Dum spiro spero et amo

      Неразборчивые слова окутывают меня и проникают в самое нутро. Темнота, что застилает глаза, кажется не такой уж и пугающей как когда — то рассказывали. — Китнисс! Ты меня слышишь? — голос ментора узнаю везде. — Не дыши на меня, — проговариваю еле, — перегар. — Я же говорила Хеймитч! — теперь вмешалась и Эффи. Вся наша «семья» в сборе. — Куколка, как ты? — Мы так волновались, — а вот и сладкий пекарь. — Все нормально, — открываю глаза. Картинка еще не очень ясна и некоторые предметы расплываются. — Голову кружит. — Мы вызвали доктора, Китнисс, — голос Пита сразу мрачнеет, — почему ты не сказала? — Не сказала что? — прищуриваю глаза — яркий свет от окна просто выжигает глаза. — Что… — Что ты беременная! — Эффи почти выкрикивает это, — почему вы, миссис Мелларк, это скрывали? — Я…я не знала…- ведь действительно не знала. — Солнышко, это ведь серьезно. — Эбернети, не начинай! — Тише, — вмешался булочник, — как ты… вы… как вы себя чувствуете? — романтик Мелларк опять принялся за дело. — Нормально. Но, как? — удивляюсь, — как так — то узнали? — Солнышко, это же врачи Капитолия. Они могут узнать о тебе все в малейших подробностях. Такой пустяк как этот для них легко. — Эбернети! Не говори что это пустяк! — Сколько, — сглатываю, — какой срок? — Две недели, — шепчет Пит. — Первая брачная ночь дает свои плоды. — Да…       На глаза невольно наворачиваются слезы. Гейл. Он должен знать что станет папой… — Я хочу побыть одна, — шепчу что есть силы, — просто одна. — Я тебя не оставлю! — срывается с места пекарь, — больше никогда не оставлю. — Пит, — ментор понимает, — этот период у девушки необычный. Если она просит — делай. Пошли, — берет его под локоть, — зови если что. Эффи, — Хеймитч поворачивается к ней, — А ты чего сидишь? — А я… — Пошли и ты с нами. Отчитаешь меня за мой внешний вид.       В этот момент благодарю Эбернети за все что он делает. Действительно заменил мне отца. Переворачиваюсь на бок и кладу руку на живот. Там, внутри, наш плод любви. Мой и Гейла. Улыбаюсь. Впервые, за последнее время, улыбаюсь от души. Тепло расползается по телу. Хочется окунутся в него с головой. Остаться с этим чувством навсегда и не думать о последствиях. А они конечно же будут. — Солнышко, — ментор подбирается тихо, — это его? — Да, — спокойно отвечаю. Ведь знаю о ком спрашивает Эбернети. — Сама скажешь, или мне передать? — А ты сможешь? — разворачиваюсь к нему, — правда сможешь? — Да. Просто думаю что Пит вряд ли тебя сейчас действительно куда отпустит. — Почему ты мне помогаешь? Тебе же больше пекарь по душе. — По душе вы мне оба. А помогаю, потому что пообещал себе беречь тебя. — Спасибо. Передай ему, что я его люблю. — Обязательно, — Хеймитч гладит мою руку, — ты главное не страдай сильно. — Спасибо.       Мысль о том что Гейл скоро узнает о моем положение не может не радовать. Сегодня даже день кажется не таким грустным как обычно. — Китнисс, детка, — Эффи поправляет свой парик, — мы поедем. Ты главное не волнуйся, хорошо? — киваю. — Я скоро к тебе приду. Береги их, Пит. — Китнисс, — разворачиваюсь и вижу булочника, — как ты? Точно все хорошо? — Да. Спасибо. — Не благодари. Я обязан о вас заботится, — присаживается на кровать, — мне не верится. Не верится что я могу стать отцом. — Мне тоже, — подминаю под себя подушку. — Ты будешь отличной мамой. Я постараюсь отличным отцом быть. Главное друг друга любить. — Я хочу пить, — вру, — ты не м… — Мог и принесу. Секунду.       