Сказки Старой Ветоши

Это был тихий весенний вечер, Эмили. Солнце уже начало затухать за сизыми полотнами облаков, и океанская полоса, виднеющаяся со второго этажа постройки, заходилась бурунами. С юга дул сильный ветер, но не давал свободу. Дауд чувствовал себя заточенным в городской темнице, с долгим сроком испытательных работ, и такое положение выматывало. Дауд стоял на железном балконе, опираясь на балюстраду, и смотрел в ту сторону, где за деревьями виднелся песчаный пляж. В душе жили ненависть и презрение к окружающим. Что не удивительно, учитывая, что не так давно всю его семью зарезали ради скудных пожитков. Грабители не думали, что их семья тоже из бедняков – смерти оказались напрасными. Каким-то чудом Дауд не пострадал – вернулся домой позже обычного, гуляя по опустевшему пляжу, и строя за’мки из обтесанной волнами гальки. Камни приятно перекатывались в руках, а, оставаясь влажными, становились еще и до невероятия красивы. Океан пел мелкими барханами волн, и ничего не предвещало беды. Вот только почему-то было неспокойно. Домой, в старую обшарпанную квартиру, не хотелось идти; родители вот-вот должны были вернуться после изнурительного трудового дня, но Дауд не любил их общества. Они не понимали его идеи об идеальном миропорядке без махинаций власть имущих, со справедливостью во всех ее эшелонах; считали его идеи утопичными и чересчур высокими в том мире, где большинству не было места. Можно сказать, что отец и мать не интересовались им более, чем знакомым. И вот их не стало. Что почувствовал по этому поводу молодой четырнадцатилетний юноша? Отчаянье предательства. Почему они Ушли, бросив его? Зачем обрекли на столь же беспросветное существование? Пусть это и не их вина, обида всё равно давила горло стальным ошейником, а на сердце расцветал яростный, ядовитый клок. Он вернулся уже к завершению действа. Преступники еще не скрылись, но что мог сделать он – юнец, с большими замашками? Тоже подставляться под нож он не хотел, понимая, что не сможет им противостоять. Взыграла паника, и он застыл на лестничной клетке, находясь в тени и в лапах оцепенения. Горло сжала стальной рукой паника, и первое время Дауд даже не мог позвать на помощь. А потом было поздно – бандиты скрылись. От доков снизу, вдаль по улице, доносился отвратительных запах дубленых шкур и китового жира. Дауд ненавидел этот запах, но ничего не мог с этим поделать – смрад, источаемый загнивающим мясом, не перебивался никакими травами и воскурениями, разносясь далеко за пределы кожаного квартала. Но юноша мог позволить себе снять жильё только здесь – на остальное просто не было денег, - и много работать на кожемятне и грузчиком в порту, чтоб хоть как-то обеспечить себе проживание. Дауд любил и ненавидел Серко’нос. Боготворил местную природу, рудники и артезианские скважины, уступы крутых пиков гор, с недействующим вулканом, и естественный порядок вещей в течение времени. Питал уважение к плодоносному океану, и достаточно миролюбивым серконосцам. Но ненавидел шваль в правительстве и рэкетирские группировки. У Дауда были сложные отношения с верой. С одной стороны, он презирал религию и Аббатство, как средство управления массами – власти, построенной на страхе и наказании за грехи, где всё так же легко покупалось и продавалось, как в бизнесе. Люди ощущали мнимую власть над тем, над чем не были в управлении, и это бесконечно злило юношу. С другой, была альтернатива сплошь продажным сановникам – культы Старых Богов и, в частности, особо известный на Островах обычай поклонения Аутсайдеру. Одни говорят, что был это вечно молодой мальчик, с чёрными, как сама Бездна, глазами. Он носил простые закрытые одежды, и славился всеобщей нейтральностью, хотя, поговаривали, и выражал своё порицание или же одобрение на те или иные действия своих послушников. Другие же говорили, что истинный Его дух заключён в образе драконоподобного змея, Левиафана, и время, и стихии, были подвластны Ему. Дауд относился к Нему двояко, хоть и не был знаком с Ним лично. Его бесил тот тип существ, который не помогал или не мог помочь ему и таким же, как он, бедным и