуть дальше обычного — часть гостей уже подъехали и самые близкие места были заняты, — Реборн спокойно вышел из машины, чтобы открыть Тсуне дверь и проводить до школы, у входа которой он будет ее ждать. Внутрь заходить он не собирался, слушать писклявые голосочки малявок и кривую игру на музыкальных инструментах — нет уж, избавьте. В школе была своя неплохая система безопасности — он проверил ее в первый же день. Так что волноваться не о чем. Проводив Тсуну до дверей, он с безразличным лицом произнес: — После концерта жду Вас без опозданий, Вам предстоит еще поездка до синьоры Патриции. К старой кошелке Патриции торопиться было не обязательно, но Реборн напомнил об этом на всякий случай, если вдруг Тсуне взбредет в голову задержаться и пощебетать с подружками. — Хорошо, Реборн-сан, — и даже не взглянув на него, Тсуна скрылась за высокими дверями школы «Святого Франциска». Реборн достал из пачки сигарету и закурил, наплевав на то, что на территории школы курить запрещается. Ему хотелось поскорей прогнать из головы привидевшуюся картинку. Чертыхнувшись, он укорил себя за проявленную минутную слабость. ОоОоО Дарио Риччи с доброжелательной улыбкой на смуглом лице встречал и устраивал в актовом зале гостей. Работать в школу «Святого Франциска» он устроился совсем недавно. Не прошло и двух месяцев со дня его зачисления на должность учителя английского языка и английской литературы. Дарио считал, что ему очень повезло устроиться на работу в столь престижное учреждение города Мессины сразу же после университета в Лос-Анджелесе, где он до этого жил и учился. Он бы с радостью остался и дальше там жить, но отец строго настрого велел после учебы возвращаться обратно в Сицилию. Ох, уж это папино сицилийское происхождение, заставлявшее следовать традициям и придерживаться семьи. Хотя его мать была чистокровной американкой, и Дарио внешностью пошел в ее родню — высокие, широкоскулые с мужественным подбородком и шапкой золотистых волос, — он вынужден был, как и старший брат с мамой, придерживаться итальянских традиций. Мама делала это с большим энтузиазмом и воодушевлением даже по прошествии двадцати пяти лет жизни в Италии. А старший брат Марко, ну, он был прожженным сицилийцем до мозга костей и духом, и внешностью. Дарио же тянуло к свободному и одинокому странствию по пути неизведанного. Ему, в силу молодости, хотелось больше простора, больше новых ощущений, к которым он привык в Америке, а родная Италия ему такого предоставить не могла. Здесь желаемую работу не всегда найдешь, что уж говорить об остальном? Да и потом, кто в двадцать первом веке все еще придерживается традиций? Быть может, какая-нибудь мафиозная семейка, которая давным-давно изжила себя. На глаза Дарио попался объект его постоянных мыслей и, что уж стесняться, желаний. Невысокая старшеклассница в голубом платье, только что вошедшая в актовый зал. Савада Тсунаеши, судя по внешности и имени, была японкой — весьма экзотично для здешних мест и для самого Дарио. В Америке у него в университете стажировалась одна китаянка, но на внешность она была, мягко говоря, не очень. А у Савады, по его мнению, была симпатичная мордашка, и к тому же она последний год доучивается в школе. Сегодня Дарио обещал себе устроить приятный вечер, уж он-то знал, какие нынче доступные старшеклассницы. С такими мыслями он позволил увести себя какой-то знатной синьоре, прибывшей без сопровождения мужа. ОоОоО Стоя возле главной лестницы, Реборн наблюдал за выходящим из здания народом, и первые звоночки плохого предчувствия забили слабую еле заметную тревогу. Уже больше пятнадцати минут Тсунаеши не наблюдалась среди толпы выходящих, а она еще ни разу не опаздывала. Реборн отыскал знакомую светловолосую голову и выудил за шкирку из толпы слабо трепыхавшегося Гокудеро Хаято. — Где Савада Тсунаеши? — не церемонясь, спросил Реборн. Парень бросил на него сердитый взгляд, но все-таки буркнул: — Она сказала, что пойдет в