Растут герои, как лавина, как ботва Нырнёт раскрашенная птица в вороньё Но перед тем, как приземлиться — вспомни имя своё.
Гражданская оборона.
Раздался звонок в дверь. Эмма и Дэвид вздрогнули. Они перевязывали раненного Киллиана молча: сказать друг другу было нечего, да и времени не было. Молчание позволило Свон не думать о том, что она сделала. Её голова болела как после жестокой пьянки. А тело, казалось, вспомнило обо всех травмах и заболеваниях: недолеченный гастрит свернул желудок в бараний рог, а сломанная ещё в далёком детстве рука ныла и дрожала, мешая накладывать бинты. Неужели сейчас появится… Скорая? Румпельштильцхен? В коридор вошла улыбающаяся и румяная Мэри Маргаретт. На её руках тихо сопел Нил, одетый в светло-синий комбинезон. Она мгновенно изменилась в лице, как только увидела окровавленное тело Крюка. Послышался грохот чёрных колёс серой с розовым коляски. Её вкатил Румпельштильцхен. На лице — дежурная улыбка, но глаза не выражали даже намёка на теплоту. — Ну, наконец-то! — вздохнула Свон облегчённо. Сволочь, это из-за тебя! Но слова так и не сорвались с её пересохших губ. Ненависть заставила Свон сжать руку в кулак. Но всё же прекрасно, что Румпельштильцхен так быстро пришёл на зов. Мери Маргарет — Эмма до сих пор не могла привыкнуть называть её мамой — отдала сына Голду и подбежала к телу Киллиана. Её аккуратный носик сморщился от металлического запаха крови. Голд прижал ребёнка к себе и, грустно улыбаясь, принялся его качать. Нил открыл глаза и дёрнул его за синий клетчатый галстук. Маг часто заморгал, словно пытаясь сбросить с себя сон, и с наигранно строгим лицом разжал Нилу пальчики. Малыш не поддался и попытался схватить Румпеля за длинный нос. Тот увернулся и пошёл укладывать ребёнка в коляску. — Что случилось? — Белоснежка и Румельштильцхен спросили это одновременно: первая — обеспокоенно и изумлённо, а второй — устало и с долей сарказма. Эмма встала с колен. Перед глазами разбегались чёрные круги и красные мережки, она едва не упала в обморок. Крепкие руки Голда — и откуда столько сил в этом тощем уроде — успели подхватить Спасительницу и аккуратно посадить на табурет. Каждое его прикосновение вызывало ненависть. Свон хотелось кричать во весь голос, хотелось намотать его дурацкий и пафосный галстук на кулак и с такой силой дёрнуть, чтобы Голд до крови разбил нос о диван. Где-то в глубине души Эмма осознавала, что бывший Тёмный не виноват в случившимся с Крюком, и раны пирата только на её совести, но признавать правду было слишком страшно. Крюк — вот, что главное сейчас. Она с огромным трудом сбросила с себя наваждение и обречённо произнесла: — Киллиан… Спасите Киллиана! Румпельштильцхен презрительно ухмыльнулся и наконец посмотрел на тело, лежащее посреди комнаты. — И, как всегда, никто не может без меня управиться! — хмыкнул он. — Жаль, я пропустил это представление, мисс Свон. Вы же сделали то, чего не смог я. О, ПМС, великий и ужасный! Эмма резко отшатнулась и едва не дала ему пощёчину. Этот козел ещё и издевается! Румпель ухмыльнулся, видя её реакцию, и куда более мягким тоном добавил: — Я помогу вам, если вы заключите со мной сделку. — Что?! Да вы… — возмущённая Эмма открывала рот как рыба, выброшенная не берег, и не могла закончить фразу. — Вам сейчас не стоит диктовать мне условия, Свон, ваш любимый Капитан Подводка кровью истекает, — он кивнул головой на пирата. Эмма схватилась за кобуру и попыталась вытащить пистолет, но Голд накрыл ладонь Спасительницы своей. — И да, угрожать вы мне тоже не можете, уберите это! — Она вырвалась и нехотя убрала оружие обратно. — Но вы же… — начала