Salvare la mia anima

От автора: запоздалый подарок на ДР моему любимому бро - Анни_Стоун p.s. после вальса включите песню El tango de Roxanne.

Сначала — желание. Потом — страсть. Затем — подозрение. Ревность, гнев, предательство. Когда любовь продается, не может быть доверия, без доверия не может быть любви. Ревность. Да, ревность! Она сведет тебя с ума! Moulin Rouge

Выпускной вечер праздновался в известном ресторане Regina di Olympia (Царица Олимпия), располагавшийся в центре города. По случаю торжества зал был пестро украшен цветочными гирляндами из белых и огненно-красных лилий в сочетании с сибирскими синими ирисами. Ярко-алая ковровая дорожка на фоне беломраморных полов, выделялась кровавой полосой, следуя от фойе вниз по лестнице к главному залу, где проходило сие мероприятие. В зале царила оживленная атмосфера. Толпы официантов в галстуках-бабочках сновали туда-сюда, обслуживая переговаривающихся за круглыми столиками гостей. Неподалеку, напротив танцевальной площадки, незатейливую музыку играл приглашенный оркестр. Тсуна сидела за одним из столиков, предназначенных для выпускников. Столики накрывали на шесть персон, в центре возвышался объемный хрустальный бокал на длинной ножке, заполненный букетом кремовых роз с темно-зелеными листьями, оттеняющими красоту цветов. Родителям и другим гостям предоставлялись отдельные места, их столики украшали бордовые розы в россыпи цветочков гипсофилы. Из-за сильного волнения очередная салфетка в руках Тсуны превратилась в разорванную на мелкие кусочки бумажную горстку. Подошедший рыжеволосый официант с любезной улыбкой предложил ей бокал шампанского, но она даже не обернулась к нему. Все мысли девушки концентрировались вокруг вопроса: как набраться смелости и пригласить Реборна на белый танец? Иногда, исподтишка, она бросала в его сторону мимолетные взгляды, думая, что остается незамеченной. Мужчина стоял неподалеку, прислонившись к высокой колонне, скрывающийся в тени балкона второго этажа. На нем был идеально сидящий на тощей фигуре черный костюм от Армани, в тон подобранный галстук и белая рубашка. Если бы не шляпа, с которой Реборн не захотел расставаться даже в помещении, то его вполне можно принять за служащего похоронного бюро. На каждый мимолетный взгляд Тсуны Реборн раздраженно поджимал губы. Хотя сам факт присутствия здесь выводил его пуще прочего. Неугомонный Спейд со своими двусмысленными шуточками на тему «особенного» внимания со стороны Тсунаеши-чан, только подливал масла в огонь. Реборн, казался себе вулканом, вот-вот грозившимся взорваться. Он посмотрел на Спейда — невысокий, также проигнорировавший правило «смокинга», оделся в темно-синий камзол с рукавами, золотой вышивкой и генеральскими эполетами. Штаны заправлены в грубые сапоги из черной кожи. Торчащий на затылке непонятный хохолок, синий цвет волос, насмешливое выражение на лице — претенциозный имидж, который создал себе Спейд, выступавший раньше в качестве экстрасенса или фокусника с каким-то известным цирком. Реборн точно не помнил. Сейчас внимание Спейда отвлек подошедший пару минут назад Алауди. Оба на дух не переносили друг друга. Спейда раздражало непоколебимое хладнокровие Алауди, потому он считал за должное отрабатывать на нем свои искрометные шуточки. Музыка смолкла и к небольшой трибуне вышел лощеный мужчина с обильно вылитым на темные волосы лаком. На через чур загоревшем лице светилась белозубая улыбка, придававшая ему некоторое сходство с Кеном — парнем куклы Барби. Ведущий постучал пальцем по микрофону, игриво стрельнул глазками в сторону гостей, вызвав хихиканье у представительниц прекрасного пола, и