Второй после Мадары

      — Тебе рассказывали, как умер твой брат?..       Неджи умер как герой, наверняка его смерть была болезненной… Но причём здесь это? Обито намекает, что ему пришлось не хуже всех — вроде того, что, в отличие от Неджи, он хотя бы жив?       — Не то чтобы… Подробностей я не знаю, но он умер достойно. Достойно гения. Ты был там? Ты видел?       — О-о-о, более чем! — Обито рассмеялся рвано, зло.       Он жалеет, что не умер вместо него? Он… завидует Неджи?       — Обито? О чём ты говоришь?       — А ты спроси у своей сестры, — в его голосе клокотал нервный сарказм.       Хината? Не может быть… Нет, этого не может быть. Она ни при чём. Она не могла. Ведь не могла?..       Но цепную реакцию спонтанных умозаключений было уже не остановить. Ханаби быстро вообразила дикую конструкцию вроде треугольника Обито-Хината-Неджи, где Неджи — проиграл… совсем. Боги, какой кошмар. Ханаби почувствовала, как её голова плавится.       Её атаковали воспоминания, как Хината аккуратно перебрасывает волосы Неджи на грудь, массируя ему перетренированную спину. Как она всегда рвалась за ним, как она мечтала быть на него похожей…       Могла ли Обито нравиться Хината? Мог ли он…       — Что ты смотришь так? Неужели доброй души не нашлось рассказать тебе, что его убил я? _________________       Ханаби поверила ему сразу. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он говорит правду. И Ханаби мгновенно пожалела, что он не промолчал.       Словно воздухом её ударило так, что отбросило от него. Обито в секунду очень сильно постарел. Он всё ещё зло улыбался, всё ещё морщился от боли, даже следы тяжёлых ранений, что когда-то свели их вместе, тоже всё ещё были здесь — навсегда запеклись на его груди и животе в виде длинных поперечных шрамов, от которых Ханаби когда-то в постели не могла оторвать пальцев — ласкала и ласкала, как будто продолжала лечить.       Но это уже был чужой человек. Опасный. Возможно, опаснее, чем кто бы то ни было, кого встречала Ханаби. Опаснее Орочимару.       Убить её брата? И любить её сестру?       К своему стыду, Ханаби даже не знала, что хуже.       Похоже, какие-то рефлексы сыграли за неё, потому что она вдруг обнаружила, что в её руке оказался кунай, а тело застыло в оборонительной позиции.       Что-то дрогнуло в лице Обито. Страх?.. Разве он боится… хоть чего-нибудь? Ханаби не могла припомнить, чтобы боялся. Но сейчас ей этого очень хотелось.       Зачем он рассказал ей это? Значит ли это то, что он собирается напасть? В понимании Ханаби о таких вещах рассказывают только перед смертью. Собеседника или… своей.       Мысль о Неджи больно уколола в сердце. «Мог ли он сам напроситься на удар Обито? Могло ли быть что-то, что смягчит его вину?» — против воли закопошились малодушные надежды.       Стоп, сказала себе Ханаби. Это абсурд. Она делает выводы на пустом месте. Она не так поняла. Очевидно, Обито имел в виду другое.       — Что ты сейчас сказал? — её голос напомнил писк, и Ханаби разозлилась на себя, осознав, как жалко она выглядит.       — Я был тем, кто прикончил твоего брата. Ну? Что ты сделаешь? Убьёшь меня?       Остатки разума шептали Ханаби, что первой вступать с ним в схватку не стоит. Как бы Обито ни был травмирован, постоять за себя сил у него хватит. Ей уже не раз посчастливилось наблюдать его нечеловеческую выносливость. И пусть он даже только что едва не стонал от её рук, пусть ему сейчас очень больно, действительно больно… Мысленно подбирая точки, куда ударить было бы эффективно, Ханаби словно резала себя заживо. Ей было приятно, когда он доверял ей своё тело, терпел боль от её рук как необходимую, такой сильный — покорялся… Однако сознательно ударить его на поражение было выше её сил.       Но что за страшные слова он говорит? От них веет стальным холодом оружия и сильнейшей опасностью. Кто там — внутри её Обито? Внутри его такого родного тела?       Разве он мог желать смерти Неджи? Ханаби вспомнила, каким ударом для неё была его смерть.       Почему?..       — Почему? — вслух повторила Ханаби и инстинктивно подняла кунай выше — на уровень лица. Ей вдруг очень захотелось убежать отсюда, хоть куда-то деться из этого царства абсурда и опасности. Она активировала бьякуган, чтобы контролировать сзади расстояние до люка вверху и одновременно держать в поле зрения Обито.       — Боишься, что я солгу? — хмыкнул тот. — Мне больше нечего скрывать. Я убил его, как и многих других глупцов, действовавших наперекор всеобщему счастью. Для тебя это, наверное, пустые напыщенные слова? Сколько тебе лет? Едва двадцать? Даже если ты до того ещё не успела познать боль, разве его смерть не заставила тебя понять, что этот мир — жестокая ошибка? Что он несовершенен настолько, насколько вообще возможно? В совершенном мире он бы ведь не умер, верно? Но твой брат сам отверг такой мир и поплатился за это. Я предупреждал. Я предупреждал их всех.       