***
Сначала я увидел себя в коридоре той самой базы, на которой очнулся. Впереди, повёрнутая спиной ко мне стояла Эмбер. Теперь я слышал все слова чётко и ясно. На сей раз говорил я. — Постой, ты же знаешь, что я не отпущу тебя одну. Раз уж вместе подписались, то вместе и пойдём. — Мурант, хватит за мной гнаться, всё равно не догонишь. Она пошла вперёд. Я протянул руку ей вслед, но один отрывок сменился другим. Теперь я снова учёный. Сижу в какой-то комнате, а напротив меня, на второй кушетке сидит парень. Тёмные волосы, зелёные глаза, щетина на лице. Он твердит о какой-то девушке по имени Лена, но я мысленно думаю: „Да заткнись уже, понял я!“. Двери комнаты открываются, входит пожилой мужчина в синем халате, с густой седой бородой и волосами. Он начинает говорить. Но сразу после слова „Гемункул“ обрывок завершается. Эмбер сидела на коленях, я понял, что и её тоже посетили эти видения. Но с ней это проходило более болезненно. Из носа пошла кровь, а руками она закрыла уши, пытаясь заглушить постоянный гул в голове. Достав аптечку, я попытался ей помочь, а она лишь шептала: „Я не понимаю, кто я? Кто ты?“. Когда ей немного полегчало, я вздохнул, а позади себя услышал тихое покашливание. Обернувшись, я увидел молодого парня в чёрном плаще, лет двадцати пяти. Но его глаза были полностью черны. Будто ты смотришь в бездну, а рядом стояла пожилая старушка. В руках парня был АКСу. Не думаю, что он им по жабкам в пруду стрелял. Так, ну и кто же это такие? Как же мне осточертели все эти вопросы, я хочу наконец ответов! Сорока Лица неизвестных показались мне знакомыми, но я никак не могла вспомнить, где я видела эту парочку. Пожилая женщина и молодой мужчина с темными холодными глазами, — этот образ резко всплыл в буйной голове, сопровождаемый сильной болью. Осев на колени, я сдавила виски пальцами, но боль лишь усилилась, вытягивая из глубин памяти кадры моей жизни. Мурант кинулся ко мне, бросив на землю оружие, но не сводя глаз с незнакомцев и заговорив с ними первым: — Кто вы такие, черт возьми?! Огонь, пожиравший мое сознание, вспыхнул с новой силой.„… — Женя-я, — девушка, спотыкаясь о камни мостовой, бежала за удаляющейся фигурой в темной кожанке. — Женя! — истошный крик пронзил тишину раннего утра, когда никого на улицах еще нет. Фигура замерла. Девушка подбежала к ней и уткнулась носом в спину, обняв мужчину. — Прошу, не надо... Останься... Мы справимся... Мужчина мотнул головой и освободился от ее объятий. Накинув капюшон на голову, Евгений пошел вперед. Рыдания вперемешку с ужасным кашлем доносились до него, мужчина плакал, но шел вперед…“ *** «… — Анна Александровна, вам пришло письмо от знакомого вашего мужа, — секретарша протянула помятый и испачканный в чем-то конверт молодой женщине лет тридцати. Та выхватила его и быстро прочла. „Мы разминулись на севере... Кпк не отвечает... Деньги переслал...“ — Анна прижала письмо к груди. Ее плечи задрожали, но она до крови закусила губу и подавила слезы. — Выйди, пожалуйста, Ларис, — тихий, но твердый голос донесся до секретаря. — Мне нужно сделать один звонок…» *** „…— Можете идти, домашнее задание мы уже записали с вами, — учительница закрыла журнал и передала его старосте. Когда все ребята покинули аудиторию, женщина посмотрела на оставшуюся с ней девочку, чьи непослушные светлые волосы выбивались из, на скорую руку сделанного, пучка. — Лена, я знаю, что ситуация у вас дома оставляет желать лучшего, но... — Вы ничего не знаете, Ольга Борисовна, совершенно ничего, — перебила ее девочка. На вид этой юной леди было около восемнадцати, хотя в реальности же ей едва стукнуло пятнадцать. Пару месяцев назад она покрасила свои и без того светлые волосы в снежно-белый цвет, протестуя против правил гимназии. Этот цвет в сочетании с холодными голубыми глазами был пугающим. — Vos résultats sont de pire en pire, ma chère (фр. Твои результаты все хуже и хуже, моя дорогая) — Je sais. Laissez-vous, madame, ne sont pas affectés. (фр. Я знаю. Пусть вас, мадам, это не касается) — К сожалению, дитя, я твой классный руководитель и…“
