Мой лучший талисман

— Ваше Высочество, не вертитесь, пожалуйста, — умоляюще обратилась к Такао пожилая пухлощёкая портниха, разглаживая складки на торжественной мантии. Казунари тяжело вздохнул, но послушно замер, позволяя женщине работать дальше. — Это... трудно, — внезапно разоткровенничался он, имея в виду принятие короны и обязательств с ней связанных. Портниха оторвалась от своего занятия, взглянула на будущего молодого короля и ободряюще ему улыбнулась. — Вы справитесь! Такао в жизни подумать не мог, что свяжет себя узами с человеком, станет монархом, но Мидорима перевернул его мир вверх дном. Все планы, мечты, надежды рухнули, однако взамен пришли новые, куда более важные, значимые. И вот он стоял перед огромным зеркалом, волнуясь, переживая; вокруг вертелись и бегали служанки, а Шинтаро ждал там, снаружи, чтобы взять его, Казунари, в мужья. Тритон наивно полагал, что до свадьбы куча времени, можно подготовиться к колоссальной ответственности, возложенной на него, но как же он ошибался! День торжества подошёл совершенно незаметно, стремительно и неожиданно. Ещё вчера Такао весело плескался в искусственном озере, обливая недовольного короля водой, и вот сегодня уже кусал губы, терпеливо ожидая, пока слуги внесут новую корону. Мидорима приказал изготовить её специально для Казунари, чем удивил и обрадовал его. — Простите за ожидание, Ваше Величество, — заметив нервную дрожь Такао, обратилась портниха. — Ничего, её скоро принесут, — отмахнулся тритон, ещё раз взглянув на своё отражение. Казунари никогда не думал, что будет выглядеть настолько серьёзно и величественно одновременно. Поверх лёгкого нательного белья на тритона надели торжественно украшенный парадный костюм снежно-белого цвета. Этот чистый оттенок считался символом светлых помыслов и олицетворял искренность и естественность. На плечи накинули довольно тяжёлую мантию, отороченную чернильным лисьим мехом. Террум не отличался суровым климатом, поэтому обули будущего короля в ботинки, а на руки надели мягкие парчовые перчатки. И вот, когда Такао успел рассмотреть себя в мельчайших деталях, слуги внесли корону на изумрудной бархатной подушке. Тритон с трудом удержал себя от восхищённого свиста — будущий правитель как-никак. Корона-обруч блестела на свету и переливалась гранями драгоценностей на ней. Основа состояла из белого золота, украшенная жемчугом, дымчатым кварцем, чёрными бриллиантами и, несомненно, изумрудами. На Такао она смотрелась... неожиданно правильно. И это удивляло и вызывало восторг одновременно. — Мы завершили приготовления, Ваше Высочество, — деликатно кашлянула старшая служанка, гневно зыркнув при этом на хихикающих помощниц. Казунари подозревал, что эта женщина способна на несколько дел одновременно! Остальные слуги примолкли, ожидая слов тритона. Такао оторвался от созерцания своего отражения и внезапно для всех собравшихся лучезарно улыбнулся. Молоденькие служанки тихо ахнули, несмотря на яростные жесты портнихи. Ну а что они могли поделать, если будущий король настолько красив? Всё равно не им достанется, так хоть полюбуются. — Спасибо, — от души поблагодарил Казунари. — Это наша работа, Ваше Величество, — важно кивнула портниха. — Позвольте охранникам проводить Вас? — Да, конечно. Слуги отворили двери, пропуская тритона вперёд, где его уже ждали королевские стражники. Среди них Такао разглядел самого начальника — Котаро. Хаяма поклонился ему и задорно подмигнул совершенно не по этикету и дерзко, но Казунари ответил ему тем же. За прошедшее время тритон успел познакомиться с возлюбленным Мияджи. Начальник охраны оказался не степенным, собранным и занудным, как его себе представлял Такао, а энергичным, в чём-то непосредственным, вертлявым и болтливым молодым мужчиной. В последующие месяцы Казунари убедился, что Котаро предан Шинтаро и не так беззаботен, как хочет казаться. Он