Dum spiro spero et amo

Летний вечер пышен, Летний вечер снова… Мне твой голос слышен: «Я люблю другого» В. Брюсов

      Уже давно не сплю и смотрю в окно. Боюсь что он придет и заберет меня. Боюсь, что не смогу сказать «нет». Дверь со скрипом приоткрывается. — Китнисс, — на меня с разбегу запрыгивает утенок, — мама сказала что ты пришла вчера вечером. Я уже спала тогда… Я так рада тебя видеть, — она обнимает меня со всей своей любовью, — а почему ты не у себя дома? — Ой, — целую её в щеку, — долгая и нудная история. А ты чего не в школе? — Китнисс, — утенок кивает в сторону календаря, — суббота же. — Да? Я потеряла счет дням. — Пошли завтракать, — Прим тянет меня за руку, — Пит принес сладких булочек. — Что? Пит был здесь? — Китнисс, — сестренка гладит меня по волосам, — уже пол одиннадцатого. Конечно был. Сказал что ждет тебя. У вас любовь? — Да, — вру ради их же спокойствия. — Романтика. Ты и пекарь. Пекарь — который приносит нам каждый день выпечку. — Каждый день? — удивляюсь. — Да. Как только вы вернулись он заносит нам свои изделия каждое утро и вечер. Он милый, правда? — Прим выбегает за дверь, — мы ждем тебя внизу, — кричит она.       Милый пекарь подлизывается к моей семье? Прям аж до тошноты милый. Сжимаю кулаки и со всей силой бью по подушке. Как пришла в одежде, так ночью и спала не раздевавшись, поэтому просто закалываю волосы заколкой, которая лежит на столике, и спускаюсь вниз на кухню. — Чем так пахнет? — Доброе утро, Китнисс, — проговаривает мама. — Вот, Пит принес булки. — Садись, — утенок откусывает кусок, — поешь, они очень вкусные. — Он тебя очень любит Китнисс, — утверждает мама. — Да. Через чур, — подхожу к столу и наливаю из графина себе воду в стакан. — Я смотрю ты не очень рада. — Нет, я рада. Просто…плохо себя чувствую, — вру. — А ты знаешь, — жуя говорит Прим, — что Гейл уехал жить в другой дистрикт. — Нет! — вскрикиваю. — Это неправда! Его насильно забрали! — Китнисс, успокойся. Мне Хейзел сказала что он обворовал пекарня твоего Пита, за что получил десять ударов плетью… — Да! Да! А потом его насильно забр… — А потом не выдержал стыда и уехал в другое место. Говорят ему Пит помог. — А я о чем?! Пит помог тем что наврал! — Китнисс, что у вас происходит? — Ничего, — успокаиваюсь, — просто я волнуюсь за Гейла. — Как за брата? — мама пристально на меня смотрит. — Спасибо за завтрак. Я пойду. Еще куча дел.       Быстрым шагом выхожу из дома и захлопываю за собой дверь. И здесь мне не верят что Пит не такой уже и милый. Почему? Что не так? — Китнисс, я волновался. — Мелларк. — Могла бы и сказать что будешь у мамы. — Я не собираюсь перед тобой отчитываться. — Пошли домой, — просит Пит. — Поговорим. — Нет, — отвечаю твердо, — не пойду.       Пекарь подходит ближе и сжимает мой локоть: — Пошли. Домой. Китнисс. — Отчеканивает каждое слово, — или мне тащить тебя? — Не трогай, — вырываю руку, — сама пойду. Но не потому что ты просишь. — Ну хоть так.       Быстро иду впереди, а пекарь плетется сзади. Оборачиваюсь и злюсь — он разглядывает цветы на поляне вместо того что бы идти быстрее, хотя это была его идея. — Мелларк. Быстрее. Ты же хотел поговорить. — Китнисс, — зовет меня. — Что? — оборачиваюсь. Пит стоит предо мной и держит в руке несколько одуванчиков. — Смотри, такие же воздушные как надежда. Как обещание того, что жизнь продолжается несмотря на наши потери. — Протягивает их мне. — Да? Смотри, пекарь — со всей силой дую, и парашутики разлетаются в разные стороны, — твоя надежда рухнула как эти одуванчики.       Еще быстрее иду в сторону дома даже не задумываясь что Питу может неприятно. Захожу в дом — как обычно что-то пёк. Открываю все окна на первом этаже, и, со злостью сажусь на диван. Через минут пять — десять приходит он. — Мелларк. И года не прошло, — скрещиваю руки на груди. — Китнисс, я не обижаюсь на тебя. Моя любовь сильнее обиды. — В какой дистрикт ты отослал Гейла? — Что? — То. Еще раз повторить? Тетя Хейзел — мама Гейла, мне все рассказала, — вру дабы не подставлять свою маму. — Где он? — Китнисс. Ты снова за старое? — Пит садится напротив. — Нет. Он не старое, он мое новое и будущее. — А вот это уж нет! Я — твое будущее и новое. Следуй приказу, Китнисс. — А ты и рад, да? Рад меня мучить? Да что это за жизнь такая, — начинаю жаловаться я, — то игры, теперь ты! Мелларк, скажи, прошу тебя, где Гейл?! — Гейлу там хорошо, — проговаривает он, — я налью нам чай и мы вместе посмотрим каталог украшений на свадьбу. — Да не буду я с тобой ничего смотреть! — кричу как раненный зверь, — достало. Лучше бы умерла на Арене! — Не смей так говорить! — Пит подлетает ко мне и хватает за плечи, — не смей! — трясет меня, — ты не имеешь права такое говорить в нашем доме. — Это тюрьма, — сбрасываю его руки, — не дом — клетка. — Ты свободна ходить куда ты хочешь. — Хочу в лес. — Иди. — Хочу с Гейлом.       Поднимаю глаза на Пита: его руки сжаты в кулаки, а скулы напряжены. — С Гейлом? С этим грязным шахтером? Я! Я был с тобой Китнисс когда тебе было страшно там, в лесу на Играх. Я успокаивал тебя. Я запутывал профи. Это все делал я. А где был шахтер?! — Пит кричит, а мне кажется что весь дом содрогается. — Я не просила этого. Не просила. И ты знаешь. — Ну что же, смирись, Китнисс. Прими это. Нам будет хорошо, — пекарь пытается погладить меня, я отворачиваюсь. — Не будет. Я люблю Гейла. И я все равно узнаю где он. Хочешь ты или нет. Так что смирись, Пит. И прими это.       Пытаюсь обойти его и подняться к себе, но он крепко схватил меня за руку и не отпускает. — Пусти. Пит, слышишь? Пусти. Больно. — Больно? Вот, — Пит кладет мою руку к себе на сердце, — вот там больно. Да. А твоя рука — пустышка, по сравнению что творится в душе. Я тебя обещаю, ты забудешь охотника. По собственному желанию или без, но ты забудешь. — Ублюдок, — шиплю ему в лицо.       Легкий, совсем невесомый, но все-таки ощутимый шлепок по щеке заставляет придти в себя. — Прости, Китнисс, я не хотел. Ты меня вынудила. — Не смей! — набрасываюсь на него с кулаками. Бью прямо в нос, — трогать меня своими руками!       Как правило от Пита я всегда ухожу в слезах. Так и сегодня, не нарушая традиции, забегаю в комнату и смахиваю пару слезинок со щеки. Папу учил добиваться своего и не отпускать. Он с детства мне говорил: «Китнисс, страшно не упасть, а не подняться». И я поднимусь, папа. Обещаю.