заговорил: — Леди и джентльмены, рад вам объявить, что наступило время для белого танца, — Антонио, так звали ведущего, сделал пригласительный жест. — Дамы приглашают кавалеров. Прошу! На последних словах ведущего у Тсуны неприятно засосало под ложечкой. Переживая, вся трясясь от страха и волнения, она прошла мимо тоскливо наблюдавшего за ней Гокудеры, направившись навстречу к своей цели. — Смелее-смелее! — подгонял Антонио, придавая смелости робеющим девушкам, включая Тсуну. Глядя, как ее одноклассницы решительно подходят к ребятам, она и сама обрела чуть-чуть уверенности. Заметив идущую в его сторону Тсуну, Реборн мысленно застонал. Только этого не хватало. Почему-то он подозревал подобное и заранее приготовился игнорировать приглашение. Ему казалось, что так будет правильней, как и в случае запрета на установление между ними дружеских отношений. Реборн не должен преступать черту, которую сам же обозначил. Подойти к Реборну у Тсуны хватило уверенности, а дальше… Стоило ей только оказаться рядом с ним и вся решительность, по крупицам собранная со всех потаенных уголков ее души, тут же сдулась. Не смея посмотреть ему в глаза, она ощущала на себе их колючий взгляд, а воображение охотно рисовало бесстрастное выражение его лица, лишь слегка обремененное немым вопросом. — Можно пригласить вас н… — ей не дали договорить, оборвав на полуслове. — Нет. Наблюдая, как не ожидавшая резкого отказа Тсуна, растерянно застыла на месте с приоткрытым ртом, Реборна кольнуло нечто, похожее на жалость, которую он тут же задавил в зародыше. Лучше вовсе не смотреть на нее. Наконец, Тсуна смогла выдавить из себя натянутую улыбку, внутри же ей хотелось зареветь от обиды и унижения. Самое главное было то, что ей не хватало наглости высказать Реборну насколько он не справедливо с ней поступает. А Реборн даже не смотрел на нее, его взор был устремлен куда-то мимо, будто она пустое место. Тсуна не понимала, чем заслужила такое отношение к себе. Пускай она ничего не значила для него, но ведь элементарные правила вежливости никто не отменял. Ей еле удавалось сдерживать слезы, не хотелось глупо разреветься перед друзьями брата и самим Реборном. Внезапно галантно протянутая рука, вызвала у нее оторопь и поток слез приостановился, не успев начаться. Спейд издал удивленно-восторженный возглас — вот-вот и он зааплодирует. За развернувшимся перед ним спектаклем Спейд наблюдал затаив дыхание с предвкушающей улыбкой. — Синьорина, позвольте считать, что приглашение было адресовано мне, — произнес Алауди, мягко беря Тсуну под руку. Совсем сбитая с толку, Тсуна позволила Алауди увести себя танцевать. На последок, Алауди смерил Реборн холодным взглядом и с неожиданной для него насмешкой произнес: — Трус. Небрежно брошенное слово вызвало в Реборне волну гнева. Без того тонкие губы сжались в еле заметную ниточку. Сузив глаза, он, с бессильной яростью, наблюдал за тем, как Алауди выводит Тсуну на танцпол, как встает с ней в позу для вальса и с первыми звуками музыки начинает вальсировать. Реборн ненавидел, когда его называли трусом. Один намек мог заставить в нем все клокотать. — Ну-фу-фу-фу, — ехидно рассмеялись рядом. Успокаивая себя, Реборн прикрыл глаза. Он успел забыть о присутствие Спейда. — Ты злишься из-за того, что тебя назвали трусом или же из-за того, что Тсунаеши-чан танцует не с тобой? — Заткнись. Казалось, Спейд решил в качестве кульминации к сегодняшнему вечеру привести Реборна в бешенство. — Знаешь, — он слегка склонил набок голову, гранатовая сережка в виде пик, висевшая в левом ухе на тонком замочке, закачалась, словно маятник. — Работая иллюзионистом, я хорошо изучил