обездоленным. Что и говорить? Дауд хотел бы жить иначе, но пока не знал, как. А еще его первостепенной задачей стало найти убийц своей семьи, и учинить над ними кровавую расправу. Юноша не верил властям, и темница – было меньшим, что они заслуживали. На улице ошивалась городская шпана – так, мелкие воришки и хитрецы, не посещавшие школу на период каникул, или не имеющие средств на подобное обучение. Разнящиеся по возрасту шаромыги из разных дворов, собирались на Фонтанном квартале ровно в четыре. Дауд не то, что бы считался в их компании, но был замечен, и знал детали. Юноша не мог назвать себя одиночкой – у него имелось пять-шесть приятелей, с которыми он мог иногда весело проводить время, но он чувствовал себя не равным им - выше, и они почитали его за командира. Дауд не смог бы назвать их друзьями, поскольку не был способен полностью им довериться, но это было единственное, что он себе позволял. Он всегда был обособленным – быстротой мышления, глубиной взглядов, рассудительной уравновешенностью поступков, силой и жесткостью характера и, когда – ежели – злился, едва мог удержать себя от чрезмерно деструктивных действий. Компания района насчитывала двадцать семь человек – парни и девчонки из бедных, или чуть выше нищенского сословия. Всем скопом они собирались редко, чаще гуляли, играли или исследовали – небольшими компаниями, человек по семь. Закон улиц и право сильного существовали и здесь, но не были так же яро и в крайности проявлены, как у пасущихся в тылу местных бандитов. Однажды, играя в небольшую войну с приятелями, Дауд увидел направляющихся на сходку тройку странных людей. Все одеты искусно, но странно – в кожу и залатанные ткани. С метательными кинжалами, арбалетом или клинком на перевязи, они источали невидимую опасность, словно хищники среди жвачных животных. Один мужчина был почти лыс и крупен, с очень смуглой, вспотевшей кожей, и весьма обширным боевым патронажем, почти не скрытым тканью одежд. Он двигался, слегка переваливаясь, и держался тени. Правая рука его была сплошь татуирована цветными узорами, а в ухе была диковинная серьга с чёрным камнем. Мужчина направлялся из квартала Фонарей вдоль по улице, мимо которой пролегал игровой маршрут Дауда и, из чувства странно повлёкшего его любопытства, юноша проследовал за ним, сохраняя дистанцию, и оставаясь незамеченным. Опасный тип обернулся перед заходом в переулок, цепким взглядом отмечая территорию, но Дауда, спрятавшегося за грузовыми тюками, не заметил. Гангстер скрылся в подворотне, а Дауд терпеливо продолжил наблюдать. Молодой серконосцес сам толком не знал, что он ожидает увидеть, но это уже была не игра в слежку, а самая настоящая реальность, и это одновременно и страшило, и будоражило кровь. Дауд предпочел бы испытать свои навыки и в настоящей жизни, только, если попадется, вряд ли он сможет, хотя бы улизнуть, невредимым. Старые рыбаки говорили – это был Рыбацкий квартал, и Дауд довольно хорошо знал местность, – что у бандитов существуют специальные дротики, с каким-то ядом на игле стали и, пущенные в цель, одни – убивают, другие – просто оглушают или сводят к невменяемости. Если отравленная стрела попадет в шпиона, - пытками или наркотическими препаратами, его вынудят рассказать всё, что он знает. Дауд часто сглатывает слюну и, с поражающей самого себя – не храбростью, нет, – бесбашенностью, продолжает наблюдать. Он знает, что впереди, в том переулке, куда скрылся головорез, - тупики, разве головорез пройдет тайными ходами. Страх быть замеченным почти оглушает, но что-то не позволяет юноше уйти, и он, медленно смещаясь, и используя приоритеты местности, где скрылся внушающий угрозу тип, остался на месте. Стоя в тени жестяных баков, согнув спину, чтоб не быть замеченным, Дауд увидел еще и одну, носящую почти не скрытое оружие, пару. Девушка была густо закутана в объемную, не сковывающую движение, одежду – тунику, с длинными подвязанными рукавами, грубые мужские штаны, с большим поясом, и свисающий сзади подол юбки. Длинные волосы убраны в плетёную прическу, крупный бюст вызывающе выставлен наружу, а между грудей виднелся крупный