Инфекция

Несмотря на чудовищно длинный и тяжелый день, Лайт, вопреки всему, долго не мог заснуть. Когда дыхание Эла выровнялось и он заснул, Лайт повернул голову, задумчиво разглядывая спящего детектива. Во сне он выглядел совершенно по-другому, казался таким…хрупким. С закрытыми глазами он выглядел намного моложе своих лет. Крики инфицированных становились все громче и громче, Лайт понял, что уже не может от них абстрагироваться. Эти вопли напомнили ему о фильме ужасов, который он смотрел вместе с Саю много лет назад. Забавно, но в то время зомби из «Обители Зла» привели Лайта в ужас, а сейчас он понимал, что те мертвецы только цветочки, по сравнению с теми, кто сейчас разрывает друг друга за этими стенами. Живые мертвецы. В сознании незамедлительно всплыла картина из здания правительства, где держали зараженную, затем он вспомнил, как одна из них в клочья разорвала шею полицейского, словно дикое животное. Откуда пошел этот вирус? Кто был первый зараженный? Как все началось? Лайт зажмурился, пытаясь подумать о чем-нибудь другом, о чем угодно. Мысли вернулись к расследованию дела Киры. Казалось, это было так давно, совершенно в другой жизни. Япония, списки подозреваемых, графики и статистики смертей от сердечных приступов… Но и эти мысли не привели ни к чему хорошему. Все, что он сейчас видел — холодные, осуждающие черные глаза, в которых уже читался вердикт: Ты — Кира. Ты — убийца! Лайт вздрогнул и невольно сильнее сжал руку детектива. Ему стало нехорошо, тело бросило в дрожь. Нужно было сходить в уборную, плеснуть в лицо холодной водой и привести мысли в порядок. Осторожно, чтобы не разбудить Эла, Лайт выбрался из-под одеяла, нащупал неподалеку фонарь и тихо вышел из магазина. Босые ноги начинало сводить от холода, пол был ледяным. Ближе к выходу стены были тоньше, и отчетливо слышались душераздирающие крики. Лайт помнил, где находился туалет. Он прошел мимо стульев, на которых некогда они обсуждали план на день. Лайт подумал о тех, кто остался тут. Пять здоровых человек из шестидесяти трех миллионов: Он, Эл, девочка Кори, подросток Рэйчел и мужчина афроамериканской внешности — Кент. Стараясь отвлечься от воплей, Лайт решил думать о них. Кори казалась умнее детей ее возраста, а Рэйчел обычной девчонкой с подростковыми гормонами. Кент же выглядел внушительно, глядя на него сразу было понятно, что лучше с ним не шутить. Столько разных людей запертых в одном здании на шесть недель. Столько людей, вынужденных ладить и полагаться друг на друга. Лайт вспомнил Японию, мать, сакуру, цветущую вокруг университета, и сердце защемило от тоски по дому. Зачем он согласился поехать с Элом? Какого черта Эл, который никогда не давал поблажек, позволил ему поспать подольше в тот чертов день? Они могли бы быть в безопасности! Лайт вспомнил, как схватил Эла за запястье, когда испугался, что машину перевернут зараженные, или как обнял его в темноте посреди коридора у магазина электроники. Он понял, как зависим от Эла. Почему детектив не позволял себе таких эмоций? Ему, наконец, удалось не думать о ужасах снаружи, но приятнее от этого не стало. Лайт почувствовал такое отвращение к себе, что хотелось заскулить от отчаяния. Он чувствовал себя как беспомощный и испуганный ребенок, хотел забиться в угол и жалеть, жалеть себя. С одной стороны, кто может его за это осудить? Гений он или нет, но в такой обстановке, когда от каждого шороха рвутся нервы и в любой момент сюда может ворваться беснующаяся толпа зараженных чудовищ, только и остается, что жалеть себя и надеяться на лучшее. Добравшись, наконец, до ванной, он не стал включать свет, а поставил фонарик на полку. Этого освещения вполне хватало, а рисковать привлечь внимание инфицированных хотелось меньше всего. Футболка Эла с запекшейся на ней кровью валялась у мусорного ведра. Вздохнув, Лайт поднял ее и повертел в руках. Он сразу заметил длинную рваную дыру — след от стекла. Им тогда чертовски повезло остаться в живых. Лайт вспомнил, как ловко Эл справился с замком. Он не знал, что тот умеет пользоваться отмычками. Хотя он почти ничего не знал про Эла, определенно, у эксцентричного детектива еще много тайн. Нахмурившись, Лайт бросил футболку в мусорное ведро и повернулся к зеркалу, глядя на свое отражение. На щеке он заметил длинную глубокую царапину от окна автомобиля, от которой, возможно, останется шрам. Оперевшись о край тумбы, он наклонился ближе к зеркалу. Он знал, что был далеко не уродливым, даже красивым, именно поэтому Рэйчел уделяет ему больше внимания, чем остальным. Он был уверен, что со временем она начнет пытаться привлечь к себе внимание, и ждал этого с ужасом. Вторую Мису он бы точно не вынес. Рэйчел явно не нравится Элу, это видно невооруженным глазом, да и сама девушка, определенно, это понимает, но почему? Откуда такая неприязнь? Он считает ее слишком глупой для своего окружения? Нет, вряд ли. К Мисе, которая тоже не блистала умом, он так не относился. Лайт задумчиво приподнял бровь. Может, он тоже не в себе от всей этой