Заставь души сиять

      — Сёма, Сё-ёма!       — А? Что? Да, я тут! — я отмахнулся от трясущей за плечо девушки.       — Не спи!       — Да не сплю я, не сплю!       — Спишь ведь!       — Да всё уже, проснулся! Чего?       — Тащи давай всю эту бандуру!       — Ба, сейчас!       — Давай-давай! Директор не зря во время отъезда тебе всё поручила!       — Конечно не так просто! Славе сбагрила моих детей, а меня сюда отправила!       — Давай-давай, не ной, надо работать.       — Слушай, ты не могла бы ворчать поменьше?       — Не могла бы!       — Вчера был такой замечательный день...       — Целый день ливень!       — Пытаешься язвить? Не выходит. Поучись у мастера.       — У тебя, что ли?       — Можешь у меня. Ты вправе считать меня своим другом.       — Ой, да кому ты нужен!       — Да ладно тебе!       — Ну ладно, мне.       — Вот видишь.       — Нет, не вижу! Не смешно!       — Зато правда. Вот серьёзно, что бы ты без меня делала?       — Всё.       — Вчера бы не удалось.       — Удалось бы!       — Не-а.       — Да!!!       — Так нет же. Эх, чувствую вкус старых времён, когда мы были молодыми и глупыми...       — Это ты про себя сейчас?       — И про тебя тоже.       — Я такой не была!       — Была же.       — Нет!!!       — Да не ори ты. Инструменты, конечно, любят звук, но звук, а не шум. И пение, а не крик, да, сеньорита-помидорита?       — Семён, я тебя убью!       Я засмеялся и принялся убегать по всему клубу. Даже выбежал на улицу, заметив, что дождь кончился.       Девушка вздохнула и пошла обратно.       — Черти бы побрали эту Ольгу...       — Донесу.       — Да конечно.       — Серьёзно донесу.       — Не смешно!       — Но ты всегда можешь выдвинуть мне встречное условие...       — Семён!!!       — Ну, ты можешь дать поиграть на своей гитаре...       — Нет!       — Ну хотя бы на рояле... Твоём...       — Тем более нет. Он не мой, поэтому трижды нет. Ты всё равно не умеешь.       — Ты могла бы научить меня. Помнишь, обещала?       — Ты даже пары уроков не выдержишь. Фортепиано тебе не гитара, тут всё по-другому.       — Да ладно?       — Да. Во-первых, пальцы. Нужно учиться играть каждой рукой в отдельности...       — А на гитаре не так, что ли?       — Не беси меня!       — Хорошо, не буду. Тогда можно доносить?       — Только попробуй.       — Рояль.       — Пианино!!!       — Не, хочу рояль. А разница есть?       — Семён, я тебя когда-нибудь побью.       — Сначала догони.       Молчание.       — Вот и я о том же.       — Ты бы тоже помолчал. Лучше бы инструменты так таскал, как языком треплешь!       — Таскаю же.       — Тащу!       — О-о, ну это прям подловила!       — Так тебе!       — Вот только «перетаскиваю», балда!       Да, Ольга Дмитриевна поручила нам провести инвентаризацию музыкального клуба.       — Интересно, что на неё нашло-то?       — На нашу любимую и уважаемую Ольгу Дмитриевну? Что, не донести никак? — я расплылся в язвительной улыбке.       — Да-да, именно на неё.       — Не знаю. Но вообще она права, надо иногда за инструментами следить, протирать и всё такое. Пыль вытряхнуть.       — Ещё бы попросила рояль разобрать...       — Ну это мы запросто...       — Не смей даже прикасаться к нему!       — Ой да ладно... Мы тут неплохо повеселились, ничего же не случилось...       — Семён!       — Ладно-ладно, молчу. Но вот гитару я могу и почистить... Наверное...       — Я тебе даже балалайку не дам, не то что гитару!       — Так они ж в принципе одинаковые. Струны снял — протёр спиртом.       — Спирт — это к Электронику.       — Спирт — это ко всем здесь...       — Что ты сказал?!       — Нет-нет, ничего, я молчал.       — Вот и молчи!       — Да не обижайся, что ж ты прям так. Тебя Лена с утра покусала?       — С чего ты взял?       — Обидчивая такая стала.       — С тобой в одном помещении находиться уже тяжело!       — Это ты меня так обидеть решила? Неплохая попытка, растёшь...       — Я в тебя сейчас этой гармошкой кину!       — Она упадёт на пол, а потом ты её в рот... Не надо.       Рычание. Хотя я давно вышел из того возраста, когда девочек дёргают за косички, потому что хочется дёрнуть за косички.       — Дождь, романтика... Почему ты такая злая? Из-за вчера?       — Нет!       — Я так и подумал. Почувствуй свежесть природы, просто вдохни этот аромат леса...       Вдох. Грудь вздымается и опускается. Девушка зевнула и потянулась.       — Красивая-красивая, очень даже.       — Семён!       — Что?       — Ты нарочно так делаешь, да?!       — Нет конечно!       — Нарочно!       — Ладно, нарочно. А что делаю-то?       — Семён!       — Понял, молчу.       Молчать я не собирался. Такой редкий шанс, целый день вдвоём!       — Слушай, а спой песенку.       — Нет.       — Пожалуйста.       — Нет!       — А на японском?       — Нет!       — Что, не знаешь ни одной?       — Настроения нет!       — А ты спой, оно и появится.       — Нет, я сказала!       — Фи, какая ты неинтересная.       — Раз я не интересная, иди да попроси кого-нибудь другого с тобой здесь навести порядок!       — Не могу. Ольга Дмитриевна строго нам с тобой сказала здесь порядок навести.       — А ты попробуй. Я с удовольствием поменяюсь с Леной!       — А что с Леной?       — Да, плохая идея. Лучше со Славей. Вот она тебя умолкнет!       — Чего меня?       — Заткнёт!       — Затыкают дырку в бочке.       — Ну так ты у нас в каждой бочке затычка, вот тебя и заткнут.       — Нет, спасибо.       Директора не будет два дня — уехала в город, оставив всё на вожатых. Хорошо, что есть я и Славя.       — Всё вынесли из подсобки?       — Нет. Помоги давай.       — Сейчас, оттащу...       