Еще одна вспышка боли. Я почувствовала, как из носа побежала струйка крови. Изображение, словно старая пленка, пошло помехами, а затем все вокруг потемнело. Резко стало светло. Теперь я была не зрителем, больше нет.„…- Ты и не добьешься от него понимания, — раздался позади старческий голос. Я обернулась и увидела чуть поодаль старушку, которая стояла, опираясь на руку молодого мужчины в черной одежде. Глаза пожилой женщины были необыкновенно живыми и сверкали каким-то детским озорством. Ее спутник же меня пугал. От его взгляда холодных темных глаз по спине бежали мурашки…“ *** „…Мужчина приблизился ко мне. — Тогда будет справедливо тебя отпустить, — сжав мой подбородок, он встретился со мной взглядом. Резкая боль в животе заставила меня дернуться, но незнакомец даже не ослабил хватку. — Живи, Сорока, — его губы впились в мои, и перед глазами в очередной раз все поплыло…“
Губы мужчины изогнулись в кривой ухмылке, а взгляд обжег нас чем-то средним между презрением и жалостью. Затем он, хитро прищурившись, произнес: — А вы будто сами не догадываетесь? — Опять вы решили ради своей выгоды нас из задницы вытащить? — тихо рассмеялась я, перебив сталкера. Боль отступила, и я начала нормально соображать. Призрак, тяжело вздохнув, покачал головой, словно учитель, что пытается который час объяснить одну и ту же тему нерадивому ученику. В его взгляде мелькнула грусть, а я отчего-то растерялась. — Девочка, — хриплый старческий голос донесся до моих ушей, и старушка, стоявшая молча все это время, сделала шаг к нам. — А разве тебе не хочется вспомнить то, что ты забыла? Я сглотнула, а ведь это правда. Не понимая своей личности, я ощущала, что потеряла что-то ценное, что-то важное и дорогое мне. В омуте памяти тонуло имя, но я не могла дотянуться до него, а размытый силуэт маячил впереди, далеко на горизонте. В моей голове был воистину первозданный хаос, а на грани хаоса может произойти все, что угодно. Из-за этой странной амнезии нарушились стройные ряды воспоминаний, и некоторые наверняка исчезли навсегда. — Частичное восстановление стабильности может проявиться после уничтожения деструктивных элементов, — процитировал давно знакомую, но так бессовестно забытую мной книгу Шухов. Чуть помолчав, добавил: — Мы вернем вам память, но взамен вы нам поможете. — Так объявите условия сделки, — вмешался Мурант, придя в себя. — Ну, мы поможем вам избавить Зону от Монолита, — сказала пожилая женщина. — Эти фанатичные идиоты давно забыли, зачем нужны. Однако за это вы станете нашими помощниками. У Димочки рук на всех сволочей не хватает, — вздохнула Мать Зона. Мой собрат по несчастью сомневался недолго. — Я согласен, — он поднялся на ноги и помог встать мне. — Почему бы и не попробовать? — хмыкнула я, убирая за ухо прядь и скрещивая на груди руки. КПК радостно пиликнул, извещая о прибывших координатах с припиской, гласящей, что именно в это место мы должны прибыть после нашей нелегкой задачи. Я оторвалась от чтения сообщения, желая узнать, что еще нам предстоит, но призраки