чертовщины? Эл, вероятно, как и Лайт, чувствовал себя не в своей тарелке. Вздохнув, он быстро умылся, подхватил фонарик и вернулся в холл. Сев на первый попавшийся стул, он опустил локти на колени и прикрыл лицо руками. Крики за стенами не смолкали. Лайт сам не понимал, почему сидит тут, а не возвращается в магазин к Элу, но почему-то он сейчас не мог его видеть. «Кира…!» Монотонный голос эхом отозвался в голове, и Лайт стиснул зубы. Живот скрутило от странного чувства. Он знал причину. Глупо было лгать самому себе. Лайт не был Кирой, он был в этом уверен. В конце концов, как можно убить тысячи людей и не помнить этого? Как Эл вообще пришел к такому выводу? У Эла был блестящий ум, которым Лайт всегда восхищался, он пытался успевать за его логическими цепочками и размышлениями, но он так и не понял, как Эл решил, что Лайт — Кира. Лайт задался вопросом, что будет по истечении этих шести недель. На него снова наденут наручники? Снова закроют в штаб-квартире, уставленной компьютерами, где транслируются записи с камер, как Миса листает на диване модные журналы? Лайт подпер подбородок рукой и вытянул свободную руку вперед, глядя на запястье. За все то время, что его держали в наручниках, он привык к весу холодного металла, хотя сначала было очень непривычно. Он привык к странным и милым причудам Эла, который долгое время не отходил от него дальше расстояния натянутой цепи. Стоп, милым? Лайт тряхнул головой, выбрасывая эти мысли из головы. Как можно считать Эла милым? Что милого в этом чудаке, который даже в приличном обществе забирается с ногами на стул и сует палец в рот, который не ест ничего, кроме сладостей, который отпускает колкие замечания, глядя на тебя своими огромными глубокими глазами, а его молочно-белая кожа… Лайт запустил пальцы в волосы и нервно взъерошил их. Боже, в своем сознании он описывал Эла как какого-то любовника! Лайт замер, уставившись прямо перед собой. Любовника? Да ад скорее замерзнет, чем Эл станет его любовником. Эл слишком скрытный, да и он относится к Лайту как к серийному убийце. Эл парень, в конце концов! Вздохнув, Лайт опустил руку и, согнувшись пополам, уткнулся лбом в колени. Нет, это не любовь. Он глубоко уважал Эла, но не любил, нет, нет, не… — Лайт-кун? — мягкий голос разорвал тишину огромного темного холла. Лайт резко выпрямился и увидел футах в восьми от себя Эла, одетого в до боли привычную длинную футболку и синие мешковатые джинсы. Он был босиком и потирал одну ногу о другую, очевидно, околев от холода. — А, Рьюзаки, — как можно беспечнее отозвался Лайт, старательно отводя глаза. Ему было стыдно смотреть на Эла после того, о чем он думал в последние несколько минут. — Не спится? — Нет. — Почему? — Не знаю. — О чем ты думаешь? — О расследовании дела Киры, — солгал Лайт. Он знал, что Эл легко распознает ложь, но тот ничего не сказал, только по привычке сунул большой палец в рот и задумчиво склонил голову набок. — Если так и собираешься пялиться на меня, делай это как-нибудь тактичнее, — проворчал Лайт. Эл поднял бровь, но взгляда не отвел. Тогда Лайт, поджав губы, поднялся со стула и, пройдя мимо Эла, поспешил обратно к магазину. Он услышал позади себя шлепки босых ног по полу. Эл не отставал. — Лайт-кун, что-то не так? — спросил Эл, когда Лайт ставил фонарик на журнальный столик. «Кроме того, что я думаю о тебе, как девчонка о парне?» — Нет, Рьюзаки, всё в порядке. Давай спать, — вздохнул парень и забрался в свою импровизированную постель, укутавшись одеялом. Он удивился, когда Эл лег рядом. Обычно детективу хватало два-три часа сна. Лайт удивленно поднял брови, наблюдая, как тот ложится рядом и укрывается своим одеялом. Пару минут они лежали в неловком молчании. — Эл… — Да? И, пожалуйста, не зови меня L, пока мы в этом торговом центре, Лайт-кун. Лайт ничего не ответил. Перекатившись на спину, он уставился в темный потолок. Эл ждал, пока тот что-нибудь скажет. — Ты все еще думаешь, что я Кира? — наконец спросил Лайт и тут же мысленно выругался, проклиная себя за несдержанность. Он не видел, как глаза Эла удивленно расширились и тот тоже лег на спину, хотя не любил так лежать. — Почему ты спрашиваешь? — Просто. — Это недопустимый ответ, Лайт-кун. — Просто ответь на вопрос, Эл! — повысил голос Лайт, искоса глядя на детектива. Эл задумчиво прикусил ноготь большого пальца, раздумывая, что сказать. Лайт ждал ответа. Эл не понимал, почему в такой опасной обстановке Лайт продолжает переживать над делом Киры, ведь нужно переживать за свою жизнь, но почему-то это было для него важно. Эл перевернулся на бок, приподнялся, уперевшись локтем в одеяло, и посмотрел на Лайта сверху вниз. Лайт любил цвет глаз Эла, казалось, что тебя с легкостью может затянуть в эту черную пропасть. Эл наклонился чуть ниже, его бледное лицо было всего в нескольких дюймах от лица Лайта. — Лайт-кун, если ты Кира, — тихо пробормотал Эл, — могу я… сделать это? Лайт собирался спросить, что он имеет в виду, когда Эл вдруг наклонился и прижался теплыми потрескавшимися губами к его.