Девушка вытаскивала всё из чулана, я же оттаскивал подальше, выстраивая коридор между инструментами.       — А потом всё это ещё чистить...       — Запряжём старшие отряды, ничего страшного!       — Угу. — Я зашёл внутрь чулана, и мы вдвоём взялись за шкаф.       Поставив последнего обитателя, я отправился за менее габаритными.       — Девушка, парень, чулан, темно...       — И что?       — Ну...       — Семён?       — Ну... это...       — Семё-ён... — звучит как угроза.       — Не, ну всякое случается!       — Семён! — а вот это уже была угроза!       — Ладно, всё, понял! Сегодня работаем, а не балуемся!       Я помог вынести остальное и прошёлся по залу.       — Так, тогда я пошёл.       — Может, всё-таки поможешь? — язвительно прозвучал голос.       — Ты же старшие группы хотела позвать.       — А таскать кто будет?       — Они же. Я со своей стороны всё пересчитал, всё записал, пойду списки сверять, но потом могу морально поддержать. А ты поставь пластинку да чисть инструменты, в середине сочинишь новую мелодию. Я мешаться буду.       — Спасибо, Сёма!       — Не за что! — помахал я зонтиком с порога.       — Заместитель, тоже мне...       — Ну так ты же учитель музыки, Ли́са! — крикнул я и отправился по своим делам.       Хорошо, когда у тебя есть старший отряд... И самое главное, что они любят свою вожатую. Поэтому помогут. А ты пока пойдёшь курить в лес, если дождь позволит. И потом как раз я вернусь, проследить, чтоб дети (лбы здоровые) ничего не напутали.       Полную луж дорогу до склада я осилил пешком, а вот обратно — бегом и не обращая внимания. Оставив списки в здании администрации, я убежал в библиотеку, чтобы забрать печати, кои остались на хранении у Жени.       Едва завидев меня на пороге, Женя вскочила, собрала всё в охапку и вытолкала Электроника из библиотеки, не забыв как следует проморозить его взглядом. Но так как в здание администрации нам было по пути, то мы зашли к Елене, чтобы после не иметь никаких лыбящихся сопровождающих.       — О, а вы что делаете? — удивилась Лена, впустив нас.       — Работаем, не видишь, что ли? — я улыбнулся. Лена улыбнулась в ответ и приняла бумаги, аккуратно разложив их на столе.       — Ох, Лен, спасибо большое, спасибо-спасибо, — рассыпалась в благодарностях Женя.       — Да не за что, а что случилось?       — Сергей привязался, — ответил я, после чего Лена расхохоталась.       — Да скажи ты ему уже, чего парню голову морочить! — добавила она.       — Я вот тоже так думаю... — пробормотал я и прошагал к «диванчику», сделанному из свободной койки.       Лена жила одна, а Славя почему-то со мной. Почему так? Не знаю. Лучше бы девушек поселили вместе, но директор решила обойти пару правил и поселила свои правую и левую руки в один домик. Я вроде и не жалуюсь, но иногда Славя начинает пилить меня аки неверного мужа, что приводит к мелким стычкам. Долго, конечно, я не выдерживаю, собираюсь и ухожу (нет, ну если неверный муж, то что я ещё должен делать?), а довольная Славяна ложится спать, празднуя очередную победу Вселенского Порядка. Ну хочу я поспать на полу, ну вот хочу и всё!       В общем, Лене я завидовал, потому что вторая койка за неимением соседа была жёсткая, то есть никакой перины, на которой можно было отлежать бока. И на этот самый «диванчик» я рухнул, свесив ноги, которые могли быть грязными от луж.       — Что, нравится? — хихикнула Лена.       — И не говори. Леночка, разрешите я к Вам перееду жить? Ваш диванчик зело соблазнительный для меня...       — Дюже наглый Вы, товарищ Семён, с такой небрежностью непотребность даме предлагая!       — Господа, предлагаю прекратить перепалку! — Женя встала между нами и развела руки.       — Эх, а я почти побил поручика... — тихо сказал я, после чего Лена прыснула, а Женя покраснела.       Отсидевшись для верности минут пятнадцать, мы с Евгенией откланялись и отправились в здание администрации, а Елена пошла проверять своих шалопаев — послеобеденный отдых как раз подходил к концу.       Проставив печати на многих документах инвентаризации, которой я занимался со вчерашнего дня, я никак не мог найти собственно документ музыкального кружка. Неужто оставил на складе?       Было решено сбегать до Лены, так как там он тоже мог находиться. Кто побежал? Правильно, я. Евгения пока проверяла всё остальное.       — Лена, Вы на месте? — прокричал я, сильно постучав по двери. Дождь усилился, поэтому вожатая могла и не услышать.       Дверь распахнулась и моему взору предстало удивлённое лицо Лены.       — Что опять? И к тебе Сергей пристаёт? — спросила она.       — Опись музыкального у тебя?       — Чего?       — Опись. Вон, под столом! — я радостно шагнул вперёд, невзирая на молчаливый протест Лены.       Девушка поцокала. Лишь теперь я обратил внимание, что вожатая, вообще-то, слегка раздетая.       Я тут же отвернулся к двери, приставив, впрочем, зонт.       — Прости, пожалуйста.       — Да ничего, — вздохнула Лена.       Понимаю её. Один раз мы зашли без спросу, второй раз я так вообще крайне нагло вломился без приглашения. Радушия нам всем не занимать, но меру-то знать нужно!       — Изрядно прошу прощения, барышня, — неуклюже пошутил я.       — Хватит уже.       — Понял. С меня пряники.       — Вот это я уже понимаю! — Лена наверняка улыбнулась; я спиной почувствовал, как вожатая-сладкоежка расцвела.       — Вот это ищешь, бестолочь? — коснулась моего плеча девушка. Я развернулась и увидел листок, заполненный Алисой с утра.       — Именно. — «Бестолочь» я пропустил мимо ушей, так как у хозяйки диванчика была весомая причина. Обидно, да.       Кстати, про диванчик.       — А что это ты на него столько подушек водрузила?       — Да решила со своей койки всё убрать, думаю, так посплю.       — Немного не понял.       — Не буду же я спать на чужой койке, лучше свою переоборудую, — пояснила Лена.       — Тоже мне переоборудование, — я покачал головой и только собирался развернуться, как ноги подкосились, и я чуть не упал.       Голова наполнилась тяжестью и противным звоном; ощущение было настолько болезненным, что пришлось зажмуриться до кругов перед глазами.       ...одна сторона собрана и девственно чиста, только плакаты напоминают о японской звезде... шкафчики открыты и пусты, под кроватью наверняка ничего, под подушкой тоже, тем более что она сложена в одну кучу с одеялами...       Что это? Я вижу ту же комнату, но что за плакаты?       — ...держи, — Лена протягивает мне сложенный вчетверо альбомный лист.       Пытаюсь взять его, но глаза тут же застилает темнота.       — Ну что, Семен, тебя сразу убить или как?       Голос Лены. Она всё ещё здесь? За что?       — После такой бравады пищать — не лучшая идея.       Это мой голос. Внезапно.       ...тяжесть понемногу отступала.       Я резко распахнул глаза и поднялся, вызвав крик слева.       — Мику? — я посмотрел на девушку около меня. Нет, не она... Это Лена.       Висок пронзила резкая боль, и я упал обратно, закрыв лицо руками и застонав.       — Сёма, с тобой всё хорошо? Держи водички, попей, пожалуйста! — сказала Лена. Волнуется.       Я кое-как поднялся и махом осушил стакан. После тупым взглядом уставился на Лену.       А что я тут делаю?       Лена опасливо посмотрела на меня, поводила пальцем перед глазами.       — Я в норме... Вроде... — прозвучал мой голос, после чего девушка с облегчением выдохнула и присела на койку. Тоже выпила воды.       Я буквально на секунду закрыл глаза, чтобы попытаться сосредоточиться, а когда открыл — происходящее кардинально изменилось.       Девушка лежала на боку, без сознания. Слюна тонкой струйкой спускалась по щеке. На полу лежала железная кружка: местами рыжая, ржавая. Такая типичная советская кружка либо жёлтого, либо голубоватого цвета, с чёрной каймой или без неё, с загнутыми краями. Популярная кружка. У нас тоже когда-то была такая: большая, с неровным донышком. Моя любимая. Будь моя воля, променял бы все французские толстостенные стаканы в квартире на вот эту металлическую кружку... Ей всё нипочём; а стакан я ухитрился разбить о кафель. Казалось бы — толстое стекло, дутое... И хрустальный разбил, помнится...       Кое-как осознавая, что Лене нужна помощь, я встал с койки и попытался подбежать к ней. Она что-то наверняка знает о Мику!       Но реальность была против: через два шага в поле зрения попал потолок, а рукой я больно ударил столешницу.       Грёбаный стакан под ногами...       — Семён, не спи! — кто-то взял меня за плечо.       — А, что? — я резко открыл глаза и огляделся.       — Как ты ухитрился заснуть? — спросила Женя.       — А?       — Говорит Москва! — Женя пощёлкала пальцами. — Семён, ответьте!       — «Слышу! — отвечает Ленинград...» — пробурчал я. Что-то я сегодня засыпаю на ровном месте...       — Так, держи вот эту вот бумажку, и... И всё, да.       — Что теперь?       — Теперь к Сергею... — горестно вздохнула Женя.       — Так зачем ты его выгнала?       — Да надоел он мне за сегодня... Сёма, может, ты сходишь? Сил уже нет, вот никак! — жалобными глазами посмотрела на меня библиотекарь.       — Да, схожу, — я встал и потянулся. Инвентаризация — дело такое, надолго...       Ого! Я случайно бросил взгляд в окно — а там уже темень. Который-то час? Надолго, определённо...       — Мы точно всё сделали? Библиотека, музыка, кружки, на складе всё и так в порядке, лодочная нам не нужна, спортзал подавно...       — Да, всё. Узнай пока насчёт кружков и возвращайся.       — Зачем?       Женя замялась.       — Ну, отчёты сдашь.       — Так их же на стол...       Так, стоять. Мы же были в здании администрации, нет? Почему я вновь оказался в библиотеке?       — Что — на стол?       — Ничего, я пошёл, а то от духоты уже голова кипит... — пробормотал я и вышел в дождь.       И правда душно. Удивительно, как меня ещё комары не сожрали, они же любят такую погоду. Хотя дождь же... Оно и к лучшему, ненавижу комаров. Какой я чувствительный, товарищ Семён... Мало того, что эти гады кровь пьют, ещё и болезни разносят. И насчёт болезней — почему я не могу вспомнить, как оказался в библиотеке? Что-то у меня голова последние два-три дня вообще не работает; такое ощущение, что я сейчас иду к Серёге и Шуре за новыми деталями и подзарядкой от сети...       Вдруг я обо что-то запнулся. И это что-то истошно замяукало и метнулось в кусты.       — Кыс-кыс, иди сюда... — я зашагал за ней и тут же остановился.       Ага, сейчас бы под дожём, в траве       В мокрых кустах. Нет, спасибо.       Поэтому я поторопился к Шурику и Электронику, но последнего на месте не было.       — Шура, здорово! — я приставил зонт и вытер руки о шорты.       — Виделись! — Шура не стал поворачиваться. Он сидел за столом и что-то тщательно изучал.       — Я по поводу инвен...       — Жди Сергея, он этим занимается.       — А где он хоть?       — Ушёл на склад.       Шура не был настроен разговаривать, поэтому я встал у окна...       — Ну Сеня, ну не видно ж ничего, уйди от солнца!       ...сел около шкафа. Какое солнце, вечер, тучи!       Что-то заскрипело, и Шурик в сердцах ударил по столу.       — Что-то не так? — спросил я для проформы.       — Да не двигается, зараза такая... — с досадой ответил электронщик.       — Конечно не двигается. Вы же всех шахматистов по домам разогнали, потому и не двигается ничего. Дети — цветы жизни, а нет движения — нет жизни. Ещё Павлов завещал.       — У-у, зараза! — погрозил Шура механизму кулаком и отодвинул подальше, чтобы опереться локтями.       Ближайшие полчаса прошли в попытках вожатого заставить механизм работать вперемежку со вздохами и раскатами грома.       — Эй, Шурик, что такой невесёлый? — я всё-таки решил нарушить молчание.       — Да робот не получается, как видишь... — Шурик демонстративно вытер пот со лба и взялся за паяльник.       В первый раз я наблюдаю электроника за работой: создание человекоподобного механизма. Я, кстати, однажды видел это творение: туловище без ног и без рук, зато с кошачьими ушками на голове. К чему? Выглядел он очень красиво, аккуратно, все пластины были отполированы, тщательно пригнаны друг к другу...       — Ясно, а что он будет делать?       — Что?       — Что делать будет, спрашиваю, ваш робот.       — Если честно, то пока мы над этим не задумывались, — он закусил губу, закрыл глаза и снял очки, устало вздохнув. — Если начнёт ходить — это чудо. Ещё чудеснее, если он вообще встанет. Видишь ли, Семён, это полёт мысли, свобода идеи, ничего больше. Да, мне тоже не совсем нравится подобный подход, — он упреждающе взглянул на меня, — но больше тут нечего делать, правда. Мы обчистили оба склада, даже как-то в заброшенное здание лагеря бегали, вскрыли там подземное хранилище...       — Че-его?! — брови не поползли, а взлетели на лоб.       — Ну, бомбоубежище. Там радио было, инструменты хорошие, двери мы даже сняли с петель...       — А-а ди-ди... — икота даже слова не дала сказать.       — Ди?       — Директору... Не?       — Нет, ничего не говорили, да и зачем? Мы сами, потихоньку, всё равно там ничего нет интересного, давно заброшено...       Я помотал головой и кое-как разогнал удивление пополам с шоком.       — Подожди, вы влезли в старое здание лагеря, там нашли бомбоубежище — повторяю, бомбоубежище! — разобрали по винтикам что могли и унесли, так?       — А откуда, ты думаешь, половина запчастей? — Шура махнул рукой.       Действительно, ведь в лагере нет такого количества железных пластин, да и плавить как?       — Нет, железо мы тут сами поплавили и согнули. Инструментов полно, говорю же. Здесь немало, а там ещё больше. Не удивляйся, у тебя на лице написано, — усмехнулся Шура.       — И до сих пор никто не сказал Модовой?       — А зачем? — пожал плечами парень. — Что, она заставит нас всё обратно переплавлять и нести? На пользу науки работаем, не иначе! — он картинно усмехнулся и искусно протёр очки о рубашку.       — Действительно... — пробормотал я и тут же взял себя в руки. — Так ты насчёт цели не ответил. Что он делать-то будет?       — Да мы его в журнал отошлём, «Техника — молодёжи». Это ж какая новизна будет! Представь, робот-человек! Собранный в каком-то пионерлагере! Эх, хочу в бюро Королёва...       — Да будешь, не переживай! — я поспешил успокоить самоделкина. — Но что дальше? Допустим, ты в конструкторском бюро, а что будешь делать? Мало сделать Железного Дровосека, он же зачем-то нужен?       — Не поверишь, но вот сделать нечто прямоходящее — это много, — он сделал акцент на последнем слове, — но вообще... В космос запустить вместо людей. Телескопом оснастить, кислород не нужен... Или в вулкан спустить, не расплавится... Правда, сколько всего нужно сделать для его гибкости и подвижности...       — Как Алису?       — Что?       — Ну, Алиса если бы танцевала — был бы идеальный робот. Двигается много, — я начал загибать пальцы, — на гитаре играет, бегает будь здоров, а дерётся-то как — ух!       Шурик засмеялся.       — Да уж, робот-танцор — это ты лишку хватил изрядно. Но мысль интересная! Особенно про пение... Это ж самая осуществимая и простая задача! Динамик, главное, сообразить...       — ...а там уже и робот не нужен! — в шутку вставил я, широко улыбнувшись.       Шурик застыл как статуя.       — Э-э, Шура?       Он поднял на меня глаза.       — Семён, что ты сейчас сказал?       — Да так, ничего, — я опасливо попятился.       — Ну-ка, повтори!       — Нет.       — Да не бойся, не побью ведь. Ты сказал, что робот не нужен, да? Главное — динамик... Робот не «не нужен», он второстепенен... Робот-певец... С небольшими движениями — то, что надо! — и глаза Шурика загорелись ещё сильнее.       — Надеюсь, что в будущем их будет немного, иначе петь станет некому... — тихо пробормотал я и поспешно умолк, оставив Шуру наедине с его вдохновением.       Пару минут мы провели в молчании, пока в здание не вломилась разгневанная Алиса.       — Где этот паршивец, я ему сейчас задам?! — выпалила она и тут же осеклась, завидев мой осуждающий взгляд и выражающую явное недовольство спину Шуры.       — Нет твоего возлюбленного здесь, Алиса. Что случилось? — начал радиоэлектроник.       — Нет, ничего, — она испепелила меня взглядом, скривилась и вышла на улицу. Кстати, она была без зонтика.       — Удивительно точная характеристика. Пойду узнаю, что там не так.       — Легка на помине, — добавил Шура.       Лиса ждала на улице.       — Пьяная, что ли? — я аккуратно подошёл поближе, чтобы рыжая не врезала мне, но беспокоился напрасно.       — Ты никакой Мику не знаешь случайно? — спокойно спросила учитель музыки.       — Нет, никакой Вики не знаю, — удивился я.       — А...       — Что там?       — Да, дети накидали бумажек в рояль, а там письма какие-то, Семён и Мику.       — И ты решила, что это я так незаметно напакостил? — съязвил я.       — Ну а кто?       — Действительно! Точно трезвая? — я принюхался и тут же получил пощёчину.       Бабы, вашу мать... И пока я сердился на сбрендившую Лису, укрываясь под козырьком здания, подошёл Сергей.       — Что такое? — мнительно начал он.       — Серёга, только давай без этих кривляний, правда, я уже устал. Ты с инвентарём разобрался?       — Сейчас ещё раз просмотрю подсобку, и всё, — кивнул он.       — Ну пошли.       Буквально через пару минут я забрал списки, включая опись складской секции, относящейся к зданию кружков, и отправился к Жене. Пока читал, Шура успел вкратце изложить мысль Сергею, и от его недовольного лица не осталось и намёка. Сыроежкин загорелся похлеще Шуры, пожал мне напоследок руку и чуть ли не вытолкал из здания, ссылаясь на вдохновение. «Мы ведь тоже творим, только немного иначе!» — сказал Сергей и был таков. Кстати, там что-то упало сразу после моего выхода. Надеюсь, они не смахнули всё со стола к чертям, как гении после прозрения?       Я зашагал по дорожке, не решаясь срезать, вертелся как волчок и кое-как боролся с ветром, лишь бы не сломать зонтик, но Женя уже бежала мне навстречу, поэтому вместо библиотеки мы зашли в здание администрации, где библиотекарь страшным шёпотом поведала мне тайну, что сейчас заходила Алиса и выспрашивала о какой-то Вике, с которой я встречался. Я ответил, что не знаю никакой Вики, а те писульки наверняка набросали дети из её же отряда, потому как дети из младших отрядов, допущенные к роялю, просто до такого не доросли. Да и вообще, Семёнов в лагере нет, что ли?!       — Вы бы между собой разобрались, — заулыбалась Женя, когда мы вышли обратно, сдав все бумажки Славе, — а то от ненависти, как говорят, до любви один шаг...       — Именно так, — невозмутимо подтвердил я.       — А ревность — первый признак любви...       — Совершенно верно! — невозмутимо продолжал я.       — И вы с Алисой...       — Точно так же, как и вы с Сергеем, — так же невозмутимо отвечал я, но не сумел сдержаться и улыбнулся, когда библиотекарь замолкла. — Прости, перебил.       — Уел, ладно, — она подняла руку в знак капитуляции, — но что за Вика-то?       — Жень, правда не знаю, — я тоже поднял руку в знак капитуляции. — Вот вообще. Разве что в школе была у нас девочка Вика, но она потом переехала с родителями на Крайний Север. Или куда-то ещё. — Добавил я спустя пару минут размышлений, пока мы дошли до столовой.       Успели вовремя, аккурат на начало позднего приёма пищи: здесь уже были Ульяна, Лиса и Сергей. Лена и Шура наверняка совершали обход, так как уже наступил двенадцатый час, как я выяснил по ходу дел. Вдруг Ульяна оторвалась от троицы и быстро побежала к столовой, а за ней побежала Лиса, оставляя после себя ярко-огненный след рыжих-рыжих волос...       — Так, Ульянка побежала, теперь медленно — медленно! — идём в столовую. — Скомандовал я Жене.       — А это Алиса Двачевская! Никогда к ней не подходи, вечно недовольная, ух! — сказал Сергей, когда поравнялся с нами.       — Помню-помню, мы ровно на этом месте и познакомились, — я улыбнулся.       — И я сказал ровно то же самое, — улыбнулся Сергей.       — К вечеру не о Двачевской, — проворчала Женя.       — Хорошо, что не с утра! — заржали мы.       Женя хмыкнула.       — Вон она стоит, огонь раскидистых косичек, — сразу гораздо тише сказал Электроник.       — Серёг, ты в поэты, что ли, записался? — полушёпотом спросил я.       — Да ладно, не злись, всё у вас хорошо будет! — Электроник вновь похлопал меня по плечу и быстро прошёл вперёд, предоставив меня злобной вожатой, некстати выглянувшей из столовой.       — Как ты меня назвал? — лениво спросила рыжая.       Женя так же быстро прошла мимо. «Не ретировалась, а совершила тактический манёвр!» — прозвучал в голове её голос.       — Прости, что? Я прослушал.       — Огонь раскидистых косичек. Что ещё, товарищи поэты? — с усмешкой спросила Лиса.       — Это не я, — я сложил зонт, выставил его перед собой и попытался пройти внутрь.       Кто-то обхватил меня сзади, буквально оттащив от дверей.       — Это судьба, Сёма, как видишь... — прошептала Лиса мне на ухо.       Я настолько удивился, что только боль в затылке привела меня в сознание. Замечательно, она мне подзатыльник отвесила! Это вообще нормально?!!       — Придурок, — сказала рыжая.       В груди что-то сжалось, заставив кровь превратиться в иголки и пробежаться с головы до ног, вкрадчиво предлагая врезать неблагонадёжной в ответ. Лиса, бестолковый рыжик... Так, хватит, ещё с бабами драться не хватало! Мне кажется, или у меня в голове что-то перемкнуло, вообще думать о таком?       Я прошёл внутрь, вымыл руки и прошёл к своему столику, где меня ждала Женя и Электроник.       — Что так долго? — участливо спросил Сергей.       — А то ты не знаешь! — съязвил я. Тот вновь улыбнулся, а Женя пожелала мне приятного аппетита. За ней невнятно повторил Электроник.       — Не говори с набитым ртом, — ответил я и приступил.       — Тебя Женя покусала, что ли? — возмутился Сергей.       — Ешь давай, — слегка улыбнулась Женя.       — Вчера немного покусала, пока стулья двигали. Говорит «что-то я голодная, Сеня, дай-ка кусочек!»       Электроник чуть не захлебнулся праведным негодованием, а я наконец созрел:       — Ладно, пересяду, а то ты сегодня не поешь, — и слинял.       Пора разобраться в этом беспределе!       — Подвиньтесь, — я невежливо плюхнулся за стол рыжих.       Алиса что-то промычала, а Ульянка напряжённо уставилась на мою тарелку. Да-да, знаем этот трюк, но! Встречайте мастера!       — Бу! — я резко повернулся к Ульяне в попытке напугать её. Та только покачала головой и ускоренно заработала ложкой. Да, у нас тут картошка толчёная вечерком...       Ели мы молча и быстро. Но как Лиса ни торопилась, я успел вместе с ней. Застыв на пару мгновений, она поставила поднос на прилавок и быстрым шагом направилась к выходу.       — Уберёшь! — сказал я Ульяне и побежал вслед за учительницей музыки. Догнать её удалось только на лестнице.       — Стой! — я взял Лису за плечо и накрыл нас обоих зонтом.       В ответ она обожгла меня взглядом, но руку с плеча я не убрал. Эта девка вконец обнаглела.       — И долго ты меня ещё сверлить будешь? Хотела разбирательств?       Стоп, я это где-то уже слышал... Да, я определённо произносил эту фразу. В похожей ситуации.       — А у кого-то в этом время сердце кровью обливается... — внезапно сказала Алиса.       — Согласен, но это не твои проблемы. — Отмахнулся я. — Тебе не кажется, что нужно извиниться после того, как ты меня ударила?       — Обзываться надо меньше! — огрызнулась Лиса.       — Ты маленькая, что ли? — огрызнулся уже я. Это ни в какие рамки не лезет!       И в подтверждение того, что она уже не маленькая девочка, Лиса топнула ногой и куда-то побежала. Серьёзно? Оставалось только поцокать и пойти следом. Куда она могла побежать? К Лене конечно же, к своей подружке, даром что подружка её терпит всё реже и реже.       Я не ошибся. У Лены горел ночник, она читала; Слави до сих пор не было, иначе бы Лиса отправилась восвояси.       — Тук-тук, можно? — постучался я и слегка приоткрыл дверь. Лена (это было видно даже в темноте) закатила глаза и приглашающе махнула. Я аккуратно сложил зонт и с удивлением воззрился на Лису, сидящую прямиком на полу. А почему? А потому что кое-кто зонт с собой не носит, вот и не пустили дальше порога!       — Прости, Лен, можно я заберу её с собой?       — Ну забирай, — хитро улыбнулась вожатая, когда я достал руку из кармана.       Признаться, я не знаю, зачем стащил пряники Ульяны, но не стоило класть их на стул рядом! И не в пакете. Были бы в пакете, я бы так незаметно не умыкнул. Хотя ладно, за две штуки-то не обидится...       — Возьмите, пожалуйста, — я протянул вожатой руку, за что получил ещё порцию улыбки. Лена у нас сладкоежка, Лена у нас любит пряники!       — А что так мало? — игриво подмигнула она.       — А больше нету!       — А если найду-у? — мы перестали обращать внимание на Лису, но она вроде как была и не против.             — Ну попробуй, — я откровенно развеселился. — Я пока поваляюсь, — я заложил руки за голову и откинулся на кровати.       Что?       Пришлось помотать головой, чтобы отогнать морок. Да нет, я на ногах стою...       — Ладно, Лиса, пошли уже, ты вся мокрая, простудишься, — я подал девушке руку.       Моя милая, как же скучно без тебя! Общаюсь с двумя психопатками...       Что такое? В затылке будто что-то стрельнуло, а в следующий миг по голове растеклось тепло.       — Ладно, пошли, — буркнула Лиса и соизволила подняться. Честно сказать, я бы рад извиниться перед ней, раз довёл с утра, но перед этим желаю выслушать исключительные объяснения!       Когда мы выходили, Лена открыла рот, чтобы откусить кусочек, но вместо этого раздалась бессвязная речь, её начало колотить, девушка чуть не свалилась на пол, благо я успел подхватить и уложить вожатую на койку. Надеюсь, не попало не в то горло, а то, чего доброго, задохнется еще...       — Семён? — Лиса потрясла меня за плечо.       — Да? — я был на улице.       Что за, что за, что за, что за...?!!       Я оглянулся, но дверь была закрыта. И всё равно я увидел сквозь.       — Ты урод, — сказала Лена и махом отключилась.       И всё?       Я расхохотался. Что за бред? Стоило меня мучить галлюцинациями, чтобы услышать такое в общем-то ничего не значащее заявление? Впрочем, Лена бы так никогда не сказала, я уже просто утомился, хочу спать, ещё Лиса здесь на нервы мне каплет... Может, это из-за жары? Дождь потихоньку заканчивался, но даже ночью лето остаётся летом — жарко и влажно, а у Лены ещё и ночник горит.       Мы куда-то пошли. Просто куда-то пошли. Лиса вела, я прикрывал её зонтом. Даже не понял, когда оказался по колено в траве, среди деревьев. И почти сразу передо мной возникла рыжая палатка.       — А теперь давай соберем нашу святыню, надо же три часа как-то потратить до отъезда, — сказала Лиса.       Стоило спросить, что происходит, но совсем не хотелось. Усталость виновата? Мне кажется, что я получил солнечный удар, но такого просто физически не могло случиться.       Но на месте святыни обнаружилась другая проблема — гитара. Лиса проворно заползла вовнутрь (палатка оказалась огромной), сбросила одежду, обтёрлась полотенцем и взялась за инструмент.       — Что, рыжик, будем разбираться? — я тоже заполз вовнутрь, уложил зонтик рядом с мокрой одеждой и приготовился к долгому разговору.       — Нет, — она мотнула головой, не отрывая взгляда от гитары. Какая-то знакомая мелодия... Впрочем, долго наслаждаться музыкой было не суждено, Лиса отложила одну игрушку и потянулась ко второй — ко мне. Да уж...        «Прям на святыне?»       Какая святыня, палатка и палатка.        «Тебе никогда не говорили, что ты урод?»       Только что. Но я думал, что святыня создана, чтобы помогать прихожанам, а сейчас мне нужна именно помощь! Голоса уже в голове... Но я принял правила игры.       Лиса была очень холодной, потихоньку замерзала. Пришлось сначала крепко обнять её, вслушаться в биение сердца, потом вдохнуть аромат рыжих волос, с удивлением почувствовать запах пороха (табака?) на кончиках её пальцев, а после сойти с ума. Жаркое пламя любви, встретившись с росой на коже, превратилось в тягучий лавовый поток, неспешно прокладывающий себе путь среди скал и занимающий все пространство. Алиса не торопилась, наслаждалась каждым моментом, медленно-медленно уступая безумию. Высыхать в холодной, но душной палатке таким образом доставляло какое-то извращенное удовольствие, вкуса которого моя достаточно прямая и простая натура никогда не знала.        «Я знал, что ты скрытый садист».       