уборную и просила ее не ждать. Раздраженно цокнув, брюнет тут же забыл о существование Гокудеры и стремительным шагом направился в школу, намереваясь задать девчонке трепку за то, что она заставляет его бегать за ней, как за маленькой. Хаято с растерянным взглядом остался неуверенно топтаться на площади. Картина, открывшаяся Реборну в женском туалете, куда он бесцеремонно зашел, заставила его на секунду замереть на месте. Высокий широкоплечий блондин, нависший над маленькой Тсунаеши, пытался зажать ее в углу и поцеловать. Тсуна сопротивлялась, как могла, но попытки были такими ничтожными, что блондин просто не обращал на них внимания. — Перестаньте! Помогите кто-нибудь! — не крик, больше похоже на писк, но этого было достаточно, чтобы секунда удивления для Реборна прошла. Двумя шагами сократив между ними расстояние, Реборн схватил блондина за волосы и одним сильным ударом впечатал лицом в зеркало. Тот даже воспротивиться не успел, а по зеркальному отражению уже паутинкой расходятся трещины, и голова взрывается неописуемой болью. Реборн спокоен, в глазах читается скука, когда он выбивает дух ударом ноги по животу неудавшегося насильника. Реборн морщит лицо, когда, даже после повторного удара, блондин пытается встать. Избиение не его конек. Это слишком грязное и маркое дело. Еще один удар, на этот раз в лицо, слышится характерный для перелома хруст, и блондин, откидываясь на спину, замирает. Тсуна сидела в углу, сжавшись комочком и дрожа, как осиновый лист на ветру. По ее лицу крупными каплями текли слезы, а глаза стали еще больше походить на влажные очи олененка Бемби. Реборн с минуту наблюдал за ней из-под полуопущенных ресниц, размышляя над тем оставить ее здесь одну успокаиваться, а самому потащить этого громилу к посту охраны, или же... Каким бы ни был второй вариант, а марать руки и тащить какого-то урода Реборн не собирался. Пускай этим занимается полиция. Он осмотрелся — белый кафель на стенах, черный на полу, три бежевых кабинки, три умывальника и зеркала, теперь разбитые. Стандартный набор для туалетной комнаты в школе. Реборн стащил с себя черный пиджак, оставаясь в одной хлопковой рубашке, и накинул его на плечи Тсуны. Она сначала не обратила на это внимание, но потом все же замерла, перестав при этом плакать, и неторопливо обернулась к усевшемуся рядом на корточки Реборну. От удивления ее глаза широко распахнулись, и Реборну показалось, что еще чуть-чуть, и они выпадут из орбит. Его передернуло. — Ты дрожишь, — сухо произнес он, как бы оправдываясь прежде всего перед самим собой, и не замечая, что обратился к ней не как обычно. — Спа…спасибо, — сиплым голосом прошептала Тсуна. Оба понимали, что дрожит Тсуна явно не потому, что ей холодно. Воцарилось молчание. Реборн задумчиво крутил в пальцах перед собой нетронутую сигарету и в голову ему снова полезла мелодия из музыкальной шкатулки. — Кто это? — кивнул он на распростертое перед ними на полу тело, отвлекая себя от надоедливой мелодии. — Это Дарио Риччи, — хлюпая носом, ответила Тсуна. — Он преподает у нас английский язык и литературу. — Преподавал, — поправил ее Реборн. — Больше не будет. Тсуна с испугом покосилась на Реборна и шепотом, словно боялась, что кто-то может их подслушать, спросила: — Ты его убил? — Нет. Дал время заново пересмотреть свою жизнь. В женской уборной снова воцарилась тишина. Он поморщился, это заходит слишком далеко, но делать нечего, сейчас сюда мог зайти кто угодно. Им лучше было бы, как можно меньше привлекая к себе внимания, быстро покинуть школу. А с этим ублюдком пусть уже Вонгола разбирается. Без дальнейших разговоров Реборн приобнял совсем ошалевшую от такого действия Тсуну и поднялся вместе с ней, держа ее на руках. — Ничего личного, синьорина. Я всего лишь выполняю свою работу, ясно? — холодно произнес Реборн, снова возвращаясь к официально-деловому тону. Под его прожигающим взором черных глаз Тсуна поежилась и медленно кивнула. — Отлично.