рубленый шрам, темно-розовый, с неровными краями, говоривший о том, что девчонка уже познала вкус схватки, боли, а возможно и поражения. Если первый, темнокожий гангстер, был почти стар, то девушка была молода – наверное, не более десяти лет отделяло ее с Даудом. Парень подслушал беседу ее с ее спутником, мужчиной средних лет, с развитой мускулатурой, узким разрезом глаз и черными волосами. Женщина кликала его Са'ул, много комментировала, шутила, но сама мало смеялась – в ее глазах был вечный прищур, а в жестах – скованная настороженность. Высокий Гарпун Саул был намного менее зажат и не связан в мимике. Звал ее Серой Гарпией или Сэм, и на вопросы отвечал свободно, зная, что в штатской обстановке важные темы операций не обсуждаются. А на вопрос о том, где Саблезубый Тигр, сказал, что Ни’кас, должно быть, обогнал их – это они слегка запаздывают. – Говорил я тебе, держись подальше от гарпуна – он тебя почти задел, - с ноткой обходительного осуждения, научал Саул, держа ладонь на рукояти меча. Гарпия плотоядно усмехнулась, и нашарила в складках юбки пухлый кошель, указывая на него, но не сильно выдавая его местоположение. – Зато у нас на сегодня есть дополнительная выручка, – заметила она весьма удовлетворенно. – Босс простит. – Или посчитает тебя слишком не предусмотрительной, – сказал Гарпун с порицанием. – Он и так из-за твоей своевольности рассек однажды кожу у глаза, прикрывая тебя. А ведь вы могли бы этого и избежать, если бы чуть ранее скрылись. Его потом Рыбак штопал, а ты ведь знаешь, что Град у нашего лекаря не частый гость. – Да-да, я помню, – закатила Серая глаза, явно не желая вспоминать этот случай. – Я потом получила строжайший выговор, и была ущемлена в общей доле выручки. Но я ведь хотела, как лучше, изъять из трюмо драгоценности, а не только, кхм, бумаги… – женщина с пониманием посмотрела на него, и ее сопровождающий кивнул. – Это так. Но время у нас было ограничено. Мы еле отбили тогда напор стражников, и успели скрыться. – Да брось ты, всё же кончилось хорошо, – пустячным тоном обмолвилась Саманта, в раздражении меняясь в лице, и морщась от слишком нерадивых воспоминаний. – Я принесла ему свои извинения, и… Словом, смогла добиться прощения. Ухмыляющийся Гарпун с недоверием взглянул на нее, сильно сморщив мину. – Если ты действительно считаешь, что он так скоро забывает минувшие проколы, то ты… – Вот только не надо обзывать меня дурой, – понижая голос, Серая Гарпия даже почти остановила движение. Они застыли почти у самого поворота в затененный узкий переулок, из тех, чьи дома были почти заброшены или тех, в которых обреталась самая дрянная челядь обездоленных. – Вспомни свои грешки, и прикуси язык, – зло ткнула она его пальцем в грудь, и Дауд, находясь уже в совсем небольшом расстоянии от их двоих, хорошо различал эмоции в ее глазах. Девушка была уязвлена, и явно вспыхивала, как порох – он бы не хотел будить в ней колоссальный силы взрыв. Не пожелал этого и ее товарищ, примиряюще вскинув руку, а после и сжав плечо. – Я не собираюсь перед тобой оправдываться. И не перед кем из нишах. Я делала ровно то, что считала возможным и нужным – даже при лимите времени, – выгодным для Белых Соколов. И если ты усматриваешь в этом сугубо меркантильный интерес… Пошел ты к дьяволу. – Брось, брось, Сэм, я не сказал, что так считаю, – отозвался Саул вполне миролюбиво, глядя на взбесившуюся одним упоминанием ее ошибки Сэм. – Просто я забочусь о тебе. – Наверное, больше, чем обо всех среди Соколов, м-м? – опуская взгляд, почти прошептала женщина, так, что Дауд едва смог ее услышать. – Кажется, между нами процветает не столько выгода, как у других, или отношения в духе братства, а, Наставник? Мужчина усмехнулся на ее уязвленность, и пятерней потрепал по голове. Гарпия рывком увернулась, точно не желающая ласки разъяренная кошка, и слегка откашлялась – уже не в злобе, а скорее в досаде. – Я уже, помнится, говорил о моем к тебе отношении, – откликнулся Саул очень спокойно. – Если ты не готова принять эти чувства, пусть я останусь напарником и куратором, как и ранее, - мужчина прокашлялся и, скрывая