хитёр, ловок и чертовски умён. А ещё по уши влюблён в Киёши. — Доброе утро, Ваше Высочество! — улыбнулся Хаяма, обнажив острые клыки. — Разрешите поздравить Вас! — Доброе, — хмыкнул тритон. — Разрешаю! — Ну тогда желаю Вам долгой и счастливой жизни! — Что-то ты не слишком язвителен, — усмехнулся Такао. — Сегодня не тот день, но будьте уверены — завтра я посостязаюсь с Вами! — Ох, Котаро, официальный тон тебе не идёт. — Правила этикета, Ваше Высочество, — пожал плечами Хаяма. — И мы пришли, — как бы между прочим добавил он. Только тут Казунари понял, что стоит перед дверями в малую гостиную, где его ждал Мидорима и родители. А ещё ощутил внезапную нервную дрожь, подавить которую, как оказалось, не так уж просто. Такао готовили к свадьбе и роли короля несколько месяцев, так что он знал, что именно нужно делать и как себя вести. Торжество в Терруме отличалось от свадеб других стран. Если в Акварусе, как рассказывал Шинтаро, новобрачные связывались магической татуировкой, то в стране степей пары признавались супругами при помощи специальных браслетов. Украшения изготавливались индивидуально и при помощи всё той же магии. Обряд вёл жрец в храме, после чего новобрачные праздновали свадьбу уже в кругу семьи. В случае же, когда браком сочетались правители, дальнейшие торжества переносились в замок, куда приглашались дворяне и гости из других стран. Такао мотнул головой, прервав ненужные, волнующие его мысли и кивнул стражникам. Те молча подчинились, открывая тяжёлые двери. — Что-то ты долго, Бакао, — проворчал в своей манере Мидорима. И его привычное, родное ворчание внезапно подействовало на Казунари как странное, но поистине замечательное успокоительное. Он ощутил прилив нежности и потянулся к Шинтаро. Притянув опешившего короля к себе, Такао запечатлел на его губах крепкий поцелуй с привкусом ирисок — тритон обожал их. Только оторвавшись от притихшего Мидоримы, Казунари увидел за его спиной родителей. Отец безнадёжно качал головой, мол, он тут вообще мимо проходил, а мама улыбалась и морщилась от слёз одновременно — всё же она была чувствительной русалкой. — Я... собирался с мыслями, — честно признался тритон. — До сих пор не уверен? — заглянув прямо в глаза Такао, серьёзно спросил король. — Нет, уверен, Шин-чан! Теперь уверен как никогда в жизни! — и это была чистая правда. — Тогда идём, — расслабился Мидорима. И Казунари понял, что Шинтаро переживал не меньше. Фыркнув, тритон переплёл пальцы с пальцами будущего мужа и шепнул ему на ухо: — Люблю. — Взаимно! — хмыкнул Мидорима, поправив очки. — Ты потрясающе выглядишь, Шин-чан! Такао не льстил. Король и в самом деле был необыкновенно красив в своём парадном костюме и чёрной мантии. В зелёных волосах мерцала роскошная корона, украшенная изумрудами и чёрными бриллиантами. От Мидоримы исходила аура надёжного, справедливого и гордого монарха. За ним можно было пойти хоть на край света. — И ты, Такао, — улыбнулся Шинтаро. Впервые увидев своего тритона в торжественных одеждах, Мидорима едва сдержал вздох восхищения. Казунари превзошёл все его ожидания. Если в обычных тряпках он выглядел так, что дух захватывало, то в парадном костюме сиял, как огранённый алмаз. К жителям они вышли спустя несколько минут. На площади уже собрались люди со всего Террума, а впереди, отдельно от них стояли гости и дворяне. В воздух летели осенние цветы, а жители выкрикивали поздравления. Среди них Казунари увидел смутно знакомые лица, но Шинтаро повёл его к лошадям, отвлекая от толпы. В храме пару уже поджидал жрец с какой-то пиалой в руках. Из неё шёл едва различимый дым. В воздухе витал лёгкий, приятный запах жжёных трав. Такао разглядел украшенный цветами алтарь и расставленные повсюду белоснежные свечи. Дождавшись будущих супругов и гостей, жрец, кашлянув, начал свою речь: — Да будет благословенен день сегодняшний! Его Величество, Мидорима