людей. Реборн криво усмехнулся, открыв глаза и повернувшись к Спейду, он с издевкой ожидал продолжения. — Да, повторюсь: я хорошо изучил людей. И твоя реакция — она, конечно же мне понятна. Безусловно, тебе не понравилось слово, брошенное в твой адрес. Но главная причина негодования, кроется не в этом… — На лице Спейда расплылась довольная улыбка кота, наевшегося сливок. — То чувство, которые ты так яростно отвергаешь, я его обожаю. Ведь, самые интересные представления происходят именно под его влиянием. — Закончил? — Реборн достаточно услышал и не собирался дальше давать ход сумасшедшему бреду Спейда. Ему надоело здесь стоять, прячась в сумраке балкона и он направился занимать место за столиком Джотто. — Мне не интересны твои глупые измышления. Спейд развел руками. — Правда, она такая правда, Реборн. Ты не захочешь ее принимать, пока она не прижмет тебя к стенке. Реборн остановился, слова Спейда, какими бессмысленными они не были, навели его на неожиданную идею. Он посмотрел на сидящего за столиком Джотто, нервно следившего за танцующей Тсуной. Может быть, Реборну удастся этим вечером поднять себе настроение. — Возможно ты и прав, — задумавшись, сказал Реборн и, обернувшись, угрожающе добавил, — Но, Спейд… не считай, что смог мной манипулировать. — И не думал, — улыбаясь ответил Спейд в спину удаляющемуся Реборну. — Ты и без этого устроишь мне замечательное представление. *** Тсуна кружила с Алауди в темпе вальса и на душе у нее было так спокойно. Боль, возникшая из-за отказа, притупилась и отошла на задний план. Алауди вел в танце уверенно, плавно, с легкостью маневрируя между другими танцующими парами. Его движения, преисполненные изяществом, вызывали у Тсуны восхищение вперемешку с белой завистью. По словам учителя танцев, обучавшего ее последний месяц, Тсуна также грациозна, как слон в посудной лавке. Девушка не обижалась на слова учителя, ведь это сущая правда. Она была такой неуклюжей, способной на ровном месте упасть. За эти несколько минут Тсуна уже умудрилась пару раз наступить на ноги Алауди. Отдадим должное галантности Алауди, он, как ни в чем не бывало, продолжал невозмутимо танцевать. «Интересно, — подумала Тсуна, — как бы отреагировал Реборн? Небось, как всегда, сдержанно». Воображение услужливо подкинуло подходящую картинку. Тсуна случайно отдавливает Реборну носок туфли, тот моментально прекращает танец и, смерив ее уничтожающим взглядом, театрально уходит. А сама Тсуна остается одна одинешенька сгорать со стыда. Нарисованная фантазией сценка, вместо огорчения, вызвала невольную улыбку. Тсуна попыталась ее подавить, но Алауди успел заметить. — Что такое? — он вопросительно приподнял брови. — Нет, ничего, — Тсуна смущенно зарделась. — Спасибо вам за все, Алауди-сан. Некоторое время светлые глаза Алауди изучали ее миловидное личико, словно силясь понять о чем она думает, затем уголки его губ дрогнули в улыбке. — Не стоит. Мелодия ускорилась и Алауди закружил их, повышая темп. Танец подходил к финалу, но Тсуне хотелось, чтобы он длился как можно дольше. С Алауди она чувствовала себя такой умиротворенной. Его присутствие, как объятия Джотто, дарили покой и защиту. — Эх, — грустно вздохнул Спейд, одиноко попивая за столиком чей-то сок. — Алауди улыбается, а у меня нет с собой фотоаппарата. Такой бы компромат получил. Еще раз тяжко вздохнув, он, вытянув шею, стал высматривать в толпе Реборна. Ему поскорей хотелось получить свою порцию «хлеба и зрелищ». Реборн, лавируя между разряженными в пух и прах выпускниками, не торопясь, направлялся к месту, где прибывал ведущий. Джотто, заметивший Реборна, хмурясь, наблюдал, как он о чем-то