Находится с ним в одной комнате, слушать радостными разъяснение надоело. Пит хороший малый, только жаль что он меня не понимает. — А вот и я, — Мелларк радостно подает мне стакан с прохладной водой, — хотя подожди, тебе же нельзя пить? Ну конечно же нельзя! Пойду поменяю. — Пи…       Не успеваю договорить и только слышу отдаленные шаги Пита на кухне. Он милый, и, совершенно безобидный, если конечно не вспоминать Игры. Но. Всегда будет существовать но которое помешает, а то и разрушит чей — то мир. — Я старался быстро. — Поднос с двумя чашками ставится на тумбу, — тут есть и тепленькая и прохладная. Я решил принести два сорта, — пекарь заливается краской, — может ему… — закусывает нижнюю губу, -…хочется прохладную вместе с тепленькой… — Пит. — Привстаю с кровати. — Нельзя быть таким. — Каким? — Удивленные васильковые глаза смотрят прямо в мою душу, выискивая там хоть каплю любви. — Таким через чур милым. — Я хочу заботится о тебе. Всего лишь. — Разводит руками. — Может тебе принести одеяло? — Мелларк. Спасибо, конечно, но хватит меня опекать. — А кто, если не я? Шахтер? — Пит, нет, — мотаю головой. — Что нет, Китнисс? Шахтер тебе ничего не даст. — Не смей упоминать шахтера. — Резко соскакиваю с кровати, — ты иногда переходишь черту, Мелларк. — Черту чего? — Моего терпения! — Китнисс… — Я в лес. — Констатирую. — не ищи меня. Сама приду. — я тебя не пущу. — Лицо пекаря меняется, и теперь перед собой замечаю мужчину, который всеми силами пытается защитить «своего ребенка». — Не пущу. — Я не буду тебя слушать, — вскидываю руками. — Нет, Китнисс. Все эти месяцы тебе придется слушать меня. — Нет. — Четкое и совершенно безэмоциональное «нет», должно объяснить Питу что его, слушать не буду. Он мне не указ. — Да. — Берет меня под локоть и подтягивает к себе. — Плевать на Сноу, Эффи и Эбернети. Это МОЙ ребенок. И мне решать что для тебя лучше. — Мгм, — вырываюсь, — ты уже один раз решил. И что? Чего ты добился, пекарь? — выплевываю последнее слово со всем тем ядом что во мне накопился. — Вечно пытаешься меня уколоть самой больной темой. — Чем пытаюсь уколоть? — Разговорами про Гейла. Ты же знаешь что он для меня значит. — Пора бы его забыть, — пекарь сжимает кулаки. — Нет. — Глупый смешок разлетается по комнате, — я его не забуду. И ты это прекрасно знаешь. Рад, Пит? Рад тому что сам загнал себя в этот ад? — Китнисс, тебя над… — Не надо! — повышаю голос. — Мне ничего не надо, Мелларк! И не вини меня потом. — Винить? Ты о чем?              Входная дверь, что со скрипом закрылась, все досказала за меня. Уверена что Пит не понимает о чем я говорю. Уверена, что через минут пять, когда до него начнет доходить что я ушла, он пойдет за мной. Пойдет. Как и я бы пошла за Гейлом, потому что любит. Любит… Слово на вкус как шоколад: вроде хочется съесть, но, распробовав, понимаешь что лучше и не надо было начинать. Уж больно шоколад может оказаться испорченным. Как в нашем с Питом случае. Для него я шоколад в золотой обвертке, он хочет чтобы я лежала в его кармане, а он мог вертеть и надламывать тот кусок меня, который захочет. Но, кроме обертки, в которую он сам меня облачил, он ничего не получит. Не люблю… и пусть весь мир разобьется вдребезги.       Говорят, что любовь нужно добиваться, и это первая ошибка. Завоевать любовь, значит потерять её полностью. Значит присудить себе то, что возможно другой не захотел бы тебе дать. Кричать про любовь? Слышала такое изречение, но из опыта могу сказать одно — про любовь молчать. Её скрывают и берегут от других как самый ценный алмаз, как хрупкую снежинку весной. А кричат? Кричат только из — за бессилия или большой ненависти. Когда уже нет выхода. Тогда да. Тогда кричат. И я готова кричать всему миру что не люблю пекаря. Только жаль, что мир меня не услышит… Прости, Мелларк…