Dum spiro spero et amo

Но и тени твоей я не смею Сказать люблю. В. Брюсов

POV Пит Ложь.Ложь.Ложь. Как эхом в моей голове звучат эти слова. Вспоминаю этот день и морщусь от боли: — Ты меня любишь. Правда или ложь? И она отвечает: — Ложь.       Всегда отвечает одно и тоже. И я ненавижу это слово что до боли выжигает мое сердце и душу. Ненавижу всем телом, но ничего не могу сделать. Знаю, Китнисс тяжело. Понимаю. Ведь её любимый далеко, а я так близко. Так близко и так ненужен. Мне было бы тоже плохо если бы она была в другом дистрикте, а меня заставили жить с другой. Но в большой степени нас не спрашивали.       Ловлю себя на мысли — что было бы если бы не Игры? Не эти жестокие турниры смерти? Был бы я с Китнисс? Смог бы трогать её руку и дышать её воздухом? Вряд ли. Не подошел бы к ней. Не позволил такой королеве жить с ничтожеством. Но увы, за нас решили. Спасибо тебе, Сноу.              Сегодня тот день который некоторые называют — ужасно — прекрасным событием в жизни. Сегодня Китнисс закатила новый скандал. Видите ли моя забота её тяготит! — Ты должна поесть! — почти кричу. — Это и мой ребенок! Не изводи себя. Третий день уже не ешь. — А знаешь что, — выходя из — за угла говорит Китнисс, — иди к черту ты, и твоя опека.       Звук захлопывающейся входной двери для меня стал страшным звуком. Каждый раз слыша его понимаю — Китнисс снова психует. И это не очень хорошо оказывается на здоровье нашего малыша. После того дня, как я узнал что стану отцом, чувства радости переполняют меня. Когда тогда Китнисс ушла, и пробыла у матери целый вечер, я не переставал думать как сложится жизнь дальше. Игры научили меня одному — решительности. Хочешь взять — бери. Вот я и взял. Да так взял, что каждый день слышу как Китнисс бьется в истерике. — Китнисс, — рвусь за ней по лестнице, — нам надо пог… — Ничего нам не надо! — её голос срывается на крик. — Пекарь, — такое презрительное звание, — иди пеки. — Китнисс, ты стала… — Какой? — фыркает она. — Какой? Правдивой? Пит, — голос смягчается, — я не хочу наносить тебе боль.       Киваю. Всего лишь киваю. Всегда соглашаюсь с ней когда она так говорит. Всегда. Ведь я понимаю. Я понимающий пекарь.       Иду обратно на кухню и продолжаю лепить её любимые булочки с сыром. Комок горький слез подкатывает к горлу, но плакать нельзя. Я же победитель. Победители не плачут, они лишь тихонько ломаются внутри. Их душу легонько высасывают журналисты и новые приказы деспота, что вечно хочет власти. Слышу как наверху Китнисс что-то уронила, или разбила. За промежуток времени что живу с ней уже и не понимаю — нужно ей ставить бьющиеся предметы в комнате или нет. Ведь Китнисс — огонь, если у неё сорвет голову на может навредить себе. — А у тебя железное самообладание, — шипит Китнисс залетая на кухню. — Я привык что ты в…Боже! — кидаю тесто и подлетаю к ней, — что с рукой, Китнисс? — Кружку разбила. Порезалась, — дает осмотреть свою окровавленную руку. — Зачем? — усаживаю её на стул. — Надоело все. — Что именно? — с верхней полки бежевого шкафа, что висит слева от холодильника, достаю коричневую аптечку. — Дай руку. — Все это. Не могу больше так. — Давай что-то поменяем. — Давай. Отпусти меня к Гейлу.       И снова этот шахтер. Человек — который сломал мне жизнь еще до Игр. Я видел как они убегали в лес, и только мое слабое воображение не давало развить мысли чем они там занимаются. — Нет. — Тихое и спокойное. - Нет, Китнисс. — Отлично. Только потом, не вини меня. Ты сам меня вынудил. — Вынудил к чему? — Может быть потом узнаешь. — Китнисс, — смотрю в её бездонные глаза, — ты можешь доверять мне. — Нет. Спасибо что помог.       И снова уходит. Так и оставив меня без ответов, но с кучей вопросов, которые я буду крутить в голове всю ночь и весь день, а может и больше. Кидаю оставшиеся тесто в мусорное ведро и снимаю фартук — если еще минуту буду дома просто не выдержу. Надо перевести дух. — Я пойду в пекарню. — Кричу с коридора. — Иди. — Такое безразличное «иди» ранит хуже ножа.       Снова слышу закрывающиюся дверь, только теперь это я, а не Китнисс. Может быть я поступаю неправильно когда в психах оставляю её одну, но ей так проще. Мне тоже. — Привет, Пит. — Повернув голову замечаю худую девушку с темными волосами в бирюзовом ситцевом платье. — Привет, Алета. — Думала что не узнал, — Алета поправляет свои жидкие волосы что туго заплетены в косу. — Узнал. Не столь и много времени прошло. — Да, — жмется она, — как дела? — Хорошо, а твои? — Прекрасно. Куда идешь? — В пекарню. — И я, — радостно вскрикивает она. — Нужны сырные булочки. Я их обожаю. — Еще не готово. — Начинаю медленно продвигаться вперед, Алета следует моему примеру. — Жаль. А когда? — Может через минут сорок. — Я подожду. — Как захочешь. Удачи. — Удачи, Пит.       