Dum spiro spero et amo

      Сколько я нахожусь в комнате, день или может целую неделю? Не знаю. Не считала. Не хочу считать, не хочу ничего знать. Знаю одно — Пит не отходит от моей двери и всегда пытается уговорить выйти. Но не сегодня. Сегодня его еще не было. Сегодня я не слышала его голоса.       Встаю с кровати и подхожу к зеркалу, что одиноко стоит в углу. Темные синяки под глазами совершенно меня не красят, а искусанные губы опухли и стали уродовать полностью. — Тебя надо привести в порядок и… — шепчу сама себе. В животе раздается песня кита, — и поесть. — Как факт заканчиваю предложение.       Желудок неприятно стонет от нехватки пищи. Понимаю что надо поесть, но… Всегда есть НО в виде Пита. Он всегда находится рядом. И если я выйду сейчас то на меня точно посыпается вереница глупых вопросов. Как ему объяснить почему я так долго не выходила не смогу. Я ведь сама тоже не понимаю…       На часах половину второго. День, значит пекарь возможно на работе. Набираюсь смелости. Вдох — выдох. Щелчок и дверь открыта. Улавливаю в коридоре запах. Я его знаю. Это Его запах — Пита. Сладкий, назойливый и совершенно непривлекательный запах его выпечки… и... тела. Именно этот запах чудился мне все дни пребывания в комнате. Именно он заставлял морщить нос и каждый раз накрываться одеялом по самую голову. Именно он врывался в моим сны… именно он…       В доме тишина. Слышу как на первом этаже тикают часы. Те самые «древние», как их однажды назвала Прим, часы с треснувшим стеклом и давно неработающей кукушкой. Слышу и становится страшно — ведь минуты спешат одна за другой, проматывая мою жизнь вперед все быстрее. Хотя, мою ли?       Аккуратно спускаюсь вниз. половица под моим весом прогибается и издает тихий, но ужасно давящий на уши, звук что похожий на звук умирающего зверя. Пока спускаюсь замечаю фотографии что висят в черных рамках вдоль лестницы. Их повесила Эффи считая что так придаст уют этому дому. Но это не так. Этому дому придаст уют только любовь. Увы, в этом месте её нет.       Хоть на фотографиях мы с пекарем и «счастливая» пара которая выжила, но в жизни все не так. Перевожу дыхание и вступаю ногой на твердый пол первого этажа. Эти фотографии надо убрать. К черту комфорт и уют. К черту. Нос улавливает нотки едкого запаха, отчего голову немного кружит. Это уже не тот сладкий запах пекаря, нет. Этот запах более сильный и более неприятнее чем ванильный. Чувствую что запах доносится с гостиной. Заворачиваю за угол и встаю открывши рот — гостиная пустая. В ней нет тот привычной мебели что там стояла. единственной что не изменилось — часы в углу. Часы и… Моему вниманию представлена картина вдоль всей стены нарисована краской которая еще не совсем высохла. подхожу поближе и рассматриваю его повнимательней — на ней я с луком в лесу. в моём любимом лесу… с моим луком… в счастливой куртке. Волосы как и обычно заплетены к тугую косу, а взгляд уставлен куда-то вдаль. Картина нарисована живыми и яркими красками. Теперь все стены гостиной так и дышат жизнью. Подхожу еще ближе и дотрагиваюсь к своему изображению. — Нравится? — вздрагиваю и резко убираю руку. — Старался закончить побыстрее. — Это ты нарисовал? — поворачиваюсь к пекаря, он облокотившись на косяк осматривает меня с ног до головы. — Да. Так тебе нравится? — Красиво. У тебя талант. — Я закончу и будет еще лучше, — он делает шаг ко мне, — что это было, Китнисс? — Было что? — Ты не выходила из комнаты пять дней и ночей. Я не находил себе места. — Поэтому начал рисовать? — разворачиваюсь обратно к картине. — Это мой антидепрессант. — Слышу его шаги сзади себя, — я скучал, — теплые руки ложатся на мои плечи пытаясь убрать всю печаль. — Не знаю, — отвечаю честно. — Я просто думала. — И к чему пришла? — Ни к чему. — Китнисс, — его смех разносится ланью по комнате отбиваясь от стен, — так чего тогда так долго сидеть? — Не знаю, Пит, не знаю, — убираю его руки и прохожу немного влево — к большому дубу что так красочно и во всех деталях прорисовал Мелларк. — Есть наверное хочешь? — Хочу. Честно, — поворачиваюсь и бросаю на него короткий взгляд, — хочу. — Есть сырные палочки и картошка. — С удовольствием, — живот от упоминания про еду начинает радостно бурчать. — Только