исчезли, словно их никогда и не было. До базы мы дошли быстро, а воспоминания, болезненные по пришествии, пока нас не беспокоили. Не успел Мурант, шедший за мной, перешагнуть порог базы, как мы услыхали знакомый голос: — А, вот и вы! — Харон уже ждал нас. Встретившись с ним взглядом, я на мгновение замерла, а затем вспомнила, что настало время выпустить внутреннюю актрису погулять. — Брат Харон, — притворно тяжело вздохнула я, кусая губу. — Мы не смогли отыскать следов. К тому же на нас напали и мы потратили почти все боеприпасы. — Эти засранцы из Грома держат руку на пульсе, — поддакнул мой напарник, смекнув, к чему я клоню. — Нам бы, с вашего разрешения разумеется, взять боеприпасов еще. Для следующей вылазки. — Конечно, брат и сестра, — расплылся в улыбке довольного чеширского кота глава Монолита, а мы, мысленно держа кулачки, вышли в коридор, что вел к арсеналу, в который пробраться с официального разрешения „самого важного фанатика“, как окрестила Харона я про себя, было проще простого. Разжились мы по полной, сложив в рюкзаки не только массу патронов, еды и аптечек на все случаи сталкерской жизни, но и взяли тепловизор. Прибор ночного видения так же не остался лежать в стороне. Не долго думая, Мурант засунул в рюкзак несколько ремкомплектов и парочку модификационных. Не удержались мы и от приватизации пары десятков контейнеров с дорогими артефактами. Мой напарник, будучи человеком более дальновидным, отрыл новенький экзоскелет. Мой же выбор остановился на том, в чем я была до. — Рванет сразу же, как отойдем на пару-тройку километров, если уйдем сейчас, — пробурчал сталкер, закладывая взрывчатку и устанавливая таймер. Арсенал и базу мы покидали молча. Нас никто не видел, но мне все же казалось, что взгляд Харона сверлит мой затылок, делая рюкзак в разы тяжелее. А может я просто так устала, что неприподъемная сумка сильнее тянула меня к земле. Тряхнув гривой светлых волос, я прибавила шагу и поравнялась с Мурантом, что был бодрячком. А еще полчаса спустя позади прогремел сильный взрыв.***
„…- Странно видеть в Зоне человека, которого зовут по имени, — пухлый торговец убрал товар под прилавок, а я, тяжело вздохнув, пересчитала деньги. — Надолго не задержусь, — убрала бумажки в карман я. — Эмбер. — Хмыкнул мужчина, отворачиваясь от меня. — Простите? — приподняв бровь, я вопросительно посмотрела на Сидоровича. — Эмбер. Янтарь. У тебя такого глаза цвета, не замечала? Я смутилась и опустила взгляд…“ *** „…Парень с повязкой на глазу резко оттолкнул меня, и я, не удержавшись на ногах, упала на пол. — Ты не понимаешь русский язык? Я тебе уже все сказал. Ты обуза, будешь лишь тянуть меня за собой в пропасть. Да и что ты вообще умеешь? …“
Туннель был самым обычным, с заваленным задним ходом. Посреди стояла жестяная бочка, окруженная камнями. Мурант уже развел в ней костер. Тряпок и прочей макулатуры для этого тут было полно. В дальнем углу лежали два матраса. Вполне чистые, по меркам Зоны. Еще на одном лежала я. Тяжело дыша, я пыталась привести в порядок мысли после неожиданно нахлынувшего потока воспоминаний. Снаружи бушевал выброс, а в нашем новом убежище было тихо и спокойно. Сейчас мы были на Агропроме, в одном из железнодорожных туннелей, вход в который загораживали несколько аномалий. Именно координаты этого схрона нам и пришли на КПК в сообщении от призраков. Их самих было не видно уж пару дней как. — Эй, яйцеголовый, подсоби, — прохрипела я, садясь. Сталкер поморщился, но воду мне протянул. Общими усилиями мы сложили часть пазла. Моего спутника раньше