5
13 июля 2015 г., 20:34
Зелье в котелке пузырится и шипит, и Кастиэль внимательно следит за ним, дожидаясь изменения цвета, обозначающего необходимость добавления нового ингредиента. Задержав дыхание, он заносит над котелком ложку с тщательно отмеренными толчёными листьями остролиста; поначалу изменение будет едва заметно, а добавить листья нужно прежде, чем тёмно-бордовый окончательно перейдёт в пурпурный.
Дин сидит на стуле за его рабочим столом, опираясь локтем о стол и опустив голову на кулак. Ему заняться нечем, и он читает книгу. Все ингредиенты собраны, магазин прибран. Сегодня не очередь Кастиэля стоять за прилавком, так что Дин скучает. За прошедший час он по многу раз сообщил об этом почти всем в магазине.
Звенит колокольчик, и Дин вскидывает голову:
– Можно мне?
– Ты же знаешь, что это работа Памелы, – бормочет Кастиэль, едва осмеливаясь моргнуть. – Пожалуйста, не разговаривай со мной сейчас, Дин. Мне нужно сосредоточиться.
– Пэм вышла покурить. Ты разве не слышал?
Нет, не слышал. Кастиэль морщится, когда колокольчик звенит снова. Мэг ведь тоже неподалёку и ничем не занята, можно даже услышать клацанье её мобильника, но она не сделает ничего, пока её не попросят. Фыркнув, Кастиэль не глядя машет рукой:
– Ладно, действуй.
– Да! – Дин вскакивает на ноги и несётся в магазин извиняться за задержку.
Кастиэль тут же забывает о нём. Зелье важнее всего на свете, и если его испортить, будут потеряны часы… вот!
Цвет едва уловимо светлеет, и Кастиэль бережно стряхивает в котелок остролист. Вместо того чтобы стать пурпурным, кипящее зелье приобретает лёгкий розоватый оттенок, и Кастиэль мысленно аплодирует себе за ловкость. Осталось поставить таймер на пять минут и забросить сосновые иголки. А потом варить на медленном огне полчаса, и готово.
Вот только банка с пометкой «сосновые иголки (толчёные)» пуста. Кастиэль торопливо проносится мимо Мэг, забросившей ноги на стол; если шеф узнает, ей не поздоровится, но Кастиэлю совершенно не до неё. Время поджимает.
Упав на колени, он начинает рыться в комоде, где хранятся запасные ингредиенты. Там нужно навести порядок, и этим могла бы заняться Мэг, которой всё равно нечего делать. Часики тикают, остаётся уже две с половиной минуты, и он злится. Запасной банки нет, а она нужна!
– Привет, Кларенс. Что у тебя там за шило? – спрашивает Мэг.
– Сосновые иголки. Толчёные.
– На полке.
– Там уже смотрел. Банка пустая. – Он отпихивает пакет с кедровой стружкой и контейнер с мульчей мандрагоры. – Где запасные?
– Как я и сказала – на полке. – Голос Мэг звучит почти издалека. Кастиэль оборачивается через плечо и видит банку в её руках. – Я увидела, что здесь пусто, вспомнила, что иголки заканчивались, и поставила новую. Я думала, банку забрали помыть или типа того. – Она бросает ему банку, и он чуть не падает на колени, чтобы её поймать. – Держи.
– Спасибо, – он улыбается и трясёт банку, вслушиваясь в издаваемое ею шш-шш. Полная.
На обратном пути он застывает, услышав смех Дина. Оглянувшись через невысокую разделительную стенку, он видит, как Дин опирается локтями о стойку, разговаривая с пожилой женщиной. Она невысокая и едва может разглядеть что-то за стойкой, но он улыбается ей и смеётся, глядя на фото в её руках, пока она бешено жестикулирует.
Кастиэль знает её. Ей нравится рассказывать о своей внучке и о том, как потрясающе она играет на скрипке. И что-то загорается в груди Кастиэля при виде того, как Дин дарит её всем своим вниманием, как смеётся и кивает. Покалывающее ощущение усиливается, когда Дин поднимает голову и смотрит прямо на него; его улыбка становится чуть мягче, и он слабо машет рукой. И это не первый раз, когда кровь Кастиэля закипает при виде Дина.
Он пытается не думать о том, что знает, каково ощущать эту улыбку на своих губах.
Женщина тоже оборачивается, и Дин, подавшись к ней, что-то шепчет; он указывает сначала на себя, а потом на Кастиэля, и она улыбается шире, кивает и тоже машет ему. Вспыхнув, Кастиэль неуверенно машет в ответ.
Срабатывает таймер, и, выругавшись, он приходит в себя и несётся к котлу. Мэг смеётся, и Кастиэль доблестно пытается не обращать внимания. К счастью, он не опаздывает, и после добавления иголок тоник выглядит как раз так, как и должен. Кастиэль ослабляет огонь.