Ханаби сглотнула. Происходящее окончательно перестало казаться реальным. Хотелось коснуться Обито, почувствовать связь, спросить мягко, всё ли в порядке, — ведь очевидно, что его рассудок функционирует совсем не так, как надо, если не сказать хуже. Хотелось убедиться, что он просто ударился головой и это последствия травмы. Иначе это всё не имеет смысла.       — В этом чёртовом мире всё наперекосяк! Зря я дал ему шанс! — он хлопнул кулаком по земле и скривился от боли, свирепо и жалобно одновременно.       Ханаби увидела всплеск чакры — и Обито оказался ровно перед ней: шуншин. Он схватил кунай поверх её запястья и дёрнул к своей груди.       — Давай.       Его ладонь была сухой и горячей. Он сжал её запястье почти до хруста, затем ослабил хватку.       — Ну? Ты ведь хочешь этого.       Обито двигался обманчиво легко, но Ханаби словно чувствовала всем телом, как ему всё ещё больно.       Она ни в коем случае не хотела его смерти. Кисть разжалась, и кунай, блеснув, полетел вниз. Обито дёрнул бровью, затем презрительно скривился.       — Бей, или я тебя убью. Я чудовище, ты сама говорила. Ты ведь не сможешь жить, зная, что могла отомстить за смерть брата и многих других коноховцев, но не сделала этого. Или я, или ты. Выбирай. Ты шиноби, чёрт возьми, или никчёмная слабая девчонка?       Ханаби всхлипнула, и вдруг ей овладело то чувство — когда всё ради победы, как во время спаррингов с Хинатой. Хината. Как она посмела?! Жестокость в такие моменты автоматически превращается в преимущество; либо ты, либо тебя.       Только сейчас глаза Обито заалели. Он так провоцирует её или собирается защищаться?       Думать некогда; Ханаби бьёт обеими ладонями чакрой в основной очаг, с силой, не достаточной, однако, для лишения жизни. Как бы ей ни было душно и страшно, она не может заставить себя летально ему навредить. Обито от удара отлетает спиной, падает на земляной пол и морщится почти с наслаждением и триумфом, словно это он победил. Он не кашляет и не задыхается от такого удара как Хината. Его чакра некоторое время хаотично мечется и вдруг начинает течь ровнее. Обито неподвижен, и Ханаби делает пару шагов к нему, концентрируя чакру в руках. Она ещё не победила. Но должна победить. Он не посмеет унижать её, манипулировать ей, как малолетней девчонкой. Она кое-чего стоит, и она докажет ему это. Отныне никто не посмеет ей помыкать. Даже отец не посмеет! _______________       Кажется, она всерьёз решила его убить. Эта мысль Обито одновременно веселит и даже заводит. Он чувствует, как находят выход те эмоции, которые он в последнее время слишком долго держал в себе — злость, фрустрация, волнение, — и как исцеляюще саднит покарябанное эго. Сейчас он почти хочет её — так горят её глаза, так впечатляюще смертоносны её руки. Он вспоминает, как этот рот опускался на его член, как это было дурманяще, одуряюще. Обито разбит так, что почти ничего не может сделать, кроме как постепенно копить крохи чакры на камуи. Он не уверен, что успеет, однако это всё, что ему остаётся. И этот риск по-своему сладок. ____________       Он медленно поднимается из последних сил, словно только ради того, чтобы умереть с достоинством.       «Ты не умрёшь, — мысленно зло обещает Ханаби. — Но больно будет».       Она делает шаг. Ещё один. И ещё. Токи чакры нетерпеливо колют руки. И вдруг Ханаби останавливается как вкопанная. Её ноги тяжелеют от пришедшей в голову простой мысли и отказываются дальше идти.       «Или лучше называть тебя Тоби?..» — мерзкий шёпот Орочимару.       Солнце в волосах Наруто…       «Тоби там у них… главный был, в общем…»       «Ну, так и есть… Он и есть Мадара…»       Только в одном случае весь недавний бред Обито обретает смысл.       Она с трудом разлепляет склеившиеся губы и надрывно выпаливает:       — Кто такой… Тоби?       Вопрос запоздало эхом бьётся о стены убежища, множится и тонет в пустоте, развороченной спиралью исчезающего в пространстве Обито. ______________       Обито появляется в измерении Камуи, а вслед за ним туда врывается вопрос Ханаби. Он тут же беспардонно в голове ультразвуком шинкует последние мысли.       Что ему, в конце концов?       Почему так больно?       Обито просто не успел бы ответить. Да и так всё ясно, разве нет? Когда-то с этим должно было быть покончено. Ему осточертели маски. Хотелось голой, простой правды. Теперь это он, никакие дополнительные личности его не раскалывают. Он един, цел. И так проще.       