Стоило больших трудов дождаться, чтобы Алиса уснула, а потом аккуратно подняться — мне почему-то спать не хотелось. Более того, я прикинул, что и так сплю. Тихо оделся и выполз на улицу.       Дождь прекратился, на улице парило. Без дождя мы бы умерли, если даже ночью так тепло. Захотелось пройтись, но буквально через два шага я шагнул на нечто мягкое, а это мягкое пулей вылетело из-под ног, истошно мяукая на ходу. Тьфу на тебя, как же я перепугался! Ладно ёжики, а кошка откуда здесь? Ладно, не буду шататься по темени, а то и правда на ежа наступлю, будет мне...       — Сёма... — тихо проговорила Алиса, когда я улёгся рядом.       — Что?       — А кто такая Мику?       — Лис, правда не знаю. Вот первый раз слышу про эту Мику... Кстати, я сначала подумал, что Вика, но нет, не показалось. Что там было, в этих бумажках?       — Да... Она признавалась в любви Семёну, — безразлично ответила Лиса.       — Даже не знаю, — ответил я после недолгой паузы. Кто-то оставил послание? Девочка из старших отрядов? Ну, вполне может быть, могут и подшутить.       — Она всё равно уехала в Японию... — тихонько добавила Лиса.       Э-э... Я не нашёлся, что сказать, поэтому поцеловал рыжую.       — Семён...       — Что?       — Люблю тебя...       — Жить без тебя не могу...       Поцелуй. Нам обоим давно следовало в этом признаться.       — А что с записками?       — А я сожгла их. Зажигалкой.       Перед глазами померкло.       Ненадолго. Проснулся я в пустой открытой палатке. Жарко. На подушке были оранжевые и зелёные волосы. Интересно...       Я вышел на улицу и удивился росе на траве. Сейчас часов пять, а она уже ушла. Интересно, а кто ушёл? На самом краю памяти вертится имя, которое имеет с «Лиса» только одну общую букву. Первый ударный слог. Характерно для агглюнативного языка...       Мику.       Меня вывернуло. Голову сжало в тиски, ноги странно онемели, я чуть не рухнул, но ударился одним коленом. Доброе утро. В черепе расплескался бензин, пронзив болью каждый сосуд, а в особенности затылок, будто именно там находился центр возгорания. Со мной была Алиса, со злости бросив сигарету вдогонку. Алиса, Алиса, Алиса...       Пошла ты, дура.        «Не очень-то приятно, думается мне».       — Мне тоже не очень приятно, и думать не надо, — вслух ответил я самому себе.       — И мне не очень приятно, — раздался низкий голос, грудной и шипящий одновременно.       Я обернулся на звук, но никого не увидел.        «Я вообще-то у тебя в голове».       Да не ты, придурок.       — Кто здесь? — я вытер рот и присел, чтобы вытереть руки о мокрую траву.       — Тот, кому надоело ждать, — насмешливо ответил голос.       — Очень смешно. Покажись, пожалуйста, это будет гораздо продуктивнее, — я умылся росой.       — Ох, вот сейчас ты меня купил своим движением... — из кустов медленно и грациозно шагнул кот. Пятнистый тёмно-коричневый кот с большими желтыми глазами. Очень пушистый, крупный: отъелся на казённых харчах, но движения были какими-то напряжёнными, вкрадчивыми, как и прищур; как может кот создавать такое человеческое впечатление, особенно с этими немигающими, но голодными глазами? Уличный драный кот, не иначе... Что-то не сходится.       Меня снова дёрнуло, но я удержался, глубоко вдохнув, снова вытер лицо мокрой ладонью. Кот, словно в насмешку, коснулся лапой ближайшего листа и вытер за ухом.       — Удивлён? Да, я драный уличный кот, а понял ты это потому, что вспомнил меня. Помнишь автобус?       Я молчал. Шутка ли, каждый день со мной коты говорят? Автобус?       — Не помнишь, понятно. Автобус, в который ты сел и оказался здесь. Он привёз тебя сюда. А, ты сожрал что-то ядовитое, поэтому такой странный запах, — кот принюхался и брезгливо сморщился. — Возможно, поэтому не помнишь. Я тоже как-то отравилась и заболела.       Я продолжал молчать. Передо мной какой-то странный кот. Кошка?       — Ты кошка или кот? — спросил я.       — Стоящий вопрос, — животное село. — Кошка.       — О как. — Я завис, но тут же в голову пришла мысль о старинных сказках. — А ты в красну девицу обратиться можешь, кошка? Мне было бы гораздо удобнее.       — Мяу, — насмешливо ответило животное, и реальность смазалась.       Кошка выгнулась и начала увеличиваться в размерах. Шерсть быстро сбежалась к голове, лапы будто переломились в нескольких местах, рык перешёл в тонкий писк. Передо мной, на взрытой земле, стояла девушка.       Слов не было.       Девушка повертела головой, красиво разбросав локоны, и показала кошачьи уши. Большие кошачьи уши. Как я стоял, так я и сел.       Слов не было.       А ещё у неё оказался хвост.       — Немного не получилось, — насмешливо сказала мне девушка-кошка. Шерсть превратилась в тёмно-русые волосы и грязно-коричневое платье. Девушка была босой, одна лодыжка почему-то перебинтована. Глаза остались такими же большими и жёлтыми, а улыбка казалась хищной. Я неосознанно вытянул руку в её сторону, и бывшая кошка тут же зашипела, вздыбив волосы. Я упал в траву и захохотал.       — Ладно, волшебный дух, рассказывай, что там у тебя, — я уселся поудобнее.       Кошка тем временем полностью обнюхала себя и подобралась вплотную ко мне. Я протянул ладонь, она лизнула её.       — Люди так не делают, не надо, — я вытер руку о траву.       — Ну знаете ли, — насмешливо ответила она. По-моему, она, кроме как усмехаться, больше ничего не может. — Мы в автобусе.       — Да ладно? А как по мне, так мы в лесу.       — Не совсем, — она уселась напротив, тщательно копируя мою посадку. — Как думаешь, почему с тобой заговорила кошка?       — Потому что я провёл ночь в волшебном лесу с рыжей ведьмой, — пробормотал я.       — Не совсем, — собеседница осклабилась. — Просто волшебный лес слишком неспокоен, слишком хочет убить тебя, а ты начал сдавать. Я думала, что ты справишься, но нет. А если не справишься ты, он сожрёт и меня.       — Типично кошачий поступок, — прокомментировал я.       — А зачем напрягаться? Не моя добыча. Я уважаю чужую охоту.       — Да-да, поэтому люди предпочитают собак.       Кошка зашипела в ответ, злобно сощурившись.       — Ладно, я пошутил, — я показал открытые ладони в знак мира. — Так что за волшебный лес на меня охотится?       — Автобус. — Коротко ответила кошка. Потом добавила: — Этот автобус проклят, и он хочет сожрать тебя, меня и всех остальных.       — Автобус?       — Да.       — Сожрать?       — Да?       — Нет.       — Что — нет?       — Автобусы не едят людей, как и леса, — сказал я с небольшой ноткой сомнения. Вообще-то болота жрут людей только так, если в переносном смысле. Увяз, утонул. И хрен найдёшь.       — Едят, даже вполне. Чувствуешь, что не так с тобой?       — Чувствую. Башка болит, сплю через задницу, вижу чего нет и разговариваю с кошкой, — ехидно ответил я.       — Он пытается тебя сожрать, — убеждённо повторила кошка. — Ты помнишь, что было час назад?       — Я проснулся в палатке.       — А с кем? Чей запах?       — Женский, — я усмехнулся.       — А какой женщины?       Настал черёд кошки усмехаться.       — Не помню, — признался я спустя минуту размышлений. Если внимательно исследовать палатку, то наверняка пойму, но ведь это не нормально, что я не помню?       — Автобус создаёт сон, в котором ты рано или поздно уснёшь навсегда.       — Слушай, а откуда-то ты вообще знаешь, что это автобус? — не выдержал я.       — Потому что это сон. Он связал вас всех, кто сидит внутри. Наши сознания переплетены, поэтому я и общаюсь ровно так, как если бы ты разговаривал сам с собой, — просто ответила девушка.       — И по кусочку от остальных сознаний, да? — добавил я.       — Да. — Она попыталась поднять пятку к лицу, чтобы вылизать её, но я вовремя вмешался.       — А твой облик?       — Из твоей головы.        «Хм. А ведь весьма неплохо. Простенько, но со вкусом. Что думаешь?»       Насчёт зоофилии? Слушай, ты никогда не был настолько ярко выражен, как сейчас.        «Я тебе больше скажу, нас тут и по двое было».       Чужое сознание?        «Около того».       Подожди, а куда тот делся?        «Исчез».       Не понял?        «Исчез. Сам не знаю».       Переплетённые сознания, которые потихоньку жрёт какой-то проклятый автобус? Я много всякой фигни слышал, но чтоб настолько...       — Слушай, киса, а что будет, если кого-то автобус сожрёт?       — Он умрёт.       — Это понятно, а здесь что произойдёт?       — Ну, он исчезнет отсюда. Одного уже сожрал, — кошка равнодушна лизнула своё плечо.        «Мм, секси».       Пошёл ты.       — А кого?       — А какую-то крашеную девочку.       — С аквамариновыми волосами... — глухо сказал я.       Голова вновь налилась тяжестью, меня начало мутить, но внезапно кошка прыгнула на меня и повалила в траву, натурально зашипев и вцепившись в плечо до крови. Будто налитые свинцом конечности бесконтрольно болтались во все стороны, пока кошка кружила надо мной, топча и царапая.       — Ладно, слезь, — наконец меня отпустило. Вернулось осознание того, что я вижу. Плечо горело, заболело колено, рубашка смялась, на животе медленно проступал синяк.       — Будь осторожнее, — нежным голосом шепнула мне на ухо девочка-кошка, спрыгнула и побежала куда-то в лес, на ходу превращаясь обратно.       А я задумался об аквамариновых волосах. И воспоминания полились в голову рекой...       Она разрывалась в самом буквальном смысле этого слова. Как можно было понять то, что я одновременно знаю и не знаю девочек, помню и не помню лагерь, слышу неслышимое и вижу невидимое? Откуда я узнал, что в моей руке телефон, который будет изобретён лет через тридцать, а сам я моложе чуть ли не на десятку? Мысли пришли в порядок; они больше не напоминали муравейник, порядок которого скрыт от человеческих глаз под землёй, нет. Теперь они напоминали сложный чертёж архитектора — образец порядка, но всё равно непонятный для непосвящённого.       Да, я всё вспомнил, но объяснения так и не придумал. Автобус, охочий до чужих жизней? Бред. Как и говорящая кошка. Как и пионерлагерь восьмидесятых.       Стало легче. В один момент я справился с паникой и удивлением; теперь я напоминал себе разведчика на вражеской территории, который успешно выполнил задание и должен вернуться обратно.       Вот.       Точно.       Мне нужно вернуться домой.       Как?       В лесу воцарилась тишина. Махом, будто кто-то закрыл пластиковое окно. Недостаточно поэтично, согласен, но «пелене тишины» я предпочту что-то более обыденное, как я и привык. Обыденность...       Выполнить задание — а потом делать что хочешь.       Кажется, меня окатила волна уверенности. Я встал и зашагал по лесу, стойко выдерживая все удары ливня, начавшегося почти сразу после нашего разговора. Кошка защитила меня от очередного «укуса» автобуса, выгрызающего воспоминания и перетасовывающего время.       Так вот почему я побывал и вожатым, и пионером, и даже чьим-то любовником. Ба, что за ужас! Теперь бы вспомнить, что и когда это было... Ладно, кошка разок помогла, но что дальше? Записать всё? Неплохая идея... Открыл — прочёл — забыл. Э-э... Так себе цикл. Тем более записки уже были, злобный лагерь сделает всё, чтобы я не добрался до них, как не мог добраться до письма Мику, пока Алиса его не сожгла. Бр-р, как же противно! Бороться с системой, которая может в любой момент изменить твои воспоминания и вообще убить!       Автобус времени и безысходность в пионерском лагере.       Никто не заказывал?