Белоснежка недовольно и подошла к Румпелю, стремясь защитить дочь. — Я вам ничего не должен. И не надо сказочек про семью: Генри здесь нет, и мы с вами — чужие люди. Деловые люди. За просто так мне смысла вам помогать нет. Всё-таки Киллиан — мне враг, если вы случайно забыли об этом. — Что вам нужно? — сухо поинтересовалась Эмма. Как же он её бесил своей привычкой заключать сделки! Он, кто из-за своей жажды власти отпустил в портал Нила. Он, из-за кого Реджине пришлось накладывать проклятие. Множество людей заплатило за его трусость, в первую очередь она сама. У неё не было ни детства, ни родителей, ничего — лишь влекущий к себе криминал; появился Генри, но рос без неё — всё из-за Голда, из-за его сделок. Ты из-за него даже яичницу сегодня утром пережарила, какое там! Ехидная мысль отрезвила. На середину комнаты вышла Белоснежка. — Эмма, не свя… — Мери Магарет хотела её остановить, но Эмма жестом приказала той замолчать. — Сущий пустяк, — хмыкнул Голд. Эмма и её родители мигом напряглись и стали внимательно прислушиваться. — Вы не будете вмешиваться в мои дела, а я — в ваши. Никогда. — Рвёте связи? — поинтересовалась Эмма дрогнувшим голосом. — Как будто они существовали, не занимайтесь самообманом, Свон, — фыркнул Голд с горечью и с грустью посмотрел на коляску, где Нил пытался достать подвешенную погремушку. Она услышала в этой фразе что-то глубоко личное. Стало неуютно, и Эмма принялась рассматривать израненное тело Крюка, стараясь не поднимать глаз на родителей. И раньше одна, и сейчас, со своими близкими, — тоже одна. Всегда одна. Неужели она действительно выдумала, что у неё есть настоящая семья? И того, чего не было — уже не восстановишь, потому что и рушиться было нечему. И понимание, и искренность, разрушенные после появления её имени на кинжале, не восстановишь — их же не было никогда. Бред. Успокойся, Эмма. — Сейчас связываться с вами мне нет нужды. Делить нечего. Магии мне хватит, чтобы разнести весь Сторибрук за пару секунд, а власть мне ни к чему: и так есть, — сказал Румпель, рассматривая носки своих ботинок. — Я не представляю для вас опасности, а вот вы, — он указал на всех присутствующих пальцем, — мешаете мне жить! Свон нервно и холодно расхохоталась. Дэвид поёжился. — Ну-ну, — фыркнула Эмма. — Но что будет, если вмешаемся? — У бедного пиратишки все раны откроются заново, дорогуша, — осклабился Румпель, демонстрируя неровный ряд зубов. Прекрасные уже открыли рот, чтобы что-то сказать. — Я согласна. Лечите! — сказала Свон твёрдо, с отвращением глядя на родителей. Белоснежка прикрыла рот рукой, а Дэвид раздосадовано вздохнул. Может быть, Эмма пожалеет о своих словах, но Киллиан должен выжить, да и возможность не иметь ничего общего с Голдом — очень привлекательна. Румпельштильцхен улыбнулся, хотя на его лице не было и намёка на радость — лишь самодовольство. — Воскрешать не умею, к сожалению, — фыркнул бывший Тёмный и отвесил издевательский поклон. Он щёлкнул пальцами. Из них вырвался длинный белый луч, окутал тело Киллиана и заставил его светиться. Считанные секунды — и на нём не осталось ни одной раны. Лишь пятна крови да разорванная шёлковая рубашка напоминали о произошедшем. Эмма вновь опустилась перед Крюком на колени и принялась его целовать. Их отношения никогда не станут прежними, он никогда не простит её, но в душе всё равно осталась надежда — робкая, едва ощутимая надежда: вдруг их любовь сможет пережить и такое? Это же была не я, а Румпельштильцхен! Только Свон сама себе не верила. Возникло неприятное ощущение, что Тёмный здесь ни при чём — это её желание, лишь её. Эмму слишком часто