Шинтаро, впервые связывает себя узами брака с Его Высочеством, будущим королём Террума, Такао Казунари! Свидетелями являются Боги, духи предков и жители. Перед их лицом я спрошу у Вас, Ваше Величество, Мидорима Шинтаро, является ли Ваше желание вступить в брак с Его Высочеством, Такао Казунари, осознанным и взвешенным? Клянётесь ли Вы любить его уважать, оберегать и хранить верность? — Да, клянусь, — просто ответил король, крепко сжав пальцы тритона. — Тогда спрошу у Вас, Ваше Высочество, Такао Казунари, является ли Ваше желание вступить в брак с Его Величеством Мидоримой Шинтаро осознанным и взвешенным? Клянётесь ли Вы любить его уважать, оберегать и хранить верность? — Да. Клянусь, — уверенно заявил тритон. — Принимаю ваши клятвы. А теперь позвольте надеть священные браслеты и завершить ритуал. Оба теперь уже супруга не сговариваясь, вытянули руки вперёд, и жрец защёлкнул на их запястьях приготовленные брачные браслеты. Такао любопытствуя, осмотрел свой: браслет, плотно обхвативший его руку, не сдавливал, но и не болтался, был изготовлен из неизвестного серебристого металла и украшен чистейшими изумрудами. На запястье Шинтаро поблёскивал точно такой же, только сиял уже чёрными бриллиантами. — Насмотрелся? — шепнул Мидорима, пока его и Казунари овевали дымом из пиалы. Воздух вокруг наполнялся приятным, чуть горьковатым запахом. — Они чудесны... — восторженно ответил тритон. Закончив ритуал, жрец встал у алтаря и произнёс заключительные слова: — Отныне ваши судьбы связаны в одну! Да прибудет с вами любовь! Перед видимыми и незримыми свидетелями я с радостью сообщаю, что брак закреплён! Пусть он будет крепок, принесёт вам счастье, а стране процветание! — Мой полностью! — довольно сощурился Мидорима. — Я и так был твоим, — мурлыкнул тритон. Послышались громкие возгласы жителей, хлопки и поздравления. К Казунари подбежала мама, крепко обняла его, поцеловала и перешла к Шинтаро. Отец хлопнул сына по плечу, неожиданно весело подмигнул, а потом точно так же поздравил короля. Мидорима покачнулся, но мужественно выстоял, за что удостоился уважительного кивка. — Поздравляю, — всхлипнула Нацуко, — я так рада за вас! Казунари, сыночек! — Ну всё, всё, — кашлянул Харуто, — успокойся. Такао покачал головой и обнял обоих родителей, разделяя с ними своё счастье. — Спасибо! — только и ответил он. Дальнейшие торжества прошли мимо Такао и Шинтаро. Они любезно общались с приглашёнными гостями, танцевали и улыбались. Но мысли обоих витали далеко. Супруги хотели остаться, наконец, наедине, только правила приличия не давали им слинять. Казунари плохо помнил, что механически жевал на ужине. Кажется, мясо... а может птицу... Повара старались, и еда была выше всяких похвал, но Такао считал минуты до момента, когда можно будет покинуть гостиную. А тем временем слуги подали десерт: бисквитные торты, политые шоколадом, всевозможные фрукты, конфеты в ореховой стружке, медовые пироги и украшение вечера: огромный кремовый торт со взбитыми сливками, украшенный засахаренными бутонами алых роз. Отвлёкшись на кондитерское чудо, Казунари заметил, что к их с королём столу кто-то подошёл. — Мидорима, — произнёс незнакомец низким, приятным голосом. Пожалуй, Такао присвоил бы голосу подошедшего второе место в личном рейтинге. На первом, несомненно, был голос Шинтаро. Тритон оторвался от торта и заинтересованно оглядел незнакомца. — Аомине, — скривился Мидорима. «Так вот он, король Севера!» — с любопытством подумал Казунари. Шинтаро и раньше показывал Такао портреты правителей других стран. Лицо Аомине запомнилось тритону мгновенно. Мельком он успел рассмотреть портреты его мужей, но не достаточно для утоления любопытства. Но вот теперь сам северный король стоял рядом и нагло ухмылялся, глядя на Мидориму. — Поздравляю, вот и ты попал под чары! Представь мне своего мужа. Шинтаро скрипнул зубами, но