– В следующий раз надо будет заснять, – заявляет Мэг, не отрываясь от телефона. Она опасно раскачивается на стуле, пока он проходит мимо – поставить ингредиенты на место.
– Заснять что?
– Твоё глупое лицо, когда ты на него смотришь.
Румянец наверняка доходит до ушей, и на мгновение Кастиэль позволяет себе представить, что выбивает из-под неё стул. Но она поднимает голову и коварно улыбается:
– Видел бы ты его, когда он смотрит на тебя.
*
– Мне эта затея больше не нравится, – шипит Дин, пуша перья. Его подбрасывает в корзинке.
Кастиэль надевает на правую руку толстую соколиную перчатку и сгибает и разгибает пальцы. Перчатку он одолжил у матери Джесс, отец которой работал в Центре. Она старая и испещрённая следами множества когтей, но подойдёт для того, что они собрались делать.
– Если не хочешь, ты не обязан, – он оборачивается посмотреть на Дина. – Нам даже не обязательно заезжать на холм. Я могу медленно проехать по улице.
Дин широко распахивает чёрные глаза, контрастирующие с белизной его перьев. Его почти колотит, и Кастиэлю становится неловко, что он вообще это предложил. Хотя вообще-то он просто пошутил, заговорив об этом пару дней назад за ужином.
Его терзало то, что пока он напрасно мечтает воспарить в небо, кто-то другой может это сделать, но не хочет из-за детских воспоминаний. Конечно, Кастиэль понимает, что такое пережитая травма – он и сам не без греха (достаточно всего одного мешочка с паучьими яйцами в ботинке, чтобы перепугать вас до конца жизни – всего одного).
– Скоро мне совой становиться, – ворчит Дин, встряхиваясь и выпрямляясь в корзинке во весь рост. – Нужно привыкать. Или это, или помирать с голоду.
Он запрыгивает на край и взмахивает крылом, веля Кастиэлю протянуть руку, а потом прыгает на его палец, впиваясь коготками. Кастиэль осторожно кладёт поверх его лапок большой палец – вроде как предосторожность, почти ремень безопасности. Дин пушит перья и расправляет крылья, едва не задев голову Кастиэля.
– Я готов. – Но тут он бросает взгляд на холм впереди и разворачивает голову на 180 градусов. – Только давай сначала туда. Поехали на холм.
Кастиэль, смеясь, подчиняется. Он осторожно разворачивает велосипед и неторопливо трогается с места, второй рукой крепко сжимая руль. Он бы и без этого мог обойтись, но Дину так будет спокойнее.
Ему оказывается очень сложно следить за дорогой и обочиной. Хочется перевести взгляд на Дина и увидеть, как он наконец открывает глаза и перестаёт просто поддаваться ветру. Краем глаза он замечает лишь, как Дин чуть разводит крылья.
Спустя пару кварталов и поворотов крылья Дина распахнуты уже во всю ширь, и рука Кастиэля начинает болеть от тяжести и усилий держаться ровно.
Когда он останавливается, на том же месте, с которого они и начали, Дин спрыгивает на руль и смотрит на Кастиэля. На его лице, насколько это возможно для совы, отражается благоговение.
– Было не так уж и плохо!
Кастиэль ведёт плечом, потирая руку:
– Я рад, что ты так думаешь.
Дин склоняет голову на сторону и пару раз моргает, а потом тянется к его локтю крылом:
– Рука затекла?
Шея Кастиэля, кажется, вспыхивает, хотя он, хоть убей, не может понять, почему.
– Немного.
– Устал?
– Не особенно.
Безо всякого предупреждения Дин спрыгивает с руля, пару раз взмахнув крыльями в воздухе перед тем, как превратиться. Обернувшись, Кастиэль наблюдает за тем, как он отвязывает от багажника корзину. Он сваливает в неё верёвки и, стянув с руки Кастиэля перчатку, добавляет её в общую кучу.
Смысла спрашивать, что он делает, нет. Он всё равно сделает, что ты ему ни скажи. Надёжно удерживая велосипед, Дин подталкивает Кастиэля назад; тот растерянно подчиняется и оказывается стоящим над багажником и задним колесом. Когда он пытается всё-таки спросить, что происходит, Дин шикает на него и опускается на колени.
– Ставь ногу сюда, – обхватив его лодыжку, словно это ни разу не нарушение личного пространства, Дин ставит её на большой винт заднего колеса. – Только осторожно, не зацепись ни за что.
– Я не буду опираться на привод, Дин.