бросали, она больше не могла простить предательство и остаться одна. В очередной раз. Одиночество лучше ложной надежды, но легче от него не становилось. Громоподобный храп Киллиана прервал невесёлые мысли Свон. У него была дурная привычка храпеть ей прямо в ухо, но сейчас Эмма едва не расплакалась от радости. Жив! Теперь с ним точно всё будет в порядке, когда он проспится, а вот с ней — вряд ли. — Спать он будет сутки, не меньше. Это недостаток подобной магии, — пояснил Голд и всплеснул руками. — А я чувствую себя ангелом-хранителем хахаля своей бывшей жёнушки, ну, прекрасно. Он очнётся и обязательно станет моим крёстным сыном, как иначе-то? Я же два раза ему жизнь спас за два дня. — Вам бы стоило чувствовать себя мудаком, — проворчала Эмма. Сарказм Голда плохо действовал на и без того расшатанные нервы. Румпельштильцхен пропустил её слова мимо ушей и вновь продолжил грустно смотреть на Нила в коляске. Белоснежка, что до этого склонилась над Киллианом, поднялась и подошла к дочери. На её лице читались изумление и растерянность. — Эмма, зачем ты заключила с ним сделку? — спросила она обеспокоенным голосом. — Неужели забыла, что он нам сделал? Ему нельзя доверять. И без тьмы он тот же злодей. Белоснежка положила руку Эмме на плечо. Свон отшатнулась — забота матери показалась ей неприятной и даже противной. Мери Маргарет вечно с ней невовремя спорила, вот и сейчас — то же самое. — У меня не было выбора, — отрезала Свон холодно. — Я не хочу, чтобы пострадали, — она внимательно посмотрела на Белоснежку, — вы или Генри. — И всё равно должен быть другой выход, и тебе стоило сдержаться. Свон резко встала со своего места и поставила руки в боки. Её губы дорожали. Хотелось заплакать от ощущения, что она никому здесь не нужна. — Как и тебе, мама, когда ты перекачивала мою тьму в Лили! — рявкнула Эмма, но голос с нотками истерики не был достаточно твёрдым. Голд резко повернулся и внимательно посмотрел на Свон, остальные не обратили на это внимания. — В этом же не было нужды. Зато рог единорога приказал — рог единорога приказал Малифесент с ребёнком разлучить! Своей головой, безусловно, подумать нельзя было. Они ни в чём не виноваты. А пользы мне ваш поступок тоже не принёс. Или ты не о обо мне думала, а просто… — Свон внимательно посмотрела на Голда, — гормоны подскочили? Ты же меня тогда носила. Яблоко от яблони. Румпельштильцхен лишь сложил руки на груди и не проронил ни слова. Белоснежка выглядела как громом поражённая. Она открыла рот и какое-то время не могла его закрыть. Позже изумление прошло. — Эмма, я раскаивалась и раскаиваюсь за содеянное, — произнесла Мери Маргарет. На её лице появилась обида. — Ну-ну, а, по-моему, ты ни капли не сожалела, только боялась, что покажешься не столь чистой, как обычно, — презрительно фыркнула Эмма. — Иначе вы бы постарались раньше найти этого ребёнка или хотя бы рассказали обо всём мне. А так ты всего лишь сделала вид, будто никаких проблем не существует. Всё само рассосётся. Я же Спасительница. Тьмы во мне нет и быть не может. Она не хотела говорить про кинжал. Сейчас они вновь закрывают глаза: это может бросить тень на их чистоту и непоколебимость, ладно в глазах Сторибрукцев — в их собственных глазах. Самообман, вновь самообман. Как же она устала видеть его у своих родителей. И у себя. Монолог Эммы вывел Мери Маргарет из себя: она вся раскраснелась, её глаза сверкали, готовые метать молнии. Белоснежка погрозила пальцем и с раздражением произнесла: — Не смей говорить так, словно нам нет до тебя дела! Мы столько всего для тебя сделали… — Что-то я забыла, когда именно, мама, — холодно