Мой лучший талисман

Шинтаро легко оттолкнулся от дна и поплыл наверх, разрезая воду мощными гребками. Вынырнул он с долгим горловым вдохом, при этом умудрившись не раскидать вокруг себя фонтан брызг. С каждым разом плавание приносило ему всё больше и больше удовольствия, страха почти не было, его вытеснял безудержный восторг. Вода снимала накопленное за день напряжение, боль в закаменевших от долгого сидения мышцах и просто помогала ему ненадолго забыть о проблемах королевства. Мидорима мог плавать и без Казунари, но с ним было гораздо приятнее, да и веселее, если честно. Такао любил брызгать в него водой, а Шинтаро любил ласкать его роскошный хвост. Отклик Казунари был настолько искренним и чувственным, что у Мидоримы каждый раз тяжелело внизу живота, а глухой стук пульса в горле мешал дышать. Под пальцами чувствовалось приятное тепло, гладкость перламутровых чешуек, плотно прилегающих друг к другу. И кто решил, что русалки и тритоны были холодными и пугающими существами, опасными для людей? Ослеплённые и очерствевшие сердцем трусы! Любопытные морские жители охотно шли на контакт, а когда доверяли и открывались полюбившимся людям, то меньше всего походили на грозных сынов и дочерей океана. Такао и вовсе напоминал большой, шумный, порывистый сгусток жаркого огня. — Обо мне думаешь, Шин-чан? — Казунари появился как всегда беззвучно. — Вот ещё. Как будто мне больше не о чем думать! — отмахнулся Мидорима, но Такао его слова не убедили. — Обо мне, — хитро протянул он. Мидорима не стал отрицать, всё равно самодовольный мальчишка видел его насквозь. Однако Казунари не собирался торжествовать, он подплыл ближе и поцеловал мужа. Его губы были влажными и прохладными снаружи и такими нежными, горячими изнутри, а язык ласково скользил по языку Шинтаро. Проворные пальцы зарылись в тёмно-зелёные и тяжёлые от воды волосы, и спина Мидоримы покрылась мурашками. — Ты дрожишь… — тихо заметил Такао. Шинтаро покачал головой и наклонился за новым поцелуем. От Казунари так умопомрачительно пахло свежестью и морем, что хотелось уткнуться носом в его кожу и пропустить через себя этот родной запах. Но вместо того, чтобы осуществить своё желание, Мидорима раскрыл губы мужа и нырнул языком в глубину жаркого рта. — Ты же знаешь, что совсем не от холода… Такао рассмеялся, жадно разглядывая его раскрасневшееся лицо, шею, грудь, скрытую под водой, и твёрдые от возбуждения соски. Этот взгляд тяжёлой лаской скользнул вниз, Казунари сглотнул, а потом их с Шинтаро потянуло друг к другу мощным магнитом. Они столкнулись руками, плечами, губами, бёдрами, целуясь почти болезненно, но бесконечно правильно и сладко. — Помнится, я кое-что задолжал тебе, Шин-чан… — удивительно, и как только Такао мог в этот момент говорить? Шинтаро не понял, о чём он, но Казунари обхватил его запястье, настойчиво толкая вперёд, пока пальцы не наткнулись на тёплую чешую. В грудь будто ударило чем-то тяжёлым, чем-то нестерпимо горячим, вызывающим внутри самую настоящую бурю. Мидорима поймал смущённый взгляд потемневших янтарных глаз, ища в них хоть каплю сомнения. — Уверен? Если нет, то мы не… Такао оборвал его торопливую речь: — Всё правильно, Шин-чан, всё хорошо! Мидорима некоторое время не сводил с него глаз и только убедившись в том, что Казунари жаждет этого так же сильно, как он сам, увлёк в очередной, до боли страстный поцелуй. Ведя вдоль боков пальцами, Шинтаро опустился к трепещущей на его шее жилке. Такао почти не дышал, будто растеряв свою дерзость, он льнул к мужу, всхлипывая сквозь зубы и жадно лаская в ответ. Мидориме пришлось приподнять его над водой, чтобы обхватить губами сначала один тёмно-розовый сосок, а потом и второй. Над головой раздался приглушённый стон, Казунари притянул его ближе, то зарываясь пальцами в волосы, то соскальзывая на плечи. — Шин-чан, пожалуйста! Мидориме совсем не хотелось дразнить его, поэтому он опустил ладонь на нежную кожу живота, плавно переходящую в чешую, ниже, на член. Вскрик Такао заставил его бурлящую кровь схлынуть вниз. В ушах давно грохотало так, словно поблизости падали камни. Шинтаро с трудом сдерживал стоны, ловя ртом прерывистое дыхание Казунари, лаская его именно так, как было нужно, правильно, сводя с ума и подталкивая к границе, за которой было лишь наслаждение. Такао дрожал в его руках, кожа под ладонями горела так, что даже вода больше не казалась прохладной. — Наверное, в воде тебе будет неудобно, — прохрипел Мидорима и понял всю абсурдность своей мысли. Ну конечно, тритону будет неудобно заниматься любовью в воде! Казунари нашёл в себе силы, чтобы рассмеяться. — О, будет просто замечательно, поверь мне! А теперь кончай болтать, Шин-чан, из нас двоих болтать должен я… — Мидорима снова заткнул его излишне болтливый рот, с особым удовольствием прихватив за затылок. Такао перехватил ласкающую руку и красноречиво опустил на чешую прямо под возбуждённым членом. Шинтаро нащупал небольшое углубление, куда нежно скользнул пальцами. Горячо, внутри Казунари было нестерпимо горячо и гладко, а сам он будто испытывал выдержку Мидоримы, подаваясь навстречу, обвивая хвостом его ноги, чередуя протяжные стоны с хриплым дыханием и всхлипами. — Пожалуйста… — прошептал Такао, толкая мужа в пропасть. Шинтаро пришлось крепко ухватить его за бёдра, чтобы контролировать себя и ненароком не навредить. Надавив на раскрывшиеся чешуйки, он вошёл в желанное тело. И осталась только жаркая теснота, крепкие объятья, сводящие с ума ласки, колыхание воды вокруг, сбивчивое дыхание и бесконтрольный шёпот: — Ещё, не останавливайся!.. Мидорима и не собирался. С каждым толчком он чувствовал, как расширялся в груди огромный ком расплавленной магмы. Такао двигался ему навстречу, позволяя любоваться своим лицом, покрывая поцелуями нос, щёки, лоб, всё, до чего мог дотянуться, приоткрывая пьяные от наслаждения глаза. Удовольствия было слишком много, оно пульсировало где-то внутри, превращая кровь Шинтаро в лаву, накрывая его с головой, пока не взорвалось, заставляя его кричать, содрогаться снова и снова и держать Казунари так крепко, как только можно. Такао последовал за ним, по его телу прошлась волна жара, выкручивая мышцы, затем ещё одна и ещё. Воздух в последний раз прорезал протяжный стон, и Казунари обессиленно упал в объятья мужа. — Ты потрясающий, — спустя некоторое время пробормотал Мидорима. Голос всё ещё был хриплым. Такао молча прижался к нему, чувствуя, как тепло вновь окутывает тело. Вместо ответа он прильнул к губам мужа в благодарном поцелуе и зарылся носом в мокрые пряди его волос. — Удивительный, — шепнул Шинтаро.