быстро взял себя в руки. — Казунари Такао, будущий король Террума и мой муж, — ответил Мидорима и обратился уже к тритону: — Аомине Дайки — правитель Акваруса. — Очень приятно, — вежливо кивнул Казунари, хоть и почувствовал напряжение между Дайки и мужем. — И мне, — внезапно довольно мирно ответил Аомине. — Где твои мужья? Я выслал четыре приглашения, — педантично напомнил Шинтаро. — Здесь, конечно, — не сомневаясь, бросил Дайки и, словно бы в подтверждение его слов, короли поспешили к столу Мидоримы. И Такао убедился в словах мужа. Эти четверо... непостижимым, невероятным образом были связаны друг с другом толстыми золотыми нитями. Казунари видел их и чувствовал горячую, нежную, страстную, мягкую любовь, витающую между ними. «Тут даже слепой заметит!» Тритону удалось познакомиться со всеми мужьями Аомине. Куроко был воздушной нежностью Дайки, Кисэ — земной страстью, а Кагами — яростным огнём. Казунари не знал, откуда подобные сравнения вообще пришли ему в голову, но они показались правильными. — Ты так смотришь... мне начать ревновать? — отвлёк тритона от мыслей Мидорима. — А ты ревнуешь, Шин-чан? — лукаво прищурившись, спросил тот. — Не стоит. Это всего лишь любопытство. — Тогда может уйдём отсюда? Положенное время мы отсидели. — Не терпится? — понимающе кивнул Такао. — К чёрту правила, идём! — Ещё как, — шепнул ему на ухо король, когда они выбрались, наконец, из гостиной. Подхватив ойкнувшего тритона на руки, Мидорима понёс его в новые совместные покои. Там их уже ждала ванна, доверху наполненная ароматной водой, и расстеленная кровать. — Ты грязный, Шин-чан? — пробормотал Казунари, ловко выпутываясь из костюма. — Нет, — голос короля сел от разгорающейся в крови страсти. — А ты? — Вот и я нет! Пункт с ванной пропустим! — поспешно ответил Такао, щёлкнув пальцами. Его магия прошлась по обнажённым телам прохладным потоком, отчего Мидорима слегка вздрогнул — не привык ещё. А потом они накинулись друг на друга с диким голодом, будто влюблённые после десятилетий в разлуке. Шинтаро повалил мужа на свежие простыни, покрывая его жадными поцелуями, сжимая упругую задницу в ладонях. Такао плавно прогнулся, прижимаясь как можно плотнее, обвивая Мидориму руками и ногами. Желая соединиться с ним, быть поглощённым им. Сладкое безумие. — Шин-чан, — первый протяжный стон сорвался с припухлых губ тритона, когда король обхватил влажным горячим ртом напряжённый темно-розовый сосок. Ладонь Мидоримы опустилась с подрагивающего живота на бедро. Пальцы с нажимом прошлись по нежной коже, вызывая томную дрожь. Снова и снова, пока Такао не застонал, прося о большем. Шинтаро оторвался от вздымающейся груди мужа и не удержался от жадного поцелуя. Губы Казунари с готовностью приоткрылись навстречу. «Что же ты делаешь со мной?» Тритон всхлипнул, наслаждаясь несдержанностью Мидоримы. Его тело расплылось горячим желе, стоило только ладони короля накрыть напряжённый, пульсирующий член. Шинтаро нежно обхватил его, лаская в такт собственным резким движениям. Он поймал себя на мысли, что жадно трётся о Такао, ощущая его всем телом. Но этого чертовски мало. Вид раскрасневшегося, тяжело дышащего, податливого тритона только подталкивал Мидориму в бездну. В воздухе витал тяжёлый запах страсти: дикий коктейль из аромата Казунари, его смазки, запаха самого Шинтаро. Королю хочется целовать мужа, ласкать до криков и мольбы, слизывать с гладкой кожи капли чистого пота. Что он и делает. Такао извивается и выгибается навстречу. Мидориме кажется, что скоро он просто набросится на мужа. Его собственное тело дрожит в предвкушении, пах давно ноет, в животе сворачивается тугой узел желания, а в висках тяжело стучит горячая кровь. — Возьми же меня, — голос Такао: хриплый, умоляющий, только подливает масла в огонь. — Ты прекрасен, мой тритон, — шепнул Шинтаро. Казунари не особо требовалась тщательная подготовка, но