осадила её Свон, мгновенно вспомнив всё своё детство без родительского тепла и бесконечную череду приёмных семей, где она была нужна лишь для права на социальные выплаты и налоговые льготы. — Ты засунула меня в шкаф, потому что испугалась. Большое тебе спасибо, мама! Не жалеешь теперь, что меня, лежащую в корзинке, грузовик насмерть не раздавил? — Да как… — закричала Белоснежка и замахнулась, чтобы дать дочери пощёчину. Голд, словно пружина, вскочил со своего места и перехватил её руку в паре сантиметров от щеки Эммы. На его лице больше не было ни презрения, ни ехидства, лишь усталость, смешанная с сожалением и искренним желанием помочь. — Остановитесь, Мери Маргарет, прошу вас! — сказал он мягко, но настойчиво. — Не стоит её сейчас злить. Она опасна для окружающих. Слова Голда подействовали как ушат холодной воды: Белоснежка мгновенно успокоилась, но всё же продолжала смотреть на дочь с недовольством. Эмма взглянула на Румпельштильцхена с благодарностью: он, при всех своих недостатках, умел успокаивать с полуслова, хоть и сам нуждался в успокоении. Она уже и сама поняла, что перегнула палку, но признаваться в этом считала выше своего достоинства. Мери Маргарет молчала и, судя по поджатым губам, не желала просить прощения. Слова про опасность не стали открытием, но Эмма не решалась их комментировать. Затянувшуюся паузу прервал Румпельштильцхен, к которому, судя по саркастическому тону, вновь вернулось желание глумиться: — Думаете, почему Мэрлин создал кинжал Тёмного? Магию получила Нимуэ. А всё волшебство всегда связано с эмоциями и всегда усиливает самые плохие черты в человеке. В результате раз в месяц, во время ПМС, бедняжке Мэрлину так хорошо от Нимуэ доставалось, что он решил привязать её тьму к кинжалу. — И я его понимаю. Как вспомню тебя со сковородкой, дорогая… — пробормотал Дэвид себе под нос. Голд едва заметно подмигнул ему, кивнул на Белоснежку с Эммой и провёл ребром ладони себе по горлу. Свон с раздражением поджала губы и посмотрела прямо в глаза бывшему Тёмному. Клоун! Ты явно знаешь гораздо больше и молчишь. Только издеваешься. — И с вами, мисс Свон, сейчас происходит то же самое, — закончил Голд таким тоном, каким говорила сама Эмма, когда Генри до пяти утра захватывал мир в онлайн-игре и наутро всячески отлынивал от похода в школу. — То есть, можно воспользоваться кинжалом и решить все наши проблемы без вас? — тихо произнесла Белоснежка. Свон тяжело вздохнула и подняла глаза к потолку. — Вы свою взрослую дочь с маленьким Нилом перепутали? — фыркнул Голд. — Или, быть может, с собакой на поводке? Знаете, я отчасти начинаю понимать вас, мисс Свон. Тем более, в вашем случае кинжал работает иначе. Вы — не Тёмная. Чтобы ею стать — сначала надо было убить меня. А я всё ещё жив, если вы обратили внимание. Теперь можно наблюдать одно весьма любопытное явление. В вас борются две силы. — Светлой и Тёмной стороны? — переспросила Белоснежка, вмиг встрепенувшись. — Ты опять про свои дурацкие потенциалы? Лили тебе всё-таки мало, — проворчала Свон и закрыла лицо ладонью. Никто не обратил на её реплику внимания. Голд продолжил: — Нет. Всё куда сложнее. Сила вашего и моего негатива. — Я… я ничего не понимаю. Но вы сможете из меня вытащить ваш негатив? — голос Эммы дрожал, она гипнотизировала ботинки, боясь прямо посмотреть Голду в глаза. — Я опять что-то должен делать за вас, мисс Свон, — ухмыльнулся Голд. — И без личной выгоды, к тому же. Боюсь, не получится. — Это почему ещё? — изумилась Эмма. Как он смеет опять ставить ей условия? Тьма — его, пусть он и разбирается. Это казалось Свон самым справедливым решением.