звали Гемункулом, а меня явно величали Сорокой. И я была мама не горюй какой стервой! Вот стараюсь соответствовать. — Так и будем тут сидеть? — вопросительно посмотрела я на напарника, закрывая флягу с водой. — Может до ученых дойдем? Судя по всему, там нам есть что вспомнить… — Нам сказано было ждать, если ты забыла, — в голосе бывшего ботаника слышалась легкая горечь презрения. Кажется или этот парень считает меня идиоткой? КПК тихо пискнул, извещая о сообщении. Я просмотрела послание и отложила коммуникатор. Гемункул-Мурант не заметил, как я поднялась со своего койко-места и подошла к нему. Присев позади и прижавшись к нему, я негромко произнесла: — А если они обманули нас? — Я уверен, что это не так, — устало потер глаза мужчина. — Смысл им врать? Они нихера не потеряют, если вернут нам эти сраные воспоминания. Я почувствовала, как он напрягся. Мурант сжал кулаки, но через пару мгновений, тяжело вздохнув, расслабился и покачал головой. Он вздрогнул, когда я обвила руками его торс, прижавшись к нему и уткнувшись носом в его шею. Обжигая кожу ученого горячим в сравнении с окружающим нас воздухом дыханием, я проложила дорожку из легких поцелуев. Приподнявшись и чмокнув сталкера в щеку, я шепотом повторила вопрос, чувствуя, как напрягся мой напарник: — Они же нам не солгали? Тихое „Нет“ донеслось до меня, а руки мужчины скользнули вверх по моим, но через пару мгновений он замер и напрягся. С чуть приоткрытых губ сорвался хрип.„Ты или он.“
Эти слова загорелись на экране моего КПК пару минут назад. Алое пятно расползалось по свитеру Гемункула в том месте, где острое лезвие ножа разрезало плоть. Ботаник дернулся, пытаясь вырваться, но я держалась за рукоять крепче, чем он думал. Холодная сталь проложила себе путь ниже, освобождая из живого плена внутренности. Мурант взревел и, с силой саданув мне локтем в плечо, вскочил, но тут же осел на колени, пытаясь зажать рану и запихнуть обратно то, что начало вываливаться. — Чертова шлюха! — хрипел он, скрипя зубами от убийственной боли. — Ничего личного, зайчик, — хмыкнула я, потирая ушибленное плечо, а потом поднялась на ноги и подошла к нему, подняв с пола нож. На моем лице играла безумная улыбка. — Просто тебе не следовало поворачиваться ко мне спиной без экзоскелета, — я расхохоталась, увидев в его глазах ужас. Должно быть бедняга считал меня чудовищем, но без этого никак.„Ты или он.“
Наклонившись к нему, я всадила нож в его шею, с превеликим удовольствием глядя, как закатываются его глаза, как кровь сочится из ран и потоком льется на землю, как агония пожирает его тело, сжигая его в адской боли. Наконец он затих, а я, вытерев и убрав клинок, принялась перебирать вещи „напарника“. Спрятав примерно три четверти всего хабара, я вернулась к огню и, присев на место Гемункула, взяла из оставшихся припасов консервы да соорудила себе ужин. Кидая хитрые взгляды на безжизненное тело в паре метров от меня, я уплетала тушенку. Кажется я уже с ума схожу… — Ты вполне радикальна в таких вопросах, — фыркнул мне кто-то на ухо. Сердце на мгновение замерло, а я чуть не подавилась едой. Повернув голову, я оказалась нос к носу со сталкером, которого Зона знает как Рэда. Черный сталкер сидел на корточках чуть позади меня, прищурившись и ухмыляясь. — Сука. Блять. Зачем ты так? — выдала я с перерывом в три-четыре секунды после каждого ругательства. Мужчина хмыкнул и поднялся на ноги, а затем швырнул мне мерцающую перламутровым светом пластину толщиной с палец и размерами примерно с „печенюшку“, что в барах под стаканы с пивом кладут. Чтобы поймать невиданный ранее артефакт, мне пришлось бросить в огонь недоеденные консервы, но об утрате еды я не жалела. — На лоб клади и ложись спать, — донеслось до меня, пока я разглядывала аномальную „печеньку“. Мой собеседник исчез так же незаметно, как и появился, а я, глотнув воды, легла на матрас. Возложив (а иначе не сказать) подарок призрака чуть повыше линии бровей, прикрыла глаза. Поток воспоминаний захлестнул меня с новой силой, разрывая сознание чудовищной болью.„Джон…“