неловкость, почесал правой рукой левую щеку. – Словом, я знаю, чем вызвано твое непринятие. Думаешь, у вас с боссом это серьезно? Окаменев лицом, Гарпия ответила после паузы, отводя взгляд. – Хочется верить в это… Но я верю ему и, кем бы он меня ни считал, я останусь рядом. Пойдем, нас давно уже ждут. Резко срываясь с места, она поддела его ладонью за плечо, и они скрылись в заброшенной улочке – почти безлюдной, если не учитывать двух охранников далеко вдали. Дауд настороженно смотрел вслед удаляющейся паре, с оттенком облегчения выдыхая, когда бандиты скрылись в подворотне. Но дрогнул коленями, когда его сзади поверг не очень мощный, но точный удар между лопатками. Удар был нанесен тыльной стороной кисти, и Дауд панически испугался, но, обернувшись и увидев знакомое лицо, заехал в грудную клетку товарища. Тихий, булькающий смех оборвался, а потом вновь возобновился – из-за спины Кра'да появился вляпавшийся в дерьмо Локс. – Какого чёрта ты меня пугаешь, ублюдок? – зло выругался Дауд, глядя на пухлого Крада, с неудовольствием потирающего грудную клетку. Дауд, кажется, почти забыл, что он всё еще ввязан в игру, и обязан не оставлять открытым тыл – у них же «война», в конце концов. – Ты был открыт, – слегка обиженно загнусавил Крад, оборвав мерзкое хихиканье. – Я и целил. А что такое? Ты будто и не ждешь удар… – Оставь, Крад, – поморщился уже не улыбающийся, подошедший к ним, белобрысый Локс, с тщательным усердием оттирающий торцом ботинка экскременты. – Кажется, Дауд на что-то засмотрелся, от того и проигрывает. Всё в порядке? – обратился он уже к Дауду, слишком напряженному даже для военных игр. – Ты так прицельно смотрел в сторону той улицы… Что ты ждал оттуда? Там же, вроде, – глухо. Локс был ожидаемо изумлен с его реакции, поскольку парням было известно, что паршивец Дауд ни на что не реагирует просто так. Самый дикий среди всех, он, тем не менее, не всегда действовал рискованно, опасливо выискивая второй путь, и настолько возбужденные глаза и частое дыхание не были ему присущи. – Я знаю, – спрятав взгляд, выдохнул Дауд и, скрещивая руки, оперся копчиком о ствол черёмухи. – Просто, мне кажется, что я там что-то слышал. Локс выглянул из-за густого кустарника, и подтвердил, что там действительно стоит пара матёрых типов, но вряд ли их можно было спутать с мальчишками со двора. Крад хохотнул, соглашаясь с этим утверждением, но не повышая голоса – из целей предосторожности, и не только из-за правил игры. Он опасливо взглянул на друга, искусственно улыбаясь, и поторопил к скорейшему отходу. Дауд кивнул, и они удалились на безопасное расстояние. А здесь, сидя на наружной железной лестнице, ведущей на второй этаж, его чуть было ни дернуло всё рассказать приятелям, но он вовремя остановился. Дауду казалась не лучшей затея говорить с «друзьями» о чем-то таком. – Хух, – тяжело выдохнул Крад, отдышавшись и, нагоняя их. – Наконец мы оттуда слиняли… Что ты там забыл-то, чёрт? Это не самый лучший район для прогулок. – М-м-м, – промычал Локс, вполне с ним солидарный. Дауд сидел выше на ступенях, Крад ниже, боком к остальным, а Локс стоял, привалившись спиной к поручням и, опираясь о них локтями, неодобрительно сверлил Дауда взглядом. – В северной и восточной части так точно. Друзья с искренним интересом слушали его, и почти нехотя, юноша пояснил: – Папа рассказывал. Он сторожем работает на металлообрабатывающей фабрике, и знаком с одним из стражников, патрулирующих тот район. Вроде бы, рыбацкий форпост, и всё в порядке – что тут заботиться о безопасности? Ан нет! Рыбацкий район известен в Гри'досе и окраинах, как средоточие двух мафиозных конкурирующих банд. Одна, вот, позади нас, – ткнул он куда-то в сторону севера, – славится чистой и незаметной работой. «Белые Соколы», как они себя называют, из сравнительно недавно образовавшихся группировок. Нападают в основном на дотошных богатых, и стараются не знаться с политикой – в том смысле, что не на «короткой ноге» с властями. Их «крыша» – некто Град Смельчак, говорят, ворочает бизнес на перекупке старинных вещей. И даже знаком с некой творческой, лирической