– Это не привод. Просто не вертись и сиди на багажнике. Тебе придётся корзину везти на коленях. – Дин выпрямляется и выжидательно на него смотрит. – Да сядь ты и расслабься, я поведу.
Кастиэль закатывает глаза, но подчиняется, только вторую ногу на винт не ставит, пока Дин не усаживается сам. Корзина неуютно мешается между его животом и сиденьем.
Чего он не ожидает, так это того, что Дин потянется назад и устроит его руки на своих бёдрах.
– Хочешь свалиться? – ухмыляется он через плечо. – Просто держись.
Кастиэль рад, что он отворачивается, не успев заметить его румянца. Гулко сглотнув, он осторожно цепляется пальцами за петли от его ремня и всю дорогу ненавидит корзину, не будь которой, он мог бы на законных основаниях прижаться к спине Дина.
*
– Кас?
Кастиэль не уверен, от чего просыпается: от звука своего имени или мерного стука в дверь спальни. Два часа ночи, так что он не рад ни тому, ни другому. Перекатившись, он прячет голову под подушку и пару минут пытается не обращать ни на что внимания, но Дин не перестаёт и даже не останавливается, что как нельзя лучше отображает то, какой он упёртый и раздражающий; лучше бы этому оказаться важным.
Отбросив одеяла в сторону, Кастиэль тут же об этом жалеет. В комнате холоднее, чем он думал. Сегодня чуть ли не самая холодная ночь за всю зиму. Шаркая к двери, он дрожит.
Он открывает на полустуке, и Дин замирает, одной рукой обхватив себя за грудь, а вторую занеся вверх.
– Что такое, Дин? – сердито спрашивает Кастиэль, растирая ладони о футболку. – Середина ночи и холодина жуткая.
– Ты чуть не обделался, когда я в прошлый раз подкрутил термостат, и я пришёл спросить разрешения. Можно?
– Мне было тепло, пока ты меня не разбудил. И тебе было бы тоже, оставайся ты в кровати. Иди и оденься вообще. Одежда творит чудеса.
Дин качает головой, растирая руки:
– Я не могу спать в футболке.
– Ну спи совой. Перья тебя согреют.
– Да дай ты мне просто включить…
Кастиэль закатывает глаза:
– Если только ты не собрался начать оплачивать счета за отопление, или оденься, или перекинься. Одеял возьми запасных. Термостат останется как есть.
Он пытается захлопнуть дверь, но Дин проскальзывает в комнату и обхватывает его лицо ладонями. Они почти ледяные, и Кастиэль отдёргивается, отталкивая его руки.
– Что ты…
– Видишь теперь, как мне холодно? – жалуется Дин, пряча руки под мышки. – Я уже взял все одеяла. А именно два. Единственное наше запасное одеяло было на диване. Или включи отопление, или я заберу твоё.
Кастиэль сужает глаза и хлопает дверью.
– Ты не посмеешь.
Пару секунд они сверлят друг друга свирепыми взглядами, а потом Дин разворачивается и несётся через всю комнату к кровати, плюхаясь на неё животом. Кастиэль не успевает ему помешать, и Дин забирается под одеяло, сворачиваясь в кокон. Иногда его детские замашки бывают очень милыми, но сейчас, в два часа ночи, они просто раздражают.
– Дин, – сурово говорит Кастиэль, подходя к нему, – убирайся с моей кровати.
– Нет, – бормочет Дин из одеяла. – Тут тепло. Можешь спать в моей.
– Не буду я спать в твоей кровати! – Кастиэль садится на матрас и тянет за край одеяла, пытаясь высвободить его из хватки Дина. – А ну отдай!
Попытка оказывается бесполезной. Толку чуть. Дин сильный, а Кастиэль сонный, и спустя пару минут пиханий с коконом в одеяле и одну попытку столкнуть его на пол он сдаётся и ложится спиной к Дину, упрямо сворачиваясь, закрывая глаза и пытаясь поймать хвост последнего грубо прерванного сна.
Дин почти сразу же набрасывает на него одеяло и сильной рукой обнимает его за талию, притягивая к себе и прижимаясь чуть теплой грудью к его спине. Вообще-то он действительно холодный, но сам виноват – нечего спать в одних трусах. И на этой мысли щёки Кастиэля вспыхивают.
Становится только хуже, когда колено Дина проталкивается к его коленям, а его холодный нос прижимается к шее Кастиэля.
– Такой тёплый! – радостно вздыхает Дин. Кастиэль вздрагивает, кожей ощутив его дыхание.
– Дин? – спасибо хоть, что голос не сорвался. В ответ Дин только вопросительно мурлычет и трётся носом о его шею. – Что ты делаешь?
– Делю тепло. Ты мне не оставил выбора. – Дин зевает и слабо сжимает в пальцах ткань футболки Кастиэля у его живота, в котором и так начался настоящий цирк с акробатами.