руки помою, — радостно заявляет пекарь и быстрым шагом по пути в ванную снимает с себя грязный фартук. — знаешь, — кричит он с ванной, — я так перепугался когда ты перестала отзываться. Но Хэймитч, сказал дать тебе время и я его послушал, — Пит выходит с ванной с полотенцем. Стою и внимательно рассматриваю детали нарисованных трав и цветов, — тебе действительно понравилось? — Очень, — мечтательно шепчу, — на всю стену такая красота. Я такого еще не видела. И не смей, — разворачиваюсь к нему лицом, — говорить что-то про Гейла. — И не собирался. Нас ждет скоро новая жизнь, — он кидает полотенце на пол, — без охотника — Рада, — морщу нос, — пошли есть? — Да, да, конечно, — Мелларк подает мне руку. — Без самодеятельности, — отмахиваюсь от него и прохожу в кухню. — Чай или сок? — Сок. Наверное, — сажусь за стол, — ты поменял скатерть? — Да, — он тянется к верхней полке, — тебе не нравится? — Нравится, — провожу рукой по синей ткани. Чувствую под рукой выбитые розы, — розы… Зна... — Знак Панема. Знаю, — Пит ставит передо мной стакан с яблочным соком, — но другой нигде не было. Пока пусть побудет эта. Потом сходим, выберем другую. — Садится напротив меня и наливает себе в кружку остаток сока. — Тебе не хватило, — констатирую и смотрю на графин. — Я не хочу. — Врешь, — верчу в руке стакан, — ты любишь яблочный сок. — Ты его тоже любишь, — его гортанный голос становится более хриплым, — для тебя я готов отдать все. — Пит, не надо, — чувствую что комок слез подбирается к горлу, — не начинай. — Сегодня я особенно чувствую что виновата перед ним. — Нет, Китнисс. Честно. Я готов долить тебе последнюю каплю сока, даже если сам буду умирать от жажды. И речь сейчас совершенно не о соке. Забыл, — он соскакивает со стула, — ты же голодна.       Его способные руки к труду, аккуратно накладывают по тарелкам еду. Комок боли жмет горло и раздавливает по крупицам мою душу. Сегодня, именно сегодня, не могу смотреть на Пита. Он так старается ради меня, а я веду себя как тварь. Мелларк подает мне тарелку и мило улыбнувшись садится на против. Не спеша раскладывает на своих коленях салфетку и так же не спеша берет вилку и накалывает на неё первый кусочек картошки. За его движениями готова наблюдать часами. — Ешь, Китнисс. — Кивает в сторону еды, — или тебе не нравится? Я могу приг… — В жизни своей не чувствовала себя так плохо, — наклоняю голову вниз и уставляюсь в пол. — Эй, — он подлетает ко мне и присаживается на корточки рядом, — ты чего? — мягкие руки пекаря сжимают мою ладонь, — Китнисс? — Я делаю все не так. Я делаю больно всем. Пит, понимаешь? — Глупости, — сжимает крепче и прижимает к сердцу, — пока оно бьется — ты всегда будешь все делать правильно. Или мы будем глупить вместе. — Глупить? — на лице появляется улыбка. — Нет такого слова. — У нас будет, — его нежные губы едва касается моей руки, — у нас будет, Китнисс, все что ты захочешь. — Правда? — Конечно. Разве что-то может это изменить? — Ты, — вспоминаю ночь с охотником, — не заслуживаешь такого, Пит. Ты слишком хороший в отличие от меня. — Не верю, — он прижимает меня к себе, — не верю, милая. — Верь. Я ужасная. — Успокойся, все хорошо. — Пит, ты всегда будешь рядом? — Всегда.       Такое тихое и спокойное всегда… Шесть букв, а какой огромный смысл. Не знаю зачем спрашиваю это у Пита, не знаю. Но чувство того что он всегда будет рядом оставляет теплый след в моём сердце. Мы сидим прижавшись друг к другу, пекарь нежно перебирает мои волосы своими руками. Я вдыхаю запах. Тот самый тошнотворно — сладкий запах, который уже не вызывает такую бурную реакцию. Цепляюсь за его рубашку, как за последнюю надежду. Вроде бы мы в море, а Пит — единственная лодка в этом безграничном мире.       Пит сидит спокойно, его дыхание успокаивает и меня. В душе, что мечется с одного угла в другой, зарождается чувство умиротворенности, расслабленности. Слезы сами катятся по щекам, хочу я того или нет. Эти слезы боли. Слезы — что символизируют мой крах как человека. Как человека, который делает больно парню, что отдал мне все последнее. Мне жаль что все случилось именно так. Жаль… Дотрагиваюсь рукой к животу — там еще ничего нет. Но скоро, уверена, что скоро, будет. И я надеюсь что, Пит, простит меня.