Игл „Объект статичен, никаких признаков радиационного заражения, токсичных проявлений, а также имеет слабо выраженное свечение, радиус объекта…“ — всё это я читал почти каждый день. Но последние события не давали мне сосредоточится. Буквы просто расплывались, составляя лишь единое слово „Лена“. Я скучаю по ней, но понимаю, что ничего уже не будет как прежде. В бункере я бываю лишь ночью, когда мне необходим сон. Иногда приходится наведываться, чтобы сдать отчёты о заданиях, отдать артефакты и всё в таком духе. Всё остальное своё время я просто хожу по Янтарю. За эти несколько дней я уже успел найти все тайные и явные тропы, ничто не скрылось от моих очей. Научная работа и вправду оказалась довольно лёгкой, но жутко скучной. Я хороший сталкер и не виню себя за решение остаться. Всё это потихоньку становится для меня родным. Я привык к бункеру, его обитателям, окружающей среде. Лишь одной детали не хватает местной идиллии. Всё что было для меня так дорого, всё что я любил заключалось лишь в одной особе, которая сейчас где-то в Зоне. Я беспокоюсь за неё. Хоть с ней и пошёл Пират, но я не уверен до конца в том, что Лена в безопасности. Я взглянул на свои армейские жетоны. Они для меня очень дороги. Будучи в Афганистане, я всегда смотрел на них под обстрелом и вспоминал отца. Думал, что если там и погибну, то ему придут эти жетоны в память обо мне, поэтому старался выжить во что бы то ни стало, иначе всё зря. Теперь же, при виде этих жетонов, я вспоминаю о Лене. Возможно всё моё беспокойство напрасно, может быть она сейчас живёт намного лучше, чем было со мной? Теперь я этого не узнаю. Медленным шагом я возвращался к бункеру, ибо ночное небо служило для меня неким сигналом, о том, что пора завершить этот день и начать новый. Мне всегда нравились ночи в Зоне. Они такие загадочные, никогда не знаешь, что ждёт тебя в здешнем мраке. Но для меня всё и так ясно. Глядя в тёмную, ночную пустоту я надеюсь увидеть лишь одного человека. А его там нет… Кидая последний, полный безнадёги взгляд, стоя на пороге бункера, я захожу внутрь, и двери за мной закрываются. Моя комната. В ней я чувствую себя в безопасности, будто нахожусь не в этом мире, а все границы данного измерения — лишь четыре стены. В воздухе витает запах металлов, химических препаратов и запах одиночества. Это моя крепость, моя душа. Она ограничена, но в ней так тепло и уютно, а ещё одиноко. Такие мысли часто посещают меня перед сном, ведь времени подумать у меня теперь много. Я ложусь на кушетку и выключаю свет. Комната погружается во мрак, и все мои внутренние демоны вылезают наружу, ожидая что я споткнусь, вставая с кровати. На утро всё приходит в „норму“, как я это называю. В двери стучит Сахаров, чтобы разбудить меня, но на сей раз он стучит более настойчиво. Я успеваю надеть лишь свитер и джинсы, после чего открываю двери: — Ну вот и вы! Скорее пойдёмте, у меня для вас хорошие новости. — Что случилось? — Нет времени объяснять, идите за мной. Да что здесь творится? Что могло произойти такого из ряда вон выходящего, что