говорит, наклонившись к уху загорелого щегла с микрофоном. Тот с озабоченным видом слушает, потом удивленно вскидывает брови, а затем на его лице отражается восторг. Щегол оживленно пожимает Реборну руку, при этом, как болванчик, постоянно кивает головой и что-то говорит. Опустив, наконец, руку Реборна, счастливый ведущий бросается прочь по направлению к оркестру. Реборн же, с довольной улыбкой, направился в противоположную сторону, туда, где танцевали Алауди с Тсуной. За последнее время Реборн еще ни разу не был таким довольным. И это сильно беспокоило Джотто. Но понять, что задумал этот непредсказуемый человек, Джотто не удалось, даже после того, как ведущий объявил в микрофон: — Минуточку внимания, — Антонио выждал паузу. Убедившись, что все внимание устремлено на него, он продолжил. — Ко мне только что обратился достопочтенный сеньор с просьбой оказать ему услугу: освободить танцплощадку на время одного танца и чтобы наш оркестр сыграл заказанную мелодию. Ну что ж, дорогие мои, окажем месье любезность, — специально играя с обращениями, заявил ведущий. Собравшиеся, переговариваясь, стали освобождать танцплощадку, разбредаясь кто куда: на свои места за столиками, некоторые, отойдя к стене, остались стоять, выбрав лучшую точку наблюдения за происходящим на площадке. Всем было любопытно узнать кто этот смельчак, не побоявшийся одиночного выступления. — Итак, сеньор Реборн, синьорина Савада, прошу! Танцплощадка полностью в вашем распоряжении. Щелкнув пальцами, Антонио устремился занять для себя выгодную позицию. Сидевшая за своим столиком Тсуна прибывала в полном шоке, растерянно хлопая глазами. Соседки с изумлением и любопытством глядели на нее. Тсуна так бы и просидела, не шелохнувшись, если б одна из них не вытолкнула ее из-за стола. — Тебя объявили, иди же! Под оценивающие взгляды и шепотки, девушка, на негнущихся ногах, прошла на середину площадки. Чувствовала она себя, как микроб под микроскопом. Тем временем Реборн избавился от шляпы и пиджака, вручив их недовольному этим фактом Гокудере, со словами: — Последи-ка за ними, малец. Оркестр еще не приготовился играть и Реборн пока не особо торопился — стянул мешающийся галстук, аккуратно до локтя закатал рукава белоснежной рубашки. И только затем направился к заметно нервничающей Тсуне. Та постоянно озиралась, поправляя одну единственную прядку, выбившуюся из замысловатой прически и падающую на лицо. В зале, постепенно приглушая, отключили свет хрустальных люстр, включив вместо них несколько прожекторов, осветив приготовившуюся танцевать парочку. Воцарилась идеальная тишина, прерываемая иногда приглушенным покашливанием и шорохом подолов платьев. Все приготовились смотреть. Тихо заиграло низкими нотами пианино. Реборн замер на расстоянии трех шагов от Тсуны. В холодном свете прожекторов он казался высеченной фигурой из мрамора. Кожа бледная, черты лица заострились, а глаза зияли бездонными черными колодцами. Они завлекали, гипнотизируя, словно удав мышку. — Танго, — произнес он тихим голосом, но грезилось, будто слышали его все присутствующие в зале, — это танец страсти, танец борьбы, танец любви и ненависти, даже смерти… К игре пианино присоединилось дребезжание гитары. Тсуна зачарованно внимала каждому слову Реборну, до конца не веря собственному счастью. Он полностью захватил ее внимание, не оставляя место сомнениям. Недавно находившиеся поблизости люди, превратились в безликую массу и больше не занимали мысли девушки. Она пребывала в мире, где могли существовать только Тсуна и Реборн. — Жаль, что туфли не красные, — прошептал Реборн, приблизившись к Тсуне почти вплотную. Неосознанно, она