Алета Хилл — моя одноклассница. Девушка с пепельно — серыми глазами. Общительная и стеснительная персона, с которой никто не дружил в школе. Впрочем, как и со мной. Иногда мне кажется, что выбери я Алету жизнь сложилась бы по другому. Но сердцу не прикажешь.       Капли холодного дождя забили по крыше когда я зашел во внутрь фамильной пекарни. В ней как и полагается пахло сыростью и выпечкой. Именно той сладкой выпечкой что так ненавидит Китнисс. Мой фартук, с зелеными инициалами П. М. висит сразу за дверью каморки с мукой, не долго думаю завязываю его, и выношу один мешок с мукой к столу. Окно, что напротив рабочего места, выходит на улице где можно рассмотреть каждого человека, но лишь одна фигура врезается в мою голову- намокшая Алета. Открыв двери смотрю на неё в упор: — Алета, — громко кричу её имя. — Алета, — на второй раз она разворачивается ко мне. Дождь усиливается. — Ты чего мокнешь? — Я жду булочки, — радостно сообщает она. — Заходи во внутрь. Не стоит болеть из — за какого-то теста. — Спасибо, Пит. Из — за твоего теста, готова и намокнуть. — Я принесу тебе полотенце. — Спасибо. Ты меня спасаешь. У тебя здесь уютно. — Спасибо, — достаю из шкафа розовое полотенце и подаю ей. — Присаживайся, — указываю на стул. — Может тебе помочь? — Нет, — вспоминаю как Китнисс пыталась мне «помочь» и улыбаюсь про себя. — Я сказала что-то смешное? — Нет. Нет, Алета. Просто я о своем. — Достаю нужные принадлежности, и аккуратно раскладываю их на столе. — Я видела вашу свадьбу, — начинает одноклассница, — у тебя был хорошо подобран костюм. — Спасибо. — Я завидую Китнисс. Ей очень повезло. — В чем же? — смотрю на Алету с интересом. — Во всем. Она победительница. У неё есть личный пекарь… — Если бы она так думала, — шепчу. — Она так и думает. Уверена. У меня хороший слух, — объясняет Алета когда смотрю на неё круглыми глазами. — Спасибо за добрые слова. — Тебе спасибо, Пит. — Хочешь помочь? — Очень, — кивает, — всегда мечтала что-то испечь. — Как на счет хлеба?       Она снова кивает и её лучезарные глаза начинают блестеть, а губы растягиваются в милой улыбке. На свое старое платье Алета одевает большой фартук отца, и принимается молча за работу. Лишь иногда ловлю на себе её взгляд из полуопущенных ресниц. А когда смотрю на неё, то она заливается румянцем. — Дождь заканчивается. — Подхожу к окну и облокачиваюсь на подоконник. — Люблю дождь. — Я тоже, — признаюсь, — тоже люблю дождь. Не замечал что у нас столько общего. — Поворачиваюсь к Алета — она усердно пытается размешать кусок теста. - Нет, не так. Давай помогу.       Встаю позади неё и беру в свои руки её теплые ручки, начинаю вместе с ней раскатывать тесто, что после долгого лежание в холодильнике стало ужасно твердым. От Алеты пахнет лесом, точно как и от Китнисс, а её тепло почему-то манит меня. Пододвигаюсь к ней поближе. Чувствую как бьется её сердечко, а руки начинают дрожать. — Прости, я… — запинается она, — …как-то не т… — Тшшш, — успокаиваю её, — не надо слов.       Под давлением моих рук тесто начинает превращаться в большой блин. — Вот видишь, — отстраняюсь от неё и в миг становится холодно, — все легко. Стоит немножко надавить. — Ты теплый, — шепчет Алета. — Очень. — Все потому что здесь есть большие домны. — Нет, — улыбается она, — все потому что ты это ты. И я бы очень хотела побыть на её месте.       В голове творится сумбур, потому что все происходящее здесь кажется чушью. Вот только недавно я пустил эту девчонку к себе погреться, а она уже хочет побыть на месте Китнисс. Такой любимой и недоступной Китнисс. — Я всегда пыталась быть похожей на неё, — Алета обходит стол, —, но никогда не получала столько внимания от тебя.       Теперь в голове совсем каша. Её слова эхом проносятся в мыслях и попадают в само сердце. — Спасибо тебе, Пит, — краснея заявляет Алета, — был чудесный день. Спасибо. — Стой, — почти выкрикиваю. — Стою, — смеясь говорит одноклассница и это срывает все запреты.       Один шаг — и наши губы сливаются воедино. Её тоненькие руки скользят по моим плечам, мои же — по талии. Алета не пытается вырваться, не брыкается как делала бы Китнисс. Она отдается полностью. и это чувство власти не может не пьянить. Быстро скинув тесто на пол усаживаю её на стол и перехожу хаотично целовать шею. Запах леса дурманит, а её податливость заводит с полуоборота. — Здесь могут… — единственное что пытается сказать Алета и она права. Здесь опасно. — Ты права, — останавливаю себя. — Прости. — Нет. я благодарна тебе, Пит. Ты лучший. Может пойдем ко мне? — Позже. — Я буду ждать.       Тихо, как мышка, Алета выходит из пекарни, оставив напоследок свой вкус на моих губах. Смотрю ей вслед и понимаю что окончательно теряю рассудок. В этом огромном мире я всего лишь пекарь. Маленький пекарь. Который не достоин делать выбор. Но это пора прекращать. Пора взрослеть. Сегодня вечером я знаю куда пойти. Надеюсь Китнисс, ты не будешь меня потом винить.