аристократией. Эти – отец говорит – пусть, мирному городу они практически не мешают, кражи разве только что. Но они почти не «садят на нож» - более лояльны. Даже мирные жители – ходит слух – из особо рисковых бездомных бедняков решали попытать промысел в преступном деле, но к «пернатым» берут не всех. – Что, столь сложный конкурс? – захихикал, кажется, почти отошедший от страха Крад. – И что ждет не прошедших? – Что-то вроде того, - без тени улыбки на лице выдавил из себя Локс, уничижительно поглядев на скалящегося приятеля. – Папа говорил, что, насколько известно местной страже, там несколько уровней доступа, и ни разу подосланным «жукам» не удавалось проникнуть дальше первого. В своем кругу и на заданиях, они все носят маски, и не все знают друг друга лично – по именам или кличкам, по месторасположению – максимум. И, чем выше ранг, тем больше зона доступа между «солдатом» и «полковником». Ну, или как-то так. Вот что я вам скажу, ребята. Этот Град – странный парень. Ничего никому о нем не известно доподлинно. Ходят какие-то слухи, что он ведет себя вполне достойно – по криминальному закону чести, должно быть, – а в миссиях передвигается, как тень. Почти недосягаем для любого оружия, – отозвался о нем Локс с тишайшим восторгом и завистью. – И знает сокрытое в душах людей. Так лазутчиков и раскрыли – только будущие ассасины прошли физические испытания на прочность, и подтвердили верность идее, как всё срывается. Причем, непонятно, кто из них – вожак, хотя бы. У себя там они одеваются в грязно-серую форму, по типу многослойных комбинезонов и плащей, и совершенно непонятно, если ты – новичок, у кого какое звание. У них у всех один знак отличия – вышитое нитками белое перо на торце рукава. Не знаю, то ли это говорит об условном равенстве в организации, то ли всё специально сделано так, чтоб никто не отличил самых ценных и главных бойцов, но резон в этом поведении действительно есть. Даже так – их, скажу я вам, почти обожествляют в городе. Ну, как, некая организация, выступающая против коррумпированной власти, против деления на тех, кому дано всё, и кто ничего не стоит, – сказал парень напыщенно и важно до такой степени, что это почти вызывало смех. – Да не все проходят по физическим и психологическим нормам. Критериев я не знаю, – тут же открестился Локс, подняв руки, как бы сдаваясь. - Но там вроде бы надо быть не только физически развитым и поддерживать общую идею справедливого грабежа. Надо еще обладать какими-то качествами, вроде выносливости и стойкости, наверное. Ну, как я себе это представляю. А потом проверяют – достойный ли кандидат – на заданиях: не предаст ли он их, как поведет себя в экстремальных ситуациях, способен ли на убийство; и насколько умен – дураки вряд ли продвигаются выше рядового солдата. А даже ежели и дурак, - Дауд заметил, как Локс косо взглянул на Крада, и улыбнулся самому себе. – Главное, чтоб надёжным был; такой, кому не страшно и спину подставить. Локс сел на перилах, балансируя у стены, и выразился в духе, что, по крайней мере, он бы поступал так. Дауд продолжал слегка улыбаться – действительно, он бы тоже. Только ведь, даже в примерах это не определить, и в спаянной по виду структуре, может быть гниль и сплошные дыры. Как понять, кто есть кто? Неужто глава этих Соколов горазд знать что-то большее, чем дозволено обычным' людям'? Дауд высказал свои соображения вслух, особо подчеркнув эту несуразность, и Локс горячо закивал, заискивающе на него глядя. – Всё верно, друг мой, – выразился он высокопарно, и видом своего учителя поправляя несуществующие очки. Семья Локса была с средним достатком – мать стояла за столом консьержа в гостинице «Лунный свет», – и юноша вполне мог позволить себе образование. Локс учился в Гридосской гимназии, и с нанятым учителем на дому, и юноша мало того, что был весьма образован для своих семнадцати, так еще и, вольно или невольно, копировал привычки и интонации своего наставника. Иногда это вызывало смех, но чаще было просто странно. Отец научил его биться и стрелять по мишеням, мать – готовить и уметь залатать поношенные одежды, в случае нужды. Можно