потребовалось об этом сказать мне? Сахаров шёл быстрее, чем обычно, он вёл меня в мед. отсек, где работал ещё один обитатель этого бункера, лаборант по имени Андрей. Я не успевал идти, спотыкаясь на каждом шагу. Дыхание учащалось, всё вокруг будто замирало. Сахаров вошёл в комнату, а я до неё ещё даже не дошёл. Мне казалось, что я уже знаю, что или кого увижу там, поэтому ноги будто сами вели меня туда. Белый свет от лампы ненадолго ослепил меня, когда я вошёл, но постепенно я начал видеть. Сначала это был силуэт человека. Он лежал на кушетке. А через секунду я увидел всё. Это была Лена… Без сознания. В один шаг я сразу же оказался возле неё. На её лице был шрам от ножа. Кто посмел с ней это сделать?! Однако, следующая деталь, которая бросилась мне в глаза, не предвещала ничего хорошего. Комбинезон „Монолита“. Откуда он у неё? Неужели её завербовали? Так много вопросов, на которые она может дать мне ответ, но находится без сознания. — Что с ней, профессор? — Она добралась до бункера сегодня утром и потеряла сознание прямо на пороге. Мы переместили её сюда, чтобы оказать помощь. Видимо она так переутомилась, что больше не могла действовать физически. Но вы не волнуйтесь, скоро она придёт в себя и поправится, не сомневайтесь. Мне лишь оставалось надеяться на слова Сахарова. Она и вправду выглядела уставшей.***
Прошло пару дней. Лена пришла в себя, но так ничего и не рассказала. В её глазах мне удавалось разглядеть ужас, самый настоящий. Что она сделала такого? Всё это время я находился рядом. Она не выходила никуда, только не будучи уверенной, что я пойду с ней. Мы прогуливались по безопасной территории вокруг бункера. Я рассказывал ей, что мне приходилось делать, пока был тут, а она неизменно молчала. Так это было лишь со мной. С другими двумя обитателями бункера Лена была очень жёсткой. Воспринимала всё в штыки, а когда Андрей попытался узнать её самочувствие, она так выругала бедного парня, что он весь день не выходил из медпункта. Но глядя на меня, она менялась, пытаясь сообразить на своём лице кривую улыбку. Впервые я начал жалеть, что не пошёл с ней тогда. Но это всё на почве эмоций. Теперь я о ней позабочусь, чего бы мне это ни стоило. Вернувшись, я привёл её в свою комнату и показал всё что в ней находится. Тогда она заговорила: — Присядь. — Я сразу почувствовал что-то плохое. — Ты в порядке? Может Андрея позвать? Он помотала головой, чтобы я не делал этого. Я присел рядом с ней, и тогда она начала рассказывать мне всё. Предательство Пирата, который оставил ей этот шрам, гнусные эксперименты „Монолита“, их с Гемункулом путешествия и… его убийство. Это было последним что я услышал, после чего она прижалась ко мне и начала в подробностях его описывать. Обрывочные фразы можно было объяснить моим страхом. — Он даже не сразу понял, что я вспорола ему брюхо, — в её глазах я не видел ни капли раскаяния, а голос её звучал ровно и уверенно. — Смотрел на меня щенячьими глазками, но куда там. Мне это даже понравилось, — шёпотом добавила она и усмехнулась. Это я во всём виноват. Она изменилась так сильно, что больше не будет прежней. Но даже такой я её люблю. Она повернулась ко мне, а по лицу покатилась небольшая слеза. Теперь я понял, что стоит мне отпустить её ещё раз, и весь мой мир рухнет. Я поцеловал её, в надежде что она перестает чувствовать себя так. Она обняла меня за шею и повалила на кушетку, на которой мы ещё секунду назад просто сидели. Всё шло к одному. Лена возвысилась надо мной с лёгкой улыбкой. Она медленно начала расстёгивать свой