Dum spiro spero et amo

      Сидеть возле пекаря оказалась недурной идеей, которая все больше начинает мне нравиться.  — О чем ты думаешь? — вдруг спрашивает Пит, — Только не говори, что о нём.  — Ни о чем не думаю, — признаюсь, — Честно. В голове сейчас такая каша творится, что мне тяжело о чем-то думать.       Закрываю глаза и хватаюсь за руку Пита. Он крепко сжимает её в ответ, а через секунду целует в макушку. — Твои волосы пахнут как пшеничное поле. Ты пахнешь домом, Китнисс. И мне бы хотелось всю жизнь прожить с тобой. Мне бы хотелось вдыхать твой запах каждое утро, — переходя на шепот начинает Пит, — Хотелось бы, чтобы ребенок был похож на нас. Понимаешь? — Конечно понимает, — в комнату тяжело дыша заходит Гейл, отчего резко распахиваю глаза и перепугано на него смотрю, — Вот значит с чем тебе разобраться надо, Кискисс? — голос охотника злой и сочится сарказмом, — А наш белобрысый и рад помочь, да?       Гейл останавливается около дивана и косо смотрит на нас сжимая кулаки. — Гейл эт… — Это не то, что ты думаешь! — заканчивает охотник кривя рот, — Да неужели, Кискисс? Разве не то?! Я приехал сюда, а ты здесь с этим обнимаешься?!! Китнисс! Объясни! — Не кричи на неё, — почти спокойно отвечает пекарь, — Разве не видишь, Китнисс нездоровится. — Ооо, — протягивает шахтер, — я вижу как ей плохо. Играете в доктора, Мелларк? — Гейл, прекрати, — вмешиваюсь, — Ты пришел ради этого? — Я приш…, а в общем уже не важно! Молодец Китнисс, как всегда умница!       Дом почти содрогается от криков Гейла и мне приходится закрыть уши, чтобы голова не разорвалась. — Не кричи, не кричи… — повторяю лишь одно.       Видя это все, Пит медленно отпускает мою руку и так же спокойно встает. Немножко пошатываясь, он делает шаг к Хоторну. — Я же сказал не кричи. Разве не понятно? — неожиданно для всех Мелларк набрасывается на шахтера и валит его на пол, — Я же попросил! — булочник целится в лицо Гейлу и разбивает ему губу, — Я же просил сюда не приходить! Разве не понятно?!       Пит сжимает руки на шеи охотника и замечаю что Гейлу нечем дышать. От ужаса не могу даже ничего сделать, просто сижу и наблюдаю за происходящей картиной. — Хочешь её себе, белобрысый? — хрипя спрашивает Гейл — Так отвоюй!       Удар в солнечное сплетение и Пит валится на пол больно скуля и кашляя. Но сдаваться Мелларк не хочет. Он кое-как поднимается и набрасывается на охотника, но промазав снова падает. — И ты выбрала его? — фыркает Гейл, стирая кровь с подбородка, — Он же даже одного удара выдержать не может! Урод!       Хоторн подходит к лежащему булочнику и бьет его в ребра, а потом и в лицо. — Хватит! — выкрикиваю, — Прекрати это делать, Гейл! — Так и знал! — шахтер сплевывает в сторону Пита и зло смотрит на меня, — Ты знала, что мне будет больно, знала! И все равно так поступила! Тебе было с ним хорошо? — Уходи… — тихо прошу охотника, — уходи Гейл, прошу.       Шахтер мотает головой и его взгляд меняется, теперь в его глазах можно прочитать жгучую боль предательства. Он быстро выходит из дома, попутно задев тумбочку в коридоре. Его злость сковывает меня даже после его ухода, поэтому только через некоторое время могу пошевелится и подползти к пекарю. — Пит, как ты? — кладу его голову к себе на колени, — Пит, что же у нас за день такой… — С тобой любой день счастье, Китнисс, — окровавленная рука пекаря тянется к моей щеке, но сегодня я не отворачиваюсь и не кривлюсь, просто позволяю. — Ох, Пит… тебя убьет твоя доброта. — Меня уже убивает любовь, за все остальное я не переживаю. — Сильно больно? Только честно. — Нет. Боль заживет, её… -…любовь залечит, — заканчиваю за него, — Так сказал… — Сноу на нашей свадьбе, — говорит Пит с улыбкой, — И был прав. — Даже и не верится, что он мог такое сказать. Тебе надо на диван. Я помогу. — Нет, Китнисс! Тебе нельзя! Я сам.       Пит стирает кровь рукавом и криво улыбается. — Гейл выбил мне зуб, — говорит пекарь с какой-то грустью, — Я — слабак. — Нет, — встаю подаю ему руку, — Ты не слабак. Ты… чересчур милый, Пит. И добрый. — И все этим пользуются, — Мелларк поднимается на колени и целует мою ладонь, — Но если будешь пользоваться ты, то мне не жалко. Пользуйся. Я весь твой. — Пит…       Сама от себя того не ожидая, наклоняюсь и целую булочника. Нежно касаюсь верхней, а потом и нижней губы. Его руки тянутся обнять меня и я не препятствую этому. Разрешаю делать то, что сейчас ему нужно. Помогаю как могу. — На диван, — командую, — Вставай, на полу нечего делать. — А сама недавно сидела, — замечает он. — Ну, уже хватит. Сегодня дозу сидения на полу мы перевыполнили.       Голубоглазый парень радостно прижимает меня к себе и ведет к дивану, обхватив талию своими крепкими руками. — И ты будешь сидеть рядом. И это будет лучший день, несмотря ни на что.       Киваю головой и понимаю, что больше из себя не выдавлю ни слова. А Питу и слов не надо. Он садится максимально близко ко мне и снова кладет мою руку к себе на грудь. — Я обещаю, я буду защищать тебя, Китнисс, чтобы там ни было. Веришь? — Верю. Но Пит, мн… — Тебе не нужна моя защита, знаю. Но поверь, с Гейлом, таким вспыльчивым Гейлом, тебе не будет хорошо. — Мы это уже обсуждали. — Помню, Китнисс, я помню все о чем мы говорили. — Зачем? Разве это не калечит тебя? — Зачем? Потому что люблю. — Любишь… — эхом повторяю за ним, — Любишь… — Да. Ты моя надежда, Китнисс. И всегда ею была. — Надежда — это то, что боится потерять человек. — Именно. И ты даже не можешь представить, как я боюсь однажды проснутся и не увидеть тебя, боюсь что ша…       Но досказать такие красивые слова Питу мешают мои губы, которые накрыли его рот, заставляя замолчать. Мелларк довольно отвечает на поцелуй сжимая мою талию сильнее, но не так, как охотник, а с долей нежности. В руках пекаря я чувствую себя маленькой фарфоровой куколкой, которую очень сильно берегут.       Спустя несколько секунд, а может даже и минут, прерываю поцелуй и заглядываю пекарю в глаза: — Я не люблю тебя, Пит. Извини. — Я знаю. Я помню. — Нам не стоило… — Стоило. Поверь мне, нам даже очень стоило. Спасибо тебе, Китнисс, что все-таки изредка, но поливаешь цветы моей надежды.       Грустно смотрю на Пита и понимаю, что не смогу ему сказать всего того, что хотела. Не смогу разбить его сердце, хоть мне и кажется что там остались одни осколки, просто не смогу.       На диване, в уже окровавленных вещах сидели двое. Парень, который был рад каждому мгновению, и девушка, которая решила для себя что это был последний раз, когда она полила цветы его надежды.