сказать, что молодой, рассудительный Локс, был достойным кавалером для дам, и хорошим человеком в принципе. Вот только, кем он станет по завершению гимназии? Пойдет ли со своим верным умом в научный мир, скажем, преподавать этику в университете, или выберет более боевую профессию? Дауд не мог с достоверностью сказать, но ему казалось, что преследование, бой, махинации и интриги – не его. Что бы выбрал сам Дауд? Он тоже учился в гимназии, но, хоть и был на три года младше, часто задумывался об этом. Как и многие гридосские мальчишки, он умел драться – и вхолостую, и на палках или деревянных мечах, - и, как возможный будущий воин, или как защитник собственных прав, поощрял в себе развитие этих навыков. Но вот быть простым исполнителем… Нет, Дауда отнюдь не тешила эта участь. В любом деле, будь то военный полк, политическая, артистическая, интеллектуальная деятельность, он бы не стал только подчиняющимся. Дауд сам желал бы управлять и, со своими умом, волей и способностями, вполне имел на это шансы. В отличие от того же Крада, который не отличался ни умом, ни сноровкой, ни циничной сообразительностью, помогающей протолкаться в карьере практически по трупам. Крад был прост, как бревно, и неповоротлив, как камень. Единственное, что из него могло выйти, это узколобый страж порядка, грузчик или земледелец. Дауд ставил на охранку, и не удивился бы, если бы его взяли таким защитным «шкафом» в отель, где обреталась в консьерже его мать. Локс зыркнул на Дауда, цыкнув на него, привлекая внимание, и известил об основном. – Думается мне, там не всё так просто. Этот их босс может иметь отношение к оккультным веяньям. Дауд, Крад, давно хотел спросить, как вы относитесь к распространенному на Островах верованию в Чужого? – парень интимно понизил голос, и тот, истончившись, особой кристальностью, показал, что для него это непростой вопрос. Крад неэтично фыркнул, лузгая белые семечки, и полу неприятельски, полу небрежно отозвался о том, как о глупости. – Дурь, я считаю, – поморщился парень вяло. – Всего лишь пережиток прошлого. Если существовали некогда какие-то Боги, то они ушли – или умерли, что для нас – то же самое. Свобода выбора, скажете вы? Ха! Да какая же это свобода? Бедственная жизнь в клоаке мироздания. Всем друг на друга наплевать, - сморщившись, Крад отмахнулся от вопроса, и сплюнул в сторону. – А как же сведенья приверженцев культа, что и руны, и амулеты действительно работают? – задался вопросом старший парень. – Это вроде действительно так, потому сановники его и боятся. Древняя религия не построена на человеческой и финансовой власти – это уже влияние Свыше. А ты что скажешь, Дауд? – Да бред! – снова неприятельски нахмурился полный юноша, покачивая навесу согнутым коленом. – Ну, действуют они, и что из того? Всё равно ведь, действуют не для всех, и не так, как ты того ждешь. Тоже, своего рода, касты – кто в доле, а кто нет. Тот, кто не выбран Свыше для каких-то целей – всего лишь «шестерка» - грунт, то, что легко переработать. Иные же – тоже в подчинении, но эти, хотя бы, наделены какими-то навыками. Крад поморщился, и покачал головой, меняя тон на пофигистичный. – В общем, я так скажу. Чёрт – этот Аутсайдер, самый настоящий дьявол – хотя я не приверженец веяний Аббатства, те еще мрази, я считаю. Использует людей, как хочет, а потом вышвыривает, как тряпки. И веры ему нет. Глупо обнадеживаться подобной мистификацией, не зная, где тебе повезет. Не предаст ли то, во что ты так неистово верил, не уничтожат ли религиозные фанатики, и не сожгут ли собственные демоны – мало ли что затребует это существо за использование магических вещичек. Лучше полагаться только на свои руки и голову – тут уж, если ошибешься, только твоя вина, – парень сжал в кулаки пальцы, как бы отмечая собственную силу, и сказал, что сам с таким уже встречался. – У меня мама – из верящих, этому, Аутсайдеру, - сказал он небрежно. – Помешалась на культовых вещах, местах, желании каких-то ощущений… Как она об этом говорит, страшно становится – слишком дотошная. А с виду – нормальный человек. Она – портниха на фабрике и, разумеется, никому