собиралась посмотреть на свои лодочки, но Реборн не дал ей опустить взор, дабы не разорвать установившийся между ними зрительный контакт. Он вытащил из кармана брюк полупрозрачный красный шарф и обернул его вокруг шеи Тсуны, оставив свободно спадать оба конца. Умышленно едва касаясь, провел кончиками пальцев по оголенной коже, вызывая у нее дрожь и учащенное сердцебиение. Шагнув назад, Реборн оценивающе взглянул на свою работу. — Хм, и все же чего-то не хватает, — задумчиво произнес он, постукивая указательным пальцем по нижней губе. — Чего? — в недоумение осмотрела себя Тсуна. Музыка неожиданно смолкла, но так только казалось, если прислушаться можно различить едва слышные звуки скрипки (контрабаса). — Ах, точно, — картинно вздохнул Реборн, отводя взгляд. — Этого. Одним порывом схватив за край ее платья, Реборн разорвал его до бедра, в тот самый момент, когда резко вступила в громкое соло скрипка. По залу прошелся пораженный возглас. Алауди ладонью прикрыл лицо. Джотто, бросив салфетку на стол, намеревался прекратить цирк, устроенный Реборном, пока он не завел куда похлеще разорванного платья. Но сидевшая рядом его девушка, успокаивая, уговорила Джотто не делать поспешных выводов и сесть обратно. — Прекрасное начало, — упоенно выкрикнул из толпы Спейд, легонько похлопывая в ладоши. Безуспешно пытаясь соединить разорвавшуюся ткань, Тсуна вспомнила где находится — в зале, переполненном людьми. К ней снова вернулась скованность и смущение. — Обтягивающие платье будет стеснять движения, — проговорил Реборн, смутившейся Тсуне. — А в танго должно быть максимум свободы. Это чувственный танец, придуманный распутными девицами в салонах борделей. Он притянул ее к себе, устраивая правую руку на талии, а левой беря ладошку девушки. Первые, поначалу немного неуверенные, движения на пробу, с каждым разом обретали больше энергичности, изящества. — Позволь мне показать тебе настоящий танец мужчины и женщины, — вместе с музыкой Реборн ускорил темп, Тсуна едва поспевала за ним, пытаясь повторить движения, а что-то вспомнить из уроков танцев. — Танец наполненный животной страстью, чувством томящегося и неудовлетворенного желания. Чувством любви, оборачивающейся ненавистью. Ненавистью скрывающейся за маской любви. Ревностью, как неотъемлемой его частью, и смертью в качестве эпилога. Тсуна, споткнувшись, сбивается с ритма и теряет равновесие. Лишившись поддержки Реборна, падает, больно ударяясь коленками об пол. Он взмахнул рукой — оркестр замер. В зале воцарилась гробовая тишина. Зрители с жадным интересом следили за разыгрывающимся перед ними зрелищем. Тяжело дыша и не пытаясь встать, Тсуна сидела на холодном полу. Сердце билось в груди, словно сумасшедшее, грозя вот-вот раздробить грудную клетку. И ей хотелось лишь одного — сбежать отсюда куда глаза глядят. Реборн, все это время смотревший на Тсуну сверху-вниз долгим изучающим взглядом, медленно подал ей руку. — Ничего страшного, — подбодрил он, когда девушка так и не решилась принять его помощь. — Если сбилась — не проблема начать заново. Ну же, Тсунаеши, — Реборн специально назвал ее по имени. — Ты ведь сама хотела станцевать со мной. Покажи мне на что ты способна. В данным момент Реборн конкретно блефовал, прибегая к манипуляции. Однако, его слова, произнесенные мягким шепотом, добились нужной реакции. Опираясь на руку Реборна, Тсуна послушно поднялась с пола, ощущая себя если не совсем уверенно, то хотя бы не так скверно, как при падении. Она даже попыталась унять бешеное сердцебиение, но, находясь столь близко от Реборна, это было на грани фантастики. Притянув Тсуну в объятья и восстановив контакт, Реборн