комбинезон, что сделал и я. Наши тела рассказывали о нас очень богатую историю, в частности шрамы. Но это меня возбуждало ещё больше. Её прекрасные формы так и манили мои руки. Я дотронулся до её груди и почувствовал, как она вздрогнула от прикосновения моих холодных пальцев. Если бы не её просьба продолжить, я бы сразу остановился. Тогда я приподнялся к ней и страстно поцеловал, тем временем расстёгивая лифчик, который всё ещё отделял меня от заветного. Игриво подмигнув мне, она оттолкнула меня, от чего я снова оказался в лежачем положении. В тот момент я увидел её грудь и хотел было до неё дотянутся, но Лена остановила меня, жестом показав, что я должен скинуть с себя последнюю одежду. Я повиновался ей. Странная сила заставляла меня делать всё, что она захочет. Сняв с себя трусы, я увидел, что мой член уже давно готов выполнять свои прямые обязанности. Я провёл рукой по её телу от груди и до самого лона, что заставило её застонать, закусив губу. По её взгляду я понял, что она никогда ещё не делала такого, впрочем, как и я. Не знаю можно ли гордится тем что мы делаем это в Зоне, но для меня это и неважно. В мгновение ока она избавилась от трусиков и попросила меня начать быстрее, а я, не в силах сопротивляться, притянул девушку к себе и, перевернувшись, навис над ней. Взгляд из-под ресниц распалял меня все сильнее, а моя соблазнительница, проведя пальцем по небритой щеке, повторила свою просьбу. В ту же секунду наши тела слились в единое целое. Я вошёл в неё с трудом, но этот миг был божественен. Вокруг будто всё замерло, а Лена тихо всхлипнула, поморщившись от боли. Однако теперь самое трудное позади. Шепча ей на ухо слова любви, я начал двигаться, постепенно наращивая амплитуду. Мои руки плавно скользили по её телу, раз за разом заставляя меня чувствовать, что я в любую секунду могу завершить наше слияние, но кое-как держаться удавалось. Эту ночь я не забуду никогда. Лена стонала, находясь подо мной, пока я доставлял ей наслаждение. Прикрыв свои голубые глаза, она обняла меня, притянув к себе, а я изредка целовал её, чувствуя, как острые ноготки впиваются в мои плечи и спину. Бессвязные фразы о её чувствах ко мне ласкали мой слух. Всё вокруг для нас перестало существовать, были лишь мы и наша любовь.***
Глубокая ночь. Мне снится что я лежу на кровати рядом с Леной, и разговариваю с ней. Она гладит меня по щеке и пытается что-то сказать. Но до меня долетают лишь малые части большой мозаики. Она просила меня отпустить её, иначе произойдёт что-то невообразимое. Это был всего лишь сон, и если ей грозила опасность даже в нём, то я непременно сделаю всё, чтобы её защитить. — Я тебя отпускаю. — Сорвалось с моих уст, и я снова погрузился в забвение, ночное царство заставило меня уснуть. Стук в дверь. Обычный, как всегда, значит, Сахаров сегодня ничем меня не удивит. С закрытыми глазами я поморщился и протянул руку в сторону, где лежала Лена, чтобы почувствовать её тепло, но… там никого не оказалось. Я тут же открыл глаза и не увидел ничего кроме привычной для меня стены. В комнате также было пусто. Куда же она делась? Я быстро встал с кровати, одевая джинсы. Но одна деталь меня напугала ещё больше. Мои военные жетоны, которые обычно висели на настольной лампе, пропали. Рядом не было записки, какого-либо знака, там не было ничего. Лишь ПДА мерцал, оповещая о прибывшем сообщении. Это было фото. Фото моей воровки, на шее которой были мои жетоны. Она ушла. Я ударил кулаком по столу и закричал так сильно, что казалось весь бункер задрожал. Я снова потерял её… снова.