из мастериц об этом не рассказывает, но мы-то с папой всё равно видим. Во время взаимодействия с амулетами она неуловимо меняется, будто и не собой становится. И, не знаю… Становится страшно в ее присутствии. Этот нездоровый блеск в глазах… – юношу передернуло. – А ну, как набросится? Да и гул от этих амулетов страшный – будто грозовой циклон всё время давит тебе на голову. Не знаю, какой дурак назвал это песней? Это, скорее, пожирающая душу и разум какофония. Какими же надо обладать задатками, чтобы суметь противостоять этому постоянному рычанию, чтобы не тронуться умом?! Я не знаю. Но, определенно точно, для обычного человека эта вера опасна. Как и предметы культа. Что бы там они ни давали, но по-моему, от них едет крышак. Я бы точно тронулся, вслушиваясь в эти мракобесные завывания, – и, чертыхнувшись, Крад наконец замолчал. – То-то и оно, что для этого надо иметь расположение от Чужого, – будто со знанием дела подчеркнул Локс, со значением подняв кверху палец. – А как его добиться – неизвестно. Но Сила, недоступная человеку, влечет многих… Хотел бы я посмотреть на того, кому ее дали, но кто смог от нее отказаться. Дауд медленно кивнул, соглашаясь, и сказал, что не может судить об этом, пока ему доподлинно ничего не известно. А он не считает для себя возможным прогадать. Для себя Дауд сознался, что, наверное, относится к Нему с нейтральной позиции и, в принципе, было бы неплохо, узнать о древней магии больше. Но другим незачем знать про его лояльность или, тем более, интерес. Это* его не касается. Локс помолчал, и продолжил свои умозаключения. – В общем, так, думается мне, что в среде Белокрылых есть и сторонники Чужого. По крайней мере, как мне известно, только он одаряет магией. Неспроста им дается удерживать власть в городе, и противостоять враждующему клану Ящеров, кого прикрывают некто из Палаты Лордов, и чьи шпионы имеются почти всюду. Ну, вот, а вторая, собственно, Жёлтые Ящеры. Да, по типу хамелеоны. И уж эти действительно опасны, мстительны и жестоки по самое не хочу. Их боятся все, даже власти, и признают силу этой группировки. Она многочисленна, и основной ее центр – судачат – под самим капитолием. Будто бы именно она правит Гридосом и всем Серконосом. Об этих людях – тоже в масках – ходит самая дурная слава, и она, по меньшей мере, не может быть преувеличением. Вот эти расположились, по неизвестному источнику, в восточной стороне Рыбного района, на улице Висельников. Хотя прилюдные казни уже почти не совершаются, там до сих пор стоит эшафот. Хорошо хоть, тебя туда' не бросило, – отозвался о друге Локс, завершив коротким смешком. – А здесь, на Уличной, шайка «пернатых» – одна из контор. И чего тебя сюда потянуло? Не сносить тебе головы, если попадешься, – полу в шутку, полу всерьез сказал юноша. – И не будешь оправдан. А это еще доказать надо – поди, угадай, – уберут на месте, и не пикнешь. И к вожаку вести не станут – маг он там или нет. Дауд сощурился, задумавшись об этом, и глухо поинтересовался, не поддерживая его веселый тон: – А как же идет набор в группы приспешников – и в том, и в том случае? Существуют же какие-то подпольные базы, с точками рандеву. Заброшенные здания, бараки, подземные ходы, крытые торговые павильоны, рассчитанные на хранение больших весов груза. Да еще и секретность… Организация дел должна быть на высоте. – Уж чего не знаю, милый, того не скажу, – фамильярно пробурчал Локс, взмахнув руками, точно птица на насесте. – Но вроде как пускают слухи через своих людей, а они потом разносятся по городу, и далеко за его переделы. Доходило до того, что листовки расклеивали на домах и столбах. Я одну такую видел. Выбеленная бумага и, на фоне размытого серого крыла, слова, порицающие халатную и жирующую власть, и нищенствующих бедняков, едва сводящих концы с концами. Не листовка – сплошное обвинение существующему положению дел. Будто это болезнь, а они – избавление. – А что, очень даже может быть, – сказал Дауд, делая паузу после каждого слова, и друзья с недоумением воззрились на него. – Ты думаешь? – хмыкнул Локс, подумав. – А ну и правильно! – горячо вдруг