кивнул оркестру. Те, терпеливо ожидавшие этого, снова заиграли все сначала. Точней заиграло пианино, остальные поджидали своей очереди. — Запомни Тсуна, в танго есть только три шага — вперед, назад, в сторону. А все остальное - излишество, — учил на ходу Реборн. — Следуй за моими движениями, старайся это делать синхронно. Стоит тебе прочувствовать ритм музыки и у тебя все будет получаться инстинктивно. Главное не бойся, если что - я всегда подскажу. В свою партию вступила гитара. Тсуну охватило волнение. Слушать Реборна Тсуна была готова хоть вечность. Его голос оказывал на нее гипнотическое воздействие, лишая воли и всякого желания сопротивляться. — Сейчас, как только зазвучит скрипка, делаешь порывистый шаг в сторону… Какое-то время они все еще стоят… и вдруг… шаг. Они кружатся в танце, как единое целое. Тсуна, ведомая волей партнера, ощущала себя пушинкой, подбрасываемой стремящимся ветром. Откуда-то, будто сквозь толщу воды, донесся до нее рычащий голос вокалиста: — MAD! Rrrroooooooxanne! Шаг назад, рок-поворот, перекрестный, скользящий шаг. Осторожные шаги в сторону, словно танцуешь на краю пропасти. Пронзительный звук надрывающейся скрипки сверлит сердце. Ощущения Тсуны: счастье от близости, страсть, волнение, выражается через ее тело, которое движется в унисон с музыкальным ритмом и движениями Реборна. — You don’t have to put on that red light, Walk the streets for money, You don’t care if it’s wrong or if it is right. Roxanne! You don’t have to wear that dress tonight. Roxanne You don’t have to sell your body to the night. Музыка замедлилась и Тсуна оказалась прижатой к крепкой груди Реборна. Влеченный спонтанным порывом, он жадно припал губами к ее шее. — His eyes upon your face, От неожиданности девушка издала хриплый полувздох, полустон, что не на шутку взбудоражило Реборна. — His hand upon your hand, Не спеша вальсируя, потакая медленной мелодии, Реборн губами провел дорожку вверх по шее Тсуны, обдавая нежную кожу, жарким дыханием и заставляя ее сердце сгорать… — His lips caress your skin — …Коснулся, окрашенной лихорадочным румянцем, щеки в целомудренном поцелуе, вздохнул цветочный аромат ее волос… — It’s more than I can stand! Внезапно, осознав свои действия, словно обжегшись, он оттолкнул Тсуну от себя. Опьяненная танцем, Реборном, своими эмоциями, Тсуна толком не успела ничего понять, как ее снова привлекли в объятья, сильные руки. Реборн же решил — раз угодил в собственную ловушку, то доиграет в лучшем виде. — (Roxanne!) — Why does my heart cry? Слившись в единое целое, они закружились по площадке. — (Roxanne!) — Feelings I can’t fight. You’re free to leave me, but just don’t decieve me And please believe me when I say «I love you». …. Пока в зале танцевали под музыку, доходившую до фойе громким шумом, в холле разворачивалась своя драма. Джи, дежуривший в коридоре, заметил подозрительную девушку в черной одежде и кепке. За спиной у нее висел рюкзак. Когда он ее окликнул, та, внезапно, сорвалась с места и побежала. Погнавшись за ней, Джи успел перехватить ее, когда она пыталась вылезти через окно. Развернув девушку к себе лицом, он пораженно произнес: — Какого… а ты что здесь делаешь? …. — Feelings I can’t fight… Исступленно кружась, то увеличивая, то замедляя темп, танго достигло наивысшего пика, приводя пару к финалу. — You don’t have to wear That dress tonight Roxanne! Roxanne! Roxanne! Под последние ноты Тсуна обессилено обмякла на руках Реборна. Из-за тяжелого дыхания ее грудь часто вздымалась. Зал взорвался аплодисментами. Недовольным остался только один человек. Джотто. С не читаемым лицом он поднялся из-за