Неужели он действительно не понимает, что делает с Кастиэлем?
С самого Нового года Кастиэль всё больше и больше осознавал, как много места в его жизни занимает Дин. Почти всё в нём обращало на себя внимание Кастиэля. Его смех; его улыбка; его доброта к совершенно незнакомым людям; его нетерпимость к каждому, кто плохо отзывается о других; его внимательность к Кастиэлю и всему, что он делает. Его глаза; его зубы, язык и губы; его руки и пальцы – всё это отвлекало Кастиэля почти каждый день.
Дин должен знать. Он никак не мог не заметить, как смотрит на него Кастиэль. Мэг заметила. Пэм заметила. Даже начальник Кастиэля заметил, а он почти не появляется в магазине. От этого только больнее помнить, что Дин с ним ненадолго. У них осталось мало времени, а потом Дин исчезнет. Навсегда.
Кастиэль должен его прогнать. Если настоять, Дин не станет так его обнимать. И он уйдёт к себе, если попросить об этом искренне. Но Кастиэль этого не хочет. Ему куда уютнее, чем он ожидал. И он не помнит, когда последний раз делил с кем-то кровать – делать это с Дином на удивление приятно. Наверное, это последний раз перед тем, как Кастиэль снова останется один.
Но ведь один останется не только он. Дин тоже. Нет никакой гарантии, что с обращением он потеряет страх перед полётами; как тогда он найдёт других сов? Он может остаться здесь, но разве не одиноко быть чьим-то питомцем? Кастиэль даже не знает, что Дин чувствует.
– Дин?
– Ты всегда такой болтливый, когда люди пытаются заснуть?
Фыркнув, Кастиэль перекатывается на спину. Дин тут же прижимается к его боку.
– Что ты чувству…
– Я тебя сразу остановлю, Кас, – бормочет Дин, сжимая руку на его животе. – Ты же знаешь, что я не мастак говорить о чувствах.
Кастиэль вздыхает и поворачивается на бок, лицом к Дину. Их колени неуклюже сталкиваются, но Дин не убирает руки с его талии. Он пытается притвориться, что спит, но спустя тридцать секунд открывает глаза и косо смотрит на Кастиэля. Румянец на его щеках Кастиэлю явно мерещится; если кто и смущается от их близости, так только он сам.
– Ну что?
Кастиэль опускает взгляд на свои лежащие между ними руки.
– Кто-нибудь вообще спрашивал тебя, что ты чувствуешь? По поводу использования меня, необразовавшейся связи, твоего превращения…
– Сэм, – обрывает его Дин. – Спросил, когда простил меня. Чувствую я себя, Кас, хреново из-за того, что тебя использовал. Ты же знаешь. – Кастиэль кивает, и он продолжает: – Сначала ты был просто подвернувшимся под руку парнем, но потом вдруг оказался крутым, и искать Сэма стало ещё сложнее. Если бы я его нашёл, мне нужно было бы свалить, а это было бы просто по-скотски.
– Да, – кивает Кастиэль и улыбается, когда Дин раздражённо хмыкает. – Но что насчёт перспективы остаться совой? Потерять себя?
Какое-то время Дин молчит и смотрит на руки Кастиэля.
– Не знаю. Это как будто будет не по-настоящему, хотя я знаю, что это не так. Я пытаюсь об этом не думать. В смысле, я же даже не пойму, что это произошло. Наверное.
Он пожимает плечами и сердито хмыкает, переворачиваясь на спину. Его рука уходит, и Кастиэлю вдруг становится холодно. Он подползает чуть ближе, и, к его удивлению, Дин поднимает другую руку и так и держит, пока Кастиэль, поняв намёк, не прижимается к его боку; Дин тут же обнимает его за плечи.
– Не знаю, Кас, – тихо говорит Дин, глядя в потолок. – Я ничего не могу сделать. Это как умирать, наверное. Когда это случится, мне будет уже всё равно. Если только я не окажусь среди тех бедолаг, что сохраняют память. Ну, тогда я хотя бы смогу разговаривать с Сэмом и тусоваться здесь. Но отстой, что я больше не смогу говорить с тобой.
Кастиэль старается сосредоточиться на его словах, а не пугающем количестве кожи под его рукой прямо сейчас.
– Тебе страшно?
– Я просто в ужасе, – шепчет Дин, крепче обнимая его за плечи.
Что можно на это ответить? В горле возникают какие-то слова, но ни одно из них не звучит вслух, и Кастиэль только обнимает Дина за талию.
Несмотря на всё своё напускное безразличие, Дин напуган так же, как и Кастиэль. Это никак не утешает, но Кастиэль решает попытаться сделать его последние дни как можно лучше.