Чакра прибывает. Ханаби во время удара — к слову, весьма ощутимого, — как-то удачно толкнула её своей и индуцировала процесс возобновления. Обито чувствовал приятную щекотку регенерации, оживившейся вместе с притоком чакры. Не дожидаясь сколько-нибудь значительного исцеления — потерпит, не впервой, а время дорого, он и так достаточно задержался, — Обито воссоздал в памяти запечатлённый шаринганом образ госпиталя и рядом с ним — маленькой лаборатории. Внутренний её вид он не знал, поэтому через камуи пробраться прямо туда не вышло бы. Только рядом.       «Чёртова Цунаде, прикончу тебя, как только увижу», — пообещал себе Обито, возвращаясь из карманного измерения в осточертевший ему мир. ______________       Какаши беспомощно носился между столами — он и не подумал, что тут столько помещений, а в них — столько сейфов! Что в них? Особо опасные вещества? Что будет, если он станет ломать каждый? Что если здесь неизлечимые вирусы или ещё что похуже? Взрывные смеси? Яды? Как бы сейчас помог шаринган!       Однако следов вторжения не наблюдалось. Он бы почувствовал. Долгие годы опыта службы в АНБУ, где задания по хищению различного рода ценных артефактов из защищённых хранилищ были едва ли не самыми распространёнными, помогали понять, куда смотреть — и взгляд сам ощупывал нужные места в поисках следов взлома. Типичный лабораторный антураж: яркий иссиня-белый свет, половина стен из прочного прозрачного пластика и всё с виду цело и на месте. Ноль. Ничего.       Однако поручиться Какаши всё же не мог. Кто знает, какие техники у Мадары припасены в рукаве?       — Кучиёсе-но-дзюцу! — хлопок. — Паккун, скажи, чьи запахи ты здесь чувствуешь? — заторопился он.       — И тебе привет, Какаши, — почти бесстрастно проворчал Паккун, однако всё же снисходительно принюхался. — Ну… Цунаде… Шизуне… Шихо… Какая-то мерзость… — Паккун поморщился, казалось, он вот-вот зажмёт нос лапой. — Митоку… Юрика… Обито…       — Обито?!       — Какаши, что тебе здесь надо? — тут же раздалось сбоку. — Соскучился по бинокулярному зрению? Охотишься за новым глазом?       Он вышел из-за угла, раздетый по пояс и грязный — весь в земле, она была даже в волосах. Какаши пропустил колкость мимо ушей.       — Мадара. Целью этого нападения было забрать риннеган, — выдохнул он.       — Что? — взвыл Обито. — Откуда информация?!       — Ниоткуда. Это моё предположение. И я почти уверен.       — Какого чёрта?! — ближайший к Обито стол с колбами и препаратами полетел на пол под его рёв.       — Обито, чтоб тебя!!! Если ты не будешь осторожен, мы тут все взлетим на воздух!       — Я тут сейчас разнесу всё к херам, если немедленно не получу риннеган! — один из настольных сейфов врезался в стену и пустил по ней трещины, колбы с соседнего стола были снесены на пол целым скопом от взмаха второй руки Обито. Их стекло ломалось от удара ещё на столе и врезалось в его предплечье, оставляя на нём красные дорожки. — Я не уйду отсюда, пока не найду его, — Обито обернулся, дыша часто, скаля зубы, свирепо глядя исподлобья, взмокший и совершенно разъярённый. — Ай, чёрт!!!       Паккун невозмутимо убрал зубы с ноги Обито, оставив там заживающий на глазах, но глубокий и кровоточащий след.       — А теперь уймись и подумай башкой — сдохнуть тут хочешь и всех вокруг похоронить? — надменно и строго выдал Паккун с пола. — До Мадары не достанет. Он тебе за этот фейерверк только спасибо скажет.       Обито замахнулся, чтобы пнуть его, но собаку-ниндзя так незатейливо и обидно не достать. Паккун тут же испарился с его пути, и нога Обито впечаталась в нижний край металлического стола.       Обито вскрикнул, непечатно выругался и схватился за ушибленное место.       Какаши едва не прыснул. Если бы не общая трагичность обстоятельств, в которые они угодили, это выглядело бы весьма смешно.       — Обито. Я выломал дверь, а охраны нет, поэтому здесь с минуты на минуту будет Цунаде-сама. Нам надо…       — Отлично! — прохрипел Обито. — Она-то мне и нужна! — дальше он недвусмысленно поделился тем, что собирается сделать с ней, перед тем как убить, и Какаши поспешил его прервать, пока тот не пустился в подробные описания.       — Да что с тобой! — Какаши схватил его за плечо и как следует тряхнул. — Голову включи, а то мне придётся помочь тебе! Заткнись и попробуй только подобное ляпнуть при Пятой. Я жить хочу, мать твою! Нам лучше здесь ничего не трогать и дождаться её. И ты тоже, да! Твоя сила может понадобиться.       — Пошли на … — сообщил Обито и растворился в воздухе.       Какаши вздохнул. Идиот и чёртов псих! Как всегда непоследовательный.       Он с неудовольствием почувствовал, что его собственные нервы тоже стали сдавать, и сильно.       — Спасибо, Паккун.       — Обращайся. Но ты как хочешь, а я с этим товарищем больше не работаю, и не проси. Он идиот, — вынес вердикт Паккун и вернулся в своё измерение, оставив после себя облачко дыма. ______________