Мидорима ловил от этого процесса особое удовольствие. Пальцы осторожно растягивали тугие мышцы, скользя внутри Такао, оглаживая горячие стеночки. Тритон только шипел сквозь зубы, подавался навстречу и лихорадочно сминал простыни. Шинтаро видел, какое удовольствие доставлял мужу, но наклонился к его члену, обхватил его губами. И это было настолько интимно-близко, что почти больно. — Шин-чан, — голос Казунари такой жалобный, что Мидорима зажмурился, пытаясь держать себя в руках, — пожалуйста! Шинтаро захлестнуло горячим возбуждением, когда Такао отстранил его от себя, обхватил шею руками и жадно, мокро поцеловал. Язык лизал влажный рот, встречаясь с бархатной мягкостью его языка. Мидорима тонул в запахах, звуках, ощущениях. Они целовались так долго, что, кажется, уже вплавлялись друг в друга. Король тёрся пахом о бедро Казунари, сминая в ладонях его ягодицы, а тритон лихорадочно оглаживал всё, до чего мог дотянуться. — Давай, Шин-чан, возьми меня, — Такао сам бесстыдно раздвинул ноги, полностью раскрываясь жадному взору глаз мужа. — Чёрт, — и выдержка подвела Шинтаро. Выдохнув раскалённый воздух, он подхватил Казунари под ягодицы, приподнял и вошёл одним слитным движением, вырывая из его горла приглушённый вскрик. Мидорима знал, каково это, быть внутри Такао. Горячо, тесно и просто ошеломительно. Но каждый раз он снова и снова терял голову. И это было восхитительно. Глядя прямо в затуманенные серебристые глаза тритона, Шинтаро просунул руку между их тесно сплетёнными телами, сжал пальцами его член, лаская в такт движениям. — Такао... Такао! Мыслей в голове нет. Нет никого и ничего вокруг, кроме Казунари. Его громких стонов, жара его податливого тела, раскрытых розовых губ, лихорадочных движений навстречу и крепких объятий. — Да, так, Шин-чан, это... аах!.. — лепет тритона тонул в жарком мареве страсти, раскалённых поцелуях, ласках. Такао хрипел и скулил, ощущая сильные движения в своём теле, жаркую пульсацию и раскрывался, обвивая Шинтаро руками, ногами, желая слиться с ним. Он дрожал, мышцы сжимались, а тело скручивало в сладких спазмах, и Казунари захлёбывался в мощном наслаждении, накрывшем его с головой. Тритон резко изогнулся в пояснице, выплескиваясь в ладонь короля. Сперма полилась по пальцам Шинтаро, стекая на живот Такао. Мидорима последовал за ним, изливаясь в дрожащее тело мужа. Он и сам забился, будто в лихорадке, переживая накрывающую его лавину удовольствия. Шинтаро без сил упал на Такао, соприкасаясь с его влажной кожей. Кровь стучала в висках, сердце отчаянно трепыхалось где-то в горле, колотилось, грозя выбить трахею. — Это до тошноты сентиментально, но я люблю тебя, Такао, — прохрипел, наконец, Мидорима, глядя прямо в серебристые глаза. — Шин-чан, я обожаю тебя, — горячо зашептал в ответ Казунари, ложась под бок мужа. Король внезапно фыркнул и снял с шеи медальон. — Это же твой талисман на день! — ахнул тритон. — Не думал, что буду способен на подобную сахарную сладость, но теперь ты мой талисман, Такао. Лучший. Казунари всхлипнул, зажал рот рукой и помотал головой. Мидорима взволновался, было, но тритон сам обхватил его за шею руками, прильнул близко-близко. — Я... Шин-чан, я люблю тебя! Ты — моё все! И твои слова... спасибо, они прекрасны. — Ну и чего ревёшь? — Чувства сами рвутся наружу, не могу с ними справиться. Шинтаро покачал головой, а потом просто притянул дрожащего мужа к себе, закрывая его от всего мира в надёжных объятьях. Баюкая и успокаивая, пока Такао не уснул прямо в руках. — Глупый, чувствительный мальчишка, — мягко шепнул король, укладывая Казунари в кровать. — Мой самый прекрасный тритон. Такао причмокнул во сне, чем вызвал нежную улыбку. Шинтаро же осторожно прилёг рядом, накрыл мужа одеялом и прижался к нему, согревая. Через несколько минут он уже крепко спал, убаюканный тихим дыханием Казунари и завыванием ветра за окном.