поддержал Дауда Крад. – Гнать надо в шею этих правителей - от них столько бед! Кровососущие ублюдки – установили свои правила на всём острове. Моему отцу, вон, зарплату урезали. Не удивлюсь, что дальше будет только хуже. – Не каркай! – одернул его Локс. – Беду накликаешь. – А что я, не прав, что ли?! – самодовольно ощетинился Крад. – Тот, кто к власти приходит, еще большего хочет. Портят людей деньги и высокомерие. Да еще вседозволенность, в куче со всем. Шёл бы этот клан лесом. Нам жить-то теперь как?! Мне придется подрабатывать… - парень набычился и, сплетая на груди руки, поглядел в сторону. Дауд с пониманием посмотрел на него. – Ну, что тебе сказать? Пусть. А представьте, если бы можно было по более поспособствовать Белым? Я еще не знаю о них всего, но их идеи мне кажутся разумными. Может быть… и мне попытать у них удачи? – Дауд спросил это прежде, чем сумел остановить свой порыв, и тут же сжался, взглянув на лица приятелей – не будет ли это рискованным, выражать перед ними эту мысль? Сознаться честно, эта идея пришла к нему не только что. Она давно засела на подкорке сознания, оставаясь вслух так и не произнесенной. Он знал не детально и о тех, и о других, и он, в принципе, был готов к тому, что они схватятся, вгрызаясь друг другу в глотки, привлекая и местных в подобии миниатюрной гражданской войны. Однозначно, он бы тоже не смог оставаться в стороне, и только прятаться. Отец, занятый на переправе Бе'рнского залива – том, что ведет к острову Та'урис, – рассказывал ему о том, что Колдуины, держащие власть в Гристоле, вроде бы не подвержены коррупции – их любит и уважает народ за справедливое правление. Но лорд-регент Серконоса был не совсем чист на руку, и потому дела в городах острова шли не совсем отождествимые с понятием «достойно». Может быть, где-то там, за горизонтом, и всё хорошо, но здесь напряжение чувствуется, и финансовые махинации сказываются на людях. Дауд не питал надежды на то, что «собаки», осадившие город, просто так покинут главенствующую конуру. А потому есть только три выхода: бежать, надеясь на лучшее в другом городе, лучше, конечно, не в провинции; игнорировать все сопутствующие такому правлению невзгоды – это допустимо только до тех пор, пока ты можешь работать и снимать жильё для проживания; или, открыто порицая, идти в сопротивление. А там, кто знает, может, у Белых есть свои люди и в Гридостской Палате Лордов, - а, если нет, так появится. Возможно, тогда у них будет шанс изменить что-то реально. Иначе говоря, ничего не делая, ничего и не появится, а Дауд не смог бы сидеть сложа руки. Крад напряженно притих, во все глаза уставившись на младшего друга, а потом на Локса и, кажется, дышал через раз. А рослый парень, задумчиво поглядев в дальнюю – южную – сторону улицы, пропустил мимо прошедшую небольшую группу прохожих. И, после тайм-аута, отражающегося напряженной мыслью на его лице, размышлительно не оспорил: – А, может, так даже лучше. Знаешь, – он заглянул Дауду прямо в светлые глаза, ловким движением вскакивая с ограды, – тебе бы это даже подошло. Думается мне, что, как раз тебя бы они взяли. Насколько я сумел тебя изучить, ты – действительно годный человек, и верный товарищ; горазд и на выносливость, и на волевую силу. Весьма умен и осторожен; умеешь сдерживать себя, хотя и вспыльчив. А что чего-то недостает, так это прикладное, этому можно научиться. И тебя научат. Да ты и сам, кинь тебя в воду неприятностей, способен будешь выплыть. Не удивлюсь, если ты еще и прославишься далеко за пределы Гридоса, а то и Серконоса. – Ну, спасибо, – то ли в досаде, то ли в похвальбе отозвался Дауд, растягивая губы. – Да-да! – не терпя возражений, улыбнулся юноша, – по крайней мере, будь я на месте Града, я бы тебя выбрал. Всё, пошли, а то мы отбились от остальных. Я видел группу из Декра’ва и Миле'ны у арочного прохода возле Речного переулка, в ста метрах отсюда. Но остались ли они там, мне не известно – пошли догонять, – и, спускаясь с лестницы, свернув на север, юноша помахал им рукой. Парни поднялись и, обгоняя друг друга, запетляли по улицам. 27.06, 03-04.07.15 /* - Чужое мнение./