стола, идя по направлению к фойе. Ему навстречу попался подручный Джи, доложивший о захваченной девушке, ведшей себя подозрительно. Дождавшись, когда Реборн посмотрит в его сторону, а это произошло сравнительно скоро, ведь весь этот спектакль был устроен только для того, чтобы позлить Джотто, кивком указал ему на выход. — Пойдем, — позвал за собой ослепленную всеобщим вниманием Тсуну Реборн. Улучив возможность, он поскорей хотел покинуть, переполненный восторженными рожами, душный зал. Тсуна, вцепившись в его рубашку, по пятам следовала за ним. Мужчина старался не думать о том, как ему теперь вести себя с ней. Пожалуй, сделает вид, что ничего особенного между ними не произошло и будет держаться также, как обычно — подчеркнуто холодно. В конце концов, это просто танец. «Да, от которого у тебя поехала крыша, — язвительно подумал Реборн. — Черт, надо же так потерять контроль. Зато какое лицо было у Джотто». Утешая себя мыслью о негодующем боссе Вонголы, Реборн добрался до прохладного фойе, где возле кожаных диванчиков собрались практически все из шестерки. Не хватало вечно шатающегося где-то Лампо. — О, а вот звездная пара вечера явилась, — как всегда, в своей саркастичной манере, оповестил о их приходе Спейд. — Ваш танец, просто пышущий сек… ай! Подзатыльник полученный от Алауди, заставил Спейда замолчать, обиженно потирая ушибленную голову. — Вот, прикройся, Тсуна. Джотто протянул Тсуне свой пиджак и та, густо покраснев, укуталась в него, только сейчас вспоминая, в каком она виде. Наблюдая за ними, Реборн спохватился о собственном пиджаке, где-то блуждающего в руках угрюмого подростка. — Так что произошло? — поинтересовался Реборн. Тихо сидевшая до этого девушка при звуках его голоса заметно оживилась. — Реборн? — произнесла она томным голосом, — Это ты? Кепка слетела с ее головы и на плечи посыпались светло-розовые пряди волос с темными кончиками. Она попыталась было броситься к Реборну, но ее удерживала за плечо рука Джи. — Что ты здесь делаешь, Бьянки? — нахмурившись спросил Реборн. Вместо Бьянки, ответил Джи. — Она пыталась заминировать ресторан ядовитыми бомбами с парализующим газом. Мы ей помешали. А теперь мне хотелось бы узнать зачем ты это сделала, Бьянки? Скрестив руки на груди, она откинулась на спинку кресла. Покусывая полную губу, Бьянки нехотя ответила, не сводя с Реборна обиженного взгляда. — После нашего расставания, Реборн, я не находила себе места. Дни без тебя превратились в адские муки, а потом я узнаю, что ты бросил работу киллера и начал охранять какую-то девчонку из Вонголы. Ну, я, естественно, заревновала и решила: раз ты не достанешься мне, то не достанешься никому, заодно и соперницу угрохаю. Воцарилась тишина. Асори деликатно покашлял в кулачок, скрывая улыбку. — Мда. Мило, — озвучил общую мысль Джотто. — Предлагаю, Джи, тебе самому разобраться с собственной сестрой. — Да, босс. Джи потянул за собой Бьянки, но, неожиданно вырвавшись, она кинулась к Реборну, повиснув у него на шее с намерением больше никогда не отпускать. Тсуна взирала на все это с круглыми глазами. На душе у нее кошки медленно приступали точить коготки. Остальные же почувствовали себя неловко рядом с воркующей над Реборном Бьянки. Тут и развалившийся в кресле Спейд, не упустив возможности поглумиться, затянул: — Сначала — желание. Потом — страсть. Затем — подозрение. Ревность, гнев, предательство. Когда любовь продается, не может быть доверия, без доверия не может быть любви. Ревность. Да, ревность! Она сведет тебя с ума! Вечер для Реборна, действительно, окончился похоронным маршем в ритме танго. Что приготовило ему завтра, Реборн старался не думать.